Гробница сира Робера

Text
Leseprobe
Als gelesen kennzeichnen
Wie Sie das Buch nach dem Kauf lesen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Не успел я ужаснуться увиденному, как сильные руки приподняли меня и кинули на труп девушки. С глухим стуком дверь за мной захлопнулась, и я оказался в абсолютной темноте. Я поспешно отполз подальше от трупа и прижался к холодной стене, сложенной из крупных шершавых камней. Наступила тишина…

«Господи, что происходит?» – подумал я. Перед моими глазами лихорадочно мелькали картинки сегодняшних событий: захолустный провинциальный городишко, средневековый фестиваль, похищение Мари-Анж, труп неизвестной девушки в подвале замка… Неужели, это чей-то розыгрыш, скрытая камера или что-то в этом роде? Нет, таких розыгрышей не бывает – трупный запах, наполнявший подвал, был реальностью, от которой было не так уж легко отмахнуться… Что же делать? Я попытался отползти вдоль стены подальше от двери и мёртвой девушки… «А что, если тут есть ещё и другие трупы?!» – с ужасом подумал я и остановился. Не знаю, сколько времени я просидел в абсолютной темноте и тишине прижимаясь спиной к каменной стене и боясь даже пошевелиться – может быть несколько часов, а может – сутки. Время, казалось, остановилось… Я даже и не заметил, как уснул. Снился мне какой-то бред, из которого запомнилось лишь обнажённое мёртвое тело в полосе света от распахнутой двери подвала. Не помню сколько раз я содрогался при виде этой несчастной девушки… Тяжёлая дверь всё открывалась и отрывалась, и каждый раз я знал, что мне суждено было увидеть…

Когда я проснулся, мне в глаза ударил яркий солнечный свет. Я сидел у невысокой каменной стены. Подо мной была мягкая зелёная трава, над головой сияло нежно-голубое безоблачное небо. Я быстро поднялся на ноги. Это были несомненно руины какой-то круглой башни. Остатки толстых каменных стен поднимались над травой не более чем на метр-полтора. Массивный свод древнего подвала надо мной превратился в неглубокую нишу. Пологий, заросший густой травой склон вёл туда, где когда-то была дверь… Что за наваждение? Тут даже от дождя не получилось бы укрыться – промок бы на фиг… Я быстро вскарабкался вверх по травяному склону и огляделся. Мимо пробегала неширокая, аккуратно посыпанная гравием дорожка с парой скамеечек. Меня окружали заросшие высокими кустами сирени давно ушедшие в землю руины древней крепости. Какой-то парк для прогулок пенсионеров… Что всё это значит? Я снова спустился к остаткам каменного свода, скрывавшего когда-то мрачный подвал башни. Где-то тут лежал труп девушки… Однако сейчас до пола подвала было не меньше полутора метров земли, а над моей головой посреди безоблачного голубого неба сияло ослепительное солнце… Что же произошло? Где башня? Где тот жутковатый тюремщик с гнилым зубами и вонючей шкурой? Некоторое время я метался среди руин, совершенно не представляя, что мне делать. Снова было жарко, снова был ослепительный июньский день… Сколько времени я проспал? Да и спал ли я вообще? Где Мари-Анж? Какой сегодня день? Что, вообще, произошло? Вопросы один за другим всплывали в моей голове, и я не мог найти ни одного ответа… Наконец, я выбрался на дорожку и не задумываясь пошёл в сторону видневшейся неподалёку церкви. Улочка, на которой совсем недавно шумел средневековый рынок была пустынна, да и дома на ней выглядели сейчас несколько по-другому. Но церковь не изменилась, церковь я узнал сразу. Маленькая дверь в боковой стене была закрыта. Именно через эту дверь мы с Мари-Анж попали на тот странный средневековый фестиваль… Я подошёл к двери и потянул за металлическую скобу – дверь легко отворилась. Под массивными сводами церкви была тишина и прохлада. Я осторожно вошёл внутрь и притворил за собой дверь. Едва мои глаза привыкли к полумраку церкви, я увидел ряды старинных деревянных скамеек, и тут же до меня донёсся негромкий голос, который я сразу узнал – господин Жероди рассказывал про сира Робера:

– … И не было такого злодеяния, и не было такого преступления, перед которым бы он остановился, после которого его мучило бы раскаяние… – говорил старик, – Сир Робер был не просто жестоким феодалом; даже на фоне далеко не гуманных нравов Средневековья репутация его была ужасна…

Я сделал несколько шагов вперёд и увидел небольшую групу школьников, двух уже знакомых мне учительниц и, разумеется, господина Жероди. Что за наваждение? Я присмотрелся повнимательнее к детям и готов был поклясться, что именно их я видел, когда мы были в этой церкви с Мари-Анж.

Я узнавал даже интонацию и жесты господина Жероди во время его рассказа:

– … Сир Робер был бесстрашным и доблестным рыцарем, и его небольшой, но опытный отряд не раз вставал под знамёна герцога в минуты опасности; поэтому герцог не хотел ссориться с сиром Робером. Пытаясь хоть немного унять жестокий нрав своего вассала, в 1195 году герцог повелел сиру Роберу жениться на достойной девушке из знатного рода…

Господин Жероди сделал небольшую паузу, и я уже ожидал продолжения про погибшую при невыясненных обстоятельствах невесту сира Робера, как вдруг услышал нечто совершенно другое…

– Многие думали, что за все грехи и преступления Господь пришлёт за сиром Робером Дьявола, – сказал господин Жероди, – Но Господь прислал Ангела… Возвращаясь от герцога, сир Робер познакомился с молодой девушкой… Загоревшись желанием, сир Робер похитил её и увёз в свой замок. Однако, вместо случайного развлечения на одну ночь, она стала его женой… Никто не знает, чем та девушка покорила сира Робера – он влюбился в неё как ребёнок… Звали девушку Мари-Анж, то есть Мария-Ангел. К сожалению, в летописях не сохранилось ничего о её происхождении. Известно только, что она была из знатной семьи, так как девушка получила очень хорошее образование. Упоминается также об её акценте – очевидно, она была иностранкой. Впрочем, в то время на территории Франции были десятки разных государств и княжеств… Сир Робер безумно влюбился в Мари-Анж, и все его дикие ночные оргии и разбойные нападения на соседей очень скоро остались в прошлом. Из своенравного жестокого феодала он превратился в заботливого отца семейства, которое быстро увеличилось – уже к 1199 году Мари-Анж родила сиру Роберу сына и двух дочерей…

Я слушал господина Жероди и не верил своим ушам. Что он такое говорит? Что всё это значит? Мой взгляд упал на гробницу сира Робера, и ноги мои невольно подогнулись – мне пришлось даже схватиться рукой за шершавую каменную колону… Гробница сира Робера – это была не простая затёртая каменная плита с какой-то там поперечной трещиной… Нет, я увидел красивое мраморное надгробие на котором лежали застывшие в вечном покое две скульптуры в полный рост, изображавшие мужчину и женщину на смертном одре. У мужчины была небольшая аккуратная борода, и на нём были рыцарские доспехи. Руки его, скрещённые на животе, лежали на рукояти длинного широкого меча лежащего вдоль его ног. Женщина была в длинном роскошном платье, мраморные складки которого изящно спадали на надгробие… В мужчине я без колебаний узнал сира Робера, в женщине – мою Мари-Анж…

– Молодой человек, что с вами? – донёсся до меня взволнованный голос господина Жероди, – Вам нехорошо? Садитесь скорее вот на эту скамейку…

Туман перед моими глазами рассеялся, и я с удивлением посмотрел на старика. Две учительницы тоже поспешили мне на помощь, а дети с испугом смотрели на меня.

– Нет-нет, – пробормотал я, – Ничего страшного…

– Это, наверное, от жары, – предположила та учительница, что была постарше.

– Ничего страшного, – уже спокойнее сказал я, – Всё в порядке…

– У вас был такой вид, словно вы увидели привидение, – проявила сочувствие учительница помоложе.

Если бы она знала, как она была права… Я снова посмотрел на гробницу сира Робера. Нет, это было не наваждение – рядом с почтенным средневековым феодалом лежала Мари-Анж. Глаза её были зарыты, руки – смиренно сложены на животе. Немного другая причёска, но это была, несомненно, она…

– Простите, – обратился я к господину Жероди, – Что вы сказали?

– Я рассказывал о судьбе сира Робера и его супруги, – несколько растерянно ответил старик.

– Да-да, я знаю, но ведь только что вы рассказывали совсем другое! – воскликнул я.

– Только что? Другое? – удивился господин Жероди.

– Ну да! Возможно, это было вчера, я уже ни в чём не уверен… Вы рассказывали, что сир Робер никогда не был женат, и что он был убит в лесу недалеко от замка в 1200 году!

– Ну что вы! – воскликнул старик, – Сир Робер был женат, и это исторический факт! Потом, он, действительно, был убит, но не в 1200, а в апреле 1204 года при штурме Константинополя… Сейчас я вам расскажу, как всё это было!

Слушая воодушевлённый рассказ господина Жероди, я стоял прислонивший к серой каменной колонне и неотрывно смотрел на гробницу. Скульптура Мари-Анж была выполнена в натуральную величину, так же как и изваяние сира Робера. Я смотрел, и всё происходящее казалось каким-то сном…

– Женившись на Мари-Анж, – продолжил свой рассказ господин Жероди, – Сир Робер сильно изменился. Он по-прежнему оставался верным вассалом герцогу, но проводил много времени в замке со своей семьёй занимаясь разными хозяйственными делами своего обширного имения. В народе говорили, что сир Робер мог не задумываясь вступить в схватку с несколькими лотарингскими рыцарями или сарацинами, но он до ужаса боялся своей жены… Когда в 1198 году, Лотарио Конти, граф Сеньи, был избран римским папой. Он взял себе имя Иннокентий III и практически сразу же приступил к организации очередного (четвёртого) крестового похода в Святую землю с целью освобождения Гроба господня и завоевания Иерусалима.. Легат папы, посетивший герцога, уговорил того поддержать поход материально и выставить достаточное количество рыцарей для освобождения Святой земли. Сир Робер, присутствовавший при той встрече, загорелся идеей крестового похода, и, невзирая не протесты Мари-Анж, в 1202 году отправился в Венецию, откуда крестоносцы должны были переправиться морем в Египет, чтобы начать поход на Иерусалим… Однако всё получилось всем не так, как планировалось. По воле обстоятельств, не имея средств на оплату венецианских кораблей, крестоносцы стали орудием внешней политики Венеции, и летом 1203 года высадились у стен столицы Византийской империи, Константинополя. Жажда наживы и политические интриги Ватикана и Венеции кардинально изменили цели четвёртого крестового похода – про Иерусалим никто уже и не вспоминал… В апреле 1204 года крестоносцы решились на штурм неприступной цитадели Восточной Римской Империи. В огромном городе начался пожар, на улицах происходили кровопролитные схватки, император бежал… Во время штурма Константинополя сир Робер был убит. Особых подробностей о его смерти и месте захоронения не сохранилось. Известно только, что весть о гибели сира Робера доставил его жене один из рыцарей, вернувшихся во Францию в 1206 году. Тогда-то Мари-Анж и заказала это великолепное надгробие, которое должно было увековечить память о ней и о её супруге…

 

– То есть никакого сира Робера там нет? – удивлённо спросил я и показал на гробницу.

– Здесь покоится только Мари-Анж, – кивнул господин Жероди, – Она умерла в 1242 году, прожив ещё тридцать восемь лет после смерти сира Робера. Во времена Средневековья одинокой женщине было не просто удержать под контролем столь обширные владения. Однако Мари-Анж превосходно справилась со всеми трудностями и испытаниями, выпавшими на её долю. Она проявила себя очень талантливым политиком – многие крупные феодалы и представители церкви были среди её союзников и покровителей. Удачно выдав своих дочерей замуж, Мари-Анж заключила родственный союз и с герцогом, и с королевской семьёй. Своего единственного сына она отправила на службу к королю Франции, Филиппу Второму Августу. Известно, что сын сира Робера участвовал в осаде Ла-Рошели в 1224 году под предводительством Матьё де Монморанси. К сожалению, потом следы его теряются… После смерти Мари-Анж земли и замок сира Робера достались сыну герцога, женатому на одной из дочерей Мари-Анж и сира Робера…

Я совершенно ничего не понимал. Где сейчас Мари-Анж? Почему этот господин Жероди несёт какой-то бред? Каким образом история сира Робера могла так измениться? Что присходит?

На какое-то мгновенье мои мысли отвлекли меня от рассказа старика. Когда же я снова прислушался, господин Жероди успел подойти поближе к гробнице и показывал на надпись на саркофаге:

– Кроме имён и дат,– сказал он, – Мари-Анж распорядилась сделать на надгробии эту вот странную надпись… Это латынь: «Кто хотел твоей смерти, не нашёл тебя среди живых. Кто хотел тебя спасти, не нашёл тебя среди мёртвых. Я живу здесь и сейчас, потому что нет ни прошлого, ни будущего, а время – всего лишь иллюзия».

– А что это значит? – спросил маленький мальчик с большими тёмными глазами и взлохмаченными волосами.

– Никто не знает, – сказал господин Жероди, – Возможно, это какая-то цитата, что-то вроде вольного перевода из Евангелия, а возможно – послание сиру Роберу. Поскольку его гибель при штурме Константинополя долгое время была довольно спорным событием, Мари-Анж так и не решилась повторно выйти замуж. Есть некоторые сведения, по которым можно предположить, что её отношения с герцогом были гораздо больше, чем просто дружескими… Но это – всего лишь средневековые сплетни, добравшиеся до наших дней…

Я внимательно смотрел на древнюю надпись: неглубокие бороздки на каменной плите сливались в ровные, аккуратные буквы этого короткого письма, которое Мари-Анж умудрилась послать мне из далёкого Средневековья.

– Причём тут сир Робер? – я даже и не заметил, как вместо того, чтобы просто подумать, сказал это вслух, – Это послание она написала мне! Это меня они не нашли! Это я из того подвала попал сюда… Сам не знаю как…

Господин Жероди тут же замолчал и недоумённо посмотрел на меня. Дети тоже все повернулись в мою сторону, а их учительницы, взволнованно переглянувшись, начали осторожно перемещаться, чтобы занять позицию между мной и детьми – они явно подумали, что я – это какой-нибудь сумасшедший.

– Что вы имеете в виду? – спросил господин Жероди.

Я собрался было рассказать про все те невероятные события, которые разлучили меня с Мари-Анж, но во-время спохватился. Во-первых, я и сам до конца так и не понял, что именно произошло; а во-вторых, я не думал, что эта кучка детей с их учителями и господином Жероди могли мне хоть как-нибудь помочь. Теперь они все смотрели на меня как на местного придурка, а та учительница, что была постарше, приблизилась ко мне и негромко, но твёрдо сказала:

– Не мешайте, пожалуйста. У нас – экскурсия.

Я смутился и, ни на кого не глядя, поспешно направился по проходу вдоль рядов скамеек в сторону выхода из церкви. Высокая открытая дверь была залита ослепительным солнечным светом, и я шёл к ней, словно к вратам в другой мир…

Выйдя на уже знакомую мне площадь, я сразу же посмотрел туда, где Мари-Анж припарковала свою машину. Там, посреди площади, стояли только небольшой красный фургон с прицепленной сбоку на кузове малярной лестницей и какая-то потрёпанная белая малолитражка. Машины Мари-Анж нигде не было. Это показалось мне странным, но, в каком-то смысле, логичным. Что мне теперь оставалось делать? Я был один в незнакомом провинциальном городке. Хорошо, что у меня были деньги, чтобы хоть как-то вернуться в Париж… Деньги? Я вспомнил про мой жёлтый пиджак, где у меня в карманах лежали и деньги, и документы, и мобильный телефон. Никакого пиджака у меня в руках сейчас не было, и я никак не мог припомнить, где и при каких обстоятельствах он исчез. Чёрт! Проклятый сир Робер с его головорезами! И девушку ту они убили! Убили? На какое-то мгновение в голове у меня всё стало удивительно ясно и просто. На противоположной стороне площади я увидел двухэтажное здание жандармерии, над входом в которое лениво и неподвижно свешивался флаг французской республики. Теперь я знал, что мне надо было делать. Я решительно пересёк площадь и направился к жандармерии. Мне почему-то сразу вдруг показалось, что там меня выслушают и помогут… У входа в здание на асфальте белой краской были размечены места для парковки полицейских машин. Худенькая тёмноволосая девочка лет десяти-двенадцати играла в «классики» резво прыгая по квадратам, которые были бесцеремонно подрисованы мелом к парковочной разметке. Когда я проходил мимо, девочка на мгновенье перестала прыгать и внимательно посмотрела на меня своими большими тёмными глазами. Я быстро прошёл мимо неё к двери и едва заметно кивнул, услышав как девочка негромко сказала мне вслед: «Добрый день». В здании жандармерии было так же жарко, как и снаружи. Столик дежурного при входе был пуст, и даже стула там не было. Я оказался в коридоре с несколькими закрытыми дверями и одной открытой. Туда я и направился. В небольшом кабинете за письменным столом сидел молодой, но уже прилично облысевший, человек в униформе. Его форменная фуражка небрежно валялась чуть в стороне на столе, возле компьютера, а прямо перед ним лежала раскрытая книга. Периодически заглядывая в книгу, жандарм что-то записывал в тетрадку, а потом, сосредоточенно грызя кончик ручки, он напряжённо о чем-то размышлял, тупо глядя то в книгу, то в тетрадку. Меня жандарм заметил не сразу, так как был очень увлечён своим занятием. Я осторожно постучал по отрытой двери и поздоровался. Жандарм, словно проснувшись, поднял голову и посмотрел на меня. Увидев его тёмные внимательные глаза, я почему-то сразу подумал, что та девочка, что играла у входа, была несомненно его дочка. Очень уж были они похожи. Жандарм, несколько смутившись, пробормотал мне «добрый день» и, поспешно заложив страничку тетрадкой, закрыл и отложил книгу в сторону. Я успел заметить, что это был школьный задачник по математике – значит, это и правда была его дочка, и ей было одиннадцать-двенадцать лет. Жандарм вопросительно посмотрел на меня.