Covert nevtherworld. Бесконечность I. Катастрофы разума

– Прокуратура, – коротко сказала она, одновременно демонстрируя удостоверение в весьма правильном расчете, что где-то с другой стороны домофона, откуда он управляется, её прекрасно видно.

Либо с властью здесь не спорили, либо о её приезде уже сообщили, потому что буквально через секунду после того, как она представилась, при этом даже не успев указать, так сказать, цель визита (ну действительно, мало ли зачем приходят прокурорские), дверь автоматически отворилась, пропуская гостей внутрь. Что ж, хорошо, если о ней предупредили, Наташа не любила долгих прелюдий. Внутреннее убранство просторной колоннады, служившей, очевидно, холлом, поражало всякое воображение. Сплошь уставленное цветами, карликовыми деревьями и декоративными кустарниками, оно напоминало скорее ботанический сад, чем холл офиса корпорации, ну по крайней мере Покровская в Борисфене подобных офисов никогда не видела. Дикую обстановку джунглей дополняли стоящие в клетках чучела экзотических птиц. Наташа и её спутник с любопытством осматривали импровизированный парк, ожидая, когда кто-то их встретит.

Но никто к ним не торопился. Девушка потрогала одно из чучел, словно бы убеждаясь, что оно не настоящее.

– Прямо-таки декорации к Тарзану, – констатировала Наташа, заглядывая за небольшую ветку какого-то южного дерева, – только хозяев джунглей почему-то нет.

На эти её слова отреагировали. С уходящей вверх лестницы спустился подтянутый мужчина средних лет, который, судя по серому в полоску костюму и дорогим итальянским ботинкам, совершенно не был похож на Тарзана, ну или был сильно изменившимся Тарзаном.

– Прекрасная коллекция, – будничным светским тоном отметила Наташа.

– Господин Сабуров увлекается орнитологией, – сказал мужчина, протягивая руку. – Константин Сокольников, я помощник господина Сабурова, пойдемте, – мужчина сделал приглашающий жест.

– В этом его никто не обвинит, – сказала Наташа.

Сокольников повел их вверх по мраморной лестнице на самый последний этаж особняка. Пока они шли, обстановка становилась более похожей на офис, очевидно, нижние этажи предназначались для каких-то официальных приемов, а сейчас Наташа видела снующих работников, одетых в повседневную офисную одежду, удачно совпадающую по цветовой гамме с логотипом компании. В голове девушки сейчас бушевал настоящий винегрет из мыслей. Вся своеобразная, приветственная церемония означала, что их здесь определенно ждали, но как их могли ждать, если она сама не знала, что приедет сюда.

Ну по крайней мере именно сегодня.

Нужный им этаж представлял собой длинную мансарду, перегороженную каменной стеной, в центре которой имелась массивная деревянная дверь из резного дуба. Крыша, боковые стены помещения были также обиты дубовым деревом, в некоторых местах из специальных отверстий вниз свисали тонкие прозрачные рейки, на которых висели фотографии промышленной работы корпорации.

Сокольников постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, зашел, как подозревала Наташа, в кабинет хозяина всего этого предприятия. Вышел службист из кабинета практически сразу, сделав приглашающий жест девушке.

– Вас ждут, – сказал он, – ваш компаньон может пройти с вами, однако ему придется оставить оружие.

– Прекрасно, – ответила Наташа, – мы не для драки пришли.

Вот только для чего, интересно?

Соболь вытащил свой ПМ и положил на стол. Службист вытащил из пистолета обойму и вернул владельцу, предварительно убрав обойму во внутренний карман пиджака. Затем открыл дверь и пропустил гостей в кабинет.

* * *

Кабинет Альберта Сабурова был похож на кают-компанию каравеллы шестнадцатого века. Обшивка из тёмного дерева создавала довольно мрачную обстановку, в левом углу кабинета стоял стеллаж с красиво оформленными книгами, а впереди книг – модели оловянных солдатиков, в правом углу стояли, придвинутые друг к другу, два кожаных дивана, перед которыми располагался низкий журнальный столик, на котором был графин, доверху наполненный водой, вероятно, для гостей, наконец, перед дальней стеной, точнее, перед панорамным окном стоял красивый стол на резных ножках, а за столом высокое кожаное кресло, на котором сидел высокий седой человек в охотничьем твидовом костюме – хозяин, поняла Наташа.

– Мой начальник службы безопасности сказал мне, кто вы, – медленно произнес Сабуров, – вы знаете, кто я. Так что, думаю, мы можем обойтись без формальностей и прелюдий. Присаживайтесь, Наташа.

– Благодарю, мне сказали, будто вы нас ждали. Это так?

Сабуров откинулся в кресле и подпер рукой щёку.

– Я вижу, что вы удивлены, – сказал он, – но не стоит. Я действительно ждал, когда вы ко мне придете, ведь мне рекомендовали вас как человека, которому можно довериться.

Вот только кто, параллельно размышляла Покровская, – Вяземский? Добровольский? Хотя это и не суть важно.

– Весьма польщена, – ответила девушка, – столь высокой оценке, так что же вы от меня хотите?

Сабуров подался вперед, облокотившись на стол.

– Я знаю, что вы ведете дело об убийстве Андрея Левицкого, – сказал бизнесмен, – неважно, как я это узнал, у меня есть источники. Думаю, что вы понимаете, что в силу некоторых обстоятельств мне важно, чтобы убийцы были схвачены.

– Ибо речь идет о вашей дочери? – напрямик спросила Наташа.

Сам просил же, без прелюдий. Сабуров кивнул.

– Сразу вам скажу, я ничего не знал о её расследовании, – произнес он, – и вряд ли бы узнал. Однако неделю назад произошло одно событие, которое само по себе было не примечательно, но оно заставило меня обратить внимание на деятельность интересующих вас лиц.

– Вот как, – среагировала Наташа, – и что же это?

– Один из моих торговых маршрутов был перекуплен небольшой судоходной компанией, – пояснил Сабуров, – через этот маршрут корпорации Великоруссии осуществляли беспошлинные поставки промышленной нефти в Турцию, а оттуда великороссы получали оборудование для глубоководного бурения скважин. Естественно, мы имели свой процент от транзита. Я поручил своей службе безопасности проверить эту судоходную компанию и выяснилось, что помимо всего прочего груза на каждом корабле обязательно перевозят по ящику с неким лекарственным препаратом.

– Греларозол, – догадалась Наташа. Сабуров кивнул.

– Совершенно верно. – Сабуров встал и подойдя к сейфу достал из него исписанную тетрадку.

– Здесь всё, – сказал он, – вот, смотрите. На первой странице – маршрут от нас, через Хорватию, в Швейцарию, а на второй, – мужчина провел ручкой по листку, – уже из Швейцарии, через Хорватию, к нам.

– Я думаю, что через эти пути транспортируют не только греларозол, – заметил Соболь.

– В том то и дело, что нет, – сказал Сабуров, – этот маршрут используется только для транспортировки Греларозола, а купила маршрут корпорация, которая принадлежит Арсенюку. Вот мне и стало интересно, почему ради каких-то таблеток понадобилось перекупать целый маршрут.

– И вы узнали о расследовании вашей дочери? – догадалась Наташа.

Сабуров кивнул.

– Да, – сказал он, – совершенно случайно. Чтобы обо мне ни говорили, я был женат один раз, и я любил свою жену. Она умерла десять лет назад, и мы с дочерью остались одни. Я решил дать дочери всё, что могу. Я уже был богат, меня тогда назначили на пост министра транспорта. Дочь я отправил в Швейцарию, она была для меня всем, светом моих очей, и я исполнял все ее желания. Но она росла совершеннейшей дикаркой, настоящего дома у неё не было, она все время скиталась по закрытым пансионам, а я был занят службой, и присматривать за ней было некому. Вот так и вышло, что через свои знакомства в Швейцарии она попала в некий круг, как называется, золотой молодежи. Там крутились все: латиноамериканцы, китайцы, великороссы, американцы. Об их «светской жизни» можно прочитать в любой газете. Эльмира все время попадала в какие-то скандальные истории, а когда я пытался привести её к порядку, то она вела себя ещё безрассуднее, не знаю, чтобы насолить мне, быть может. – Сабуров выдержал паузу и взглянул на Покровскую, та сосредоточенно слушала. – И все же, в эти моменты в ней поселилось сомнение в правильности своей жизни. Это сомнение маскировалось саморазрушением, безрассудством. Теперь я точно в этом уверен. Вы же знаете, что это часто случается с брошенными детьми. Сначала они сжигают себя, стремясь взять от жизни всё, а потом вдруг оглядываются назад и понимают, что их душа просто опустошена и жизнь пронеслась как один большой кутеж. Вдруг все прекратилось, я даже вначале не понял почему, а она просто нашла достойного молодого человека, который действительно мог составить её счастье. Сейчас я понимаю, что это была последняя попытка встать на ноги. Альваро стал для неё тем, чем она была для меня, и я с радостью был готов отдать её ему, а потом он погиб. И моя девочка, которая, казалось, обрела покой, вновь погрузилась, только уже не в кутеж, а в какую-то черную меланхолию.

В комнате на некоторое время воцарилась тишина. Наташа думала о драме девушки, о её выборе. Теперь все её действия становились достаточно понятны и логичны.

– Поэтому она так и привязалась к Марте, – продолжил Сабуров, – и месть Тополевичу и Арсенюку стала для неё смыслом жизни. Она никогда не сказала бы мне об этом. Знала, что я буду против, хотя я, конечно, следил за ней и пытался оберегать. В конце концов один из моих наблюдателей за Арсенюком сообщил мне, что его охранники следят за моей Эльмирой с весьма определенной целью: им нужна девочка, которую лечили в клинике Тополевича. Имя не назвали, но я понял, что речь о Марте.

– Тогда вы и решили включиться в её расследование самостоятельно, – кивнул Соболь.

– Инкогнито, разумеется, – сказал Сабуров. – Открыто мою помощь Эльмира никогда бы не приняла, но я понимал, что одна она не только себя погубит, но и девочку. Простите, что, может быть, слишком мелодраматично, но рассказав эту историю, которую всегда держал в себе, другому человеку, я словно камень с души снял, надеюсь, вы понимаете.

– Прекрасно понимаю, – сказала Наташа, – более того скажу, что ваша дочь большая молодец. Она бросила вызов людям, которым многие мужчины боятся перебегать дорогу. Что ещё удалось узнать вашим ребятам?

– Есть пара интересных вещей, – сказал Сабуров. – Препарат доставляют сюда морем, выгружают в порту и распродают по аптекам, но обратно корабли не пустые отправляют, а с грузом – молодыми девушками. Их высаживают в Марселе и уже по суше переправляют в клинику Тополевича в Швейцарии.

– Зачем? – спросил Соболь. – Как проституток?

– А вот это главная загадка, – сказал Сабуров, – этого никто не знает, кроме самых проверенных. Мне, к сожалению, не удалось подобраться настолько близко. Но говорят, что ни одна из перевезенных туда девушек назад не вернулась.

Значит, вот как убитые девушки должны были отправиться в Швейцарию, поняла Покровская, вероятно, что-то пошло не так и от них избавились. Но для чего их туда отправляли? Возможно, что на них испытывали препарат, как на подопытных. Это может быть. Но почему понадобились девушки отсюда? И почему девушки?

– Вы можете устроить нам встречу с вашими агентами? – спросила она. – Нам нужна полная оперативная обстановка. Мы должны знать об этих людях всё. Что они делают? С кем встречаются? Куда тратят деньги? Всё.

Сабуров кивнул.

– Что же, это можно устроить, – сказал он, – я готов вам помочь, если вы пообещаете не бросать это дело и довести его до конца. Мне нужно, чтобы вы остановили этих людей. Я готов вам оказывать любое сотрудничество.

Соболь бросил взгляд в сторону Покровской, та лишь выразительно смотрела на Сабурова, словно бы изучая его лицо.

– Стоящее предложение, – заметила Наталья, – но почему вы не обратились к нам открыто? Вы же сами сказали, что собирали информацию.

Сабуров тяжело опустился на стул. Закурил.

– Потому что в таком деле не нужны лишние уши, – сказал он, – а главное, люди, которые нас с вами интересуют, не знают о том, что я против них копаю, иначе они вряд ли предлагали бы мне вступить в их «Лигу честности». А если бы я обратился к вам напрямую, они бы сложили два и два.

– Значит, вам предлагали, – спросила Покровская, – вступить?

Сабуров усмехнулся.

– Предлагали, – сказал он, – не далее чем два дня назад, но я отказался и тем самым подписал себе смертный приговор. Покушение на меня – это только дело времени, и когда меня не станет, мою девочку больше никто не сможет сберечь, видите, я с вами предельно откровенен. Помогите мне. Помогите мне спасти мою дочь. Вы теперь мой единственный шанс. Можно ли рассчитывать на вашу помощь? Я устал. Быть может, это вам покажется странным, но это правда. Хочу просто пожить, как обычный человек, в свое удовольствие. Не бояться за своих близких. Спокойно спать по ночам.

Покровская коротко усмехнулась.

– Не получится, – сказала она, – не там родились, не там живете. Вам бы спрятаться куда-нибудь. В деревню к тётке…

– В глушь, в Саратов, – улыбнулся Сабуров.

– Вы поняли? – спросила Наташа. – Я думаю, у вас есть пара-тройка укромных мест, а пока они будут соображать, куда вы делись, я буду заниматься вашим делом.

– Думаю, что мы поняли друг друга, – сказал Сабуров. – Спасибо вам за всё.

В его словах чувствовалась обреченность, показалось Покровской, эти ребята умеют выжимать людей. Оставалось надеяться, что её нервы крепче, чем у мужчин в дорогих костюмах. Ты сама-то в это веришь, спросила себя Наталья. Ну ничего, главное – убедить себя, а остальное неважно.

* * *

Верховский привычным движением повернул ключ в замке входной двери своей квартиры и прошел внутрь. Скинув бежевые тапочки, он сел на стул, который стоял сбоку от входной двери, и некоторое время оставался в неподвижном состоянии, рассматривая свои босые ступни. Затем, словно бы пробудившись от спячки, дернул головой и потянулся рукой к телефонному аппарату, стоявшему на тумбочке из резного дерева. Быстрыми щелчками набрал номер и поднес трубку к уху.

– Я приехал, – сказал он, – у меня открыто, проходите. Сказав это, Александр положил трубку и, встав со стула, направился в гостиную – ту часть квартиры, которой он гордился больше всего. Не только из-за того, что в ней располагалась совершенно уникальная библиотека, ей мог, наверно, позавидовать даже конгресс США. Коллекционирование редких и старинных книг было одно из тех немногих увлечений обеспеченных людей, о котором Верховский мог сказать, что оно того стоит. Однако в противовес многим своим собратьям по материальному состоянию Александр ещё и читал эти книги, черпая и откладывая в своем сознании знания древних. И в минуты душевного расслабления он очень любил, потягивая терпкое вино, сидеть перед камином и размышлять.

Но только не сегодня. Не сегодня, потому что времени для размышлений уже не осталось.

Сзади раздались глухие шаги, и в гостиную вошел низкорослый седой мужчина в легком светлом костюме, идеально подходящем для этого сезона в Кранцберге. Звали этого человека Николай Урусов. Он был одним из королей промышленности Понти́и. Сумев в начале девяностых получить металоперерабатывающий комбинат, Урусов за десять лет смог создать целую плавильную империю на территории республики, империю, с которой считались даже соседние государства. К середине нулевых Урусов имел долю во всех сколько-нибудь крупных предприятиях по производству металла, что позволяло ему размещать заказы по переработке металла исключительно на своих заводах. Александр любил этого старика. Он ему чем-то напоминал гоголевского Тараса Бульбу. Казался настоящим крепким хозяйственником, которому просто не повезло оказаться в Понти́и в эти годы. Решительный, бескомпромиссный и жесткий. А ещё он был отцом Анастасии. Его Анастасии. Он всегда поражался превратностям судьбы. Его отношения с Анастасией расстроились, а с её отцом только крепли. Интересная штука жизнь.

– Мы давно не виделись, – сказал Урусов, – однако вижу, что ты не меняешь свои привычки.

Верховский открыл винный шкаф и достал оттуда зеленую запыленную бутылку.

– Старые привычки всегда сложнее узнать, – чем ты чаще меняешь поведение, тем заметнее становишься, вы будете? – молодой человек взглядом указал на бутылку.

– Наливай, – сухо ответил Николай.

Верховский отметил, что старик явно не в духе, и хотя он догадывался о причинах такого состояния, вслух не стал высказываться. Рано ещё было.

– Ты, наверное, хочешь спросить, почему я искал с тобой встречи? – поинтересовался Николай.

Александр покачал головой.

– Я догадываюсь, – сказал он, – у нас с вами не так много общих дел, а те общие дела, которые есть, не требуют личной встречи.

Николай осмотрел молодого человека с головы до ног.

– Умный, – констатировал он, – с тобой уже разговаривали? Что они тебе предложили?

Александр мысленно улыбнулся. Он, как всегда, оказался прав. Урусова волновала «Лига честности», вероятно, несмотря на то, что Урусов манкировал то собрание, которое организовывал Адашев, на него всё равно вышли. И теперь Урусову было важно понять, какое количество обеспеченных людей легло под Тополевича и вследствие этого принять решение, передавать ли свои капиталы в Женеву.

– Разговаривали, – сказал Александр, – но если вы знаете мои привычки, вы знаете мой ответ.

– Почему? – спросил Николай. – Ты же всегда был идейный, сколько я тебя помню. Что же, их идея тебе не близка?

– Проверяет, подумал Александр, значит, боится, значит, те, с кем он разговаривал, уже были на стороне Лиги. Только вот с кем он разговаривал?

– Тополевич, – Верховский всегда отличался тем, что не врал и говорил совершенно искренне, – это чуждый для меня человек, и никаких контактов я с ним иметь не хочу.

– А ты не боишься, – спросил Николай, – что такая твоя принципиальность будет тебе дорого стоить?

Александр усмехнулся.

– Я вижу, с вами тоже поговорили?

Урусов с тяжелым видом сел в кожаное кресло.

– Нет, они не стали себя даже этим утруждать, – жестко сказал он, – они просто перекрыли мне все каналы для вложений. Разве что-то нужно еще говорить? Сигнал дали чёткий: или ты, сударик, с нами, или против, но тогда сиди на своем комбинате и пусть подыхает твое производство, а оголодавшие рабочие тебя потом сами на вилах вынесут.

Александр вновь улыбнулся.

– Ну, значит, готовьтесь, – сказал он, – скоро Тополевич вас к себе вызовет на ковер и предложит вам бизнес где-нибудь в Эльзасе или Канаде.

Николай залпом осушил бокал с вином.

– Уже предложил, – сказал он, – только не мне, Сабурову, не знаю, как он, но на меня пусть не рассчитывает, – я с ним вел дела, когда он до «торга» здесь свои проекты предлагал, а оттуда – он жестом махнул в сторону предполагаемой Швейцарии, – не будет ему второго «Торга», не позволю!

Александр сложил руки на груди и внимательно посмотрел на гостя.

– Я так понимаю, что Сабуров тоже не даст денег? – спросил Александр. – Что вы будете делать?

Николай добродушно посмотрел на молодого человека.

– Саша, я же не первый год дела веду, – сказал он, – ты мне скажи, как человек молодой, почему я, здоровый, крепкий мужик должен сидеть и трястись как заяц? Я этой стране пятьдесят лет жизни отдал. Да, всякое было. Да, воровал, но воровал – чтобы ворованное работало. Разве можно у них, – он поднял палец и показал на потолок, – не воровать, когда они сами воруют? Но я никогда, никогда, слышишь, никого не лишал главного – его жизни, никого не оставил без куска хлеба. Мои заводы работают, у меня сытые рабочие. И я должен как последняя дичь прятаться от всякой шушеры?

Александр внимательно следил за монологом Урусова. Прихватили его серьезно, судя по всему, а ему это не нравилось. Никому бы не понравилось. С учетом этого в голове Александра начало зарождаться сомнение, что всё происходящее с Анастасией связано непосредственно с ней, может быть, идет ещё большая игра. Может быть, кто-то лишь использует Анастасию, как оружие? Оружие, которым можно уничтожить и её отца.

А он сам? Какой шум пойдет, если станет известна та женевская история, а это станет известно. С учетом его не всегда линейной позиции…

– Сдать их хотите? – спросил он вслух. Николай кивнул.

– Сдам! – резко сказал он. – Вот полезут со своими европейскими выступлениями, сдам! Они там думают, что мне про их дела невдомек, а я про них всё знаю! – Он опрокинул ещё одну рюмку.

– А не проще в сторону отойти? – спросил Александр. – И не высовываться хотя бы до выборов?

Николай покачал головой.

– Не просто не проще, – сказал он, – невозможно. Я-то зашхерюсь, а бизнес кому? Пока меня не будет, они все мои комбинаты с молотка пустят и деньги загребут. Что ж мне теперь самому крамолу, что ли, устраивать, а? Сукины дети.

Он подошел к штофу и налил себе ещё вина.

– Слушай, Сашка, мы же с тобой не первый год знакомы, – сказал он, – так?

– Так, – ответил Александр.

– Я буду говорить прямо, – сказал Николай, – знаю, что ты с ней встречался. Может, её попросить, чтобы разобралась? Как думаешь?

Складывалось впечатление, что Урусов наконец заговорил именно о том, о чём беспокоился больше всего, и тот взгляд, которым Николай смотрел на молодого человека, подтверждал это. Очевидно, Урусов хотел получить ответ на свой вопрос именно от Александра, несмотря на то, что прекрасно его знал.

– О ком это вы? – Александр сделал вид, что не понимает.

– Не увиливай, Сашка, – сказал Николай, – я ведь догадываюсь, кто она, Авалова эта.

– И кто же?

Николай покачал головой.

– Вот и ты темнишь, – констатировал он, – лучше бы соврал, что не знаешь, а я бы сделал вид, что тебе верю! Или она только с Сабуровым дела ведет, а ты для неё мелковат?

Александр пожал плечами.

– Я не такой проницательный, как вы, – сказал он, – но меня с ней ничего не связывает. Я только поделился кое-какими соображениями, вот и все.

Урусов с силой опустил палец на стол.

– Вот и я хочу поделиться, – сказал он, – соображениями.

Александр озадаченно покачал головой.

– Признаюсь, что мысль о великих возможностях этой девицы вызывает у меня сомнение, но я устрою вам встречу, если вы так хотите.

Старика крепко прижали, вот он и хватается за соломинку. Впрочем, иногда соломинка бывает и стальной.

* * *

Светлана Русакова жила на route des Acacias, на самой границе Женевы. Это была модная торгово-промышленная улица с современными шести-восьмиэтажными домами, в которых проживали студенты, менеджеры среднего звена и прочий люд, кому не хватало на квартиру гдето центре. Квартира Светланы, судя по тому адресу, находилась именно в таком доме, на шестом этаже. Штильхарта приняли в гостиной, небольшой, но уютно и модно обставленной, с большим панорамным окном с видом на парк. За окном – небо, по которому медленно плыли белые облака, верхушки зеленых елей. Дивный октябрьский пейзаж в оконной раме. Высокая шатенка с правильными чертами лица выпорхнула в гостиную из кухни, располагавшейся по соседству, и, поставив перед гостем кофейник, подошла к окну и оперлась на подоконник.

– Если честно, я не очень хочу вспоминать то время, – сказала она, – правда, я не из тех, кто бросает на полпути, поэтому доучилась до конца, все четыре года.

– А как вы здесь оказались? – спросил Штильхарт, потягивая кофе.

– Меня в этот Центр родители отдали сразу после школы, – сказала девушка, – там я и познакомилась с Анастасией и Шурочкой. Жили вместе в кампусе, Анастасия, правда, у знакомых, но она несколько раз у нас ночевала, работать мы тоже хотели вместе. Подружки ведь. И… повезло! Мы так думали. Знаете, мы очень здоровски смотрелись вместе, – Светлана возвела глаза к потолку, как обычно делают девушки, когда начинают мечтать, – настоящие красотки. Шурочка, правда, была повыше ростом и носила очень высокие каблуки или платформу и всегда очень короткие платья. У неё потрясающие ноги. Вы не представляете, какой она была. От неё все мальчики с ума сходили.

Флориан бросил на девушку внимательный взгляд.

– Почему была? – спросил он.

– А вы что, разве не знаете? – спросила Светлана. – Она погибла вчера. Я в новостях слышала.

Штильхарт присвистнул про себя. Ну и новости. Здрасьте, приехал допросить по старому делу.

– А что случилось? – спросил полицейский. Светлана закусила губу.

– Я только знаю, что в новостях говорили, – объяснила девушка, – её машина взорвалась.

Или взорвали, подумал Штильхарт, интересно, а Крис знает?

– Я думала, что вы по этому делу ко мне пришли, – сказала Светлана.

Штильхарт кивнул:

– Не совсем, – просто мы проверяем некоторые новые факты того старого дела.

– Какие факты? – спросила Светлана. – Я думала, что все давно закрыто.

– Появились новые обстоятельства, – сказал Флориан, – в Кранцберге кто-то убивает молодых, красивых девушек и делает это таким же способом, каким была убита семья Чилуэллов. Вот к нам и обратились за помощью в расследовании.

– Значит, вы теперь считаете, что Том Чилуэлл не совершал этого преступления? – спросила Светлана.

В её глазах вспыхнул какой-то огонёк, который заинтриговал Штильхарта. С чего вдруг она это спросила? Я ведь не говорил ничего про Тома Чилуэлла, я только сказал, что появились новые факты.

– Пока рано об этом говорить, – произнес он, – но весьма возможно.

Штильхарт специально это сказал, вот теперь. Однако никакой реакции не произошло, вероятно, Светлана сболтнула то, что не собиралась. Почему? У них что, роман был? Если так, то интересно получается.

– А что вы можете рассказать об Александре? – спросил Флориан, чтобы сменить тему.

– Я же говорю, что потрясающая, – сказала Светлана, – манера говорить, двигаться, держаться на публике. Ей бы в актрисы или в дипломаты. С личной жизнью только вот не заладилось.

– Что вы имеете в виду?

– Понимаете, – обдумывая ответ, начала Светлана, – есть девушки-оторвы, которым всё равно где, с кем, а есть такие, что увидели один раз своего единственного и больше им никто не нужен, – девушка хмыкнула, – только вдвойне обидно, когда человек, которого ты любишь и который знает о твоих чувствах, начинает встречаться с твоей подругой, а тебя и в упор не видит.

– Вы о Верховском? – спросил Флориан. Девушка кивнула.

– Да, – сказала она, – я, честно говоря, не знаю, что они обе в нём нашли. Нет, не подумайте ничего дурного, он мне нравился, однако от него всё время пахло авантюризмом и с ним всё время было как-то тревожно. Он на всех смотрел букой, друзей имел очень мало. Хотя у него был очень широкий круг интересов. А с Шурочкой они ещё со школы вместе, она говорила, что даже сидели за одной партой, говорила и очень смеялась, когда рассказывала, что учительница не знала, как их отличить. К доске вызовет, а оба сидят, типа каждый думает, что вызвали другого или наоборот, сразу вместе встают. Весь класс смеется, тут уже не до уроков. А потом они расстались, Верховский на химфак поступил, а Шурочка на юридический, и они не виделись до Женевы. А когда она его вновь встретила, её детские чувства превратились в самую настоящую любовь, а он на неё ноль внимания.

– А почему вы думаете, что Верховский не хотел обращать внимание на Александру?

Светлана откинулась в кресле.

– Вы знаете, – сказала она, – он как-то сразу стал проявлять интерес к Анастасии, знаете, словно с Шурочкой его ничего не связывало. А Анастасия, я, конечно, ничего не хочу сказать, но… понимаете, она ведь знала о том, что у них были отношения, а когда между ней и Александром все завертелось… В общем, конечно, любовь зла, но я бы так не поступила.

Штильхарт нахмурился. История, рассказанная сейчас Светланой, немного, но отличалась от того рассказа, который услышала Кристина, да и он сам тогда другую версию слышал.

– После того как у них начался роман, – продолжала Светлана, – Шурочка очень изменилась. На людях она была общительной и приветливой, а по вечерам, в кампусе, угрюмая ходила и всё время бормотала одну и ту же фразу: «Я нашла смысл мести».

– К чему она это говорила? – спросил Штильхарт.

– В том-то и дело, что в пространство, – сказала девушка, – всё время это повторяла и при этом улыбалась какой-то блуждающей улыбкой. Я однажды в комнату зашла, а она на стене портрет Верховского повесила и кидала в него дротики от дартса. Я её спросила «зачем?», а она говорит «пар выпускаю, перед зачетом». Самое главное, что произошло это за неделю до убийства. Я, когда это всё случилось, грешным делом на неё подумала, настолько она в последнее время была не в себе. Ещё до всего случившегося подумала, что она в какую-то секту вступила, а буквально за два дня она вдруг успокоилась, повеселела даже, в общем, стала самой собой снова, только, знаете, в скит-клуб очень зачастила, практически каждый день там была. Ну а потом это всё и случилось.

– А как вы думаете, почему Томас Чилуэлл совершил подобное? Как вы это объясняли тогда?

Светлана изящно пожала плечами.

– Честно, не знаю, – сказала она, – я с ним вообще мало общалась, но мне он показался очень приветливым и общительным. Я и не ожидала такого.

Штильхарт допил кофе и поставил чашку на стол. Мало общалась, а чуть не вскочила, когда я сказал про него. Не бьется.

– А вот вы говорите, что Анастасия Урусова расстроила роман Александры и Верховского, а почему же тогда они были такими подругами? Вам это не кажется странным?

Светлана невесело усмехнулась.

– Понимаете, Шурочка никогда не винила в происходящем Анастасию, и Анастасия как-то не придала значение тому, что после той истории в бильярдной Верховский был с Шурочкой. К тому же у них снова начались отношения, хотя я не могу сказать, насколько искрение. А что касается Шурочки и Анастасии… вы знаете, мне казалось, что в их отношениях Верховский был лишним, настолько они дополняли друг друга. Знаете, если бы так преследовали Александра, то я бы не удивилась, что это Шурочка, в какой-то момент она действительно была готова его убить, ну мне по крайней мере так казалось, но Анастасию, нет. Мне кажется, что если бы Анастасия была молодым человеком, Шурочка бы влюбилась в неё, а не в Александра.

Штильхарт пожевал губы. Интересное предположение.

– А вы? – спросил он. – Как вы находили себя после этого?

Светлана усмехнулась.

– А что я, – сказала она, – я успешный юрист, у меня спокойная жизнь. Вы знаете, я даже иногда чувствую облегчение от того, что так произошло и мы разошлись. С течением времени я начинаю понимать, что это была не моя компания, ещё кофе?

Штильхарт кивнул. У него не было ни малейшего сомнения, что Светлана, по крайней мере, не до конца честна с ним. Ему необходимо было собрать больше информации.

* * *

Ксения Авалова стояла перед домом Верховского. Трехэтажный многоугольник из газобетона, модного материала, который непросто было достать. Перед крыльцом ухоженный сад за низким чугунным забором, в двух шагах знаменитая императорская резиденция. Настоящее имение, а не дом.