Covert nevtherworld. Бесконечность I. Катастрофы разума

Анастасия в ужасе отползла к краю постели.

– Его арестовали? – спросила она.

– Да, – небрежно бросила Шурочка, – как говорится, даёт показания. Пока всю вину берёт на себя. Да и как не брать. Отпечатки пальцев на ноже его. Он родителей убивал тем же ножом, что ты его ранила.

Анастасия повалилась на кровать. Она отказывалась понимать, что произошло. Просто отказывалась. Как такое могло произойти? Чтобы нормальный парень мог за одну секунду стать зверем, а Александр, как он мог так поступить… Боже, как? Неужели это правда? Да, это правда. Шурочка не могла наврать. Какой смысл ей врать?

Светлана осторожно посмотрела на подругу, словно угадывая её мысли.

– К тебе Александр рвался, – тихо сказала она, – но мы его не пустили. Сказали, что ты сама его позовешь.

Анастасия мрачно кивнула. Одно только его имя вызывало мелкую дрожь.

– Нет, – жестко сказала она, – я не хочу его видеть. Больше никогда. Никогда. Что бы там ни было, но то, как подло и бесчеловечно он поступил со мной… – Она посмотрела на подруг таким взглядом, каким ещё ни на кого никогда не смотрела. – Или вы снова будете говорить, что всё нормально?

– Не нормально, конечно, – возразила Света, – но ведь Александр мужчина, он имеет право на один проступок в жизни. Так мне кажется.

– А мне так не кажется! – отрезала Анастасия. – И прошу больше не поминать эту тему, если вы хотите остаться моими подругами.

Шурочка флегматично покачала головой.

– Да брось, – сказала она, – ситуация же разрешилась. К тому же он раскаивается в совершенном поступке, а это редкое для парней качество. А через месяц-другой всё вообще забудется.

– Я не забуду, – сказала Анастасия, – никогда.

* * *

Да уж, вот это учеба молодых студентов, ничего себе, подумала Авалова, выслушав историю до конца. Что же, старые истины, как всегда, верны: у всех есть свой скелет в шкафу, надо его просто отыскать. Не случайно Верховский в разговоре с ней все твердил о страхах. Вероятно, эта история гложет его не меньше, чем Урусову, но страх Урусовой иной. Он живой, она боится, поэтому реагирует и пытается защищаться, а страх Верховского мертвый и холодный, как и сам Верховский. Тот молодой человек, которого видела Ксения, совсем не тот, которого ей сейчас описала Анастасия. Где же произошла подмена? Тогда в Швейцарии или позже?

– Анастасия, я понимаю, вы испугались, – сказала Авалова, – один Бог знает, что с вами могло случиться.

Урусова потерла красные от слез глаза рукой.

– Вы не понимаете, – она нервно махнула рукой, – вы ничего не понимаете. Мне ведь надо просто было зайти тогда к Саше и ничего бы не случилось. Ничего бы вообще. В том числе и сегодня ничего бы не произошло.

– Я понимаю, – спокойно сказала Ксения, – про то и говорю. Не надо винить себя в том, что от вас не зависит. Скажите лучше, где сейчас этот Том?

Анастасия покачала головой.

– Не знаю, – сказала она, – его, по-моему, тогда сразу посадили и дали большой срок, а что потом с ним стало, я не знаю.

– Понятно, – кивнула Ксения, – скажите, а вот вы же расстались с Александром. Как получилось, что вы снова оказались вместе?

– Совершенно случайно, – сказала Анастасия. – После всей этой истории я написала заявление на перевод. Я не могла больше в Женеве оставаться, Шурочка тоже перевелась, говорила, что не хочет оставлять меня одну, только Света осталась там. Мы все не общались больше четырех лет. Я знала об успехах Александра, но встречи всё равно не искала. Я так и не смогла его простить. А вот где-то шесть лет назад я была на вернисаже своего знакомого художника, и вот там мы встретились. Это было похоже на наваждение, но я удержала себя. Та боль, которую он мне причинил, слишком сильна, тем более, как оказалось…

– Он встречается с Александрой, – закончила Ксения. Урусова кивнула.

– А она как объясняла это? – спросила Авалова. Анастасия покачала головой.

– Шурочка, она… – девушка запнулась, – она очень тактичная была и все время меня оберегала. Мне кажется, что и роман с ним она завела, чтобы я вновь не падала в этот омут.

На вопрос она не ответила, заметила Ксения про себя. Хотя, возможно, у неё не было ответа на этот вопрос. Может быть, она этим ответом и не интересовалась. Анастасия из тех девушек, которые больше любят созерцать, чем анализировать. Ксению же этот вопрос очень интересовал. Нет, в самом по себе явлении не было ничего странного. Молодой человек стал свободен, и девушка решила не упустить свой шанс. Что же, такое случается, но вот внешние обстоятельства смущали. Ведь за расставанием Верховского и Урусовой скрывалась глубочайшая психологическая драма, такие скоро не выветриваются из памяти, и закрутив роман с Верховским, Александра стала прямой участницей этой драмы. Неужели она действительно настолько верная подруга, что приняла таким образом на себя Верховского и огородила от него Анастасию, чтобы молодой человек не терзал душу подруги обычными для молодых людей душевными излияниями?

Что-то не похоже. Непохожа Александра на такого самопожертвенного человека, по крайней мере Ксении она такой не показалась. В ней чувствовались холодный расчет и четкость принятия решений, такие как Александра действуют разумом, а не чувствами. Впрочем, Ксения уже уяснила, что в этом деле все совсем не то, чем кажется на первый взгляд.

Звук шагов заставил Авалову отвлечься от своих мыслей и повернуть голову к входу. Вот это сюрприз. На пороге стоял Александр Верховский. Его светлый костюм был насквозь мокрый. Скорее всего, Александру пришлось долго идти от машины ввиду перекрытия улицы милицией. Сюрприз был не в его появлении, а в его нескором появлении. Когда Ксения только ехала сюда, она была уверена, что найдет его здесь. Но нет! Верховский приехал, когда уже все практически закончилось. Но самая большая странность была в его лице. Оно ничего не выражало. Ни скорби, ни боли утраты. Было какоето гнетущее чувство жалости в его лице, но оно было направлено на Анастасию. Было совсем непохоже, что у Верховского умер любимый человек. Или нелюбимый? Увидев Александра, Анастасия бросилась к нему навстречу и стиснула в объятьях. Молодой человек неуверенно обнял её в ответ.

– Ну, ну, ну, успокойся, – услышала Ксения, – успокойся. Я тебя заверяю, заверяю, что я его найду. Найду того, кто это сделал. Урусова не отвечала. Она только плакала навзрыд.

В этих объятиях было что-то такое, что сразу бросалось в глаза. Неподдельные нежность и трепетность, но вместе с тем страх. Страх, что она его оттолкнет. Таким Авалова Верховского еще не видела, она ни разу не видела его таким с Александрой. Между ними не было никакой искорки. Здесь она была. Но здесь был и страх. И страх был у Верховского, он чувствовался так сильно, словно бы Верховский и был этим страхом.

Как там было? «Страх рождает гнев, гнев рождает ненависть». Интересный феномен, однако.

Верховский поймал взгляд Аваловой.

– Что? – спросил он. – Почему вы на меня так смотрите, Ксения Игоревна?

– Как?

– Вы словно обвиняете меня в чём-то, – сказал Верховский. – Считаете, что моя реакция неуместна?

Он хорошо читает эмоции, подумала Ксения, даже слишком, впрочем, я и не пыталась их скрыть.

– Я бы сказала странная, если быть точной, – заметила Ксения, – ведь с убитой вас связывали близкие отношения, не так ли? Наверное, Александра была бы вправе рассчитывать на другую реакцию, или нет?

Уж что-что, а разыгрывать патетику перед этой парочкой она точно не собиралась, и ей было наплевать сейчас, насколько корректно прозвучала её фраза. Слишком много было вранья и увёрток. Из-за этих уверток погибли три невинные девушки. Ксения была почти уверена, что это так.

Впрочем, Верховский и не подал виду, что его задела её колкость. Он умел быть разным, и Ксения вдруг поймала себя на мысли, что этим он нравился ей, и это плохо.

Некоторое время они изучали друг друга, однако ответа Авалова не дождалась, Александр лишь печально улыбнулся и повернулся к Анастасии, снова поменяв образ, теперь на красивого и печального молодого человека. Какой же из его образов настоящий? Может быть, такого не имелось?

На деревянном настиле ресторанной террасы снова послышались шаги, на сей раз шаркающие. Это был один из криминалистов, он был облачен, по новомодной традиции, в полевой костюм и белые в цвет костюма бахилы, словно бы на учениях по отражению химической атаки.

– Детектив, – окликнул он её, – пойдемте, мы кое-что нашли интересное.

Не отводя взгляда от обнимающейся парочки, Авалова двинулась вслед за криминалистом. Интересно, что же ещё ей надо увидеть.

Разношерстная толпа скопилась возле машины Александры – белого «Рейнджровера», который они видели вчера утром.

– Решили осмотреть автомобиль убитой, – пояснил криминалист, – и вот нашли.

Он махнул рукой, и еще один затянутый в костюм сотрудник поднес ему пластиковый пакет, в который были упакованы несколько фотографий. Старший криминалист аккуратно вытащил снимки и разложил их на капоте кроссовера. Ксения вгляделась. Двое людей, мужчина и молодая девушка, которая руками обвивает его шею. Мужчина – Верховский, девушка – Катя Кирсанова. На втором снимке та же пара, только зимой. Веселые и счастливые. Кирсанова кажется слишком взрослой для своих лет. У них была связь, в этом не было сомнений.

– И чем он их так привлекает? – раздался за её спиной голос Рауша.

– Уже видели? – спросила Авалова. Макс кивнул.

– Всё, – сказал он, – теперь прижмем красавчика, не отвертится!

Авалова хмыкнула. Рауш как-то сильно невзлюбил Верховского. Возможно, это была просто ревность из-за его успехов у прекрасной половины. Мужчины часто были склонны на такую ревность.

– Не торопитесь с выводами, – сказала девушка, – то, что они вместе сфотографировались, означает только то, что они были знакомы, но это абсолютно не доказательство того, что Верховский замешан в убийстве.

– Но у них была связь, – возразил Макс, – это же понятно по фотографии, а он врал, что они не знакомы, вот ваша версия и бьется. Взрослый, обеспеченный, умный. С кем, как не с таким парнем, обсуждать политику?

В словах Рауша был определённый смысл, тем более, чего уж греха таить, эта версия сверлила её мозг с тех пор, как она узнала, что Верховский имел отношение к разработке греларозола. Но что, если всё-таки молодого человека подставляют? Как-то слишком просто они получают свидетельства его замешанности в этом деле. Вначале машина возле места преступления, потом квартира, выкупленная его компанией, в которой убили Кирсанову, теперь эта фотография. Эти свидетельства не говорили ни о чем конкретно, и на любом суде, естественно, будут опровергнуты, но все они были звеньями одной цепи, и эта цепь сжималась у горла Верховского как удавка. Вот что не нравилось Ксении.

– Много белых пятен, – сказала она, – слишком много. Зачем Кирсанова пошла в квартиру? Должна быть причина этого!

Макс пожал плечами.

– Да ясно как день, – почти воскликнул оперативник, – они наверняка там встречались. Он имел туда круглосуточный доступ. Дал ей ключи и велел ждать его там.

– Неужели она ему так доверяла? – удивилась Ксения.

– Она была влюблена, – фыркнул Рауш, – влюблённые способны и на более глупые вещи.

– А почему они не могли поехать вместе? – спросила девушка. – Почему она оказалась там одна?

– Он известный человек, – заметил Рауш, – если бы его увидели с молоденькой школьницей, это повредило бы его репутации. Вот вам и мотив. Она стала требовать чрезмерного внимания, возможно, угрожала рассказать об их отношениях, вот он от неё и избавился.

– И как же по-вашему это произошло?

– Ну не знаю, – фыркнул Рауш, – возможно, они встретились. Может быть, он вообще с ней хотел порвать. Она взбрыкнула, хотела его удержать, они поругались. Да таких случаев полно.

Ксения усмехнулась.

– Вот именно, что полно, – вздохнула девушка, – а у нас случай уникальный. Зачем же, по-вашему, убив её, он подруг её похитил, а потом убил?

– Так, может, для отвода глаз, – предположил Рауш, – чтобы все бросились искать мотивы, какого-то уникального киллера, что мы с радостью и делаем!

– А Левицкий?

– А может, он узнал детали убийства Левицкого? – предположил Макс. – И решил сымитировать, как будто между этими убийствами есть связь.

Ксения покачала головой.

– Все три девушки пропали раньше, чем убили Левицкого, – напомнила она, – и потом, если у них была ссора, кто-то должен был их слышать, прохожие или соседи, или никто ничего не слышал? Вы же сами готовили отчет.

Рауш фыркнул.

– Хорошо, я согласен, – бросил он, – версия не ахти, но ведь ничего другого у нас нет. К тому же вы сами в прошлый раз намекали на Верховского, разве нет? Кто говорил про то, что Кирсанова была увлечена человеком старше по возрасту, солиднее по статусу, что она поехала к нему тут же? Это ведь ваши слова. И бог мой, что я теперь слышу. Вы поговорили с ним полчаса в ресторане и уже готовы снять его с крючка! Что случилось? Вы заглянули в его печальные зеленые глаза и растаяли? Что вы задумали, Ксения? Может, поделитесь?

Авалова сунула фотографии во внутренний карман куртки и быстрым шагом пошла прочь.

* * *

– Почему ты не сказал мне? Почему ты не сказал мне сразу? – такой вопрос прозвучал после отъезда оперативной группы.

Они были с Александром абсолютно наедине. Никогда ещё после той ночи в Женеве они не оставались наедине друг с другом и одновременно с собственными мыслями.

Она так много могла сказать сейчас, но мысли мчались, как шары пустынной колючки во время урагана. На поверхность же все время выныривал один вопрос, один и тот же, его она и задавала: – Почему, Саша? Почему ты не сказал мне?

Александр криво ухмыльнулся. Вполне обыденно, но сейчас его ухмылка означала не веселье, а равнодушие, что ли. Её испугала его ухмылка. Странно, никогда раньше она её не пугала.

– А если бы и рассказал? – медленно произнес он. – Что бы это изменило? Ты бы мне не поверила. Не поверила, потому что ты слишком верила своим подругам, а мне не удалось вытащить тебя из их общества.

Анастасия фыркнула.

– Ты врёшь, – шикнула девушка. – За всё то время, что прошло с той ночи, ты ни разу не узнал обо мне. Ты не попытался рассказать правду, даже когда мы снова встретились.

Александр встал со стула. Темная тень метнулась по полу.

– Ты думаешь, я не думал об этом!? – крикнул он. – Никогда, никогда я не испытывал того, что испытал с тобой. С того самого момента, как мы встретились вновь, я не оставлял тебя. Я чувствовал свою вину за ту ночь, но я не мог тебе рассказать.

Анастасия отвернулась. Очень хотелось согласиться, простить, броситься ему в объятья. Но чья-то невидимая рука останавливала её от подобного шага. Что-то было не так в словах Александра, чувствовалась скрытая ложь или полуложь.

– Господь видит, что я хочу тебе верить, – сказала Анастасия, – но не получается. Левой рукой ты закрываешь меня щитом, а правой режешь ножом в спину. Только ли для того, чтобы защитить меня, ты начал помогать мне? А может быть, чтобы защитить свое реноме? Ещё бы, перспективный ученый, преуспевающий бизнесмен и вдруг такая пикантная история.

– Уж ни эта ли мадемуазель совершенство (вероятно, имелась в виду Авалова) внушила тебе эту версию? – зло поинтересовался Верховский. – Я недорого поставлю, что она мне верит.

Анастасия проглотила колючий комок, щекочущий горло. Он пытливо изучал её лицо. Оно сейчас казалось ему таким красивым, но чужим и холодным. Что она сейчас чувствовала? Страх, сожаление? Она старалась не смотреть ему в глаза.

– А почему ты думаешь, что я так подвержена чужому мнению? – спросила она. – У меня есть свои глаза. Я много что вижу и много что понимаю, просто иногда в этом очень трудно признаваться. Да, ты предложил свою помощь, старался меня опекать, но к чему привела твоя помощь? Только к ещё большей трагедии! Шурочка погибла, и ты даже не хочешь изобразить скорбь. Ты удивительно легко отказываешься от людей. Это ужасно.

Её невиданная резкость поразила его. Никогда ещё она так с ним не разговаривала. Впрочем, ему уже это говорили, совсем недавно. Он был виноват и знал это! И самое гадкое и противное было то, что, даже проводя ночи с Шурочкой, он подсознательно мечтал, чтобы на её месте, в его объятьях была другая, а эта куда-нибудь исчезла бы. Вот она и исчезла. И да, это он дал ей погибнуть – и его безразличие едва ли можно было засчитать за оправдание. Его мечты, которые он конструировал в голове, всё время разбивались о твердую, как камень, действительность. Эта действительность возвышалась перед ним подобно непроходимым горам, с вершины которых падала лавина действий, поступков, событий, которые накрывали его с головой.

Она внезапно и порывно все же бросилась к нему, но тут же отпрянула, судорожно выдохнув. Ощущение было такое, словно головой вперед ныряешь в теплый омут. Человек не может противиться инстинктам, а тот, который может, становится святым.

– Что же будет дальше с нами? – спросила она. – Как же нам разобраться во всем этом?

– Нужно найти того поддонка, чьих рук это дело, – решительно сказал он, – пока мы его не найдем, ты не можешь быть в безопасности.

Анастасия мрачно усмехнулась.

– Мы, – эхом повторила она, – ты впервые сказал слово «мы». Обычно ты всегда говоришь «я».

Александр наклонился к девушке и погладил её по щеке.

Некоторое время они смотрели друг другу в глаза.

– История имеет обыкновение повторяться, – заметил Верховский, – только иногда рядом с тобой может не оказаться никого, кто бы тебе помог. Один раз так уже с тобой было, и я не хочу, чтобы подобное произошло снова.

Почему ей так хотелось быть с ним? Обнять, согласиться с его словами. В конце концов, их ведь ничего больше не связывало. Неужели тот момент у озера, длившийся секунду, будет держать её всю жизнь? Анастасия выдохнула.

– Нет, – сказала она, – сейчас нет. Возможно, позже, когда все закончится, я смогу тебе снова верить, но пока… оставь меня. Дай мне возможность разобраться в себе.

Она никогда об этом не думала, но что, если Верховский тот человек, что её преследует, что, если его предложение о помощи всего лишь изысканный трюк? Она не могла представить Александра в подобной роли, равно как не могла представить в подобной роли Шурочку. Но ведь Тома она тоже не могла представить в этой роли, до определённого момента.

Кто же тот, кто вбивает клинья между всеми, кто ей дорог? Этот некто уничтожает всех, кто ей дорог, сводит с ума её саму. А она ничем не может ответить ему и ни у кого не может найти защиты. Но может быть, Шурочка была права. Может быть, это и есть цель этого некто. Ей вдруг стало невыносимо неприятно от своей слабости и унизительной бездеятельности, и она отчетливо стала понимать, что именно это её состояние отталкивает её от людей.

* * *

Монтрё, Route de Jaman 18. Кристина с большим недоверием смотрела на большие чугунные ворота, сквозь прутья которых проглядывала узкая грунтовая дорога, ведущая к готическому каменному особняку, располагавшемуся на вершине горы, в тени массивных деревьев. Обстановка действительно приглашала к расслаблению и уединению, что в целом соответствовало рекламе, которую Кристина детально изучила вчера вечером.

– У меня дурное предчувствие, – заметил Штильхарт.

– У тебя всегда дурные предчувствия, – откликнулась Кристина, – я ничего не заметила, хотя и признаю, что наш план достаточно сумбурный, но иногда приходится работать экспромтом. К тому же такие люди, как Тополевич, ожидают от нас как раз скоординированного плана. Они эгоистичны, тщеславны и считают, что против них должны вести серьёзную игру, а не детские шалости, которыми мы будем заниматься сейчас, кроме того, все это может оказаться пустой погоней за химерами.

Штильхарт улыбнулся.

– Я, пожалуй, соглашусь с тобой, – сказал он, – к тому же рискуешь больше ты, а не я.

– Ты всегда умел поднять настроение, – заметила Кристина. – Ладно, как я выгляжу?

Штильхарт показал большой палец.

– На все сто, – сказал он, – запомни этот лук и не меняй его.

– Да, – кивнула Левонова, – все так необычно. Увидимся позже.

– Это единственное, что я могу тебе обещать, – сказал Штильхарт, закрывая дверь автомобиля, – не скучай тут без меня.

Моргнув на прощание фарами, Штильхарт уехал, оставив Кристину одну перед воротами.

Ну что же, подумала она, теперь выбора уже не было. Вот же угораздило, а! Боже, что бы сказали родители, если бы меня увидели!

Решительно вздохнув, девушка поднесла палец к звонку. Через некоторое время изнутри домофона послышался скрип, стук и раздался тихий шелестящий голос.

– Проходите.

Откуда это они? Из геенны огненной, что ли? Чугунная дверь открылась, пропуская гостью на территорию. Кристина шагнула вперед и ровным шагом двинулась по усыпанной фиолетовым гравием дороге. Пели птицы, солнце светило, от деревьев шёл душистый аромат. Не знай она правды про клинику, действительно поверила бы в рекламу, но чувство затаенной опасности заставляло подсознание девушки рисовать самые устрашающие картины. Что-то странное было в этой благостности, ей удалось зайти на территорию, а её никто не встречал, не пытался остановить, никто вообще не интересовался, что она тут забыла. От такого местечка ждешь более агрессивного поведения, ну или хотя бы чего похожего на агрессивное поведение.

Вход тоже никак не охранялся. Ни глазка, ни камеры, ни других следящих устройств, но когда Кристина приблизилась, дверь мягко открылась, пропуская гостью.

Внутри здание тоже ничем особым не отличалось. Неброская отделка стен, простая, но удобная мебель, ресепшен, загораживающая недра клиники от посторонних металлическая вертушка, единственное препятствие. За стойкой сидел короткостриженый эээ… человек, скорее всего это был человек, однако пол этого субъекта Кристина определить не могла. Слишком уж нетрадиционная одежда у него была для мужчины, и слишком он не походил на женщину внешне (в Кристинином понимании этого вопроса).

– Мы очень рады, – сказал субъект мурлыкающим тоном, – мы надеемся, что в нашей клинике вы найдете всё, чтобы восстановить своё здоровье и силы.

Спасибо все-таки учебе в дипломатической школе, а то ни за что не удалось бы порадоваться надвигающимся перспективам.

– Благодарю, – выдавила из себя Кристина, – я…

– Мы знаем, – промурлыкал субъект, – доктор Перрен ждет вас.

Мысли рухнули куда-то вниз.

– Меня? – шокировано переспросила Кристина.

Как?! Во имя великого космоса! Как они меня могут ждать, если я ещё сама вчера не знала, что приеду сюда?

– О да, – промурлыкал субъект, – доктор Перрен уже стала беспокоиться, что вы не прибудете, прошу, кабинет 412, четвертый этаж.

Субъект мягко провел ладонью, указывая на вертушку. За официальной улыбкой удалось спрятать обрушившуюся растерянность. Думали, что я не прибуду?! Товарищи, что происходит в этом мире?!

Пытаясь сосредоточить свои мысли, девушка прошла через вертушку и сразу попала в длинный коридор с множеством дверей кабинетов (типичный коридор для любой клиники, ничего особенного). Коридор заканчивался металлическими дверьми лифта. Освещение в коридоре оказалось еще ярче. Поначалу свет резал глаза, но вскоре Кристина привыкла и с удивлением обнаружила, что ей даже комфортно. А ещё в клинике было удивительно стерильно, ни соринки, ни пылинки. Все было как будто из облаков. Двери лифта тоже были белыми. Кристина осторожно нажала кнопку. Ничего не произошло. Из вентиляции не пошел газ, потолок не стал опускаться, она просто стала подниматься вверх.

Выйдя из дверей лифта, девушка попала в коридор, который являлся точной копией коридора первого этажа. Комната 412 находилась в самом конце. Идти до него пришлось метров семьсот.

Разумеется, за всё время прохода сквозь клинику Кристина не увидела и малейшего признака какой-либо противозаконной деятельности. Всё было мило и доброжелательно. Никаких тебе косых взглядов, скомканных приветствий. Либо люди, которые здесь работали, не знали, чем занимаются, либо очень хорошо отрепетировали свою роль.

Дверная панель, с шипением судна на воздушной подушке, отъехала в сторону, освобождая взгляду вид внутрь просторного и светлого кабинета, в окна которого лучилось солнце.

За полированным столом сидела женщина – брюнетка в коричневых роговых очках и белом халате, скрывающем неброский деловой костюм. Она склонила голову, очевидно, над рабочими документами, однако услышав скрип двери, прекратила своё занятие и, встав с офисного кресла, грациозно подплыла к гостье. Не говоря ни слова, она сделала приглашающий жест, явно ожидая, что гостья пройдет и сядет первой.

Кристина боязливо двинулась ближе, но никто не спешил огреть её по голове сзади или вколоть инъекцию строфантина, наоборот, её просто радушно приветствовала ещё одна сотрудница клиники. Все было в рамках дозволенных приличий.

– Я доктор Габриэль Перрен, – представилась женщина, – мы рады видеть у себя столь почетного гостя. Надеюсь, что вы останетесь довольны результатами нашей работы.

– Я тоже надеюсь.

Кристина надеялась, что у неё не слишком глупое лицо. Доктор Перрен продолжала стоять и не меняла позы до тех пор, пока гостья не села на одно из кресел.

– Хочу вам сообщить, что материал уже доставлен и отправлен на обработку, – сообщила доктор Перрен, – мы идем даже с опережением графика.

– Прекрасные новости, – согласилась Кристина.

«Что вообще происходит и что я такое несу?» – ужаснулась Кристина. Ясно было одно: её явно приняли за кого-то другого.

– Мы подготовили для вас небольшую экскурсию, – продолжала доктор, – однако прежде я должна вам кое-что объяснить, так сказать, донести некоторые правила, которых мы все здесь придерживаемся.

– Внимательно вас слушаю, – сказала Кристина, стараясь придать своему лицу выражение вежливой заинтересованности.

– Наша клиника придерживается строгого распорядка, – начала объяснять доктор, – это для обеспечения безопасности пациентов. Их содержание требует деликатного обращения, поэтому доктор Девье просит не беспокоить их, не привлекать повышенное внимание к вашему визиту, надеюсь, вы меня понимаете?

Кристина улыбнулась.

– Более чем, – сказала она, – однако я бы хотела узнать, когда доктор Девье сможет принять меня? У меня мало времени.

Её вопрос не вызвал ни удивления, ни раздражения, кажется, здесь вообще не было принято показывать свои эмоции.

– Конечно, конечно, – закивала доктор Перрен, – доктор Девье просит простить его за то, что он не смог сегодня лично встретиться с вами, у нас сегодня важный эксперимент, однако завтра в 11 утра он с удовольствием вас примет. Вас это устраивает?

Кристине показался этот вопрос странным, если та, за кого её приняли, должна была прибыть с… инспекцией, то стала бы эта докторша отказывать ей во встрече? Возможно, её таким образом проверяли? Ладно, это фокус для фраеров, мы не такое видели.

– Возможно, я бы смогла сама оценить эксперимент? – с вежливой улыбкой спросила Кристина, стараясь сохранить невозмутимое выражение на лице. Она сделала жест рукой. – И чтобы не подвергать ваших пациентов стрессу, я бы могла притвориться одной из них.

Доктор Перрен помолчала с полминуты.

– Разумеется, – сказала она, – вам же не терпится взглянуть на материал.

В её голосе чувствовалась абсолютная уверенность и даже какая-то гордость.

– Для этого я здесь, – кивнула Кристина.

Не то чтобы это было правдой, но и не совсем ложь. Ладно, переживем. Как говорит Ксюша, все зависит от точки зрения.

Доктор Перрен манерно встала и жестом поманила Кристину за собой.

– Пойдёмте, – сказала она, – я с большим удовольствием провожу вас.

Кристина понятия не имела, куда заведет её этот визит. Никаких намеков на Тополевича не было. Возможно, он здесь даже не появлялся. Тогда во имя чего вся эта клиника? Доктор Перрен говорила о пациентах и материале. Интересно, она отождествляет эти понятия? Похоже на то. Пациенты, которых используют как материал. От такого уже становилось не по себе, но простите, материал для чего? Кристину мучали очень дурные предчувствия.

* * *

– Пинь-пинь-тарарах! – высвистывала птица в саду, который спускался к речке возле каштановой рощи. Могучие стволы старых деревьев были черные, однако божественного запаха созревших каштанов, который непременно сопутствовал осени, ещё не было, а соловей заливался вовсю – щелкал, рассыпался трелью – ломкой и беззащитной в этом черном, тихом саду. Тишина нарушалась лишь шумом волн недалёкого моря. В глубине сада помещалась добротный каменный дом – типичная для этого региона постройка, отделенная от проселочной дороги дощатым забором. Небольшая грунтовая площадка перед домом была аккуратно утрамбована и на ней стоял белый пластиковый стол с воткнутым посередине белым зонтом, затенявшим площадку от жаркого одесского солнца. На столе пых тел самовар и были расставлены чайные чашки и розетки с конфетами и вареньем.

Всю эту картину и наблюдала сидевшая за столом Наталья Покровская. Подставив свое лицо солнцу, она созерцала красоту и покой. Её глаза были закрыты, но этого нельзя было видеть из-за солнцезащитных очков, в темных, чуть коричневатых стеклах которых отражалось только солнце.

Сбоку от нее раздались шаги, и из мазанки вышел высокий розовощекий мужчина, полного телосложения, с очень пышными усами и практически отсутствовавшей шеей. Он был одет в поношенные серые джинсы и заправленную в них бежевую ковбойку. В руках нёс деревянную плошку с вымытыми зелеными яблоками.

– Вот, голубушка, угощайтесь, – сказал, – плоды, так сказать, моего рукотворного труда. Да, вот, собственноручно вырастил. Берите, не стесняйтесь.

Наташа взяла одно яблоко и надкусила, не то что бы она сильно любила есть яблоки в обстановке, когда речь шла о секундах, просто Покровская считала, что подобные занятия помогают открытой беседе.

– Умм, – улыбнулась она от удовольствия, – сладкие… Так вы знаете зачем я приехала к вам? – напрямую спросила девушка.

Мужчина довольно улыбнулся.

– Даже не представляю, – откровенно сказал он, – но зачем бы вы ни пожаловали, для старика это радость – принимать у себя столь очаровательную гостью.

– Дело в том, – произнесла Наташа, наслаждаясь сочным вкусом яблока, – что мне нужна ваша консультация по одному химическому веществу, которое вы разрабатывали.

– И что же это за вещество? – спросил Вяземский.

– Сейчас оно известно как препарат греларозол, – сказала Наташа.

Вяземский помрачнел и с тяжелым видом сел напротив Покровской.

– Не скрою, – поморщился он, – не самая приятная тема для меня.

Наташа пожала плечами.

– Ибо речь идет о вашем ученике? Вяземский усмехнулся.

– Ооо, – протянул он, – вы уже и это знаете. А вы в чем-то подозреваете его?