Портрет Моризы

Терзаясь муками одновременно физическими и умственными, Эджер пришёл к компромиссу. В таком состоянии ни до лекаря, ни даже до Жерома он дойти не сумеет, а вот до дома, где живёт Анна со своим братом, сил ему должно хватить. Умалишённая (или просто слегка тронувшаяся рассудком), но её компресс (или что бы это ни было) помог ему в прошлый раз. Опираясь на кровать и придерживаясь за стены, Эджер добрался до входной двери и в голос чертыхнулся. Небо на погрузившейся в черноту улице заволокло тучами, по каменному тротуару уже стучали первые капли дождя. Едва не упав, он всё-таки изловчился стащить с вешалки плащ и, укрывшись с головой, неровной походкой двинулся в сторону дома Анны. Каждый шаг давался с трудом, но, как ни странно, разошедшийся не на шутку ливень играл ему на руку. Эджера лихорадило, он чувствовал сильнейший жар, а холодные капли, падавшие на открытые участки тела, и влага, оседавшая на лице, приятно остужали. На последнем издыхании он доплёлся до места назначения и что было мочи забарабанил в дверь. Вернее, попытался забарабанить, но сил хватило на единственный глухой удар. Вобрав в лёгкие воздуха, он стукнул кулаком по деревянному полотну, понимая, что и это, скорее всего, слишком слабо. Тяжело дыша, он стал копить силы, чтобы попробовать снова, но внезапно за дверью послышался шум, и та отворилась. Обессиленный Эджер, опиравшийся на дверь, едва не рухнул, как только лишился точки опоры. Ему открыл брат Анны, имени которого он так и не смог выудить из своей памяти.

– Позовите Анну! – прохрипел художник, чувствуя, что свет перед глазами меркнет, а остатки сил покидают его.

Когда сознание вернулось, он ощутил, что его куда-то несут на руках, на лицо падали холодные капли воды. Он попытался приподнять голову, но вместо этого снова отключился.

– Очнитесь! – голос, вырвавший его из небытия, был хриплым. Мужчина, очевидно, преклонных лет звал его и просил открыть глаза. Эджер повиновался.

Он очнулся на узкой кушетке в помещении, пахнущем спиртом. Он у лекаря. Рядом с ним на стуле сидел пожилой мужчина, пристально вглядываясь в своего пациента, а чуть поодаль с озабоченным видом стоял брат Анны.

– Как вы себя чувствуете? – Эджер нашёл в себе силы сесть, хотя и проделал это неуклюже, перед глазами до сих пор всё плыло.

– Что со мной? – спросил он у пожилого господина напротив.

– Боюсь, я не в силах объяснить причины вашего состояния, – смущённо закусил губу тот, – у вас противоречивые симптомы. За годы своей работы я, признаться, вижу такое впервые. Я пустил вам кровь и дал пару настоев. Как вы себя чувствуете?

– Лучше, – кивнул Эджер. Он всё ещё был слаб, однако голова больше не болела и тошнота отступила.

– Я могу продать вам несколько ампул с настоями и готов осмотреть вас повторно завтра вечером.

Эджер, сообразив, что пришло время оплачивать лечение, вынул из кармана деньги и протянул горсть доктору. У последнего заблестели глаза, стоило рассмотреть количество оставленных монет. Он тут же забегал по кабинету. Во время суетливых перемещений мужчины Эджер заметил под врачебной накидкой пижаму – очевидно, лекаря выдернули прямо из постели. Видимо, когда он потерял сознание, брат Анны отнёс его к врачу. Но почему? Почему Анна не вылечила его, как в прошлый раз? Лекарь тем временем закончил метания, набив настоями разных оттенков небольшой холщовый мешочек.

– Вы дойдёте сами? – участливо осведомился он, когда пациент, пошатываясь, направился к выходу.

– Я его провожу, – подал голос брат Анны, до того никак не обозначавший своего присутствия.

– Простите, – повинился Эджер, стоило им выйти за порог. Дождь к тому времени уже закончился, и можно было идти не спеша по тонущей в ночной тьме улице. – Я забыл ваше имя. Да и сам не представился, кажется, в прошлый раз.

– Не переживайте, кажется, в нашу первую встречу своё имя называла только моя сестра. Я Томас.

– Эджер.

Томас, очевидно, был его ровесником, но из-за внушительного телосложения казался старше.

– Простите, что я вот так вломился к вам на ночь глядя, – снова извинился Эджер, – но мне было так плохо, я мог надеяться только на помощь вашей сестры.

– Анна вчера уехала.

– Уехала? Далеко? Надолго?

– В другую страну, – уклончиво ответил Томас, – она не живёт здесь, приезжала меня проведать на неделю и вчера уехала домой.

– Плохо… – протянул Эджер, крепче вцепляясь в сумку с лекарствами, – теперь у него оставалась надежда только на них. И почему он не выслушал её тогда на рынке? Теперь, после слов лекаря о том, что ему невозможно поставить ни одного диагноза, объяснить всё происходящее с ним рационально не получалось.

– Анна сказала, что вы виделись на рынке, – произнёс Томас неуверенно и, тут же смутившись, замолчал, явно не закончив мысль.

– Да, верно, – Эджер смутился не меньше, и даже сам не знал отчего: то ли оттого, что ему было стыдно пересказывать её брату безумные речи о проклятии, то ли оттого, как невоспитанно он повёл себя по отношению к ней.

Остаток пути мужчины прошли молча. Томас, как и обещал доктору, проводил Эджера до дома, и на том они расстались.

Эджер, понимая, что спать до прихода Моризы ему осталось немного, решил лечь одетым. Его всё ещё штормило, но состояние уже было куда более сносным. Завтра, а вернее, уже сегодня он закончит портрет, получит деньги и как следует займётся здоровьем. Надо только дотянуть. С этими мыслями он улёгся спать, отметив про себя, что так и не купил новую кровать, и решил сделать это прямо завтра.

Глава 8

Ему снова снились кошмары, однако теперь их содержание растворилось в памяти, стоило стуку, раздавшемуся в мастерской, пробудить его ото сна. Эджер подскочил как ужаленный и тут же пожалел, что вообще проснулся. Ему снова было плохо. Поднявшись, он впустил тарабанившую в дверь Моризу, на этот раз не извиняясь и не лебезя перед ней, так как просто не было сил. Собираясь уже закрыть дверь, Эджер вдруг заметил прямо у своего порога письмо, придавленное камнем. «Странно», – подумал он, не без труда нагибаясь и поднимая конверт. Художник собирался было открыть его, но подумал, что, если срочно не выпьет пару микстур лекаря, то снова отключится, а его ещё ждёт работа. Мориза тем временем скрылась в мастерской, а Эджер, пользуясь этим, достал из-под прилавка холщовую сумку и принялся один за другим пить настои, прописанные лекарем. Письмо он положил на стол рядом. Пара из микстур были до того мерзкими на вкус, что он едва удержался, чтобы не опорожнить желудок прямо на пол магазина.

– Эджер, вы здесь? – послышался голос из мастерской, и художник поспешил к клиентке, превозмогая слабость. Письмо он прочтёт позже.

Сегодня буквально всё его существо противилось рисованию. Рука отнималась, но Эджер продолжал писать.

– Сегодня закончите? – против обыкновения заговорила Мориза. Сегодня она не была похожа на прежнюю себя, сидящую на стуле словно каменное изваяние. Она едва заметно ёрзала, и ей явно не терпелось закончить работу над портретом.

– Да, – выдавил улыбку Эджер, – работы осталось максимум на полчаса.

Это было чистой правдой, чувствуй он себя лучше – вообще завершил бы портрет парой верных мазков, но перед глазами у него всё плыло и приходилось осторожничать, чтобы не испортить работу.

Когда ему оставалось только изобразить блики на прозрачных камнях в серьгах Мориз, кисть выпала из ослабевшей руки.

– Чёрт возьми, – пробурчал он про себя и, выглядывая из-за мольберта и улыбаясь из последних сил, сказал, – прошу меня простить, я отойду буквально на минутку.

Едва не падая, он дотащился до холщовой сумки, оставленной на прилавке, намереваясь допить все оставшиеся микстуры разом, когда взгляд его затуманенных глаз сфокусировался на письме, покоившемся рядом. Положив его на стол противоположной стороной, он только сейчас заметил надпись на конверте: «От Анны». Сердце его ёкнуло, и он, позабыв обо всём, вскрыл конверт и извлёк исписанный аккуратным почерком лист желтоватой бумаги.

«Здравствуйте, Эджер. Пишу вам перед самым своим отъездом. Я понимаю, что вы не поверили мне тогда на рынке, но я не могу уехать, зная, что вам угрожает смертельная опасность, и не попытавшись вас предупредить. Сегодня с раннего утра я следила за вашей мастерской. Думала подкараулить и снова попытаться поговорить. Но всё обернулось даже лучше. Я своими глазами увидела источник вашего проклятия. Женщина, пришедшая в изумрудном платье. Не думайте, откуда я всё это знаю, а просто поверьте! Украшения, что надеты на ней, – прокляты! Гоните её прочь, прошу вас, иначе вы погибнете. И прошу, сожгите это письмо сразу после прочтения! Прощайте».

Ниже шла приписка другим, менее аккуратным почерком.

«Простите, что не отдал вам эту записку сразу, но я переживаю за Анну. Она не сумасшедшая, прислушайтесь к её словам. Она знает, о чём говорит».

Комната завертелась вокруг него. Эджер сделал неуверенный шажок, чтобы не упасть, продолжая держать перед собой письмо. Он больше не считал Анну сумасшедшей. Он считал безумцем себя! В памяти всплыл сон с ужасным ожившим портретом и картиной, на которой было изображено его бездыханное тело. Эджер пытался прикинуть в уме, что ему делать, когда за спиной раздались шаги и голос:

– Вы скоро?

Эджер обернулся, и в глазах его застыл ужас. Он попытался броситься к двери, но обессиленное тело поддавалось с трудом. Художник запнулся и повалился на пол, не сводя взгляда с Моризы.

Женщина ничуть не удивилась его поведению, напротив, с её лица слетела маска участливости, и по губам поползла та самая зловещая ухмылка, что явилась Эджеру в ночном кошмаре.

– Да… – протянула Мориза, царственно приближаясь. – К концу вы все догадываетесь, что что-то не так, но, увы, мальчик мой, бежать поздно, – Эджер всё это время силился добраться до двери, но Мориза в пару шагов оказалось у неё первой и повернула ключ. – Пора закончить свой шедевр, – процедила она и, схватив Эджера за ворот рубашки, потащила в мастерскую.

– Что вам нужно? – простонал он, не в силах сопротивляться.

– Совсем малость, мальчик мой, лишь твоя душа. Звучит чересчур пафосно, я понимаю, но уж как есть.

– Объясните! – выдохнул художник, когда его выпустили из хватки, поставив перед мольбертом.

– Дорисовывай! – рявкнула Мориза, усаживаясь на стул.

Ключ от мастерской был у неё в руках, и у Эджера в его плачевном состоянии не оставалось ни единого шанса её одолеть.

– Я буду рисовать, если вы объясните, что происходит! До истинных мотивов клиентки ему дела не было, но он наделся таким образом выиграть время и придумать способ спастись.

– Да не всё ли тебе равно? – усмехнулась женщина, расправляя складки на зелёном платье и поправляя осанку. – Хотя, – вновь заговорила она, проведя пальцем по камню на своём кольце, – эта история достойна рассказа.