Сovert Netherworld. Бесконечность II. Медальон погибшей принцессы

Кирсанов криво улыбнулся.

– Я ведь тоже часть системы – сказал он – по твоей логике я должен тебя уничтожить.

Ксения засмеялась.

– Нет – сказала она – ты не для того нашел меня. Ты мне сам это сказал. Ты что-то понял, начал понимать. Ты сам не можешь ещё объяснить это. Ты хочешь знать, что такое S.I.G.M.A.? Это центр системы, её ядро. Страх питаемый перед этой организацией, заставляет людей подчинятся системе. Она везде. Вездесущая, всезнающая и смертоносная, но если по ней нанести удар, то падет и пустота. А для этого мы должны узнать правду и делать так, чтобы она торжествовала как можно чаще.

Кирсанов потупился.

– Но ведь правда это закон – сказал он – как можно бороться за закон, если ты бросаешь вызов этому закону, то есть государству?

Молодой человек совсем сник. Ксения бросила снисходительную улыбку.

– Бороться за закон это одно – сказала она – каким образом совсем другое. Этому я и стараюсь тебя научить, мой юный друг.

Кирсанов вновь просиял.

– Тогда мне нужно, как можно скорее этому научится! – сказал он.

Авалова иронично посмотрела на напарника. Он явно был доволен собой.

– Я скажу тебе так – сказала Ксения – мы сейчас в одном шаге от того, чтобы вступить в противоборство с силой, возможности, которой далеко не ограничиваются убийствами портовых начальников. Если бы мне удалось остановить эту организацию, я бы считала дело всей своей жизни сделанным. Но я понимаю, что, вступив в противоборство с этими людьми я подвергаю себя смертельной опасности – она улыбнулась – поэтому у тебя ещё есть шанс высадить меня на ближайшем перекрестке.

Кирсанов подарил девушке взгляд полный благородного негодования, Авалова только усмехнулась.

– Я не хотела тебя обидеть – сказала девушка.

* * *

Флориан пришел к окончательному и бесповоротному решению: путешествовать таким образом он не привык, привыкать не собирался и вообще не понимал, как кто-то может считать здешние условия приемлемыми для путешествий. Это был даже не третий класс, собственно говоря, на стареньком АН2, на котором Флориан летел из Ольвии в Петерштадт существовал один единственный класс – худший. Та часть самолета, которая гордо именовалась пассажирским салоном, изначально считалась грузовым отсеком и более подходила для перевозки чего-то неодушевлённого, потому, как даже животных Штильхарт пожалел бы перевозить в подобных условиях, не говоря уже о людях. Освещения никакого, запах ужасный, причем не понятно было, что именно так пахнет: сам самолет или его пассажиры: орда гастарбайтеров со всех регионов страны. Флориан привык видеть подобные картинки в разных районах Африки или Ближнего Востока, но он никак не мог понять, как европейская страна с прекрасными условиями проживания, шикарным климатом и в общем то неглупым населением дошла до того, что это самое население удачливые дельцы перевозят, как плохой скот на дешевый рынок.

Чтобы как-то отвлечься, Штильхарт стал думать о деле. Судя по всему, они с Кристиной опять вляпались в какую-то серьезную историю, в которой вакцина от вируса лишь только один из сюжетов. Впрочем, когда с Кристиной было по-другому?

Флориан достал спрятанную в кармане фотографию Анны Щербатовой и стал внимательно её рассматривать. Какое она всё же имеет отношение ко всему этому? Неужели правда, что она каким-то образом смогла не только уцелеть после расстрела, но и провести в коме сто с лишним лет или это всего лишь циничное мошенничество? Упрямая логика, которая определяла все действия его жизни, по крайней мере он старался, чтобы так было, твердила, что правильным является второй вариант, но, что было странным, так это то, что ему, как и Кристине, очень хотелось верить этой девушке. Он помнил её глаза, когда впервые увидел её – это были глаза напуганного ребенка, они смотрели взглядом совершенно не похожим на взгляд прожжённой аферистки. Но если правдив первый вариант, то каков тогда интерес Аристова к ней? Неужели только медальон? Ерунда, отыскать его они и без неё могут. Нет, на кого угодно, но на идиотов эти ребята точно не подходят.

Ладно, сейчас нужно абстрагироваться от посторонних мыслей. Сейчас у него две конкретные цели: получить медальон и информацию о Анне, и он эти цели будет выполнять.

Флориан поймал на себе взгляд своего соседа: пожилого мужчины лет шестидесяти, одетого в старую телогрейку, которая хорошо защищала от пронизывающих ветров, проникающих сквозь наспех заделанные дыры в обшивке самолета.

– Вы не местный, молодой человек – четко и веско сказал мужчина.

Штильхарт всегда умилялся этой местной черте: знакомится запросто.

– С чего вы так решили? – поинтересовался он.

– Вы слишком свободно держитесь – ответил мужчина – не по-нашему – он достал бутылку коньяка – не желаете?

Штильхарт не привык пить с первым встречным, но поскольку делать всё равно больше делать ему было нечего согласно кивнул.

– Вы угадали – сказал он – я швейцарец, служу дипломатом в.

Гомелуме.

Мужчина пождал губы.

– А значит вы и есть один из тех, кто всё это начал? – протянул он.

Штильхарт посмотрел на него заинтересованным взглядом.

– Что вы имеете в виду под словом «это»?

– Ну как – фыркнул мужчина – Директория, будь она неладна, вы же нас в неё заманили, а из-за неё эта чертова война началась?

– Вы с севера? – поинтересовался Штильхарт.

– Из Подкарпатья – сказал Мужчина – судя по вашему вопросу вы считаете, что только сепаратисты могут так говорить?

– Во всяком случае именно об этом все время говорят по вашему телевидению – нашелся Штильхарт.

– Телевидение!? – воскликнул мужчина – жалкая кучка дешевых оригиналов интеллигентского вида. Они будут говорить то за что им платят олигархи. Сейчас они говорят, как хорошо в стране, какая замечательная власть, а когда эта власть уйдет, они начнут смешивать её с грязью, как смешивают предыдущую.

– Ну хорошо, а правительство? – спросил Штильхарт.

Мужчина махнул рукой.

– Хотите сала? – вместо ответа спросил он – у меня есть с собой несколько кусочков. Я не думаю, что оно так же хорошо, как ваше швейцарское, но под коньяк сойдет.

Штильхарт улыбнувшись кивнул и взял предложенный шматок.

– Правительство – сборище неврастеников – сказал мужчина, жуя сало – неврастеников и дилетантов, которые считают, что только они знают, как управлять страной, как любить эту страну, а есть и похуже, это те, которые повыше. Они хотят за время своих каденций успеть набить карманы потолще, да чемоданы побольше и уехать из этой страны куда-нибудь к вам на бережок женевского озера. И что самое главное и у тех, и у других выпадает один пункт – население. Им не нужен умный народ. Никому из них. Первым нужны рабы, которые будут кричать патриотические лозунги и их телами будут заполнять окопы очередной ненужной войны, а вторым население вообще не нужно, оно им просто мешает.

– Вы говорите страшные вещи – хитро заметил Флориан.

Мужчина снова фыркнул.

– Для кого? – спросил он – для власти? Ей на это плевать. ей плевать на то, что о ней думают.

– Для государственности – уточнил Штильхарт – для государствообразующего мифа. Если говорить в таком ключе, то любое государство распадётся.

– Обязательно распадется – сказал мужчина – они уже распадаются. Только это происходит очень медленно и тягостно. Государство не может строится на идее абсолютного контроля над гражданами, прикрываясь вшивым патриотизмом, впрочем, и на вашей либеральной вседозволенности тоже. Такие государства всегда падают. Одни раньше, другие позже. Посмотрите, что происходит с этим вирусом. Разве государства предлагают нам рецепт от него? Нет, они только панику разводят, желая сковать нас единой цепью, но и без него мы не выживем. Для этого наши предки его и создали. Смешно правда. Мы его создали, и оно же нами и манипулирует. Государство забыло свою божественную природу и ответственность за нас перед высшими силами. Государство, забывшее о Боге не жизнеспособно.

Флориан нахмурился.

– А как же те ребята, которые сейчас воюют у вас с сепаратистами. Они умирают за государство, спасая его от хаоса.

Мужчина раздраженно стукнул по обшивке самолета, от чего «кукурузник» даже слегка тряхнуло.

– Вот именно! – воскликнул он насмешливо – умирают. Умирают лучшие. Цвет нации, который всегда умирает в войнах. А кого они спасают? Таких же как они? Нет, они спасают авантюристов, которые счастливы, что их употребили в роли патриотов, употребила Организация. И нечего на меня так смотреть. Вы знаете, какая организация! Она везде и повсюду. А те, которые воюют, вы поймите, их туда специально отправили, чтобы они свой народ возненавидели, чтобы ими было потом легче управлять, а самых буйных сепары постреляют.

Штильхарт мрачно усмехнулся.

– И не я один так говорю, сейчас так говорит вся страна – продолжал мужчина – ну или думает по крайней мере. Говорить у нас об этом нельзя, потому что к тебе сразу придут девицы, которые ко всем приходят, кто говорит много. Поймите, что не может быть страны, где девяносто девять и девять десятых процента населения мечтает из неё сдернуть, а сдернуть они мечтают потому что они хотят спокойно жить и иметь возможность сказать, что президент этой самой страны вместе со всей своей шайкой – одна большая куча дерьма – мужчина хлопнул рюмку коньяка – а всё это случается потому что у нас везде в бывшей нашей большой стране управляют кухарки! Да! Троечники и кухарки! Нет элиты, которая могла бы направлять политику государства в русло, которое нужно этому государству, которая бы давала идею для народа. Тогда и чиновники бы присмирели. Граждане вон кричат: сажайте чиновников, давно пора, так и надо, но те, кто это говорят, большинство из них, сами первые дадут взятку, так как они уже привыкли так жить, потому что они считают: так комфортнее! Никому, никому в этом мире не хочется иметь собственную ответственность. Все хотят спихнуть её на государство, на армию, на тайную полицию, на кого угодно, кроме себя. Им много рассказали об этом не того.

Мужчина снова хлопнул рюмку.

– В этом кстати вы тоже виноваты – заявил он – вообще с вас всё началось!

– Что именно? – иронично спросил Штильхарт.

– Власть троечников и кухарок – пояснил мужчина – вы же нам социалистов этих на шею посадили – он погрозил пальцем – от вас они приехали, от вас!

– Многие ими зачитываются и сейчас – возразил Флориан.

– От того, что больше читать нечего – сказал мужчина – другие пишут слишком сложно, но поверьте мне молодой человек, если просто написано это ещё не значит, что это правильно. Нет, кухарка государством управлять не может, потому что для того, чтобы управлять государством нужны мозги, а если начинают управлять кухарки, то это приводит только к одному: к тотальной власти троечников, которые начинают разъедать страну как плесень, и если это происходит, то люди только и мечтают, что о диктаторе, чтобы появился кто-то, кто испепелит всю эту клоаку. Только тогда народ успокаивается и начинает работать и поверьте это одинаково что в Великоруссии, что здесь, что даже в вашей Швейцарии.

Флориан пожал плечами.

– Говорят, что хороший правитель угадывает желания народа – мягко сказал молодой человек.

Мужчина махнул рукой.

– Есть две разные вещи – произнес он – желания и желаемое. Исполнения желания вы ждете от кого-то и его не трудно угадать. В конце концов человеку очень мало надо, если его поместить в определенную реальность и внушить её, как идеал. Желания – это всегда что-то конкретное, а вот желаемое это о чем мы мечтаем, но оно никогда не сбудется. Не научились ещё превращать желаемое в действительное. Вот поэтому мы ещё живем, ибо никто ещё не может проникнуть в наше «желаемое», оно ещё остается в наших мозгах. Только когда научатся скрещивать желания и желаемое, вот тогда наступит абсолютный контроль и всеобщий страх. Страх, что наши самые потаенные желания начнут сбываться, но не так как хотим мы, а так как хочет кто-то другой. Вот в чем ужас будущего века. Века контроля.

Флориан смотрел на мужчину и понимал, что для него сейчас это была та немногая возможность высказаться, которую он потерял и теперь ловит её, как глоток воздуха, но самое поразительное было то, что ранее он наверняка сетовал на то, что кругом вседозволенность и мыслительный разброд. Удивительно, как человеку, созданному изначально существом свободным, хочется запереть себя в цепи, действительно отказавшись от ответственности перед высшими силами, передав её кому-то сильному и единому, признавая свою слабость, но не перед Богом, а перед таким же человеком. Тирания – это не произвол, тирания – это защита, защита от себя самого. Свобода же – ответственность за принимаемые решения, выносимые суждения и за ошибки не только свои, но и окружающих, а главное способность к прощению и милосердию. Мир устроен совсем не так, каким его воображает человек.

Самолет ещё раз тряхнуло, и он резко пошёл на снижение. Через несколько минут опустился на посадочную полосу, подпрыгивая и подрагивая. Пассажиры стали гуськом сходить вниз по трапу.

– Желания и желаемое – сказал мужчина, когда за секунду до выхода они успели обменяться недвусмысленным взглядом – запомните это, молодой человек.

Флориан кивнул. Он запомнит. Обязательно.

* * *

Отреставрированное здание 11-й городской больницы так выделялось чистотой и свежестью на фоне захолустной улицы, что это ощущалось почти физически. Кристина где-то вычитала, что в старые времена – это заведение считалось одним из лучших медицинских учреждений в городе. Это здесь, по словам Анны, она пришла в себя после комы. Если это и правда было так, то должны остаться документы, если же нет…

Левонова устало вздохнула и бросила острожный короткий взгляд на сидевшую рядом девушку. Если бы кто-нибудь рассказал ей подобную историю ещё несколько дней назад, Кристина бы покутила у виска. Это было слишком даже для её недюжинного воображения и тем не менее она сама видела поразительное сходство Анны с девушкой на фотографии столетней давности. Как любила повторять Ксения, если мы не знаем, что это не так, значит допускай что угодно. На самом деле, ничего фантастичного в мире никогда не бывает. У всего есть объяснение и логика. Так этот мир устроен, на структурированной цепи матиматическо-эпистомалогических подходов и практик. Просто есть вещи, которые мы знаем, а есть вещи, которые нам только предстоит узнать, когда придёт наше время. Объяснение есть всегда. Его надо всего лишь отыскать, в той паутине странностей, которую создал Аристов. Если понять зачем, можно понять любое как.

Больше Аристова её интересовал Верховский. Он не просто так познакомился с Анной. Фотография изначально была у него. Значит он уже тогда знал, кто эта девушка, ну то есть на кого похожа, поэтому и привлек к своему делу. Это вполне в его духе. Что-то очень важное должно быть в этой девушке, что-то что есть только в ней. И это нужно и Верховскому, и Аристову. Они словно бы соревновались друг с другом за какой-то приз, а Кристина с её неуемной энергией оказалась посередине их состязания. Говорят, что если отринуть все оставшиеся факты, то останется одна единственная правда.

Девушка посчитала для себя за должное перестать угадывать ответы на интересующие её вопросы. Все равно их было столь много, что они просто не умещались в её голове. Как говорил Чеширский кот, когда дорога представляет собой загадку попробуй шагать наобум. Оное она и посчитала самым разумным, поскольку тот, кто всё это затеял, хочет, чтобы она ломала себе голову, разгадывая его ходы и комбинации. Она не даст ему такого удовольствия. В конце концов успеху содействуют не бесконечные размышления, а опыт и разумная осторожность. Ну и конечно некоторая доля безумия. Вот уж чего у неё навалом.

– Вы помните это здание? – спросила девушка, продолжая заниматься созерцанием постройки.

Анна вздрогнула, как будто была в забытье. Было похоже, что всё это время, пока они стояли здесь, она тоже рассматривала здание. Глядя на неё, невольно напрашивалось изречение Фрейда, ну, что-то в том духе, что подавленные эмоции не умирают, а их просто заставили замолчать. В данном конкретном случае Кристина не рискнула бы спорить с психоаналитиком.

– Нет – сказала Анна – не помню. Хотя понимаю, что это должно быть ужасно глупо, ведь я сама сказала, что пришла в себя здесь и привезла вас сюда, но здания я не помню.

Кристина кивнула.

– В этом нет ничего странного – сказала она – возможно вы были просто в шоке, но поймите, чтобы понять, что с вами приключилось, нужно восстановить все события с того момента, как вы пришли в себя, понимаете?

Анна кисло улыбнулась, вероятно для неё это было слабым утешением. Для Кристины честно говоря тоже, она по-прежнему не могла сказать девушке о своих мыслях. Просто потому, что не знала какой будет реакция.

– Говорят, что если дойти до конца, то человек будет смеяться над всеми препятствиями, которые ему казались непреодолимыми – заметила Анна.

Кристина криво усмехнулась.

– Я слышала об этом – сказала она – важно только все время идти вперед. Вот и давайте узнаем так ли это. Только узнавая о прошлом можно понимать настоящее! А это местечко – Кристина обвела здание больницы воображаемой окружностью – будет прекрасной отправной точкой. Мне так кажется.

Перед самым входом девушка подарила Анне ободряющую улыбку, хотя сильно чувствовала, что подобная улыбка нужна и ей самой, поскольку она понятия не имела, что они найдут в этой больнице и риск, что эта информация ей не понравится был очень велик, хотя Кристина уже и не знала, какая информация, после всей той, что на неё свалилась, ей может понравится. Как там было в известном фильме, иногда такую глупость услышишь, а оказывается – теория. Вот и с ней что-то примерно этого сорта. Девушка поправила зафиксированную под кремовым жакетом рукоять меча и дернула за ручку щитовой двери из старых времен.

Внутренняя обстановка больницы потрясла гораздо менее, чем фасад, поскольку больше соответствовала полуразрушенной улице. Судя по всему, как это обычно бывало, реставрировали только внешний облик, внутренний же оставили прежним, хотя Кристина, искренне удивлялась даже внешнему ремонту. Сейчас их окружали глухие бетонные стены, выкрашенные в тревожный желтый цвет, потрескавшийся от времени потолок, кое-где покрытый черной плесенью из-за плохой вентиляции и разбросанное по дороге разное медицинское оборудование, таким гостям предстал коридор больницы. Интересно, она когда-нибудь перестанет глазеть по сторонам?

Удивительно, что каждая возможно здесь получит свои ответы, причем самые неожиданные.

В коридоре не было ничего примечательного. Это радовало. Приключения сейчас были не к чему. Она намеривалась всё проделать быстро и аккуратно.

Ага! Когда это у тебя получалось, подруга, насмешливо зазвучал внутренний голос. В другой ситуации она бы естественно стала бы доказывать этому голосу, что это совсем не так, но сейчас она просто засунула его поглубже в чертоги своего сознания.

Пройдя весь коридор вдоль, стараясь не запачкаться, девушки уперлись узкую комнату, половину которой занимала уходящая наверх погнившая деревянная лестница, а другую половину регистратура, у стойки которой с откровенно скучающим видом сидела женщина лет пятидесяти в толстой розовой кофте с люрексом, поверх которой был надет засаленный белый халат. Женщина перелистывала какой-то глянцевый журнал и томно вздыхала, глядя на фото какого-то поп-исполнителя.

Кристина флегматично постучала костяшками пальцев в стекло, медсестра вздрогнула и с глупым видом уставилась на девушку.

– Вам чего? – спросила она с сильным латгальским акцентом.

– Я хочу узнать информацию о пациентке, которая лежала здесь два года назад.

– А вы собственно кто? – поинтересовалась женщина – почему вы, не представляясь, полагаете, что здесь будут раскрывать вам информацию?

Не представляться действительно не вежливо, подумала Кристина и продемонстрировала медсестре прикарманенный жетон секуритаты. Эта блестяшка в Директории имела такой вес, что, если её показывали, вопросов, как правило более не следовало.

Женщина бросила на Кристину испуганный взгляд.

– А ну если вы из этих – пролепетала она – только я ничего такого не знаю, я же не врач, а простая медсестра, а если бы я и была врачом, то вам бы ни за что ничего не сказала. Клятва Гиппократа.

Кристина придирчиво сморщилась.

– Мне кажется, что клятва Гиппократа здесь не причем – обволакивающе заметила девушка – вы, любезная, кажется, не поняли откуда я.

Обычно Кристина не любила надавливать на людей, но иногда жизнь заставляет менять свои привычки. Впрочем, она сильно и не надавливала. В этой стране доказательство принадлежности к Секуритате заставляло людей вжиматься в стены и рассказывать даже самые давно позабытые вещи. В этом и была сущность Директории – всеобщий страх. Когда он становился сильнейшим из побуждений и облеплял тебя словно вторая кожа, то глушились все чувства, кроме животного выживания. Тебе не нужно было больше любить, заботиться, дружить, страдать. Твоей единственной задачей здесь было выживание, ради которого ты переламывал свой ценностный хребет. У простых людей это выражалась явственнее и даже можно сказать честнее. У аристократии облекалось в лицемерную конкуренцию между корпорациями, семьями и кланами.

Женщина испуганно съежилась.

– Хорошо – сказала она – задавайте свои вопросы.

Кристина торжественно улыбнулась.

– Вот это другое дело – сказала она – всегда бы так. Итак, меня интересует личное дело Анны Щербатовой. Она пролежала у вас в больнице в глубокой коме около семнадцати лет. Мне нужно всё, что у вас есть по этому вопросу.

Женщина удивленно уставилась на Кристину.

– А у нас ничего нет по этому вопросу – сказала она – у нас никогда не было подобного случая.

Стоящие перед ней девушки переглянулись. Кристина, словно бы услышала, как сердце Анны рухнуло куда-то вниз с гулким стуком. Дело принимало совсем уж интересный оборот.

– Вы уверенны? – спросила Левонова.

Женщина энергично закивала.

– Абсолютно. Я больше тридцати лет здесь работаю – произнесла медсестра не без гордости – если бы у нас был подобный случай, я бы обязательно знала о нём.

– И вы даже газеты не читали? – спросила Анна.

– Читала – сказала она – про девушку читала. Но эта девушка не имеет к нам никакого отношения.

Чрезвычайно интересно, подумала Кристина. Выходит, Анна врет о том, что была в этой больнице? Получается, что так, однако зачем ей говорить то, что элементарно можно проверить… Стоп, сказала девушка себе, опять ты делаешь поспешные выводы. Успокойся, выясни ситуацию…

– А скажите, могу ли я посмотреть учетный журнал за – год? – спросила Кристина – если он у вас конечно такой имеется.

Женщина кивнула и неохотно встав с кресла и направилась в подсобное помещение. Когда она открывала дверь, то девушек обдало затхлым запахом.

– И, если можно ещё журнал двухлетней давности – крикнула вдогонку Кристина.

Минуты через три-четыре женщина вернулась с двумя толстыми регистрационными книгами подмышкой.

– Нате смотрите – бросила она – что найдете всё ваше.

Кристина, чтобы ускорить время передала Анны журнал двухлетний давности, а сама стала изучать журнал – года. Это был обычный регистрационный документ с именами и фамилиями пациентов и их заболеваниями, но сколько бы Кристина ни перелистывала страницы, она не могла найти запись о поступлении в больницу Анны Щербатовой после аварии. Если не предположить подлога, то медсестра была права, и Анна действительно к ним не поступала.

Неожиданно спутница похлопала её по плечу. Левонова повернула голову и увидела, что её Анна показывает пальцем на строчку записи: «Анна Щербатова: тяжёлая черепно-мозговая травма, выписана 26. 05 —».

– Странно – сказала Кристина – информация о выписке есть, а о поступлении нет, как такое возможно?

Медсестра пожала плечами.

– Нет – сказала она – этого не может быть, девушка. У нас сначала записывают, потом осмотр, потом уже лечение. Всё строго.

Кристина хмыкнула.

– Я уж вижу – иронично заметила девушка – просто может быть здесь какая-то ошибка. Или что у вас была пациентка, которая выписалась, а вы про неё ничего не знаете?

Медсестра пожала плечами.

– Ну выходит, что так.

Кристина закусила губу.

– А скажите-ка мне еще одно, кто такой доктор Строкань? – спросила девушка, проведя пальцем по странице – вот видите, его подпись стоит возле записи о выписке.

Медсестра испуганно посмотрела на девушку.

– Наш главврач – испуганно прошептала она.

– Однако – заметила Кристина – а скажите ведь главврач делает обход больных и осматривает их, я права?

– Да – еще более испуганным голосом пролепетала женщина – только Игорь Игоревич он ничего плохого никому не сделал. Он авторитет, профессор, у него несколько диссертаций и…

Кристина жестом остановила её. Всем своим видом показывая, что офицеру Секуритаты нет дела до стенаний медсестры и регалий доктора, ведь для неё они были отребьем.

– Не беспокойтесь – веско сказала она – мы разберемся. Где нам его найти?

– Третий этаж – прошептала женщина – 309 кабинет.

Врать ей не было смысла. Любая ложь властным структурам каралась так называемым изгнанием – лишением гражданства, то есть всех прав.

Прощальными благодарственными словами медсестру Кристина не удостоила, только коротко кивнула и махнула Анне следовать за ней. Играть надо было до конца, а иерархия в Директории была всем.

* * *

Девушки поднялись на третий этаж по широкой металлической лестнице. Некогда, вероятно богато отделанная, сейчас она представляла собой жалкое зрелище с облупленным металлом, полинялыми коврами на ступеньках и обветшалыми стенами. Кристина мимоходом порадовалась, что с ними нет Штильхарта, тот, с его вечными шуточками, увидев лестницу обязательно бы заметил, что она чуть старше Анны.

Левонова на секунду решила выйти из образа.

– Ненавижу их – тихо пробормотала она себе под нос, стискивая в руках жетон – так противно, право, изображать из себя прихвостней Директории.

Анна, шагавшая рядом, боязно оглянулась, но в коридоре никого не было. Эта больница вообще походила на дом с приведениями.

– Откуда у вас эта штуковина? – спросила девушка. Под словом «эта» скорее всего имелся жетон.

– Я их обворовываю, когда они мне надоедают – буркнула Кристина – не поверите, у меня уже целая коллекция. Иногда даже самые противные вещи на свете приносят пользу.

Скорее, мы заставляем себя так думать, сказала себе девушка, пытаемся найти оправдания плохим и отвратительным поступкам. Нашему выбору. Каждый в этой жизни подходит к той развилке, когда наше решение определит в дальнейшим не только наше будущее, но и будущее тех, кто нам дорог. Главное, в этом выборе, держать себя в руках и быть тонкой, холодной и точной, словно лезвие меча. Не сдаваться и быть собой. Кристина хорошо это понимала, теперь, но она так же и знала, что даже у самого правильного выбора будет горький привкус. Впрочем, когда предстоит выбирать, должно руководствоваться разумом и возможной переменой мнения, которая, однако должна быть возможна только в сочетании со справедливостью и общим благом для окружающих, но только не для того, чтобы обрести быстрый путь к силе и славе.

Девушки подошли к двери нужного кабинета. Стучать Кристина не стала и моментально распахнула дверь. Это была ещё одна установка в Директории: тайна есть ложь, приватность есть измена. Однако я не плохо вживаюсь в роль, усмехнулась девушка, может на подработку к ним попроситься?

Кабинет был тоже достаточно стандартен и без изысков. Однотонные стены, шкаф с папками и книгами и стол за которым сидел крупный седой мужчина в форменном белом халате, поверх толстого свитера.

– Вам чего? – гневно начал интересоваться он, но вдруг его взгляд упал на лицо Анны и само его лицо сильно побледнело.

– Ну я думаю вам всё понятно? – сказала Кристина – поэтому, давайте без лишних церемоний, не могли бы вы прояснить некоторые вопросы, которые у нас возникли?

Врач придирчиво окинул вошедших и бросил за спину:

– Семён! – крикнул он – дрова доставили уже?

Боковая дверь кабинета открылась и в проем высунулась плешивая голова мужичонки в потертой кожаной куртке.

– Да нет – сказал он – я зараз последнюю связку кинул в печь – его взгляд упал на девушек – Доброго денечка, барышни – мужичонка неловко склонил голову.

Врач развел руками.

– Так чего же ты прохлаждаешься? – воскликнул он – немедленно звони на склад, пусть срочно привозят. Не будет тепла, у нас всё оборудование откажет. Не будет к вечеру дров тебя брошу в топку, понял?

Мужичонка замотал головой.

– Да я уже звонил – сказал он – вечор привезут.

Врач махнул рукой.

– Ладно иди – сказал он и мужичонка скрылся – вот посмотрите, понабрал бомжей с жалости, работники! Жить негде, работать не хотят, но всё лучше, чем на улице прозябать, страна победившего патриотизма – он снова махнул рукой – а ну его… что вы хотите знать?

Кристина бросила взгляд на Анну потом вновь посмотрела на врача.

– Мне нужно знать, лежала ли эта девушка в вашей больнице? – сказала Левонова – и пожалуйста только правду. Я думаю вы человек честный и не способны на подлость. Не надо покрывать тех, кто на неё способен.

Врач откинулся в кресле.

– Я, впрочем, знал, что этим кончится – вздохнул он – знал, что интересоваться будут. Только я сам-то мало чего знаю. Могу только сказать, эта девушка – врач указал на Анну – не лежала она никогда в этой больнице и ни в какую аварию не попадала.

Кристина недоуменно посмотрела на мужчину.

– Как это? – спросила она.

Врач хмыкнул.

– А вот так – сказал он – мне просто её показали, когда она спала и сказали, что нужно сделать запись в регистрационном журнале о выписке из больницы и назвали диагноз.

– И вы на это согласились!? – негодующе спросила Анна.

Врач бросил на неё сердитый взгляд.

– Послушайте, милая девушка – сказал он – вы хоть представляете, что такое больница у нас в стране, тем более областная? Ни врачей, ни денег! А больных лечить надо!

Так что же прикажете мне делать?!

– Я всё понимаю – сказала Кристина – но…

– У меня несколько диссертаций – перебил её мужчина – так что вы думаете, я врач? Нет я завхоз, самый натуральный! Я сам краны чиню, вы это понимаете!?

Кристина кивнула.

– Мы вам безусловно сочувствием – сказала девушка – и всё же… не могли бы вы сказать откуда к вам приходили?

Врач вздохнул.

– Откуда, откуда. От вас – сказал он – пришли сказали, что вопрос государственной безопасности, пообещали вознаграждение и всё такое.

– И вы так вот сразу согласились? – спросила Кристина.

– Сразу нет – сказал врач – но мне показали девушку – он головой указал на Анну – с ней всё было в порядке, никаких травм или повреждений. Она просто спала. А сумма была обещана неплохая, я и сделал запись в журнале.