Но перед этим в последний раз открыл глаза и увидел смерда.
– Эй, парень! Ты жив?
А дальше была только тьма…
***
– Делай, что хочешь, но спасай его! Я приказываю!
– Он ёбаный инквизитор! Такой, как этот пидор, убивает подобных мне! Он наверняка и тот, что меня хотел убить намедни! Ты, сука, серьёзно хочешь, чтобы я этому хуесосу жизнь спасала?!
– Будешь спорить – разорву уговор, и ты умрёшь! Поняла, блядина?!
– Ластис Ульма! Ластис Ульма!
– А-а-а!!! Больно!!!
– Терпи, инквизитор! Чего как баба ноешь?!
– Очень много крови потерял, но жизнь не покинула твоё тело… Любопытно.
– Йоффа… Письмо… Дочь…
– Дочь Йоффы? У него была дочь?
***
Реммет открыл глаза. Увы, это был не рай. Он глазел в деревянный потолок – явно находился в крестьянском доме. Видимо, его спас тот смерд, которого инквизитор увидел у края карьера перед тем, как отключиться. Интересно, каким чудом он там оказался как раз вовремя? Как сумел вдохнуть жизнь после стольких тяжелейших ран? Если бы не он, то Реммет бы умер…
Инквизитор повернул голову на бок, и всё сразу встало на свои места. Напротив него сидела молодая рыжеволосая девушка очаровательной внешности, расчёсывавшая волосы костяным гребнем перед зеркалом. Только зеркало это было ненастоящим. Сомнительно, чтобы смерд имел в своём доме такую дорогую вещицу. То точно была магическая иллюзия .
Он узнал её сразу. Тот же плащ, висящий на стуле, то же звонкое хихиканье…
– Вот мы и увиделись снова, инквизитор… – и голос тот. Сомнений не было. Это была та самая колдунья, за которой Реммет гонялся накануне.
– Проклятье… – тяжело выдохнул инквизитор.
Волшебница звонко рассмеялась, и смех ей был словно птичье пение или звон колокольчиков в детской комнате. Это было прекрасно, это доводило до мурашек по коже.
– А ты что думал? Наивно надеялся, что традиционное крестьянское целительство тут бы помогло? Раны у тебя были несовместимые с жизнью, яд василиска отравлял изувеченное, обессилившее тело, а крови ты потерял столько, что, можно сказать, считай, высох. Тут припарками и целебными травами не обойтись.
– Ты осквернила моё тело магией.
Волшебница грозно взглянула на инквизитора и подошла к нему, посмотрела на тело. Тот был далеко не мускулистый богатырь. В постоянных походах, путешествиях форму не наберёшь. Но тело у него было жилистое с отчётливо выступающим прессом. Волшебница нежно провела по телу пальцами, не скрывая своего наслаждения и возбуждения от прикосновений и созерцания на крепкие мышцы и шрамы на грубой, слегка смугловатой коже. Потом нагло положила ладонь на его пах.
– Что чувствуешь, церковник? Жар? Пламя Маггота? Гниль, поедающую тебя изнутри? Или ничего? – Реммет промолчал, – правильно, ничего! Никакой скверны! Никакого проклятия! Это всё ваши церковные сказки и предрассудки, лишь бы демонизировать нас – магов! Так что рот свой закрой про скверну! Лучше бы спасибо сказал, что я твою никчемную жизнь спасла, козёл церковный! – резко убрала руку с паха и вытерла о простынь.
– Спасибо! Ты спасла меня и не раз. Спасибо! Я благодарен, правда. Но у нас есть свои кодексы, законы и правила, где запрещается принимать помощь от магов. Ты должна была позволить мне умереть. Неужели не знаешь?
– Не раз? – удивлённо переспросила волшебница.
– Там в пещере позавчера ты ослепила реликтового анкабута, что мог меня убить. А пещерные пауки с древних времён похуже всяких василисков будут.
Целительница улыбнулась.
– Ах, да! Я случайно. Надеялась тебя ослепить, потому как думала, что ты по мне стрелял. Даже не знала. Что до законов, то, конечно, я в курсе про них. Честно говоря, так и хотела сделать – оставить тебя умирать. Но смерд, что меня приютил, потребовал тебе помочь, и я помогла. Вот бы ты ещё наплевал на эти законы… Авось, и отринул бы всю эту церковную чушь. Взял бы меня на руки, да увёз к океану, где мы бы остались только вдвоём… – волшебница склонилась над Ремметом и взглянула на него. Тот отвернулся.
– Только познакомилась со мной, а уже готова мне на шею кинуться? Одним словом, ведьма, если так. Думаю, похотливый Маггот ублажит тебя куда лучше меня. А я есть инквизитор, отдававший присягу на верность трём богам. И будут мои душа и разум принадлежать только им, – Реммет улыбнулся, – впрочем… Никаких тёплых чувств ко мне в тебе быть и не может. Просто хочешь, чтобы ряды инквизиции редели, чтобы отринувших становилось всё больше. Меньше наших, больше ваших голов на плечах. Это очевидно. Но ты, колдунья, не учла одного: на моё место придут двое новых. И вот они уже и лишат тебя головы. Не сомневайся! Да и я от клятвы не откажусь.
– Эльвин!
– Что?
– Меня зовут Эльвин! – повторила волшебница, нахмурившись – и, если тебе сложно назвать меня волшебницей или целительницей, называй меня по имени, будь добр. Я магию безумия не практикую, поэтому звание ведьмы или колдуньи для меня… Оскорбительно. Раз благодарен мне за то, что я твою жизнь два раза спасла, прояви ко мне хоть немного уважения.
– Хорошо, – отвечал инквизитор, потом напрягся и выдавил из себя, – Эльвин.
– Было бы ещё лучше, если мы договоримся, раз я спасла тебе жизнь… – волшебница с недоверием и страхом посмотрела на Реммета.
– О чём?
– Чтобы ты не отрубил мне голову, как с кровати встанешь.
– Так уж и быть. Дам тебе фору, – инквизитор улыбнулся. Эльвин рассмеялась.
– Как скажешь. Но хочу попросить тебя, чтобы мы пожали друг другу руки. Обычно все так договариваются. Правда ведь?
– Мужчины договариваются. А ты женщина.
– Да, женщина. Но ничем не хуже. Прояви уважение, я всё-таки тебя спасла.
– Будь ты проклята… – Реммет слегка улыбнулся, протянул правую руку.
– Отлично.
Эльвин улыбнулась. Ладони их сжались. Вдруг инквизитор начал чувствовать в руке болезненно покалывающий холод. Сморщился от боли. Попытался отпустить кисть, но не смог. Не имела она столько силы в руках, но сжимала, будто тиски. В голове Реммета промелькнуло: «Магия!» Он тут же взглянул на левую руку. Кольца на пальце не было. А всё это время, пока Эльвин сжимала ладонь инквизитора, шептала про себя заклинание Лоста Эмерас.
Применяли его только в случаях, когда нужно было скрепить какой-то договор мага с простым человеком. Притом, неважно, есть ли достигнутая устная договоренность. Важно было формально протянуть руку – видимый признак стремления заключить соглашение и важный, чтобы магия удалась. Работало заклинание всегда, и снять его мог только применивший этот заговор маг. Действие его прекращалось, когда истекал срок договорённости. А он мог быть любым: от пары минут, до целой вечности. Если человек или маг, с которым заключили договор или который его применил, не выполняет его, то он умирал.
– Теперь ты целый век не сможешь меня убить, инквизитор! Подойдёшь с намерением хотя бы ранить – умрёшь! Так я буду уверена, что ты точно меня не убьешь, – Эльвин отпустила руку Реммета, вытащила из кармана его кольцо и положила на стол, стоявший рядом с кроватью, – я не преступница, не воровка. Так что кольцо тебе возвращаю. То, скольких магов ты убьёшь, меня не волнует, да и хуй бы чай с ними. Главное – ты ко мне уже не подойдёшь. А теперь забудь про меня, пускай я исчезну в твоей памяти, как жуткий кошмар поутру. Я тебя не потревожу. Не будешь сам рассказывать, что произошло, об этом никто не узнает. Я тоже никому рассказывать не собираюсь. Главное – забудь про меня, не следуй за мной. Тогда жить будешь. Чёрная метка на ладони останется с тобой навсегда. Поэтому не думай, что сможешь обмануть магию или судьбу. Одно намерение меня убить, и ты труп. Помни это, и останешься жив.
Реммета разрывало изнутри от злобы на себя. Самый редкий инквизитор подпустит к себе мага так близко, чтобы тот мог ему метку поставить. Редкий, потому что такого олуха ещё попробуй найди. А Реммет повёлся, как ребёнок. При обучении считался лучшим, столько приведенных в исполнение приговоров, даже василиска вон победил. А тут облапошили, как юнкера седьмого порядка. Стыдно и обидно. И рад бы Реммет что или кого угодно обвинить, но самое досадное было то, что он был сам в этом виноват. Вёл себя беспечно, вот и получил то, что заслужил.
– Не убью я, убьёт другой. Не забывай, Эльвин.
– И другой не убьёт. Так же, как и тебя его одурачу. Или соблазню.
– Наивная.
Целительница фыркнула.
– Да это вы инквизиторы наивные. Нас мало, мы уже никакой серьёзной опасности не представляем, а вы с нами боретесь так яро, будто в каждого из магов Маггот вселился. Опасность мнимая. И вам бы оставить нас в покое. Но нет! Уже добрую тысячу лет вы, следуя приказу первого Отца-Понтифика Карданга, истребляете нас с лица земли. Уже никто из нас о мировом господстве не помышляет как тысячу лет, а маги безумия почти вымерли, как реликтовые животные древности во время и после войны людей и магов. Оставьте уже нас в покое!
– Я бы с радостью, – усмехнулся Реммет, – да такое вряд ли выйдет. Речи твои змеиные, искушающие, лукавые. Могущество ваше ты сознательно принижаешь. Опасность преуменьшаешь. Хочешь к греху склонить. И эта хорошая попытка, но ты наивна не меньше меня. Я уже сказал, что не сдамся – долг свой выполнять продолжу, а остальные из моего племени точно пожелают отомстить и заставят тебя ответить за использование магии. Зря только кольцо мне ввернула. Так бы больше толку было: твоих бы в будущем перестали убивать в год столько, сколько убиваю я. За потерю кольца ведь смертная казнь. Потом своим бы говорила, что довела до смерти самого Реммета, убившего Йоффу Гундланга. Представляешь?
– Не вижу повода гордиться собой, если тебя казнят. Гордость и доблесть добываются в битве. Да и не наивна я. Просто надеялась, что мы разойдемся в мире…
– В мире с магами?! – вскликнул Реммет, лицо исказилось в гримасе гнева и презрения, – никогда! В головах у вас колдунов живет Маггот, а души терзает безумие, так что перемирию не быть. Или земля очистится от магии, или с вами нам всем конец! Так что клянусь, буду бороться с твоим племенем до самой смерти! А ты… – взглянул на неё, потом изменился в лице, в долю секунды размяк, – ты спасла мне жизнь. Два раза. Может быть, мы и по разные стороны баррикад, но я не могу не быть тебе благодарным за это. На самом деле метка была и не нужна. Лично тебя бы я больше не тронул.
Эльвин приподняла брови от удивления.
– Конечно, было приятно слушать, что ты таки благодарен мне. Но в любом случае, как мне кажется, ты слукавил, говоря про метку. Надеялся, что я её сниму после твоих слов, хитрюга? – улыбнулась Реммету.
– Попытка не пытка, – усмехнулся инквизитор.
– А как же заповедь Великой Альды не лгать?
– В борьбе с врагом ложь допускается.
– С врагом… – задумалась Эльвин, – Что ж… – пожала плечами, – ещё один инквизитор. Упрямый, как осёл, – вздохнула, – а я-то надеялась, разойдёмся в мире.
– После этого? – Реммет показал на чёрную точку на ладони. Если не знать, что это магическая метка, можно было легко спутать её с родинкой.
– Ну, должна же я была себя хоть как-то обезопасить… Вдруг бы ты решил убить меня прямо сейчас.
– Если бы даже и хотел, то точно бы не торопился с твоим розыском.
– Славно! Но так мне безопаснее. Так что не обижайся. Лучше дай мне осквернить и твоё лицо, – неожиданно поцеловала Реммета в щёку, – уж очень ты мил, на самом деле! Самый милый осёл из всех церковных ослов!
Конечно, инквизитор был бойцом сильным. Но устоять перед поцелуем милой, огненноволосой красотки он не мог. И даже страх быть осквернённым неожиданно улетучился. Впрочем, может быть и так, что слабость от ран сделала Реммета таким размякшим. Ну, не любовь же виновата в этом к сей наглой, похотливой волшебнице, что ещё и сквернословит…
Любовь… Неужели влюбился в неё по уши при первом же знакомстве, как ни разу не видевший титьки подросток?! Да не может быть тут ни любви, ни влюблённости! А про любовь с первого взгляда и говорить нечего – сказки, сказки, сказки! Да будь вообще проклято это слово, это чувство, ежели чувствуешь его к женщине, к магичке – любовь! Любовь может быть только к ближнему своему брату церковному – строгая, целомудренная, или матери к ребёнку, да и то не всегда. В остальном… Пусть и без любви ни семью не сделать, ни ребёнка не зачать, лучше держать это чувство в себе, не дай боги проснётся. Инквизитор пусть и сражается с именем полубога Идвенса на устах, что проповедовал всем любить, прощать и щедрым быть, но любовь к женщине церковнику, давшему обет безбрачия – как яд прямо в сердце. Отравляет. Нельзя инквизитору любить, нельзя чувствовать. Будь проклята любовь!
Но, как ни крути, поцелуй её свёл Реммета с ума. По телу пробежали приятные мурашки, а улыбка была до ушей, как у подростка, что никогда не видел титьки. Упаси боги от любви, но если это и есть та самая мифическая любовь пусть не с первого взгляда, но с первого поцелуя, то ничего прекрасней любви в своей жизни Реммет больше не испытывал.
– А пока я был без сознания, выражалась обо мне грубее…
– Сейчас пообщалась с тобой и поняла, что ты и не ёбаный, и не пидор, и не хуесосина, – Реммет поморщился, скверная речь изнасиловала его невинные уши, – короче, думала, что ты такой же, как и прочие инквизиторы, а оно вон как обернулось. Ошиблась. Неужели не простишь меня?
– А неужели нельзя было обойтись без брани?!
– Ну, прости… – Эльвин повернулась спиной к инквизитору, – можешь в наказание меня по попе отшлёпать. М-м? – подставила свои объёмные, упругие ягодицы.
Реммет смутился и повернулся к стенке. Эльвин со злорадством расхохоталась.
– Знаешь, что инквизиторы дают обет безбрачия, но, тем не менее, пытаешься меня совратить…
– Вы уже тысячу лет нас убиваете. Дай хоть над тобой поиздеваться. Да и вообще, может, хочу, чтобы ты отринул всю эту инквизиторскую хрень и уж выебал б меня, да так чтоб разорвало меня пополам!
Обывателя такое распутное поведение волшебницы могло удивить, но на самом деле ничего удивительного в этом не было. Отрицая учение церкви о воздержанности и целомудрии в любви, маги, будучи врагами веры, в своих желаниях не стеснялись ничего. Спали со своими, а, бывало, и с чужими. И всегда, конечно, по любви и желанию, а не от выгоды, как сами маги утверждали. Оттого и ходили про них слухи в народе, будто во время пышных пиров, оргии устраивали такие, что верующему вырви глаз. Правда, вне своих магических общин, волшебники вели себя так же сдержанно, как и остальные. А такая игривость Эльвин была вполне объяснима. Надо же поглумиться над своим врагом, раз выдалась такая возможность, смутить его! Собственно, а почему бы и нет?
– О, боги! Как омерзительно! – Реммета начала раздражать показная, лишь бы взбесить инквизитора, распущенность и невоспитанность молодой волшебницы. Желание было пройтись по её заднице не ладонью, а по-отцовски – толстым ремнём из грубой кожи. Да так, чтобы не от удовольствия стонала, а от боли визжала.
– Да ты попробуй, а потом уже говори! Ну?
– Я женщин не бью, – сухо отрезал Реммет.
Эльвин улыбнулась.
– И правильно делаешь.
– Так! Что это за блядство творится в моём доме?! – воскликнул смерд, зайдя в дом. Вопросительно и гневно взглянул на волшебницу, – Эльвин?
Та мигом выпрямила спину, убрала попу.
– Да так… Лечу, как видишь…
– Виляя своей жопой, как шалава последняя?!
– Я не… – глаза Эльвин налились огнём от гнева.
– Ты кольцо инквизитору отдала?!
– Когда уйду, тогда и…
– Нет! – рявкнул смерд, – ты отдашь кольцо защиты господину инквизитору сейчас! Или я буду считать нашу сделку невыполненной!
Волшебница фыркнула, но чуть погодя, взяла кольцо со стола и отдала Реммету. Тот надел его на палец.
Смерд взглянул на инквизитора.
– Слава трем богам, что я вас нашёл! Эльвин сказала, ещё бы чуть-чуть, и вы бы умерли. Но, к счастью, вовремя попались мне на глаза. И при каких обстоятельствах… Ей богам я глазам не поверил, когда понял, что господин инквизитор в одиночку василиска одолел, но они не врали! Вы – настоящий герой! А знали бы, как этот змей Реттон терроризировал… Ужас просто! А теперь каждый вас боготворит, господин инквизитор. Каждый из нас сделает, что захотите. Клянусь я, клянутся и остальные.
– Всё, что захочу? Ого… Тогда, быть может, объяснишь мне смерд, что в вашем доме делает колдунья? Несомненно, молодец, конечно, что помого мне. Спасибо, я искренне благодарен. Но это вовсе не значит, что тебе, смерд, дозволено ведьм укрывать! Ты хоть понимаешь, какое наказание следует за нарушение правил?
Смерд пал на колени.
– Не вели казнить, господин инквизитор, да сам меч свой, умоляю, над головушкой моей не заноси! Увидел я её позавчера её всю замёрзшую, уставшую, а она о помощи просила, желала до Реттона её довезти. Хотела, чтобы от бандитов спас. Я поверил. А потом увидел вас и понял, что она солгала. Вот она обман свой и отрабатывает сейчас! -взглянул на Эвелин, – да, сука?!
Едва подавив ярость и презрение, она, с трудом сдерживая слёзы, изобразила губами некое подобие улыбки и отвечала:
– Да.
– Вот так! – промямлил смерд, голос его трясся так, будто самого страшного зверя увидел, – и я, конечно, согласен, милсдарь инквизитор, что нарушил закон. Да! Но до дома вас тоже довёл я. И заставил её спасти вас тоже я, хотя она не хотела. Понимаю – виноват. Но разве не заслуживаю помилования? Всё-таки я довез вас до колдуньи, помог спасти вас…