«Письма изъ деревни» тоже надолго переживутъ автора, какъ художественное произведеніе, рисующее жизнь деревни ярко и правдиво. Изъ народнической литературы, пожалуй, только и останутся они да произведенія Гл. Успенскаго. Оба они, Успенскій и Энгельгардтъ, художники-публицисты, представляющіе блестящій примѣръ раздвоенія личности. Художникъ въ каждомъ изъ нихъ побѣдоносно ниспровергаетъ публициста, хотя послѣдній какъ бы руководитъ первымъ. Публицистъ-Энгельгардтъ шумитъ и съ пѣной у рта доказываетъ, что «дешевъ хлѣбъ – дорогъ трудъ и мужикъ благоденствуетъ». Художникъ, молча и спокойно, рисуетъ такія картины этого «дешеваго благоденствія», что у читателя сердце сжимается отъ презрѣнія и жалости. Публицистъ проповѣдуетъ – «иди и паши», а художникъ изображаетъ идиллію деревенской жизни на уровнѣ зоологическаго существованія. Публицистъ съ насмѣшкой отворачивается отъ «политики»,– «Наполеонъ, Тьеръ, Бисмаркъ, намъ-то до нихъ что за дѣло?» Художникъ даетъ живую иллюстрацію политики,– положеніе деревни во время войны, вызванной этими столь презираемыми Тьерами и Бисмарками.
Этотъ разладъ между наблюденіями художника и выводами публициста составляетъ особливую, чисто русскую черту, свойственную нашимъ лучшимъ писателямъ. При блестящихъ художественныхъ дарованіяхъ, неумѣніе оріентироваться среди явленій и вытекающее отсюда душевное смятеніе, постоянныя уклоненія мысли то вправо, то влѣво, и выводы, подчасъ поразительные по противорѣчіямъ съ тѣмъ, что самъ же художникъ создалъ. Намъ кажется, это зависитъ отъ зачаточнаго состоянія у насъ особаго общественнаго чувства, которое вырабатывается только общественною жизнью. Его можно сравнить съ тѣмъ мышечнымъ чувствомъ, которое на каждомъ шагу намъ помогаетъ, и вполнѣ для насъ нечувствительно, направляетъ и соразмѣряетъ наши движенія при всякой работѣ. Въ общественной жизни, гдѣ сталкивается, какъ въ водоворотѣ, масса самыхъ противоположныхъ интересовъ и явленій, необходимость оріентироваться среди нихъ вырабатываетъ нѣчто подобное этому мышечному чувству, что помогаетъ человѣку выбиться изъ противорѣчій, отвести каждому явленію свое мѣсто и найти надлежащій уголъ зрѣнія. Аристотель опредѣляетъ человѣка, какъ животное «политическое», т. е. общественное, направляющее и руководящее жизнью въ извѣстныхъ предѣлахъ. Повидимому, мы еще не дошли до этой стадіи развитія и пока только хорошіе, иногда – несравненные наблюдатели, но плохіе общественные дѣятели и мыслители. По крайней мѣрѣ, наша художественная литература по богатству и оригинальности не уступитъ никакой другой, а когда наши, иногда величайшіе художники, какъ напр., Гоголь, пускаются въ область мысли, особенно общественной, тутъ начинается нѣчто уму непостижимое.