Covert nevtherworld. Бесконечность I. Катастрофы разума

– Вы говорите приехала? – спросила Кристина.

Официант кивнул.

– Да, – сказал он, – у неё «Ауди» была, синего цвета. Она, девица, меня еще спрашивала, куда машину можно здесь поставить, на стоянку, а тут, вон, парковка рядом. Вот я и сказал ей. А уж потом к ней та, что на фото, подсела.

– А она на чем приехала? – на всякий случай спросила Кристина.

– Пешком, – пожал плечами официант, – я даже удивился немного, дождь шел, подруга, наверное, и подхватить её где-то могла.

Кристина сдвинула брови.

– Понятно, – сказала она, – ну о чём они разговаривали, вы, конечно, не знаете.

– Да, по-иностранному они разговаривали, – бросил официант, – я и не прислушивался. Лопотали что-то там о своем, да и мне прислушиваться некогда было, клиентов был полный бар.

Да не густо, заметила про себя Кристина, вернее пусто.

– А как обращалась к той, что приехала, вторая девушка? – спросила Левонова. – Может, как-то называла?

Официант почесал переносицу.

– Да я не запомнил как-то, – сказал он, – хотя постойте, ту, которая приехала, звали Ольга.

– Ольга? – переспросила Кристина. – Вы не ошибаетесь? Официант махнул рукой.

– Да что вы? – сказал он. – Нет, она, ну та, вторая, когда первую увидела, бросилась к ней на шею и назвала её Ольга.

Штильхарт пихнул Кристину локтем.

– Оля журналистка? – обалдело сказал он. – Слушай, а это не Касаткина, часом?

Кристина задумчиво закусила губу.

– О-б-а-л-деть, – протянула девушка.

Она уже давно перестала чему-то удивляться, но если Касаткина была знакома с Александрой, то она могла знать информацию о Греларозоле задолго до того, как к ней пришла Эльмира. Если теория Наташи верна и Эльмире действительно сливал информацию Тополевич, он вполне мог это делать через Ольгу, да и её поведение на прессконференции «Лиги честности» в этом случае видится несколько в ином свете. Все это, конечно, сильно притянуто, но при определенном ракурсе может быть правдой.

– Получается, Касаткина была знакома с Александрой? – проговорил Флориан. – Случай?

Кристина поджала губы.

– Знакома, – кивнула она, – и после того, как они встретились Александру не узнает никто из близких друзей, а Касаткина меж тем связана с расследованием Эльмиры Сабуровой.

Штильхарт подарил подруге скептический взгляд.

– Ты же не хочешь сказать, что Касаткина… – неуверенно спросил он, – да нет, это бред.

Левонова не ответила. Пожав плечами, она вновь обратилась к официанту:

– А скажите, вот они вместе ушли? Или, может быть, по отдельности?

Официант задумался.

– Вместе, – сказал он, – вы знаете, тут такая история, я специально за ними не следил, но девицы-то красивые, вот я их и проводил взглядом. Они вместе пошли к парковке. Точно, вспомнил вот ещё что. Девица эта, ну которая на машине, она меня вот о чём спрашивала. Можно ли удить рыбу в Жонксьоне? Я ей сказал, что нет. А она улыбнулась так и пошла. Знаете, у меня даже дрожь пробежала от такой улыбки.

Pointe de la Jonction, поняла Кристина, парк на западной окраине города, местные студенты, да и не только, часто там устраивали пикники, играя во взрослую жизнь: бездельничали, пили, курили травку, валяли дурака. Кристина, хотя не одобряла подобных занятий, в юности тоже посещала это местечко. Вопрос, что задала неизвестная знакомая Александры, мог бы показаться безобидным, однако если бы Александра с подругой хотели провести время в парке, она должна была знать, что в декабре сильные приливы Роны и Жонксьон часто подтапливает. Значит, Александру отвезли туда без её ведома. Думай, приказала она себе, представляй картину. Что могло случиться в этом парке? Они вышли из ресторана в пять. Это уже глубокая темень. Зачем в такое время тащится в Жонксьон?

Она поняла.

Всё на самом деле очень просто, главное правильно ответить на вопросы.

– Вызывай водолазов, Штильхарт, – сообщила она, – кажется, я знаю, что случилось.

КОНЕЦ ДЕВЯТОЙ ГЛАВЫ

Глава X. Игра вслепую

– Куда мне идти? – спросила Алиса.

– Всё зависит от того, куда ты хочешь попасть, – ответил кот.

Льюис Кэрролл

Среда, 24 октября

Ксения выходила из этого странного во всех отношениях дома ещё в большем недоумении, чем заходила туда. Безусловно кое-чем важным чудной старик поделится сумел, но в целом его описание искомой девицы было слишком расплывчатым и неточным. Под него могла подходить практически любая из знакомых особ. И Анастасия Урусова, так спешно улетевшая в Женеву и Светлана Русакова, умолчавшая о своих отношениях с Томасом Чилуэллом. Да и тот факт, что старик отказался разговаривать при Верховском тоже напрягал.

– Догадываюсь, что вы чувствуете, – мимоходом бросил шедший рядом Александр, – наверное, вы воображаете себя Алисой, падающей в кроличью нору.

– Интересное сравнение, – сухо усмехнулась Ксения, – только вы тоже так себя чувствуете, вы пришли услышать ответы, но не услышали.

Верховский улыбнулся.

– Пожалуй, не стану печалиться об этом, – сказал он, – всё, что вам было сказано, это сказано только для вас и только вы поймете, как обойтись со сказанным.

Жизнь понимается с высоты прожитых лет, хотя и двигаться она должна вперед, вспомнила Ксения известное изречение Кьеркегора. Верховский сейчас находился в смятении. Он бился со своими страхами, пытался определить, рассказывать ли то, в чём он сам себе боится признаться. Он тоже умеет менять лица как перчатки. Интересно, есть ли у него душа? И какая она? Быть может, тот странный старик не стал с ним разговаривать, потому что как раз не увидел в нем душу. Но он что-то увидел в ней самой, что-то такое, что Ксения сама похоронила под маской железного детектива с нервами-канатами. Что-то, чего не было у Верховского. Поэтому он и стал говорить с ней одной.

– Кто он? – спросила девушка.

– Художник, – пожал плечами Верховский, – странный старик, говорят, он умеет распознавать истинную сущность человека.

– Каким же образом? – полюбопытствовала Авалова.

– У него уникальный талант, – сказал Верховский, – прикоснувшись к человеку или к его вещи, он как бы сам становится этой личностью. Им овладевают те же эмоции, которые человек испытывает в этот момент.

– Экстрасенсорика? – недоверчиво спросила Ксения.

– Что-то вроде этого, – бросил Верховский, – когда он прикасается к человеку, то этот человек представляется ему не более чем рисунком, набором линий, которые выстраиваются в портрет.

Ксения улыбнулась.

– Занятно, – отметила девушка, – и какой он портрет увидел в вас? Вы не стали противиться, когда он сказал, что будет разговаривать со мной, значит, вы боялись того, что услышите о себе.

Верховский пожал плечами.

– У каждого из нас есть свои скелеты в шкафу, Ксения Игоревна, – многозначительно произнес молодой человек, – мой портрет мне и так известен и, боюсь, я не услышал бы ничего нового.

Ксения повернулась в его сторону и, наверное, впервые заглянула ему в глаза. Они были очень яркие, но абсолютно лишенные эмоций, словно бы кто-то выкачал из них всю жизнь.

– Как вы считаете, есть бездуховные люди? – озвучил он её собственный вопрос, заданный художнику.

Ксения задумалась.

– Этот вопрос скорее следует задать священнику, – улыбнулась она, – а не детективу. Впрочем, думаю, да. И это опасные люди, опасные для себя самих. Мне кажется, бездушный человек не может откликнуться на чужое горе, оно его не трогает. Такое, к сожалению, бывает, когда человек сознательно идет против своей совести. Мне так кажется.

– Занятно, – сказал Александр, – знаете, Ксения Игоревна, меня всегда интересовало, как поступки человека могут повлиять на его судьбу. Как, однако, всегда обманчиво внешнее благополучие человека, и лишь узнав то, что у него внутри, можно понять мотивы его поступков. Добро он творит или зло. Иногда мне кажется, что и зло можно творить во благо.

Авалова сдвинула брови. Он ждал от неё ответа.

– Мне кажется, все действия человека можно условно поделить на добрые и злые, – сказала девушка, – любой поступок, будучи злым или добрым, влияет на будущее человека. Зло может заставить понять себя, важно лишь отметить, что не каждый злой человек на это способен. Кто-то совершает зло всю жизнь, и его все устраивает, кто-то понимает, что поступал неправильно, уже после совершения многочисленных злодеяний, кто-то задумывается о собственном существовании после совершения небольшого проступка. Каждая личность индивидуальна и реагирует на собственное зло по-разному. Важно выбрать, как ты реагируешь на свое зло.

– Интересная теория, – заметил Верховский, – знаете, вы оказались даже умнее, чем я предполагал.

– Надеюсь, вы не разочаруетесь в этом, – хмыкнула Авалова.

– Часто правильность мыслей проверяется необходимостью подтвердить их ещё раз, – улыбнулся Верховский, – даже если тебе известна цена проверки. Я это слишком хорошо знаю.

– То, что произошло с Катей Кирсановой, относится к этому? – прямо спросила Ксения.

Верховский пожал плечами.

– Отчасти, – сказал он, – возможно, я и не должен был использовать её в своем деле, но мне тогда казалось, что я поступаю верно.

– Он дал ей погибнуть, и трусость в этом случае весьма слабое оправдание, – вспомнила Ксения цитату из Драйзера.

– Я считал, что смогу предотвратить подобное, – пожал плечами Верховский, – я ошибался, но если вы меня спросите, жалею ли я об этой ошибке, я вам скажу: нет, не жалею. Если бы все повторилось, я бы сделал то же самое. Нарыв всегда нужно вскрывать, даже путем таких жертв.

Очевидно, Верховский снова сел на любимого конька – политику. Это было странно, но Ксения все время ловила себя на мысли, что ей нравится с ним дискутировать.

– Перемены должны происходить скачком? – риторически спросила Ксения. – Весьма опасное предприятие.

– Не люблю жить в напряжении, – сказал Верховский, – чувствовать его постоянно, ложиться с ним спать или включать телевизор, платить налоги или ходить на свидания. Странное ощущение, не правда ли, но оно не уходит, и избавиться от него никак нельзя. Не сталкивались с таким?

– Наваждение грех, – улыбнулась Ксения, – оно порождает пустоту в человеке – искажение реальности, сотворённое человеческими ложью и потерей умения фантазировать.

– А что есть реальность? – спросил Верховский. – И как определить её? Не кажется ли вам, Ксения Игоревна, что мы вообще живем в каком-то иллюзорном мире, который нам нарисовал какой-то злобный демон?

Они неспешно подошли к тому месту, где Верховский запарковал автомобиль.

– Человек мыслит, – сказала Ксения, – а значит, только своими мыслями он этот мир и создает. А уж дурные они или праведные, он только сам знает и только сознание собственной невиновности успокаивает человека. Не правда ли?

Разговор прервал телефонный звонок. Рауш.

– Вы не у телевизора? – озадачил её Макс. Ксения возвела глаза к небу.

– Что ещё случилось? – спросила она.

– Случилось, – последовал ответ.

* * *

Они встретились в кабинете. Работал телевизор. Мациевский и Рауш стояли перед ним. Покровская сидела, закинув ногу на ногу, и нервно кусала губы.

– Мы тут интересную передачу смотрим, – сказал Мациевский, – присоединяйтесь.

Ксения обратила взор на экран. Шло политическое ток-шоу. Ведущий лысый низкого роста в рубашке и жилетке что-то активно вещал зрителям.

«Я сейчас говорю вам только факты, только голые факты. Дети депутатов и чиновников использовали частную швейцарскую клинику в качестве частного сумасшедшего дома, в который отправляли молодых девушек, с которыми им надоело развлекаться. – В студии поднялся гомон. – Повторяю, – говорил ведущий, что это не клевета, у меня есть документы, которые мне прислали сегодня утром…»

Ксения резко переключила канал. На нём шли новости.

«После опубликования данных о восьми девушках, которые удерживались в частной швейцарской клиники, – вещал репортер, – более четырех тысяч человек вышли к дверям Верховной рады…»

Ксения выключила телевизор. Опоздали.

– Самое главное, что всё правда, – сказала Ксения, головой кивая на погасший экран.

– Да, – пробормотала Наташа, – теперь начнется. Как думаете, документы были опубликованы по приказу? Или по личной инициативе?

Авалова мрачно склонила голову в кивке.

– По приказу, по приказу, – сказала она, – только не тех, на кого мы думаем.

– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался Мациевский.

– Есть кто-то ещё, – пояснила Ксения, – кто-то, кто отдает приказы Адашеву и кому подчиняется наша девушка.

– SIGMA? – спросила Наташа. Ксения кивнула.

– Да, – кивнула Ксения, – удивительно, но теперь я сама начинаю в это верить. И они пока впереди нас. На этом обычное расследование заканчивается, начинается политика.

– Что будем делать? – спросила Наташа.

– Что и раньше, – сказала Ксения, – искать. Если у Арсенюка действительно есть компромат на Адашева, возможно, он даст нам ключ к поискам. А я вернусь к Верховскому. Пришло время услышать и от него ответы.

* * *

И судимы были мертвые по написанному в книгах сообразно с делами своими.

Грозен и страшен был этот год. И в год этот жила Понти́я в каком-то странном и неестественном состоянии, которое быть может только ей одной свойственно.

И вот в этот самый год произошло в этой стране то, что все ожидали, но произошло это так быстро, что никто уже даже не скажет, кто это начал и что стало причиной. А произошло это потому, что в этой самой стране ненавидели власть.

Её ненавидели все. Ненавидели либералы, которые мечтали об эфемерной свободе. Ненавидели олигархи, потому что власть дербанила тот кусок, который дербанить могли бы они. Ненавидели националисты, потому что националисты считали власть враждебной для государственнических идей. Ненавидели поэты и литераторы, художники и банкиры.

А власть этой самой Понти́и мечтала не о закатах над рекой и не о теплых зимах, и не благополучии Понти́и, а мечтала она о маленькой ячейке с внушительным содержимым и о квартирах в очень далёких странах.

И эта ненависть росла и ширилась, и стала разбухать. Власть ненавидели, ненавидели ненавистью прямой, сильной, которая должна была двинуть в драку.

И вот пришло известие о том, что богатые люди Республики развлекаются с девушками, а потом отправляют их в психиатрическую клинику, когда те им надоедали.

И нечего было говорить власти, что будет расследование и виновных накажут.

Мнения разделились. Кто-то говорил:

– Это либералы! А кто-то:

– Это коррумпированная власть! Там одни воры. Ну и любимое славянское:

– Это вообще всё Запад!

И никто не знал, кто такие «либералы», и кто «воры во власти», и какой-такой «Запад». Но что знали все решительно, это то, что власть должна ответить.

* * *

Угольная чернота залегла над массивными деревьями. Полная чернота, и только свет прожектора освещает караульное помещение возле массивных ворот.

И вдруг как по команде: свет, рев моторов, крики, гомон.

– Ребята, давай с нами! На склады!

– На склады! – подхватили ребята.

Осторожный часовой вскинул АКМ.

– Кто идет?

Ответом ему был удар тяжелым поленом по голове. Часовой рухнул на землю. АКМ кто-то подхватил. Послышались выстрелы.

Снова свет фар. Рев мотора. Кто-то двинул грузовик на ворота.

Тяжелый «бычок» снес покрашенный металл, и толпа ворвалась туда, куда чернота падала на деревья.

Воздух наполнился рёвом тревоги и стрекотом автоматов. Это пытались отстреливаться солдаты, но толпа напирала. Раскидывала солдат поленьями, забивала камнями, подхватывала АКМы и начинала стрелять в ответ.

Толпа врывалась в массивное здание, выносила оттуда тяжелые деревянные ящики. Выходила из ворот. Садилась в грузовики и ехала. Ехала брать город.

Да, месть не замедлила себя ждать. Она пришла по жарким дорогам с запада и востока. С юга и с севера. Пришла в Борисфен. Пришла и стала стрекотать автоматами и пахнуть кострами на площади, и звучать криками и призывами.

И явно, что предшествовал этому всему обычный, простой и кривой гнев. Этот гнев нес и поленья, и автоматы и сносил металлические ворота.

И вот после этих ворот и после того, как заполыхали костры на площади, началась какая-то сущая чертовщина. Всколыхнулась и забурлила по всей Республике.

* * *

Вдоль берега реки тянулась насыпь из вырытого со дна грунта. Слово «Jonction» означало соединение. Что же, судьба не лишена иронии, в который раз утвердилась Кристина.

Грея руки в карманах пальто и подбрасывая носком сапога мелкую гальку, девушка стояла подле высокого дерева и смотрела на автокран, который поднимал из мрачной осенней воды автомобиль. То, что от него осталось за десять лет, которые он пролежал на дне.

Проходя вдоль реки, Кристина думала о том, какие ещё тайны могут скрывать эти темные воды. Водолазы работали уже два часа, ныряя в воду с надувных лодок. Криминалисты обследовали поросшие травой и тростником берега. Все было залито сиянием переносных прожекторов.

Думай, приказала она себе, они подъехали сюда, колеса были развернуты к реке. Затем один из пассажиров вышел и направил автомобиль в воду. Остальное сделала неумолимая природа и время.

Штильхарт был рядом. Тоже смотрел, как на фоне черного небо вырастает силуэт «Ауди».

– Плохие новости, – сказал он, – уже слышала? Левонова кивнула.

– Да, – сухо сказала она, – теперь начнется. Народ обвиняет власть. Власть обвиняет народ. Дело пахнет большим бадабумом.

– Занимательное слово, – хмыкнул Флориан, – главное, очень точно объясняет.

– Главное, что мы сделать ни черта не можем, – сказала Кристина, – не стоило нам соваться в клинику, мы только подстегнули ситуацию.

– Не кори себя, – пожал плечами Флориан, – ты все сделала правильно. Спасла жизни двух невинных девочек. А уж это… будь покойна, оно и так бы случилось. Не это, так другое. Важно знать правду о природе ситуации, и мы её знаем.

Кристина бросила в его сторону недоверчивый взгляд.

– Штильхарт, – сказала она, – ты читаешь слишком много философских книг.

Автокран перетащил машину в сторону от воды и покачал над насыпью. Потом, с помощью трех человек, «Ауди» медленно опустили на землю и его сразу облепили полицейские. Кто-то открыл дверцу, оттуда вылилась дурно пахнущая зацветшая вода.

– Детектив, – окликнула Флориана девушка-полицейский из оцепления, – посмотрите, что мы нашли!

Штильхарт кивнул Кристине, и они вдвоем подошли к автомобилю. В этот момент двое полицейских в спецодежде осторожно вытаскивали что-то из салона – человеческие кости.

– Десять лет пролежала на дне, – сказал Штильхарт, – Фабиан, как думаешь, удастся идентифицировать?

– Закон сохранения материи, – сказал Эмболо, – дает мне некоторую надежду. Хотя кое-что я уже могу сказать.

– Мы все в ожидании, – сказала Кристина.

– Извольте, – сказал Фабиан, – скелет женский, на вид 17–18 лет. Зубы ухоженные, шейный позвонок сломан, поэтому могу предположить, что жертве свернули шею.

– А сколько в таком виде она пролежала в воде? – спросил Флориан.

Фабиан пожал плечами.

– Тело в таком состоянии может разлагаться до восемнадцати месяцев, – проговорил эксперт, – а судя по состоянию машины, не менее десяти лет.

– По датам сходится, – кивнул Штильхарт, – номера целы?

– На ваше счастье, да, – сказал Фабиан, – отлетели, правда, в сторону, но целые.

Кристина заглянула за плечо Флориана и некоторое время разглядывала поржавевший номерной знак. Все оказалось до смешного просто.

– Вырисовывается такая картина, – сказала она, – убийца усадил уже мертвую Александру Рыкову за руль. Сам скорее всего управлял автомобилем снаружи. «А ремень на жертве был пристегнут?» – спросила она у Фабиана.

Эксперт покачал головой.

– Нет, – сказал он. Кристина поджала губы.

– Странно, – сказала она, – я бы на её месте пристегнула. Тело могло выпасть из машины раньше времени.

Штильхарт насупился.

– Может быть, её кто-то спугнул, – проговорил он, – вот она и не пристегнула.

Кристина заглянула в салон. Когда-то стильная кожаная отделка теперь представляла собой труху.

– Возможно, – кивнула девушка, – а если по-другому. Если она хотела пристегнуть труп, но её кто-то спугнул и ремень у неё отлетел и тогда…

Штильхарт отодвинул Кристину и потрогал ремень безопасности.

– А тогда ремень должен был оцарапать лицо нашей девушки или вырвать клок волос, – подхватил Флориан, – так полагаешь?

– Верно мыслишь, Штильхарт, – кивнула Кристина, вытягивая ремень, – Фабиан, иди-ка сюда.

Эксперт, потирая руки о спецкостюм, подошел к автомобилю.

– Что-нибудь нашла?

– Это ты мне скажи, – небрежно бросила девушка. Фабиан взял в руки ультрафиолетовую лампу.

– Сейчас увидим, – сказал он, осторожно проводя лампой по ремню. Несколько секунд спустя на лямке стали проявляться мелкие точки.

– Кровь, – утвердительно сказал Фабиан, – сейчас анализатор запустим и узнаем всё о вашей девушке. Если конечно, это не отпечатки трупа.

Эксперт срезал часть ремня, упаковал в конверт.

– Идите за мной, – сказал он, махнув головой.

Они отошли в сторону стоявшей возле насыпи машины LMDI, освещенной прожекторами. Фабиан залез в микроавтобус и достал небольших размеров кубический предмет белого цвета.

– Как думаешь, её мог здесь кто-то видеть? – спросила Кристина.

Флориан пожал плечами.

– Не знаю, – сказал он, изучая карту, предоставленную местным экологическим движением, – если дело было ночью, а оно было ночью, лес же кругом, стоит пройти два метра, и ты скрыт среди деревьев. Здесь вообще такая глубина и вода во всех направлениях.

Пол-Женевы утопить можно. И мы никогда ничего бы не нашли.

Кристина, сухо кивнув, отошла к микроавтобусу. Фабиан продолжал копошиться с оборудованием.

– Ну как? – спросила девушка.

– Движется, – сказал эксперт, – этот 3-d визуальный идентиграф ещё в стадии разработки. Когда мы извлечем из крови ДНК, то сможем опознать личность по фотофайлам из баз данных ЦРУ, ФСБ, АНБ…

Кристина закатила глаза.

– Федеральной разведывательной службы Германии, МОССАДА, МГБ КНР и Службы безопасности Кубы, – закончила девушка фразу, – я все перечислила?

– Только половину, – сказал Флориан, – мне это он перечисляет шесть раз на дню.

Фабиан зло прищурился.

– Я не терплю насмешек над снаряжением, – сказал он, – не думаю, что вам будет смешно, если я прекращу проверку.

– Успокойся, мы пошутили, – улыбнулась Кристина, – ты же знаешь, что без тебя мы как без рук.

– Скорее без головы, – едко заметил Фабиан.

Идентиграф два раза улюлюкнул и на экране забегали циферки. Появилась надпись «téléchargement» и строка состояния.

– Не люблю полевые работы, – сказал Фабиан, – почему-то всегда приходится выезжать туда, где холодно и грязно. Мне лучше работать в кабинете. Там сухо, кофемашина рядом и нет занудливых полицейских. А здесь только чай в пластиковом стаканчике.

– Не нуди, – похлопала Кристина его по плечу, беря в руку стакан, – между прочим, прекрасный чай.

Загрузка данных завершилась, и на экране монитора возник вначале миниатюрный овал, затем стали появляться глаза, нос, губы и волосы. Загорелась надпись «détecte».

– Это она, наша девушка, – сказала Кристина, – определенно. Думается мне, что убийство Рыковой на её совести.

Штильхарт многозначительно хмыкнул.

– Занимательно, – сказал он, – а занимательнее всего то, что ты доказать-то ничего не сможешь. Это ведь только косвенные улики, а чтобы её прижать, нужно что-то посущественнее. Это тебе не уличный карманник.

Кристина сдвинула брови. Думай, думай. Точно, поняла девушка. Развернулась на каблуках и щелкнула пальцами в воздухе.

– Старик, – сказала она.

– Чего? – не понял Чилуэлл.

– Связующее звено, – сказала девушка, – всегда должно быть связующее звено.

Штильхарт закатил глаза.

– Ты можешь говорить по-человечески? – спросил он.

– Кажется, я до чего-то додумалась, – бросила Кристина, – помнишь, ты говорил что-то про старика-соседа, который видел девушку в день убийства Чилуэллов? – спросила она.

– Ну? – пожал плечами Флориан.

– Поехали покажем ему портрет, – сказала Кристина, – вдруг узнает девушку? Понимаешь, о чём я?

Штильхарт пожевал губу.

– Это зацепка, – кивнул он, – только хлипкая. Кристина пожала плечами.

– Ну ничего другого у нас нет, – заметила девушка, – какой там у него адрес?

* * *

Наташа вела сама, сквозь туман, который окутывал пригороды Кранцберга. События последних дней сделали из её нервов один стальной канат. Незнание – корень страха и подозрений. Знание – источник печалей.

Однако в данный момент она не могла поверить своей удаче, несмотря на внешнюю неразбериху, дела, похоже, налаживались. Если у неё будут документы, то ими можно будет торговать, вопрос только с кем и о чём?

– Какого черта нас опять несёт в это проклятое место? – жаловался Соболь. – Прошлый раз еле ноги унесли.

– Не волнуйся, – манерно бросила девушка, – если все удастся, нам придется покинуть это прекрасное местечко, и желательно больше никогда не возвращаться, разве что только сильно изменив внешность. И провести оставшуюся жизнь, поминутно оглядываясь и скрываясь.

Наташа чувствовала теплый прилив адреналина, если и не получится, то хуже уже не станет.

– Веселая перспектива, – улыбнулся Соболь, – впрочем, я уже начинаю к этому привыкать.

Безуспешно прикидываясь своей, Наташа шагала по узкой тропинке, которая вилась меж лимонных и апельсиновых деревьев, шедшей от приоткрытой калитки, которая, нужно сказать, весьма озадачила её, ибо в прошлый раз была закрыта. Впрочем, Арсенюк мог её ждать и не посвящать своих охранников в подробности встречи, тем более что кое-кто из них мог и сообщить, с кем именно встречается их шеф. Входная дверь тоже была открыта, Наташа осторожно отодвинула её в сторону, положив свободную руку на рукоять револьвера. Удивительно быстро она привыкла к наличию оружия, хотя если бы её кто-то спросил, она бы с удовольствием поменяла все эти бесконечные перестрелки и погони на обычную канцелярскую работу.

Впрочем, уже переступив порог злополучного дома, Наташа поняла, что оружие вряд ли понадобится. В доме просто никого не было. Обитатель жилища явно собирался впопыхах, не заботясь задвинуть панели стенных шкафов после того, как выгреб вещи.

– Занятно, – хмыкнул Соболь, – неужели сбежал?

Покровская пожала плечами.

– Похоже, – сказала она, – или кто-то здесь что-то пытался найти.

Она махнула рукой, показав жестом следовать за ней.

Обстоятельства усложнились.

– Вы решили переквалифицироваться в оперативники и напугать шайку головорезов?

Наташа криво усмехнулась.

– Всегда об этом мечтала, – сказала девушка.

Она вошла в гостиную. Перевернутый стул мог указывать на следы борьбы. Больше ничего интересного не было. Девушка прошла дальше. В глубине комнаты, рядом с большим полотном XVIII века, растекалось красное пятно. Наташа заглянула за угол комода. Арсенюк лежал головой к стене. Кровь капала из его перерезанного горла на паркет, она и образовывала пятно.

– Из огня да в полымя, – пробормотала Наташа, нагибаясь к телу, – никогда такого не видела.

Соболь нервно сглотнул.

– Это что же, – сказал он, – опять эта девица?

– Скорее всего, – кивнула девушка, осматривая карманы, – но похоже, что кроме характерной раны у нас кое-что ещё есть.

Девушка осторожно отодвинула воротник рубашки и отстегнула серебряную цепочку с толстым деревянным крестом.

– Это что ещё такое? – спросил Соболь.

Наташа потянула за нижнюю часть креста. На верхней части стал заметен usb-разъем.

– Вероятно, это и искали, – сказала девушка, – видела я пару раз такие штучки.

– Это что, флешка? – спросил Соболь.

– Да, – сказала девушка, – надо вызывать криминалистов.

– А вот это уже лишнее, – раздался голос.

Одна из дверей скользнула в сторону и в комнату вошел кошмар.

Наташа в оцепенении смотрела на это видение. Элегантная убийца одета во все черное, включая накидку с капюшоном, тяжелые ботинки и перчатки. Из правой перчатки торчало оружие, которое Наташа никогда раньше не видела. Лицо девушки было закрыто изящной маской. В ней чувствовался природный шарм и эстетизм, как в рассказах про вампиров. Глаза горели яростным огнем, губы сложены в ухмылке.

Любительница темных тонов мрачно обвела присутствующих и убедительно произнесла холодным голосом:

– Оказывается, вот где надо было искать, спасибо, а теперь вы умрете.

Наташа застыла на месте, не в силах оказать ни малейшего сопротивления. Убийца направилась вперед. Её глаза сияли будто два костра, когда она заносила клинок.

Наташе хотелось зажмуриться.

Стоявший рядом Соболь сгреб тяжелую шкатулку и швырнул её в нападавшую как раз тогда, когда Охотница по кривой дуге направила клинок к шее Покровской. Удар пришелся по шкатулке. Лезвие на глазах изумленной Наташи напополам разрезало тяжёлое дерево, раскидывая выпадающую из шкатулки мелочь. Наташа не сомневалась, что мощи замаха было достаточно и на то, чтобы лишить её головы, но Соболю хватило добытой секунды, чтобы нырнуть вперед и оттолкнуть девушку в сторону.

Охотница отреагировала быстро и замахнулась снова. Но к этому времени Соболь уже выхватил пистолет и принялся палить изо всех сил. И тут произошло уж совсем невообразимое. Охотница развернулась на каблуках и нажала на запястье, очевидно какую-то кнопку, летевшие в неё пули остановились, а затем разлетелись в разные стороны.

Наташа не могла поверить своим глазам, что так вообще бывает.

Охотница же со злобной усмешкой выставила вперед руку и с запястья сорвался металлический диск. Наташе оставалось только с ужасом наблюдать ту секунду, за которую предмет долетел до её напарника и, оставив на его шее красную дугу, вернулся к хозяйке. Соболь, держась за шею, рухнул на пол.

Слишком всё это быстро, ошалело подумала Наташа, она никогда не видела, чтобы кто-то двигался так, как эта девица. Наверное, у кого-то типа Ксении и был шанс против чего-то такого, но точно не у неё.

Охотница быстрым шагом направилась к ней и занесла руку. Наташа обнаружила себя прижатой к стене. Оружие было бесполезно. Покровская оглянулась в поисках спасения и нащупала стоявший рядом буфет. Нечеловеческим усилием, Наташа раскачала и опрокинула его на убийцу. Послышался звон битого стекла. Видеть, что произошло, девушка уже не хотела, поставив себя на ноги, она вылетела по направлению к дверному проему.

Не получилось, что-то металлическое обхватило её ноги, повалило на пол и потащило назад. Почувствовав острую боль в спине, Наташа обнаружила себя у противоположной стены комнаты. Охотница стояла перед ней. Резким движением она схватила девушку за горло и подняла в воздух, пригвождая к стене.

– Пришло время умереть, – сообщила убийца. Наташа стала барахтаться, пытаясь вырваться из цепкой хватки.

Но всё было бесполезно.

Сознание уже практически покинуло её, когда Наташа сумела, извернувшись, лягнуть охотницу ногой в грудь. Девица от неожиданности разжала хватку, и Наташа бесформенной кучей свалилась на пол.

Отдышаться ей не дали, убийца обрушилась сверху, совершая очередной замах. Отчаянно брыкаясь, Покровская стянула её с себя и тут же получила ошеломляюще быстрый удар ногой в челюсть. С оглушительным треском девушка отлетела назад, проломив собой дверь в подвал, скатилась через три пролета бетонных ступеней вниз со скоростью ракеты, сжигающей последние остатки топлива перед столкновением. Наташа врезалась в пол под сильно острым углом, прокатилась по комнате и так сильно впечаталась в стеллаж, что облегченный пластик прогнулся и обрушился на девушку. Более она не шевелилась.