Цветок Гильгамеша. Книга вторая: бессмертие. Приключения. Фэнтези

– Ну, через три дня над тобой будет царица Мария —я переворачиваю вещи на смех, потому что разговор стал довольно опасным, да и если я знаю его характер, то лучше с хлопком вынуть ему душицу, а не с упрямством рассердиться – лучше спросить у боярского совета, как сделать так, чтобы и волк был сыт, и ягненок остался нетронутым.

– Она больше не будет Марией, но Ирине, потому что она носит с собой мир. А Боярский совет будет слушать и исполнять. Я сказал! – бьет по спинке стула болгарский правитель-а теперь иди, чтобы тебе стягивали одежду и показывали покои-хлопает один раз и влетают стражи-позовите Козму явиться немедленно!

Затем он обращается ко мне:

– Брат, ты ведь знаешь этого книжника? Я помню, что он вернул тебя в Болгарию по моему приказу. Я даю его тебе, чтобы он вел тебя туда, куда должен, и платил все, что должен, а это Возьми на всякий случай – и он отходит от своего бархатного ремня мешочек, который бормочет золотом!

Мы еще раз потягиваем вкусную жидкость, и вот Козма со своей вечной рваной рясой. Я прощаюсь со своим старшим братом и иду, чтобы показать мне покои, которые оказываются рядом с покоями Марии.

«И не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое Царство, и сила, и слава, до веков. Аминь! – только мог родить мой ум, когда понял, что буду спать на одной стене вдали от любви всей моей жизни…

…В триклинии шумно до выкупа, так что уши прямо оглохнут, привыкшие к монастырской тишине. Это трубка, и на этот раз я действительно оглох.

– Царь Петр Первый Болгарский – объявляет дворцовый правитель, и все вдруг замолкают.

Мой брат ведет за руку Марию Лакапину, уже Ирине, которая сияет, как Солнце, своим золотым платьем и царственной диадемой, вплетенной в ее волосы. Прекрасна моя Мария как богиня Афродита, рожденная из пены Критского моря. Все кланяются, а царь успокаивающе махает рукой. Затем он ведет свою жену к огромному столу, где все стулья одинаковы, кроме двух. Он ждет, пока она изящно устроится, а затем расслабляется рядом с ней. Внезапно ворвались парни-пажи, которые начали приводить гостей на свои места. Приглашенные на Пирр стоят и ждут, когда их увезут, потому что иначе будет большой хаос. Меня, естественно, берет один из первых, и, как обещал мне жених, меня сажают рядом с Марией, которая уже официально через два дня будет Ирине. По другую сторону моего брата садится ее отец Христофор Лакапин, который находит время, чтобы по-дружески кивнуть мне, потому что мы несколько раз виделись с его отцом и даже говорили в основном на военные темы, что он очень увлечен различными стратегиями, тактикой, оружием и боевыми приемами. Я, конечно, всего лишь теоретик, но мне удается участвовать на равных в таких разговорах и, видимо, он меня хорошо запомнил. Мой Брат поднимает бокал. Все снова замолкают. На этот раз трубочистам не нужно надувать мои уши:

– Я поднимаю тост за этот новый союз между нашими двумя великими державами! Пусть он принесет мир на нашу землю, чтобы народы мирным трудом пожинали только добро! Да здравствует царица Ирина!

– Да здравствует, – кричали в хоре все присутствующие!

Я тоже закричал, и изумленный взгляд этой рядом со мной заставил меня проглотить последний слог.

– Это мой брат, Баян, принцесса. Можно с ним на ромейском говорить, что он там у вас на науке учится, и в Магнауре его знают как Венеамин. Ты не видела его во дворце своего дедушки?

– Я не, Ваше величество, но если вы положили его рядом со мной, значит, вы его очень любите и тачите, так что позвольте мне относиться к вашему брату – так же-мягко и чарующе звучит во лжи тот голос, который заставлял меня дергаться и сходить с ума.

– Я возвещаю ему еще немного о главе церкви, чтобы он был рядом со мною, и чтобы у него была достаточная власть, потому что кровь Симеона течет в его жилах, и не следует тратить эту мощь на чтение различных свитков, – царь проявляет великодушие перед будущей царицей, а она мгновенно реагирует на это.:

– Хороший царь должен быть разумным, чтобы заботиться о тех, кого он заслуживает своим умом и преданностью, а если он здесь, значит, он верен тебе, не так ли?

– Я так думаю, дорогая, как только он бросил учебу и вернулся, чтобы помочь мне, – вдруг сепнулся Петр и крикнул высоко – Ура дружине! Ешьте и пейте для здоровья тех, ради кого накрыт стол! Пусть музыканты возьмутся за работу, что мы не на похоронах собрались!

…Я Не знаю, как дождался в окончания кошмарного пира. И если раньше вино приносило мне тепло и удовольствие, за столом я едва пробовал несколько глотков и съел немного фруктов. Если бы кто-то сказал, что еды было недостаточно, он бы солгал, что только из куриного молока не было на столе. Мария с первого взгляда поняла мое настроение, вошла в него и тоже почти ничего не касалась стола, несмотря на то, что царь был воодушевлен и постоянно произносил тосты. Мы брали бокалы, чтобы не проявить неуважение, но это все. Когда большинство гостей испачкались, и их слуги начали увозить их на улицу, я нашел место, чтобы спокойно уйти в свои покои. Когда я уходил, королева прошептала мне.:

– Я рассчитываю на тебя и на нашу любовь!

Но я не мог подробно объяснить и не желал такого разговора прямо сейчас. Мне удалось лишь проговорить:

– Это будет хорошо для всех нас, чтобы забыть меня!

Я вышел из триклиниума во внутренний дворик, где легкий ветер подавил напряженные противоречивые чувства, зажженные в моем молодом сердце. Как молния прошла сквозь меня мысль, что на пире был только мой дядя Кеворк Сурсупал, а мать Мариам отсутствовала. Это Странно. Ее сын женился на византийской принцессе, а свекрови нет на свадебном пире. Очень странно. Потом я пошел по длинным коридорам и совсем не заметил теней, подкрадывающихся за мной. Когда я подошел к своей двери, что-то сыплется, и Кинжал застрял почти рядом с ручкой в дубовых досках. Узнав, что он не попал, нападавший набросился на меня голым мечом, я отошел и «тем» движением трех пальцев бросил нападавшего на стену с правой стороны. Еще одна тень, одетая в черное, пришла на помощь, но все мои жилы уже были готовы. Я схватил меч первого, и мой ловкий мозг вспомнил уроки Негуна. После нескольких движений он сжался с пронзенным животом и начал отхаркивать кровь. Я позволяю ему мучиться, не боясь, что он снова встанет, и бросаюсь на того, кто напал на меня первым. Я поднимаю его за кожаную рубашку и касаюсь меча ему в грудь:

– Кто послал тебя и почему, – тихо и зловеще спрашиваю, – говори, мерзавец, или кончишь, как тот, кто тонет в крови своей!

– Ты умрешь, потому что ты подло предателя Петра! Разве ты не понял, глупец, что народ не хочет этого, а князья тоже?

– Скажи, кто тебя послал, и я подарю тебе жизнь!

– Я не хочу этой жизни, и жалко, что не смог выпить твоей крови, чтобы ты больше не мог продавать Болгарию ромеям – потом берет мою руку его мечом, чтобы вонзить его в свое тело…

Прибежали какие-то стражи, а за ними прибыл начальник «Чиготы», как называется Особая группа охраны.

– Что здесь произошло, князь? Что это за мертвецы? Вы ранены: вопросы, вопросы, вопросы?

– Я не ранен, но мог бы и не быть живым. Почему здесь нет стражи и как эти двое проникли в царские покои? Ведь они могут и царя с царицей стереть, как она ушла.

– Мы виновны, господин, но твой старший брат распорядился, чтобы охрана сосредоточилась вокруг Пирового зала и у наружных дверей, а их величества находятся под постоянной личной защитой. Никто не ожидал, что кто-то нападет так открыто. Просто на тебя забыли поставить охранника, и это все моя вина, чтобы и голова пошла немного. Уже сейчас я прикажу, чтобы мне надевали цепи, чтобы меня посадили в темницу, не моргнув глазом, но с опущенной головой реди слова сии.

– Как тебя зовут, человек Божий, – спрашиваю я не совсем строго?

– Беллар, князь, Боил Гостону, которому отец служит тебе верно, я первенец, – с искрой надежды отвечает одетый в железо воин.

– Хорошо, Белар, я буду говорить с царем, чтобы он не наказывал тебя, но отныне и впредь пусть у каждой двери здесь будет не один, а по два стражника, и на каждом песке ты будешь менять их, чтобы они не уменьшались! Будьте готовы к бою, всегда готовы к бою!

– Будет исполнено, господин, а за милость благодарно! Я твой верный раб до жизни и смерти. Когда ты позовешь меня, я всегда буду на связи, ты это знаешь! Я никогда не нарушу свое слово.

– Да ладно, если я клянусь, что не изменю своих намерений! Я не люблю много разговоров. Лучше убрать трупы и кровь, чтобы царица не проглотила язык от страха, потому что в первые дни жизни в Болгарии со смертью она сталкивается!

Беллар не ждет, когда его пригласят, и быстро отдает приказы. Двое хватают одного трупа, а двое других – второго, и один из них вызывает:

– Багатуре, я его видел. Он один из тех, кто кормит боил, который является правителем Дрестера. Он уже несколько дней в столовой, и я наблюдаю, как приплывает к здешним солдатам, чтобы угощать винодельни во внешнем городе. Найди своего мастера.

– Подожди, подожди, – останавливаю я, – ты теперь перестаешь рассказывать о этому парню и тому, кого ты знаешь и кого не знаешь! Ясно? Как тебя зовут, стражник?

– Тотку назвал меня моим отцом, твоей милостью, и так все меня знают. Тотку-сын Карана, который при Ахелое потерял руку в битве с ромеями.

– Теперь, сын Карана, ты остаешься здесь рядом со мной, а другие да унесут тело! И ты не будешь отделяться ни на шаг, что когда мне понадобится быть под рукой – как я скучаю только по моему Негуну, который не позволил бы так меня удивить. Хорошо, что рука была не точна, иначе я бы уже разговаривал с отцом из небесных селений.

Я помню, что с мамой не виделся, и опять вспоминаю, что ее не было на пиру, а дядя Кеворк, которого зовут Георгий, видел его там. Мой брат забыр нашу мать за счет будущей жены?! Я киваю Тотку идти со мной и направляюсь к другому зданию, где комнаты той, что родила меня для мира…

СЕРЕБРО РОЗЫ

Мой Негун задержался в Царевграде, но все же вернулся. Он пришел в сумерках, грязный, пыльный и уставший на капру телеги, за которой кротко шел его верный жеребец Синбад, имя которого когда-то в нашем языке означало «Царь мудрости». Повозка была заполнена свитками и целыми книгами, сшитыми с животными жилами и лыко. Хорошо, что у него было достаточно монет, чтобы заплатить, потому что эти книги, которые называются «кодексами», стоят мило и драго, но они того стоят.

Я позволил ему помыться, переодеться и накормить себя, попрощался с игуменом Стефаном, который отказался от патриаршества, чтобы взять монастырь и иметь с кем пить вино. От всей этой истории Польза пришла к владыке Дамиану, который даже не поблагодарил его. А я ждал, когда придет мой посланник, чтобы рассказать мне. Прошло не так много времени, да и целый месяц его нет-это огромный период по сравнению с нынешними минутами. И вошел Негун и заполнил маленькую дверь камеры, хотя и не был высоким.:

– Садись, Негун, здесь на миндере и рассказывай, что происходит в Царском городе!

– Ты знаешь меня, твоя милость, что я не из тех, кто говорит. Что бы я ни сказал, Этого будет недостаточно. Ромеи живут своей жизнью, богатые, конечно. Бедные страдают, как всегда, и натягивают жилы на непосильную работу. Солдаты, немного научив их держать меч, наталкивают их на умиротворение провинций. Но теперь, по крайней мере, их северная граница спокойна, с тех пор как Мария стала Иреной, а мы стали сватовами с Лакапинами. Как долго это будет продолжаться, я не знаю. С одной стороны, это хорошо, когда есть мир, но я в них не очень верю. Лукавы и неверны ромеи, как змеи ядовитые, и мы никогда не должны забывать об этом! Но брат твой Петр успокоился и предал кучу крепостей своею своею своею в качестве выкупа за невесту, пока тот не возвратил ему тех, кто был прежде наших, еще со времен прадеда твоего Тервела. Но что бы я ни сказал, это не хорошо, так что лучше молчать!

– Ты хорошо привез эти книги в монастырь, но еще что-то должно было быть с тобой, а я не видел?!

– Я оставил их в лесу, пока ты не скажешь привести их.

– Немедленно иди и веди их в монастырь! Если они с капюшоном, то не будут смотреть на их лица. Затем мы наденем на них по одной расе, чтобы они не отличались от других монахов. Даже сейчас ты возьмешь две расы и еще там переоденешься! Они очень хорошо говорят по-гречески, и ты научишь их говорить, что они из монастырей на Афоне. Например, из монастыря «Пантократор», где находятся только римские монахи. Если они не знают, как креститься, покажешь им там, в лесу, а здесь мы уже разберемся. Оставьте лошадей в конюшне монастыря! Я поговорю с игуменом монахов, чтобы они не спрашивали, что и почему. Надеюсь, ты понял, что я сказал?

– Я иду сразу же, что они, должно быть, там выспались от ожидания.

– Хорошо, я в это время договорюсь о том, чтобы им назначили две камеры рядом с нашими с тобою, потому что ты, как мой личный страж, в соседней с моей.

Мой личный охранник пошел за ними, а я поспешно договорился с игуменом, который, не много спрашивая нужных приказов, и в поздние вечерние часы мне удалось обнять своих долгожданных гостей, но без лишних слов я отправил их спать после утомительного пути. И завтра день, как говорят мудрецы.

А утром, после утренней литургии, мы уже могли видеть друг друга, как люди. Для большей безопасности мы пошли в лес к монастырю и сели возле ручья, прямо на зеленую траву. Зартош и Омид такие же, как я оставил их в Константинополе во время нашей последней встречи. Они спокойны, спокойны, постоянно улыбаются, теплые и дружелюбные. Мы говорим на ромейском, которым владеем все, но иногда подкрадываются слова из того древнего персидского, который в один период был общим для обоих наших народов. Даже раньше, когда я слышал, как они говорят на эламском, а может быть, и на арамейском, многое из моего разговора было близким и понятным, хотя этот язык я нигде не учил. Я также заметил, что часть этих слов присутствует в родной речи моей матери-армянки, что совсем не показалось мне странным. Ведь у армян много веков назад была огромная империя на этой райской земле, так что они довольно сильно помесились языками, даже кровно с народами Леванта, где персидский язык тысячи лет был основным для всех народов и племен того края.

– Расскажите, как вам моя родина! Я знаю, что дорога была утомительной, но вы поспали ночью в холоде и спокойствии, что монастырь тихий и мирный. Он будет таким и впредь. Я предлагаю вам остаться здесь, отдохнуть и в общее для нас время передать мне то, о чем мы говорили еще год назад в Византии! А я, как могу, расплачусь.

Зартош, естественно, взял на себя задачу ответить, потому что Омид в большинстве случаев был своего рода его молчаливой тенью. Такая же ситуация, как со мной и Негуном.:

– За этим мы и пришли, ваша светлость, князь Все, что мы обещали, мы выполним до последнего слова. А об оплате говорить нельзя, потому что это не то, что мы ищем в жизни. Я думаю, что мы искали его так долго, мы нашли его, Хотя он все еще необработан, как кусок обсидиана, из которого должен стать нож. Но, возможно, это неправильное сравнение. Правильно, что из большого изумруда мы должны сделать чашу, полную знаний, из которой все человечество будет пить и все еще хотеть большего и большего. Потому что знание огромно, но не каждый может дать его людям.

– И не каждый может преподнести это им должным образом – голос Омида как эхо, – потому что данное неправильным образом и грешным людям множество поражений может совершить.

– Вы хорошо говорите эти вещи, и, глядя, вы не тратите время на пустые разговоры – я говорю с удовлетворением и небольшим страхом, потому что я ничего не понял из всей этой двойной тирады.

– Мы также принесли с собой немного книг, но ты еще не готов к ним. Придет время, когда многое прояснится. Не переживай, потому что мы с Омидом еще будем давить на тебя учебой. Не только чтением и письмом, но и действиями, совершенно недостижимыми для других людей, потому что именно поэтому мы здесь! Они внутри тебя, ты уже это делал, но ты этого не осознаешь. Ты маленький, ты большой. Вскоре ты поймешь это, хотя много раз приходит сомнение, как это бывает у большинства людей. Это хорошо, потому что иначе как Икар растопит твой Гелиос воск и падешь в великое море с очень высокого…

…Вот так началось мое внутреннее и даже внешнее изменение, благодаря двум до недавнего времени чужим для меня людям. Меня учили особым языкам, с которыми общается мудрость. Долгие дни и ночи Зартош с упорством и терпением рассказывал мне об учениях Востока. Он заставлял меня искать преемственность и развитие различных религиозных представлений, находить сходство между мифами разных народов и племен. Медленно, методично, но, должно быть, во мне накапливалось знание, и мне не было стыдно спрашивать, когда что-то непонятно. Иногда я чувствовал сопротивление ранее запоминающихся фактов, которые вступали в противоречие с тем, что говорил учитель, и вместе с ним мы делали все возможное, чтобы найти правильный ответ, решить задачу, даже если она крошечная, как гороховая ягода. Несмотря на категоричность принимаемых уроков, во мне постепенно формировалось что-то мое, объединяющее заученное с какими-то странными, логическими умозаключениями. А их я таила внутри себя, даже записывала, но не всем делилась с Зартошем, потому что боялась обидеть его желание обучать меня. В течение наших уроков он наслаждался моим усердием, как легкостью, с которой я запоминаю преподаваемое. Он даже говорил мне, что гордится мной и что не сомневается в моей миссии, которую он видел еще при нашей первой встрече. Это как любовь с первого взгляда. И я сразу вспомнил, как в нас с Марией вспыхнул огонь, как только мы встретились в одном из коридоров императорского дворца. И она управляла теперь моей Родиной от имени своего мягкотелого мужа, с навыками, не присущими «слабой» женщине.…

Я не помню точно, сколько длились эти особые уроки, пока к ним присоединился мой другой учитель – молчаливый Омид. И я не забуду его вступительных слов.:

– Ты знаешь, я не очень люблю говорить. Я буду показывать больше, чем говорить. И если мое имя означает «Надежда», то ты сам-огромная надежда для всех людей. Теперь ты этого не поймешь, но мы должны сделать так, чтобы ты знал это, чтобы принять это как миссию. Зартош наполнил тебя знаниями, а я собираюсь сподобить тебя возможностью. Я продолжатель некоторых тайн и загадочных навыков, которыми тысячи лет назад владели халдейские маги, еще до Вавилонского государства Нимрода и Семирамиды. Это своеобразное искусство, которое только заранее подготовленный человек может принять и использовать по назначению. Они даются не каждому, а очень бережно передаются только тем, кто показал себя честным, любящим и искренним прежде всего с самим собой. Пока человек не научится верить в себя, признавать свои ошибки, учиться у них, уметь прощать себя, он не должен прикасаться к тайному знанию. Все, что ты сейчас начнешь приобретать как мастерство, будет для других людей волшебством, чудесами, даже дьявольскими делами, но это тебя не должно беспокоить! Потому что такие реакции являются плодом невежества и духовного заблуждения, накладываемого десятилетиями в человеческий рассудок. Вы сами убедитесь, что это просто особые способы воздействия на людей и предметы, даже на самого себя, потому что сначала вы должны доказать свою способность себе, а только потом применять ее к нуждающимся. Но у всех есть нормальное объяснение для тех, кто это делает. Чудес нет, Баяне, есть незнание и простота. В вашей Библии написано, что низшие духом блаженны, и это действительно так. Низшие и непросвещенные блаженны в своем невежестве, потому что не имеют больших требований к жизни. А такие, как мы, живут в постоянной тревоге, и их единственное счастье-радость в глазах других, будь то нищие или короли. Никогда не помогай тем, кто не хочет твоей помощи! Не из-за их неблагодарности, а по той простой причине, что нежелание приводит к неудачам. Любая неудача вызывает сомнение в тебе самом. Не то чтобы это сомнение не будет приходить к вам во времени, но пусть вы сами не бросаете ему вызов!

Много слов произнес тогда при вступлении этот молчаливый человек, чтобы он снова заткнулся и при наших совместных уроках вытаскивать ему слова с ченгелем. Но он подарил мне кое-что, что стало частью моего духовного и физического тела. Даже не сам предмет, а идея его изменила мою сущность больше, чем любые уроки и наставления:

– Это, Баяне, звезда магов, без которой ни одно колдовское умение не может осуществить в своей жизни. Это происходит с незапамятных времен, когда еще не было письменности, которая показала бы нам, когда именно ее сделали наши древние предки. На ней есть знаки и символы, значение которых можно интерпретировать по-разному. Я принял их такими, какими разъяснил мне тот, кто меня обучил, но решил поступить с тобой иначе.

– Меня это очень волнует, Учитель. У меня мурашки по коже от твоих слов, от мысли о том, что меня ждет в будущем. Будущее как в тумане, а я не научился прозревать в нем, как это делали библейские пророки. История помнит тех, кто проникал в нее силой своих уникальных навыков и даров.

– Большинство хваленых пророков, люди с больными умами, которые получают видения, но никто не может быть уверен, кто их посылает. Человек должен быть полностью очищен в своих мыслях от соблазнов и от обычных человеческих штативов, чтобы получить картины истины. Пророк, который убивает своими руками или божественными молниями, не может быть чистым, если он собирается дважды объявить его святым. Вспомни, что написано в Ветхом Завете о Святом Илии, и ты меня очень легко поймешь! Мало кто действительно видел будущее. И я скажу тебе, что судьба тех, кто знает свой завтрашний день, не для зависти, мой юный ученик. Тебе будет слишком скучно, если ты знаешь, что тебя ждет. Гораздо важнее быть готовым к любым вызовам и сюрпризам, будь то приятные или наоборот. Начертав свой путь еще до рождения, достаточно направить мысль правильным образом, чтобы она могла вести тебя по нему, не скатываясь в пропасти и Бездны, к греху и искушению греха, которое есть то же самое.

– Я немного не понимаю, почему это то же самое?

– Совершишь ли ты одно действие или захочешь это сделать-это все равно. Но все же мысль-это меньший грех, потому что без действия никак не отразится на окружающем нас мире. Тем не менее, такие люди, как ты и я, должны воспитывать свое сознание, даже если мысль не допускает, потому что мысли, как дела, записываются в личной книге каждого. Это делается для того, чтобы, когда придет то время, измерить тебя по тому, что показывают весы. Как греческие боги помещали души героев на весы, так и божественный Судитель будет измерять в зависимости от того, в каком направлении склонятся весы. Эти вещи должны были быть вам уже известны из Зартоша, потому что они присутствуют во всех легендах и мифах древней мудрости. Их можно найти в книгах Индии и Египта. Но вернемся к твоему личному знаку, который будет поддерживать твои магические дела, исцеления, перевоплощения и самовоспитания.

И слишком болтливый в тот день благородный муж засунул в складки одежды своей, а, вынув руку, в ней сверкнул какой-то очень странный предмет. Я никогда не видел такого удивительного изделия, сделанного из серебристого металла, в которое вдавались еще более непонятные знаки. Я как-то испугался и интересно, почему я почти не почувствовал его в своей руке. Мне он показался таким легким и воздушным. Я поднес его к глазам и с интересом смотрел на незнакомые символы.

– Это очень старые изображения, которые, как я уже сказал, для всех имеют разное значение. Каждый маг делает свой талисман и копает в нем свои знаки, чтобы другой не мог им пользоваться. А если кто украдет его, чтобы он был поражен небесным гневом, вполне заслуженно. Заклинания и мантры повторяются на протяжении веков одинаково, но у каждого мага есть своя Звезда, в которую он вкладывает часть своей души, а она звезда таким образом неразрывно связана со своим хозяином. Теперь ты берешь эту штуку и кладешь ее в глину, чтобы напечатать. Затем ты сам отливаешь его, разглаживаешь и полируешь, а в конце после серьезного рассмотрения высекаешь тонким долотом знаки, которые считаешь нужными, близкими к твоей сущности. Это медленный процесс, но никто не заставляет тебя бегать. Чтобы обладать нужными магическими качествами, этот медальон делается медленно, с любовью и осуществленными видениями. Кстати, то, что я тебе дал, это не мой амулет, так что не беспокойся о том, чтобы вернуть его мне прямо сейчас! Для тебя важно сохранить форму, размер и вообще внешний вид, а остальное будет формироваться твоей внутренней силой и волей.

– Хорошо, Учитель, но я не разбираюсь в литье металлов, да и где я найду это странное железо для моей личной звезды?

– Ты принц. В тебе течет особая кровь, и ты не можешь сделать медальон из простого железа. Я не знаю, из какого металла он сделан. У меня осталась память о моем учителе, который ушел из мира, обучая меня. Но перед этим он дал мне один плоский кусок того же металла, и я с помощью простых инструментов целый месяц скребал его, резал и пилил, пока он не получился таким же, как его звезда по форме и размеру. Опять же, я вырезал знаки, большинство из которых явились мне во сне после долгих самоанализов. Ты будешь отливать его к кузнецу ближайшей деревни. И ты сделаешь это из чистого серебра. Ты захочешь, чтобы настоятель дал тебе серебряный подсвечник из церкви утварь. Кузнец покажет вам, как расплавить его в железном ведре и отлить в форму, которую вы сами будете делать из глины. Потом глину поджаришь в очаге, чтобы она не лопнула при отливе серебра. Само серебро мягкое и легко поддается обработке, поэтому с помощью одного ножа вы можете проголодать его и очистить от краев. Этим же лезвием вы можете углубить свои личные знаки, но лучше, чтобы кузнец сделал вам или дал вам какое-то тонкое долото вместе с небольшим молотком, которым вы могли бы ударить по нему. Остальное серебро ты отдашь кузнецу в благодарность. Он будет доволен, и работа будет сделана правильно.

Я поблагодарил Омида и побежал искать глину, чтобы сделать форму. Проще всего было сесть на лошадь и отправиться в деревню, где, помимо кузницы, я знал, что несколько человек делали всевозможные горшки из коричневой жирной глины. Это не работа для такого человека, как я, рыться какой-то лопатой в поисках чего-то, чего он не знает, где он находится. У этих людей было много материала, что это их ремесло. Деревенщины не догадываются, кто я такой, но встречают меня радушно и, не задаваясь вопросом, почему и как, дали мне глину, а я перед ними совершенно ничем не уступая положила в нее звезду магов, чтобы получить хороший отпечаток. Затем я попросил их вместе со своими кувшинами и тарелками испечь и мою особую посудину, в которой я сделаю отливку. Мы договорились о том, что через два дня у них соберется достаточно сосудов для выпечки, что их печь была большой и очень красивой, и все гончары одновременно печали свои работы. Радостно и радостно я направился в кузницу, ведя коня за уздечкой. Кузнец сначала подумал, что я хочу подковать жеребца, который явно не был доволен короткой ездой и нетерпеливо переходил с ноги на ногу. Я объяснил, что мне больно. Крутой, дымчатый мужчина засосал в своем умысле рыжие усы, а затем кивнул в согласии, тем более сказав ему, что это будет сделано через два дня. Я попросил, чтобы он также приготовил мне небольшое, но острое долото, а также удобный молоток, которым я затем вырезал знаки в серебре. Затем он бросился в кузницу, потому что железо остыло и должно было снова нагревать его в печи.

«Интересно, как один не сказал мне ничего о деньгах за услугу?» – я думал об этом, когда ехал в монастырь. Я оставил лошадь в конюшне двух монахов, а потом вошел в магерню, что целый день не положил корку хлеба в рот. «Принцы также едят хлеб и пьют воду» – зародилось у меня в голове, да и каким принцем был я, изолированный от мира в монастырской обители. Если подумать, то эта участь мне тогда явно нравилась, потому что она давала мне гораздо больше, чем ромейский Магна Аула. Странно, что я до сих пор не заметил сходства между словом «Аула» и названием «Аул», что означает башня, крепость, но и поселение, даже город. Насколько мне известно, это слово было привезено сюда из восточных земель моих предков. Как она оказалась столь важной для ромеев и не была ли она общей для наших народов много веков назад, интересно знать, но не откуда. Может, она была здесь с памтивека. Это было совсем не важно в данный момент, и мысль снова концентрируется на серебряной, семиконечной звезде, которая будет неизменной в моей жизни и осуществится при большинстве моих действий в помощь людям. Я вернулся в камеру, не позвонив никому. Мне нужно было побыть одному после всего, что случилось со мной в течение дня. Я выпил немного воды из кувшина, который постоянно держал у головы, и приляг на жесткий миндер. Я закрыл глаза, а перед ними сразу же появилась символическая металлическая роза с семью листьями. Я сразу вспомнил, что когда Зартош говорил мне о числах, неделя для него была самой важной, потому что, по мнению древних мудрецов, в ней содержалось все. Семь ступеней Вавилонского храма, столько пророков Ветхого Завета. Сколько еще недель, не хотелось бы думать, что у меня может болеть голова. Я уже знал, что через два дня звезда станет моей, потому что ничто не могло меня остановить. Интересно, что я чувствовал себя очень уверенным, очень уверенным и еще более уверенным. Омид говорит, что это было очень медленно, но я не хочу, чтобы это было так. Тем не менее, знаки должны вдаваться точно в определенное время и в определенные дни года, то есть не спешить в своих желаниях. Я хочу ее немедленно, чтобы согреть мое сердце и сохранить мне жизнь, но мне придется сдерживать порыв. До тех пор, пока я ее отливаю, у меня будут знаки, которые я должен наложить на лучи, и я буду вырезать их, когда это будет необходимо. Семиконечная Серебряная роза замерзла у моих закрытых глаз и не двигалась, не говоря уже о том, чтобы убраться, но на ее листьях не было никаких признаков. Тем не менее, во мне уже назрела первая идея символа, который займет место посередине, в сердце, в очаге этого невиданного до сих пор рокового амулета. Я сохраню ту же печать, что и в центре того, что мне дал Омид. Он представляет три вертикальные черты, где средняя выше, чем две другие. Я уже знал, что там поставлю признак нашего рода, который род с древних времен рождал, создавал потомственных правителей и полководцев, и мне было непонятно, почему на омидовом стоит тот самый тотем рода Дуло. Я очень ясно сознавал, что этот особый знак приходит со времен до появления рода, но в этом нет ничего странного. Я попытаюсь поговорить с моими двумя учителями о значении трех вертикальных столбов, и у них, должно быть, есть готовый ответ, но что бы это ни значило, он уже как бы углублен в середину моей будущей звезды. Я вспомнил, что Зартош рассказал мне о цифре Три, значение которой прозрели древние мудрецы. Самое главное из всех, кого мне поставил Учитель, на мой взгляд, это объединение духа, души и тела. Но не имеет значения и тот факт, что тройка обозначает геральдику каждого рода, а также право на три попытки в реализации определенной цели. В Библии написано «Бог троицу любит», как уже читается на церковном языке. От приятных чувств я открыл глаза, чтобы снова закрыть их, пытаясь увидеть семерку уже со знаком Дуло посередине. Но как будто нарочно, я совершенно ясно видел рабоша моего деда Бориса. Этот его тростник-жезл охранялся моим отцом в особом месте в его покоях и под смертельным запретом был закрыт для всех, чтобы прикасаться к нему. Именно из-за этого запрета мы с моим братом Иоанном постоянно крали его с его места, играли с ним, а потом возвращали на место. И уже тогда, в годы моего детства, я заметил странные знаки на дереве, которые мой величайший дедушка оставил своими руками. Это был не обычный рабочий календарь, которым торговцы отмечали дни и недели. Нет, это был своего рода дневник, законник и приказник, который только его владелец понимает и консультирует в нужных случаях. Я до сих пор помню, как мой первый учитель и исповедник Кирч рассказывал мне о тайнах старых рун, которые знали только колобры и правители, рассчитывали, толковали. В моем сознании они открываются, как страницы кодекса, эти нигде больше не встречающиеся изображения рабоша моего дедушки. Они начинают подкрадываться ко мне, как таинственные черви, которые, однако, не питаются мной, а приносят мне еду. Они наполняют меня чем-то несвязанным до сих пор, чем-то приятным и причудливым, диким и странным. Внезапно звезда магов вернулась. С невиданной до сих пор ясностью наполнил мой взгляд, а те знаки рабоша послушно выстроились по два на каждом луче, на каждом Серебряном листе. Я не спешил открывать глаза, потому что собирался все испортить. Я сосредоточил всю свою волю на запоминании расположения и самих отпечатков, и это не было большой трудностью для моего молодого мозга. Когда я убедился, что все запечатлено в моей мысли, я открыл глаза, встал и, не торопясь, взял чистый пергамент, положил на него звезду, которая дала мне Омид, а затем обрисовал по краям перо ее стороны. Наконец, на каждом луче я тщательно и медленно нарисовал знаки, как я видел их с закрытыми глазами. Когда я закончил, я понял, что посередине должен быть еще один шрам – три вертикальных столба. Три крепких колонны, которые служат опорой для целого народа или, может быть, того триединства, которое существовало за столетия до Святой Троицы.