Письмо для торговца Чжао

**********

Каждые две недели Саня мотался в Пекин. К лету шёлковые рубахи были известны уже далеко за пределами города. На Крюковскую приезжали теперь перекупщики из Комсомольска и Николаевска, забирали продукцию мелким оптом и просили ещё. Рыночные торговцы терялись в догадках, где он берёт свой волшебный товар. Много раз у него пытались выведать тайну. Мужики набивались в друзья, предлагая вместе выпить водки после работы, а бабы наперебой зазывали домой то «на пельмени», то «на блины», ясно давая понять, что к пельменям предложен будет десерт особого рода. Водку в компании Саня не пил, ссылаясь на слабость здоровья. И к бабам в гости не ездил, выдумав, что женат и сохраняет верность супруге. Он знал, что за ним всё равно пытались следить. Так что с того? Предположим, барыгам удастся пронюхать, что он гоняет в Пекин. Но обнаружить следы одного человека в шестнадцатимиллионном городе было ничуть не проще, чем отыскать иголку в стоге сена.

К весне половину рынка оккупировали сами китайцы. Шумной толпой они растекались по территории, занимая все пустые прилавки. Скоро прилавки закончились, и китайцы сноровисто принялись строить большие ангары из рифлёных железных листов, заполняя торговые площади всякой всячиной. Рыночные торговцы встревожились, понимая опасную близость внезапно нагрянувших конкурентов. Но Третьяку китайцы совсем не казались опасными. Все они были родом из приграничной провинции Хэйлунцзян, товар возили по большей части копеечный – трикушки, майки, тапочки, ярко раскрашенные игрушки с бьющим в нос химическим запахом и другую подобную дребедень. Рубахи были для них такой же диковинкой, как и для наших соотечественников. Они теребили мягкий мерцающий шёлк тонкими жёлтыми пальцами, изумлённо восклицали «Ай-я!», округляя суженные глаза, и приставали к Сане с расспросами, точно ли чудо-рубахи куплены были в Китае, и если да, то в каком именно городе.

**********

Чтобы не выглядеть скучным и мрачным типом, в ответ на расспросы Третьяк никогда не молчал, но охотно рассказывал китайцам и русским одну и ту же историю, которую выдумал специально, чтобы не путаться во вранье. Мол, рубахи эти вообще не его. Саня всего лишь мелкая сошка, продавец за прилавком. Работает на хозяина – приезжего китайца по фамилии Сунь. Товар китаец привозит издалека, из южного города Гуанчжоу, и от Кабановска до этого города по слухам не ближе, чем до Луны. А что? Звучало вполне убедительно. Сами китайцы, слышал Третьяк не раз, толковали, что все на свете товары делают в Гуанчжоу. Можно ли требовать больше с обычного продавца?

Впрочем, китаец по фамилии Сунь на самом деле существовал. Он торговал, как и прежде, шёлковыми рубашками на узенькой улочке возле посольского квартала в Пекине. Сунь встречал Третьяка тепло, словно старого друга. И даже его ворчливый седой пекинес приветливо вилял хвостом, давно признав чужестранца за своего. Приятели выпивали по зелёной баночке пива Tsingtao, закуривали душистые Marlboro местного производства и приступали к делу. За полчаса Третьяк набивал рубахами две здоровенные полосатые сумки, отвозил их в гостиницу, туго перетягивал скотчем и оставшиеся до отлёта дни беззаботно болтался по центру Пекина.

Три раза Саня ездил на тот необъятный рынок с матершинным названием, где в январе собирался отовариться шубами. Там в лабиринтах бесчисленных торговых рядов копошились тысячи наших сограждан со всех уголков бывшей Страны Советов. Не стесняясь в крепких выражениях, они торговались до хрипоты с продавцами, набивали всевозможным товаром сумки, баулы, мешки, фанерные ящики и даже морские контейнеры. Шмотками с этого рынка можно было одеть целиком население какой-нибудь средней европейской страны.

Но Саня ездил на Ябалу не за товаром. Ему вполне хватало доходов с продажи рубах. Уж больно хотелось найти того старика, что указал зимой дорогу к лавке торговца Суня. В отдельном кармашке потёртого уже кошелька-желудка лежала аккуратно завёрнутая в чёрный целлофан пачка в полторы тысячи юаней. Это был подарок старому нищему. Много раз Третьяк представлял, как обрадуется старик. Как они сходят вместе в забегаловку по соседству, раздавят бутылочку забористой «Эрготоу» под чашку горячих пельменей. Но на том суматошном перекрёстке всякий раз толкались только горластые малолетние попрошайки. Разыскать старика так и не удалось.

**********

К началу сентября Третьяку удалось уложить в жестяную банку шестьдесят четыре тысячи долларов. Соседи по рынку шиковали вовсю. Лезли из кожи вон, стараясь удивить друг друга размерами золотых цепей, дорогими нарядами и подержанными авто, привезёнными из соседней Японии. До поздней ночи они куражились в ресторанах «Чикаго» и «Эльдорадо», просаживали деньги в новом казино на набережной и осваивали секс-туризм на курортах экзотического Таиланда. Саня же питался по большей части сосисками, варёными яйцами и лиловыми куриными окорочками американского производства, которые брал в замороженном виде коробками на продовольственной базе. Они не отличались изысканным вкусом, но были просты в приготовлении. Даже в Пекине, при всей дешевизне местной еды и её неслыханном разнообразии, по большей части он столовался прямо на улице с передвижных прилавков, где продавали по копеечным ценам приправленный острым соусом рис, усыпанный жареным мясом и тушёными овощами. Однообразный пекинский рацион Третьяк разнообразил обычно местной пахучей водкой, к которой быстро успел пристраститься. Из одежды пришлось потратиться только на джинсы Тесс – одни тёмно-синие, другие цвета морской волны, пару футболок с неистовым Брюсом Ли, да на белые кроссовки Пума, в которых Саня и проходил до самой осени. А уж рубах у него, как известно, было навалом.

В остальном Третьяк экономил, как говорится, даже на спичках. Словно неуместным форсом опасался спугнуть удачу, разменять мечту на скоротечные удовольствия. Шаг за шагом он шёл к своей цели и старательно копил на квартиру. Говоря по правде, долларов из коробки хватило бы уже, как минимум, на две. Но он никак не находил в себе решимости остановиться, перевести дух и начать уже тратить свои сбережения. Каждое утро, как заведённый, с полосатой сумкой в руке Саня шагал на автобус номер тринадцать, идущий на Крюковскую. И каждый вечер прыгал в троллейбус, идущий обратно, чтобы добраться до центра, найти обменник с удобным курсом и пополнить запасы валюты. Всю неделю он прятал доллары в особом кармашке сумки, застёгнутом на молнию, а по понедельникам, озираясь по сторонам, пробирался в старый гараж и выкапывал из земли жестяную банку.

Чем толще становилась пачка в коробке из-под печенья, тем хуже становился его сон. По ночам Третьяка преследовали кошмары, в которых царило насилие и беззаконие. В этих снах убивали с особой жестокостью, избивали, пытали, калечили, грабили, похищали личное имущество и грубо лишали девственности. Потом улетучились даже остатки сна, и на смену кошмарам пришла бессонница. Ворочаясь ночь за ночью на смятой постели, он представлял уже наяву, как в дедов гараж залазят злоумышленники. Настоящие матёрые уголовники с голубыми от наколок руками. Сверкая в отблесках лунных лучей рондолевыми фиксами, они колотят со стуком кирками о землю, пока наконец не находят спрятанное сокровище. Гадко хихикая и матерясь, разрисованными руками делят уроды пачки зелёных купюр.. Вскоре дошло до того, что Саня завёл привычку ночевать в гараже. С вечера он запирался изнутри на оба замка и до утра караулил своё богатство, скорчившись на заднем сиденье Запорожца в обнимку с нарочно купленным топором и вслушиваясь напряжённо в каждый шорох. В какой-то момент стало ясно – или он избавится от этих денег, или скоро деньги просто сведут его с ума. Проблема назрела, и нужно было срочно её решать..

**********

Встреча друзей

Искушение

– Проблема?! Ты гонишь! Коробка с долларами для тебя проблема? – не выдержал Дроздов, долгое время следивший за нитью рассказа с затаённым дыханием, – Нет-нет, ты серьёзно назвал проблемой целую кучу денег? Ну, ты даёшь! Мне бы твои проблемы, чувак..

Алексей судорожно сглотнул вязкую слюну, достал ещё сигарету из красно-голубой пачки и закурил. Теперь, наконец, ему стало ясно, как день, отчего Третьяку не хотелось болтать лишнего. Ну, конечно! Какой дурак в наше время будет делиться секретами собственного успеха?! Повсюду злобные завистливые голодранцы, мечтающие въехать в рай на чужом горбу. Отсюда нелепые упрямые отговорки. И эта манера ходить вокруг, да около..

Всё разъяснилось. Ну, конечно! Саня ему поначалу не доверял. И это понятно – они же не виделись столько лет. Потому и взялся лепить горбатого про нечистую силу. Просто хотел отпугнуть. Стоп. А как же его измождённый вид? Да ладно! Наверняка, и этому есть разумное объяснение. У богатых, как известно, свои причуды. Одни по ночам гоняют шары на бильярде. Другие шпарят проституток по вызову. С его доходами школьный товарищ легко себе может позволить и то, и другое. Впрочем, какое это теперь имеет значение? Значение имела лишь история быстрого Саниного обогащения. И нежданно-негаданно замаячившая возможность разбогатеть самому.

– Кстати, Санек, – произнёс Дроздов нарочито дурашливым тоном, – а что если мне прикупить таких же рубах, да вместе с тобой на рынок податься? Глядишь, и я квартиркой обзаведусь. А что? Соседями будем..

Третьяк поморщился, словно лимон откусил, покачал головой и, похоже, хотел возразить, но Дроздов опередил его, деланно рассмеявшись и вскинув предупредительным жестом ладонь :

– Санёк, не ссы, я же шучу! Какой с меня коммерсант? Да мне и хоромы такие без надобности. Двушка в хрущёвке вполне бы устроила. Опять же, это я так, для разговора. Ты не подумай чего..

– Лёха, я ничего такого не думаю, – Саня покачал головой и продолжил тем самым тоном, каким объясняют ребёнку задачу по арифметике, – Просто ты до конца не дослушал..

– Но ты же квартиру купил по итогу?

– Понятное дело, купил.

– Ну вот! А я что говорю..

Алексей затянулся, выдохнул дым в окошко, повёл плечами из стороны в сторону, чтобы размять затёкшую спину, как вдруг изменился мгновенно в лице, стукнул о лоб ладонью и бросил быстрый встревоженный взгляд на часы.

– В рот компот, пятнадцать минут одиннадцатого! Ирка, наверно, меня уже с собаками ищет. Мы же вместе в коммерческий собирались. Да, и вообще.. Вот же засада. Короче. Саня, вези меня срочно домой!

– Жена? – понимающе спросил Третьяк.

– Понятное дело, жена.. Вот я развесил уши. Даже про время забыл. Ну, и дела.. Мне казалось, такие сюжеты только в кино..

Третьяк усмехнулся и повернул ключ зажигания :

– Ну, положим, это пока не кино. Ты уж, Лёха, поверь – кино ещё даже не начиналось. Всё самое интересное впереди..

**********

Алексея будто раздирало на части. И если одна из его частей стремилась скорее добраться домой и успокоить взволнованную Ирину, другая непременно хотела дослушать историю и узнать наконец, где скрывается обещанная интрига. Но сильнее всего было желание своими глазами увидеть новое жильё Третьяка. Никто из круга знакомых Дроздова раньше не покупал квартир. Близкое присутствие денег вызывало приятное возбуждение. Так бывает рядом с красивой доступной женщиной. Сердце сладко замирает в предвкушении чувственных наслаждений, а в животе разноцветными крыльями щекочут юркие бабочки. Хотелось испытывать это чувство снова и снова. Полной грудью вдыхать аромат богатства. А вдруг удача заразна, словно сезонный грипп, кто знает?

В голове метались быстрые мысли, взбудораженные ветром больших перемен. Уф-ф-ф! Даже сердце заколотилось. В голову брызнул жар. Так. Надо успокоиться. Сначала о главном. Саня может ему помочь. Да не просто помочь. Третьяку ничего не стоит изменить всю его жизнь. Как именно? Да так же, как он сам начинал. Займёт Дроздову нужную сумму денег. Например, тысячу долларов. Точно. А лучше полторы. Да. Отличная идея. Полторы будет в самый раз. Или две. Что значат подобные цифры для человека, покупающего квартиры? Так, пустяки. Сущие мелочи. К тому же, деньги Дроздов скоро вернёт. Само собой. Всё до копейки. Третьяк возьмёт Алексея с собой в Пекин. Познакомит с торговцем шёлковыми рубашками. Поможет обосноваться на рынке. И вот тогда можно смело увольняться со скорой. Дроздов представил, как он молча кладёт на стол Мамурина заявление об уходе. И, задержавшись в дверях, бросает небрежно через плечо : «Мою зарплату за прошлый месяц оставьте себе на бедность..»

Но вот незадача – почему-то Саня и не подумал предложить ему денег. Ведь это же ясно, как день – поднялся сам, помоги товарищу. И в самом деле, почему? Да потому что на трезвую голову такие вопросы не решаются, вот почему. Тут надо действовать с умом.

– Ф-фу-у-у.. – Алексей перевёл дух, с силой выпустив за окно ароматную струю заграничной Магны. Теперь он даже не сомневался, что встреча на остановке трамвая не была случайной. Похоже, рука капризной Судьбы швырнула сегодня на рельсы автомобиль с гордым орлиным профилем на капоте. Нет-нет, ни в коем случае нельзя отпустить Третьяка просто так.

– Слушай, старик! – нашёлся Дроздов наконец, – А что, если нам посидеть вдвоём, как в старые времена? Ну, например у тебя на хате. Ты бы закончил своё кино рассказывать. Показал бы квартиру, и всё такое. Выпьем, расслабимся, поговорим..

– Ты хочешь прийти ко мне в гости? Серьёзно? – с удивлением в голосе переспросил Третьяк. Лицо его на мгновение застыло восковой маской, потом словно солнечный луч пробежал по бледным щекам, глаза сверкнули золотистыми искрами, и вдруг Санины губы растянулись в хорошо знакомую Дроздову прежнюю улыбку.

– Ну, да. Если ты, конечно, не против, – улыбнулся в ответ Алексей.

– Лёха, какой базар?! – встрепенулся Третьяк, словно очнулся после долгого сна, – Слушай, а что тянуть? Давай сегодня! Часиков в восемь. Если что, у меня заночуешь. Места хватит на всех. Ты, главное, в голову не бери по части выпивки и закуски. Никакой суеты. Весь банкет за мой счёт. Короче, я тебя приглашаю. Точно придёшь?

И хотя Дроздов ещё не успел придумать, как объяснить жене два ночных дежурства подряд, он подхватил с плохо скрываемым восторгом :

– Само собой! Давай, говори уже адрес.

– Котовского, сорок четыре. Слева направо четвёртый подъезд. Ровно в восемь я буду ждать тебя во дворе. Смотри, не опаздывай.

**********

Лёха Дроздов у себя дома

Перед тем, как нажать квадратную белую кнопку дверного звонка, Дроздов искривил лицо в усталую злую гримасу и нарочно взъерошил волосы на темени растопыренной пятернёй.

– Ти-та-та-та-та.. – сыграл новый модный звонок первые такты мелодии «Подмосковные вечера», и дверь почти сразу же открылась. Ирка встретила мужа на пороге, смешно морща нос от волны едкого запаха, известного в народе под названием «больничный». Ароматы медицинских антисептиков за сутки пропитывали все предметы одежды вплоть до нижнего белья и окутывали даже само тело – от волос на затылке до волос на заднице – а потом тянулись шлейфом за доктором от станции скорой помощи к собственной двери. Не дожидаясь расспросов жены, Алексей переступил порог, злобно бормоча себе под нос :

– Как меня всё достало! Уволюсь! Честное слово, уволюсь.. Разбросав на ходу башмаки по разным углам коридора, он яростно рванул ворот рубашки и, не переставая сердито бубнить, направился в ванную, где долго и шумно поливал себя душем – да так, что брызги летели во все стороны. Приходя домой по утрам после суток, Дроздов считал, что имеет полное право быть сердитым и раздражённым. И пользовался каждый раз этим заслуженным правом с нескрываемым удовольствием.

Жена легко принимала нехитрые правила игры и, как обычно, суетилась вокруг, стараясь угодить уставшему с ночи кормильцу. Вывесив на свободный крючок чистое махровое полотенце, она устремилась на кухню, и вот – на столе вскоре дымилась уже тарелка с желтоглазой яичницей, в раскрытой пасти пластмассовой хлебницы вытянулся нарезанный заранее батон, а по тарелке бледно-жёлтым цветком рассыпались тонкие кружочки мягкого колбасного сыра.

В длинноногой высокой рюмке качалась налитая только что водка. Солнечный луч из распахнутого окна дробился в хрустальных гранях радужными брызгами. По доброй традиции после дежурства для расслабления нервов полагалась законная порция алкоголя. Дроздов придумал эту традицию сам и строго настаивал на её исполнении, объясняя утренний ритуал необходимой заботой о собственном здоровье. Впрочем, Ирка никогда не пыталась возражать или спорить. Да и как поспоришь о здоровье с мужем-врачом? Кто бы спорил, про здоровье ему виднее.

Насадив на вилку яичный желток, Дроздов с удовольствием выплеснул водку в горло.

– Тяжёлое было дежурство? Устал, наверно, как собака? – робко поинтересовалась жена с искренним сочувствием в голосе, выглядывая из-за дымящегося чайника.

– Устал?! – вскричал Алексей с набитым ртом, выплёвывая на стол яичные крошки, – Не-е-ет, я не устал! Киска, я не устал. Я просто раздавлен. Растёрт в порошок. Меня прокрутили сквозь мясорубку. Сожгли и развеяли пепел по ветру. Двадцать два вызова! Из них четыре носилочных. Два инфаркта. Отёк легких. Шубовидная шизофрения. Перелом основания черепа. Выпадение матки. И – ты не поверишь – даже одна настоящая кататравма. Рабочий на стройке упал с десятого этажа. Что говоришь? Нет. Конечно, к бригаде реанимации я не имею ни малейшего отношения. Просто на беду проезжал мимо, вот и всучили по рации. Понятное дело, чувак дал дуба сразу в момент приземления. Но публики собралось, как на концерт «Машины Времени». Пришлось исполнять по полной программе сердечно-лёгочную в общественном месте. Двадцать минут. По инструкции. На жаре. Нет, не говори мне лучше, что я устал.

– Просто кошмар. И как ты только это выносишь? Так самому до инфаркта недалеко. Хоть бы зарплату, что ли, добавили наконец..

– Ага. Держи карман шире. Догонят, в рот компот, и ещё раз добавят. Пусть сначала хотя бы выплатят то, что я уже заработал.

Дроздов сгрёб с тарелки в рот остатки глазуньи, хлебнул из кружки крепкого чая, нашарил в бумажном пакете облитый глазурью пряник и продолжил :

– Так что ты думаешь?! После такой сумасшедшей смены Мамурин повесил на меня сегодняшнюю ночь. Мол, все и так в отпусках, а тут внезапно Мельников заболел. Знаю я эту болезнь. Вечно у нас начальство всех алкашей покрывает..

– Да что же они издеваются, что ли?! Опять подработка! Лёшик, разве так можно? Мы же с тобой собирались в коммерческий на Дзержинского – поискать Анютке ботинки на осень. Да дело и не в ботинках даже. Времени на отдых совсем не останется. Тебе ж обязательно нужно поспать. Прямо сейчас. Слушай, в коммерческий я без тебя прокачусь. И Анютку потом сама заберу из садика. А ты давай-ка, зайчик, ложись. Сейчас я тебе постелю. И постараюсь не шуметь.

**********

Плотно прикрыв за собой дверь в спальню, Дроздов поставил будильник на шесть часов, задёрнул на окне плотные шторы, нырнул под одеяло и с наслаждением растянулся на чистой простыне. Рассказывать Ирке о своих далеко идущих планах он пока не решился. Если дело пойдёт на лад и удастся, в самом деле, наладить собственную торговлю, пусть это станет для неё приятным сюрпризом. А пока следовало бы и в самом деле поспать – ведь они с Третьяком, без сомнения, засидятся за полночь. Да только сна, как нарочно, не было ни в одном глазу. При задёрнутых шторах в комнате царил полумрак. Алексей по-честному зажмурил глаза и даже натянул одеяло на голову, изо всех сил стараясь заснуть. Но в голове лихорадочно прыгали шёлковые рубахи всех оттенков радуги, жестяная коробка, полная долларов по самую крышку, и ключи от квартиры – той самой, которую он, Дроздов, непременно купит по примеру школьного друга. Ему уже ясно представилось, как он суёт в замочную скважину длинный ключ с хитро вырезанной бородкой, делает поворот..

– Щёлк! – и тело само подпрыгнуло на кровати. В ту же секунду Лёха сообразил, что это Ирина закрыла за собой входную дверь. Дроздов отшвырнул одеяло на пол и, как был, в одних трусах, зашлёпал босиком по крашеным половицам в направлении балкона. Закурив, он свесился через перила, подставляя горячему солнцу голую спину, и несколько минут лениво наблюдал, как над асфальтом возле гаражей дрожит нагретый полуденным зноем воздух. Мужики из соседней пятиэтажки возились у раскрытых ворот гаражного бокса под номером девять. Добродушно матерясь, они выгружали из кузова маленького японского грузовичка обмотанный толстыми проводами сварочный аппарат. Очевидно, взятый взаймы или просто украденный с производства. Тут же на замасленной ветоши лежали какие-то диковинные, хитро выгнутые железные запоры, которые предстояло приварить к воротам для наилучшей сохранности личного автотранспорта и прочего полезного имущества.

**********

Время воров который год сливало свой мутный ручей в прозрачную реку Вечности. Время карманников и домушников отстукивало тягостные мгновения ожидания неизбежного. Время лихих угонщиков машин и взломщиков гаражей дышало в затылок и зловеще нашёптывало каждому автолюбителю в побелевшие от страха уши : «Слушай внимательно – ждать осталось недолго.. Сегодня мы бомбим твоего соседа. А завтра тебя. Готовься. Спасения нет. Ты следующий..»

Томительное чувство обречённости дрожало под ложечкой у несчастливых обладателей кожаных плащей и норковых шуб. Вытягивало душу из мелких кооператоров, хозяев коммерческих ларьков и подпольных видеосалонов. Перманентный страх в одночасье лишиться нажитого имущества вибрировал над беспокойным сознанием, как воздух над горячим асфальтом.

Окна домов стремительно обрастали решётками, превращая жилые кварталы в тюремные блоки. Массивные железные двери перегораживали коридоры, перекрывали доступ в подъезды и на лестничные площадки, держали оборону квартир от незваных гостей и дарили жильцам зыбкую иллюзию безопасности. Двери оснащались усиленными петлями, тяжёлыми литыми щеколдами и, конечно, разнообразными замками новейшей конструкции. И если при старой советской власти для одной двери обычно хватало всего одного замка, то нынче уже не достаточно было и двух.

Сказать по совести, каждый в душе понимал : игра в замки – это и вправду не более, чем игра. Со своими нехитрыми правилами. И главное правило в этой игре гласило – на любой хороший замок всегда найдётся хороший вор. Замки вырезали, высверливали, выламывали. А если не удавалось сладить с замком, снимали с петель саму железную дверь. Даже с петель усиленных, утяжелённых и модернизированных. Не надеясь уже на силу дверей, люди устраивали в жилищах стальные сейфы с тайными кодами. Но приходили большие воры с плечами в косую сажень и, усмехаясь, взваливали сейф на горбушку, мечтая только, чтобы тот раньше времени не раскрылся.

Последние надежды возлагали на защиту невидимых сил. Под этим понималось как покровительство добрых жителей Неба, так и зловещие чары служителей Преисподней. Что кому было по сердцу. Неловко крестясь на церковные купола и по советской привычке озираясь по сторонам, оробевшие граждане протискивались украдкой между резными створками в пропахший ладаном сумрак. Ставили скользкие жёлтые свечи перед суровыми ликами, вторили, как умели, церковному хору и с замиранием сердца касались губами пухлой руки священника. Сопричастность церковным обрядам, как ни крути, придавала уверенность в праве на милость Небес и защиту свыше. А если опустишь купюру-другую в прорезь фанерного ящика с табличкой «На церковные нужды», на душе и вовсе станет легко и свободно – так, что хочется петь. За отдельную плату можно было устроить молебен архангелу Михаилу – защитнику от насильников, зложелателей и, главное дело, от подлых квартирных воров.

Те, кто не верили в светлую силу Добра, посещали магазин колдовских принадлежностей на Речном бульваре под многообещающим названием «Тайная власть». В ассортименте было всё потребное для общения со стихийными духами, демонами и душами мёртвых. Магические кристаллы и хрустальные шары. Карты Таро и гадательные таблицы. Всевозможные талисманы и амулеты. Тошнотворные ведьмины зелья. И небольшая, но со вкусом подобранная чернокнижная библиотека, где можно было без труда отыскать заклинания на все случаи жизни. В наличии имелось даже руководство, как вызвать из ада самого Дьявола. Кто, как не он, в самом деле, обладает достаточной силой и властью, чтобы отвадить воров от жилища?

Впрочем, следует признать, покровительство Света и Тьмы помогало неважно. Двери, опрысканные святой водой и окуренные ладаном, открывались так же легко, как и двери, заговорённые по тибетской Книге мёртвых и разрисованные каббалистическими символами. Должно быть, воры ставили свечи в том же соборе на Комсомольской площади. И покупали книги по чёрной магии в той же колдовской лавке.

Мужичок с багровой, блестящей на солнце, словно лакированной, лысиной проворно взобрался на ближайший фонарный столб и теперь сосредоточенно прикручивал концы проводов сварочного аппарата куда-то к основанию разбитого фонаря, собираясь украсть электричество у кого-то незримого и очень далёкого, а потому совсем не страшного.

С улицы раздалась громкая нецензурная брань. Вышло так, что сдавая задом, грузовичок провалился колесом в открытый люк и застрял там намертво. Ничего особенного – чугунную крышку люка на днях украли. Как украли другие чугунные крышки со всех остальных люков в окрестностях. И что тут поделаешь? Время воров на дворе.. Дроздов зевнул, со вздохом бросил окурок в кучу других окурков под самым балконом, вернулся назад в спальню и уснул уже до самого вечера.

**********

Ночное дежурство

С двумя пересадками ровно к восьми часам Дроздов добрался до нужного адреса. Там, где спокойная в прошлом улица Котовского огибала круглый, как блюдце, скверик, сразу за автобусной остановкой вытянулся монументальный жёлтый дом в пять этажей высотой. Пыльный замусоренный сквер местные жители испокон веку гордо называли площадью. Посередине усеянного трещинами асфальтового пятачка на двухметровом постаменте высился отлитый из бетона бюст одиозного борца за Советскую власть, чьё имя носила улица. Крашеный и перекрашенный несчётное количество раз, при последнем секретаре райкома он был обмазан таким толстым слоем густой серебрянки, что разобрать черты героического лица никому уже было не под силу.

Памятник окружали цветочные клумбы без признаков цветов, заросшие густо полынью и лебедой. Четыре истоптанные скамейки с отломанными спинками, все в плевках и окурках, довершали убогий ландшафт. Ну чем, в самом деле, не площадь? На эту площадь и смотрел длинными рядами больших квадратных окон жёлтый дом под номером сорок четыре. Дом с вычурными бордюрами в лепных дубовых венках и выпуклых звёздах. С маленькими балкончиками, где пузатые бетонные кегли подпирали выпуклые перила. С декоративными колоннами на фасаде. И сквозными проходными подъездами, парадные двери которых наглухо заколотили ещё при старом режиме. Ни дать, ни взять – образцовая сталинка.

Третьяк, несомненно, во многом был прав. Жёлтые стены дышали тоской по тем временам, когда окружающий мир казался понятным и дружелюбным. Стены будили полузабытое чувство уверенности в завтрашнем дне. Один только вид внушительного строения вселял безмятежный покой. Чего уже точно нельзя было сказать об окружающей дом территории. В самом деле, трудно отыскать в наше время место более шумное и беспокойное, чем остановка общественного транспорта. И, пожалуй, настолько же грязное.

Тротуар до того был заплёван подсолнечной шелухой, что при ходьбе из-под ног раздавалось тихое шуршание, как это бывает в осеннем лесу. Поверх шелухи прохожие сыпали без разбора мусор самого разного рода. Тут валялись обёртки от жевательной резинки и шоколадных батончиков, обрывки старых газет и журналов, смятые сигаретные пачки, пустые банки из-под заграничного пива, разнокалиберные окурки, горелые спички, яичная скорлупа, картофельные очистки, несортовые фигурные бутылки и растянутые презервативы популярного розового оттенка.

Пожалуй, люди могли бы складывать мусор в предназначенные для этого урны, как они делали при старом режиме. Только все железные урны давно постигла участь крышек колодезных люков – их украли и сдали в металлолом. Дворники с улиц тоже куда-то исчезли, словно их вывезли вместе с урнами на переделку. Мусор убирать стало некому, а потому больше не считалось постыдным гадить прохожим под ноги – ведь ваше свинство уже не могло огорчить почтенных работников метлы и лопаты.

Ну, и ладно! Подумаешь, мусор – переживём.. К мусору нам не привыкать. Зато наконец удалось наладить бесперебойное снабжение граждан товарами первой необходимости. На остановке работал большой павильон под железной крышей, где бойко шла круглосуточная торговля. Кроме обязательных табачных изделий в павильоне имелись в ассортименте полюбившиеся народу продукты, без которых трудно было уже представить нормальную жизнь. Красные баночки с белой вязью «Coca Cola», легендарные батончики «Марс» и «Сникерс», тонкая вафелька «Куку-Руку», бисквиты «Вагон Вилз» со вкусом мучного клейстера, раскрашенные во все оттенки розового американские сосиски в прозрачных пачках, химические порошковые соки в пакетиках и многое, многое другое – несомненно, важное, нужное и хорошо знакомое гражданам по телерекламе.

Сказать по совести, мир автобусной остановки был просто гадок. На площадке у коммерческих ларьков крутилась омерзительного вида пьянь. Воняющие немытым телом, густым перегаром и засохшей блевотиной оборванцы нагло приставали к прохожим, выпрашивая мелочь на хлеб и на проезд неведомо куда. Прохожие хватались испуганно за карманы, ощупывая кошельки, но доставать оттуда деньги для оплаты чужого проезда не торопились. Пьянчуги лениво переругивались между собой, виртуозно матерясь и нарочно искажая голоса так, чтобы они звучали гнусаво и агрессивно.

На самом деле, ехать им было некуда и незачем. Всё, к чему устремлены были помыслы выпивох, находилось на расстоянии протянутой руки. Рядом с большим павильоном стоял ларёк поменьше, набитый разноцветными бутылками до самой крыши. Обычной русской водке здесь отводилось довольно скромное место в левом нижнем углу. За мутным стеклом витрины красовались по большей части недоступные в эпоху застоя, но быстро набравшие в наши дни популярность заграничные марки алкогольной продукции.

Лучшее место возле окошка занимал фаворит продаж – знаменитый спирт «Ройял» в литровом флаконе. Рядом помещалась пузатая фигурная бутыль, укупоренная золотистой пробкой. На стекле присутствовала изящно выдавленная рельефная буква «N», зато совершенно отсутствовали данные производителя и страны изготовления напитка. На бутылке даже не было этикетки с названием. Покупатели, тем не менее, свято верили, что внутри находится не что иное, как известный по французским фильмам и детективным романам дорогой коньяк «Наполеон». Ведь именно так товар был обозначен на ценнике.