Kostenlos

Колхозное строительство 3

Text
3
Kritiken
Als gelesen kennzeichnen
Колхозное строительство 3
Audio
Колхозное строительство 3
Hörbuch
Wird gelesen Юрий Мироненко
2,64
Mit Text synchronisiert
Mehr erfahren
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

17

Некоторые виды обезьян используют хвост в качестве руки. И именно от этих обезьян единственных животных, у которых рука растёт из п… пы, и произошли те два строителя, которые клали плитку у меня перед дачей…


– Ну, ты, Пётр Миронович и зверь. Иж, чего начудил. И как теперь быть? Глупость ведь твоя заразна. Выпороть бы тебя. Хотя у тебя ведь власти и заступников хватит меня самого выпороть. Наслышан.

– Да не верьте вы слухам всяким. Разве можно советского человека пороть ремнём?

– Конечно, не верю! Среди них коммунистов не было?

Пётр не помнил, когда в той реальности Виктор Васильевич Гришин сменил на посту Первого Секретаря МГК КПСС зарвавшегося Егорычева. Идиотик, против силовиков слово молвил, да ещё на пленуме ЦК. Все берега попутал. Одно слово «КОМСОМОЛЕЦ». Брежнев обзвонил членов Политбюро и каждому объяснил: «Московская городская партийная организация нуждается в укреплении, и Егорычева стоило бы заменить. Я предлагаю Гришина. Не возражаете»? Одобрямс и с 27 июня 1967 года был избран первым секретарём МГК КПСС Виктор Васильевич. А Егорычев был назначен заместителем министра тракторного и сельскохозяйственного машиностроения СССР, курировавшим строительство. А потом и послом в Данию сошлют. С глаз долой.

И вот новая метёлка подъехала к министерству Культуры. А там тротуар перед ним выложен красным бехатоном. Красота. Не серый потрескавшийся асфальт, и даже не кособокие камешки перед Кремлём. Другая реальность.

– Культуру несём в массы.

– Мне вчера посол Франции звонил. Намекал на вздувшийся асфальт перед посольством. Я не понял сперва. А он мне выписал верное направление. «Вот как красиво получилось у вас перед министерством Культуры». Сволочь. Одно слово.

Это он про кого?

– У них же из красного кирпича здание с белыми колоннами? – Пётр провожал мусью Бика до посольства. Красивый фасад. Умели раньше строить.

– С белыми.

– Дайте команду посчитать сколько нужно бехатона. Я договорюсь с производителем. Они сделают белые кирпичики, красные, как у меня, и тёмно-красные. Если без узора уложить перед посольством, вразнобой, как бог на душу положит, получится вполне на уровне.

– Как? Бехатон? Немцы что ли делают? – принял деловой вид Гришин.

– В Краснотурьинске. Богословский Алюминиевый завод.

– А при чём тут алюминий?

– Красная краска сделана из отходов. Хватает там этого добра. Вот и начали лепить кирпичики, – зачем всю историю рассказывать.

– Умный ты, наверное, человек, Пётр Миронович. Но в этих вопросах младенец. Думаешь, положим, французам и алес. Хрен. Все захотят. И не только посольства и министерства. Завтра же Семичастный курьера пришлёт. А у него там площадь целая. Справится твой алюминиевый завод? – махнул в сердцах рукой Первый секретарь.

Козёл. Лишь бы не работать. Сидеть сиднем. А как город тебе вверенный красавцем сделать, лень пошевелиться. Сдержался.

– Давайте с французов начнём. Я позвоню Кабанову – это директор завода, пусть расширяет производство. А вы с Ломако пообщайтесь. Пусть копеечку на это выделит. И всем будет хорошо.

– Писатель! Позвоню. Пойдём к тебе. Оттуда и начнём названивать, – поднялись в кабинет, позвонили Кабанову и Ломако, уже прощались, – Пётр Миронович, а можно я жену с дочерью в Большой пришлю к вашему Дольче Габанову. Дочь невеста, пятнадцать лет, ревёт в три ручья, нужно ей платье из Большого театра. Бойкот объявила, из комнаты не выходит.

– Конечно, сошьём. Как там Достоевский сказал: «Мир не стоит даже одной слезинки замученного ребёнка». Что же я хуже Достоевского?

– Не забуду. Прочитал твоего «Рогоносца». Уж точно читать веселей. Ни одной книги Достоевского не осилил до конца. Глыба. Нам простым людям не понять. Говорят, картёжник и наркоман. Спасибо заранее. По любому вопросу обращайся напрямую. Успехов тебе… творческих.

18

Блуждая между пыльными полками, незамужняя 42-летняя библиотекарша Люда тоже мечтает, чтобы нестарый приятный в общении читатель взял её на 10 дней и вернул совершенно потрепанной…


Пётр сидел в своём кабинете в министерстве и чёркал планы по ремонту Большого театра. В 1958 году была осуществлена первая капитальная реставрация здания. Тогда же театр оснастили системой кондиционирования. Десять лет прошло, что-то пообветшало, что-то рассохлось и расклеилось. Нет, на реставрацию замахиваться рано, а вот косметический ремонтик летом, пока все на гастролях, быстренько произвести надо. Предложил Михаилу Ивановичу Чулаки накатать смету. Не умер директор от скромности. Пришлось резать. По живому.

– Пётр Миронович, тут Яков Ильич Брежнев звонит. Соединяю, – Тамара Филипповна с придыханием произнесла «Брежнев».

Нда. Про этого персонажа, Пётр в той жизни как-то читал. Не лестные были отзывы. Ну-с, послушаем.

– Пётр Миронович, приветствую вас, – и тут же перешёл на ты, – Слушай, тут познакомился с замечательным молодым человеком. Борис Михайлович Перельман. Устрой его к себе в министерство. Не пожалеешь. Умище. Круче Энштейна. Можешь не благодарить. Он через часик к тебе подойдёт. Ну, здравствовать. Потом сочтёмся.

Гудки. Пётр положил трубку. Не врали. Персонаж. Так, как он назвал этого пассажира – Перельман? Стоп. Это тот – самый великий после Ферма математик. Нет. Тот свою гипотезу Пункаре докажет в двухтысячных и будет не старым. Сейчас, может, только родился. Отец вроде бы в Израиль сбежал. Он что ли? Там ещё врач был известный? Как там братик сказал – Борис Михайлович Перельман.

С одной стороны. Не жалко. Вдруг и, правда, умный. Пообщаемся сейчас. Только ведь товарищ Яков Ильич Брежнев не успокоится. Это его «работа». Вот сейчас уже и не вспомнится прочитанная цифра, но такими вот звонками заработал больше полутора миллионов рублей и половинку ляма в долларах. А ещё спился и несколько раз лечился от алкоголизма. Попробуй тут не спейся. Вот сейчас звонил, а голосок уже заплетающийся. Успел этот самый Перельман подпоить «Брата-2» и на лапку сунуть. Обложили Ильича родственнички. Хотя вот Цвигун тоже взяточник, а голова-то светлая, кучу книг и сценариев про чекистов написал.

Ох, грехи тяжкие, в рай не пущают. Сам-то сколько песен украл? Цель благая? Может у Якова Ильича тоже благая? Не дать таланту пропасть? Ему ведь видней. БРАТ. Мать его.

Молодой умище походил на Свердлова. Чёрные вьющиеся волосы, зачёсанные назад. Небольшие стильные очки. Хорошо хоть не пенсне. И костюмчик не от «Большевички». С жилетом.

– Слушаю вас, товарищ, – и сердитое лицо изобразил.

– Пётр Миронович, а вы можете меня на работу не брать? Это всё мама. Не хочу я здесь штаны просиживать. Я интересной работы хочу.

Вот как? И такие человеки сейчас водятся?

– Что за образование у вас Борис Михайлович.

– Ленинградский институт культуры им. Н. К. Крупской по специальности библиотекарь-библиограф в этом году закончил.

– Неожиданно. А кто у вас мама?

– Врач. И отец тоже, – Понятно из каких Перельманов.

– Не по стопам. И какую же интересную работу можно найти с таким образованием.

– Я хочу написать биографию Челюскина и других исследователей севера.

– И опять, неожиданно.

– Вы читали «Два капитана» Каверина? Вот мой идеал, – ребёнок ещё.

– И что же мне с вами, Борис Михалыч делать? У нас есть Управления по делам культурно-просветительных учреждений при министерстве. Я вас туда устрою. И напишу сейчас записочку директору ГБЛ Кондакову Ивану Петровичу. Поможет он вам. Только уговор. Вы как чего напишите, принесите мне «на посмотреть». И не всю книгу сразу, а по мере готовности. Буду вашим личным цензором. Договорились.

– Правда! – глаза сияют, очки запотели. Сопли из носа. Как мало человеку нужно для счастья? Молодец Яков Ильич. Одержимого нашёл случайно. Правда ведь «Два капитана» – великая книга. Вдруг не хуже напишет.

– Честное слово. Иди уже. Вон весь стол бумагами завален. Мне некогда писать. Может, поменяемся.

– Спасибо! – Уже у двери, – А куда сейчас?

– Тамара Филипповна объяснит.

ААААА! Верните меня назад в Краснотурьинск! Не хочу тут ничего ремонтировать! Домой хочу!

– Пётр Миронович, тут Громыко Андрей Андреевич звонит. Соединяю.

Глава 5

19

Впечатления американца от путешествия по российской глубинке: «Меня встретили до того бедные люди, что перстни у них были нарисованы ручкой на пальцах».



После взрыва «Челленджера» американцы расследовали, почему взорвался правый бак шаттла. А русские в это время расследовали, почему не взорвался левый?


Тишков ёрзал по дивану в своей «Чайке». До чего всё же неудобное сиденье, когда, наконец, на АЗЛК переделают его «Волгу»? Ну, это так себя успокаивал. Не спокойно было? Три раза «ха». Извёлся весь. Громыко, редиска эдакая, ни чего вразумительного не сказал.

– Пётр Миронович, подъезжайте ко мне сейчас на Смоленскую площадь. Перед входом вас встретят. Мы с товарищами уже ждём, – гудки. Ни тебе здравствуй, ни тебе прощай. Волновался видно мистер «Нет».

А значит и ему нужно волноваться. А что плохого могло случиться? Вариант один. Вчера должен был состояться концерт в Лос Анжелесе группы «Крылья Родины» и Роллингов. Но вот предчувствия чего-то плохого не было. Вчера ведь только с Машей-Викой по телефону разговаривал. Всё у них нормально, разместил их Эндрю в каком-то небольшом пансионате. Других посетителей нет. Только русские. Ну, в смысле – кубинцы, эфиопы.

Что-то случилось на самом концерте? Вот гад этот Громыко, лучше бы «громыхнул» чего. Главное наказание – это ожидание наказания. Нет, если бы было что совсем плохое, то сказал бы. И ещё товарищи какие-то. Ехать-то несколько минут, а весь извёлся.

 

Высотка МИДа была не копией его дома. Стиль один, чуть исполнение другое. Неужели она вся занята дипломатами. Сколько их? Почему эта куча народа не придёт к очевидному выводу. Лучший способ привлечь другие страны к социализму – это не деньги и не танки, вбуханные в младших братьев. Это повышение уровня жизни советских людей. Бояться, конечно, тоже должны. Но ещё должны писать кипятком от зависти. Пока же особо нечему. Разве, что образованию. Не двухчасовым же очередям за колбасой завидовать.

В кабинете «товарищи» курили, поджидая Петра. Почти и не видно «товарищей» из-за дыма. Он поздоровался со всеми за руку, открыл форточку и выбросил туда пепельницу. Взял стул, пододвинул его к окну и уселся. Товарищи переглянулись и начали искать, обо что окурки загасить. Не нашли с первого раза. Громыко хмыкнул, прошёл в приёмную, принёс пепельницу пожиже. Не хрусталь с золотым обручем, как улетевшая. Товарищи молча загасили бычки. Пётр не поленился, опять встал, забрал дымящуюся ещё жиденькую хрусталину, и опять выбросил в форточку.

– Пётр Миронович! Там же люди ходят. Нельзя же так, – это Ростропович первым отреагировал из «товарищей».

Всего в кабинете было пятеро. Сам Андрей Андреевич, Фурцева, Ростропович, Семичастный и Цвигун. Хотя нет. Вон в уголок ещё кто-то забился. Но этот в присутствии шишек не курил. Сидел прямой как струна и нервно рукой газетки поглаживал.

– Радикально. Наслышан я о ваших заморочках с курением. Даже статейку в вашей Краснотурьинской газете мне достали. А вот Уинстон Черчилль сигары из рук не выпускал, – пригласил гостей жестом садиться хозяин кабинета.

– Так помер два года назад от инсульта. Сосуды в мозгу никотином забились.

– Не поспоришь. Ладно, присаживайтесь, товарищи. Дело срочное. Тут все уже в курсе. Пётр Миронович, а вы, какими языками владеете? – Громыко подозвал забившегося в угол газетоносца.

– Великим и могучим.

– Отрадно. И опять не поспоришь. Книгу вашу последнюю прочёл. Очень не плохо. Непонятно только почему «Рогоносец». Там об измене жены как-то вскользь, – Громыко взял из пачки газет верхнюю и положил перед собой. На первой странице была харя Мика Джаггера с остатками помидора в патлах.

– Это способ привлечь читателей.

– Вот как, получилось у вас. Вся Европа возбудилась. Федин сказал: «наш ответ Толкину». Английским не владеете? Толкина не читали?

Оп-па. А ведь в СССР ещё не публиковалось. Пётр слышал, что есть слабенький перевод для детей, но и его не публиковали. Ходит в самиздате.

– Слышал, что хороший писатель, но не читал.

– Андрей Андреевич, нельзя ли ближе к делу, – прервала беседу литераторов Фурцева.

– Конечно, Екатерина Алексеевна. Фёдор Иванович прочтите нам заголовки газет.

Незаметный проявился. Прокашлялся и с, на взгляд Петра, переизбытком пафоса начал:

– Английскую группу The Rolling Stonesс её новым альбомом «Between the Buttons» забросали яйцами и помидорами. «Между кнопками» – так переводится дословно, – Фёдор Иванович положил сверху следующую газету, – «Свингующий Лондон проиграл комми из Москвы».

Анонс третьей статьи Петру понравился.

– «„The Rolling Stones“ развернулись во всю инструментальную ширь и, прикинувшись бродячим оркестром с дуделками и свистелками, выпустили не похожий ни на одну их пластинку сплав слащавой пубертатной эстрады, дребезжащих резких гитар, страстного рок-н-ролла и печального барокко. И тут пришли русские и показали всему миру, как надо петь и что надо петь. Думаете это „Катящиеся камни“ закидали помидорами. Нет. Тухлыми яйцами забросали ущербную западную культуру. У русских был лучший балет, лучшие танки. Теперь у них ещё и лучшие песни. Куда катится мир».

– Достаточно Фёдор Иванович. Переводы статей напечатайте в… в десяти экземплярах. Чем быстрее, тем лучше, – остановил своего человека Громыко.

– Уже делаем.

– Хорошо, можете быть свободны.

– Может, расскажите своими словами? – встал со стула Штелле и пересел поближе к «товарищам». Кабинет проветрился.

– Непременно. Если коротко, то ваши «Крылья»…

– «Крылья Родины» – наши.

– На самом деле. Спасибо, – мотнул головой мистер «нет», – Наши Крылья Родины спели перед Камнями этими пять песен. Встретили их неважно. Явно готовилась провокация спецслужбами США. Многие зрители пришли с яйцами и помидорами. Хотели забросать этим коми. Получилось по-другому, уже со второй песни зал принялся поддерживать наших. Даже, когда те закончили и собирались покинуть сцену непрекращающимися овациями и криком со свистом заставили девочек спеть ещё одну песню. Потом вышли Роллинг Стоунз. Спели одну песню. Их освистали. Вторую. Стали кидать яйца и помидоры. А на третьей, все, что было приготовлено для наших, полетело в англичан. Этим не закончилось. Организатора избили и заставили уговорить русских петь вместо «камней». Крылья спели ещё три песни. Их по-прежнему не отпускали. Тогда ваша дочь спела ещё пару песен на русском. Фанаты ваш… нашего ансамбля после концерта прошлись по главным улицам Лос Анжелеса и устроили там натуральный погром. Пострадало пятеро полицейских. Арестовано почти сто человек.

– А с девочками-то что, – не выдержал Пётр.

– С нашими всё нормально. И не только с девочками. С «мальчиками» тоже. Отвезли под охраной полиции в их пансионат. Не перебивайте меня, Пётр Миронович. Не всё ещё, – министр иностранных дел скрипнул зубами.

– К нам обратился директор Си-Би-Эс. Говорит, что у него с вами контракт. Он предлагает устроить тур «Крыльев Родины» по всем Соединённым Штатам. Сорок концертов, – Громыко сел, – Предлагал два с половиной миллиона долларов.

– Предлагал? – уловил падеж Тишков.

– А вы, сколько хотите получить? – напряглась Фурцева.

– Сорок концертов. Это два месяца. Три с половиной. Это как минимум.

– Хорошо. Я такую сумму и озвучил. Они согласились, – порадовал всех Громыко.

– Фьють. Это же огромные деньги, – присвистнул Цвигун.

– А вы что думаете, Владимир Ефимович? – Фурцева ткнула пальцем в Семичастного.

– Этим ведь не ограничится. Интервью в газеты и по радио. Потащат и в телевизор. Пресс-конференции разные. Кто там сейчас главный?

– Пётр Михайлович Суббота. Он несколько раз возглавлял делегации наших артистов за рубежом. Вот и с Мстиславом Леопольдовичем ездил, – Пётр представил себе, как выглядел после концерта смешливый толстячок.

– Не справится. Пётр Миронович, Екатерина Алексеевна, я хорошо знаю Петра Михайловича. Полиглот, милейший человек и балагур. Да и к его организаторским способностям у меня претензий не было. Но это другой уровень. И это не очень-то любящая русских Америка. Нужно срочно отправлять туда другого человека, – Ростропович замотал головой.

– Кого! – хором воскликнули.

– Вы меня спрашиваете? – развёл руками виолончелист.

– Пётр Миронович? – Семичастный тоже дуэтом с Громыко.

– Я тут без году неделя. Никого не знаю. Владимир Ефимович у вас нет человека?

– Бл. дь! У меня всё есть. Кроме человека готового организовывать гастроли артистам в США сроком в два месяца и на три с половиной миллиона долларов, – Семичастный вынул пачку сигарет, но встретившись со злыми глазами Петра, сунул назад.

– Подождите. Ведь там есть Эндрю Олдем. Это Андрюху избила толпа?

– В газетах нет имени.

– А разве можно такое доверить англичанину? Врагу? – вставил первую фразу и Цвигун.

– Ну, назовите фамилию! – рыкнула на него Екатерина Великая. – Ох, Пётр Миронович, Пётр Миронович. Ну, не можешь ты ничего просто сделать. Обязательно тебе план надо в два раза перевыполнить. Просто ведь всё было. Прилетели, спели пять песен и улетели. А теперь! Владимир Ефимович, Семён Кузьмич, вы хоть пригляд там за нашими можете обеспечить?

20

Мангалоиды – это любители шашлыков.



Что-то мне на природу захотелось, подышать свежим коньяком и шашлыком.


14 августа был день физкультурника. Штелле решил провести его на природе. Да, что там на природе. На ПРИРОДЕ. На даче в Переделкино. А ещё собирался совместить приятное с полезным. Нужно ему было участие кого-нибудь на его стороне в одном мероприятии. И у этого кого-то должна быть большая дубинка (Это не то, о чём вы подумали). Вот и выбрал Цвигуна. С семейством. Почти самая большая в СССР дубинка. Дубина. Двусмысленно.

Сначала решил развлечь лепшого друга Сеню шашлыками. Потом передумал. Не самый главный в стране он по этому делу специалист. Нет, конечно, и сам делал как-то и за другими подглядывал, но ведь могут и не получиться. Не стал рисковать. Пошёл проторённым путём. У самого Штелле в той истории был на даче агрегат. Коптильня. Не простая – фильдипопсовая. Ящик из толстой нержавейки размером примерно 80 на 50 и на 50. По верху гидрозатвор. Из того же металла и поддон, чтобы жир не капал на ольховые обрезки. И решёточка, которую можно и горизонтально закрепить и под небольшим углом, на тот случай если коптить предполагалось что крупное. Целую курицу, например.

Перебравшись в Переделкино, Пётр себе такую у министра автомобильного заказал. И дня не прошло, привезли. Вспоминая свою коптильню, Штелле грустно усмехнулся. Там сварено аргоном и всё зачищено и зализано, по крышке гравировка узора, ольховой веточки с шишечками и серёжками. А тут. Даже сопли от сварки как следует, не убраны. И ЭТО – подарок министра. Что не так с этими людьми?

Но коптила не хуже. Осталось добыть пару куриц и пару рыбин посолидней. Куры в гастрономах были. Вот опять вопрос, чего с этой птицей сделали за пятьдесят лет. Сейчас она синяя и тощая. А потом, при загнивающем, станет толстой и жёлтенькой. Помогла жена Лия. Она, пока была в ссылке на даче, познакомилась с местными. Среди богемы были и нормальные люди. И некоторые даже живность держали. Двух домашних курочек у бабы Тоси и купили. Тоже не бройлеры, но и не жители Освенцима. Двух средних щук добыл её муж – человек загадка. Старичок – загадка. Пётр ни разу его голоса не слышал. Несколько раз менял у него зелёные бумажки на рыбу. (Не, не доллары. Трояки). Помнёт протянутую бумажку пенсионер, посмотрит на просвет и, насупившись, уйдёт. Ни здрасти, ни до свидания. Ни даже обвинения в фальшивомонетчестве. Так и в этот раз. Стабильность.

Цвигун привёз жену и дочь Виолетту – студентку медика. Хорошо посидели. И курочек копчёных приговорили и рыбок и коньячку бутылочку и купленную у той же бабы Тоси наливочку вишнёвую. Комаров уже нет почти. Один мимо пролетит, с испугу пискнет, и наутёк. Лепота. Между второй курочкой и первой рыбкой Пётр и завёл нужный разговор.

– Семён, мне твоя помощь нужна, – и он рассказал, как Первый Секретарь Свердловского Обкома КПСС украл у колхоза «Крылья Родины» из Краснотурьинска два автобуса марки «Мерседес».

– А ведь он член ЦК КПСС, – хмыкнул Цвигун. – В прошлом году избрали. Интересные там у вас дела творятся. И чего же ты хочешь? Автобусы вернуть?

– Автобусы заработаем. Заработают. Бассейн хочу.

– Чего?

– Чтобы в Краснотурьинске построили в следующем году хороший бассейн крытый.

– За два автобуса? – заржал толстячок.

– За наглость. Что мне надо от тебя? Я звоню Николаеву Константину Кузьмичу, чуть наезжаю на него, но у него ведь уровень почти как у меня. Вот. А потом передаю трубку тебе. А ты говоришь: «Кузьмич, не дело это. Я и сам Кузьмич, но до такого даже додуматься не мог. Даже не знаю, что теперь и делать». Всё. Потом дальше снова я.

– А не боишься, что он твоим землякам начнёт кислород перекрывать?

– А на этот случай у меня тоже есть заготовка. Попрошу Бика ещё пару-тройку автобусов. Подарит колхоз обкому.

– Поражаюсь, я тебе, Пётр. Не наш ты человек. Не еврей случаем?

– Проверили же сто раз биографию.

– Как бы и не больше.

Позвонили Николаеву на следующий день. Может интонация у своего Кузьмича была не та, но только пообещал тот Кузьмич начать строительство бассейна уже в этом году. А ведь оказывается – Краснотурьинск превращать в Васюки из Москвы проще. Чё заодно и баскетбольно-волейбольный манеж не заказал.