Колхозное строительство 1

Событие пятидесятое

Это было ужасно. Все курили. Все орали всякую херню. Все делали вид, что им это нравится. Половина пила пиво, а то и чего покрепче. Плюс к этому – жуткая аппаратура, которая при малейшем увеличении громкости хрипела и фонила. Только ужас не в этом – ужас был в манере исполнения и текстах, да чего уж, и в музыке. Даже в музыке в первую очередь. Особенно вывела Петра из себя сама песня «Скоморохи», в честь которой, надо понимать, и назван ансамбль – но всё переплюнула шедевральная вещь «Синий лес». Единственная песня, которую можно было слушать, да и то – со скидкой на молодость исполнителей, это «В полях под снегом и дождём». Но и это можно было бы слушать где-то в уютном кафе и при нормальной аппаратуре, а здесь… Штелле думал, что эта какофония и испытание для его лёгких никогда не закончатся.

Где-то под конец он бросил смотреть на молодых битломанов и стал наблюдать за спутниками. Морщился Михалков. Пыталась изобразить внимание хорошо воспитанная Анастасия Вертинская, и откровенно страдала Люша. Пётр даже почти передумал привлекать этих будущих звёзд. Однако, когда концерт закончился, он нагнулся к Вертинской и попросил проводить его за кулисы, дабы познакомиться с музыкантами. Надо дать ребятам шанс – ведь прославились же они в его реальности.

– Вам понравилось, Пётр Миронович?! – отшатнулась Анастасия.

– Нет. У меня к этим ребятам шкурный интерес.

– Интересно. Ну пойдёмте, попробуем пробиться, – усмехнулась своей лисьей улыбкой звёздочка.

Пробились. Вертинская вполне узнаваема. Где-то перед гримёрками её всё же атаковали фанаты с фанатками и затормозили на подписание всяких извлекаемых чёрт-те откуда мятых бумажек. Пётр зашёл в «гримёрку». При этом клубе железнодорожников, наверное, был цирковой кружок, потому что именно их аксессуарами были завешаны стены небольшой комнатки, где курили и пили пиво будущие рок-звёзды.

– Ребята. У меня к вам предложение, – начал даже не представившись, Тишков.

– А вы кто? – молодые, а ранние.

– Я первый секретарь горкома КПСС Краснотурьинска. Так у меня к вам предложение…

– Хотите пригласить нас на концерт? – это, судя по физиономии, Буйнов.

– Нет, хочу вас пригласить на лето в Краснотурьинск в пионерский лагерь. Будете жить в лагере, а днём и по вечерам учиться петь и играть.

– Да у нас отбоя нет от приглашений выступать, – вперёд выступил довольно высокий и патлатый Градский.

– У вас есть человек, который сможет записать ноты, если я сейчас спою вам свою песню? – решил опять зайти с козырей Пётр, раз по-хорошему не получается.

– Вон Сашка запишет, – кивнул на Буйнова Градский.

– Бери карандаш и пиши, – повернулся к «Сашке» Штелле.

 
Говорят, что некрасиво,
Некрасиво, некрасиво
Отбивать девчонок у друзей своих.
Это так, но ты с Алёшкой
Несчастлива, несчастлива,
А судьба связала крепко нас троих.
 
 
Как же быть, как быть?
Запретить себе тебя любить —
Не могу я это сделать, не могу!
Лучше мне уйти,
Но без грустных, нежных глаз твоих
Мне не будет в жизни доброго пути.
 

Пришлось пять раз петь. С Викой Цыгановой быстрей получалось – да и мотивчик-то незамысловатый. Потом Градский с Буйновым попытались с листа под гитары исполнить. Ну, не так и плохо – вон даже победившая своих фанатов Вертинская зааплодировала.

– В общем так. Я переговорю с Екатериной Алексеевной Фурцевой. Она выдаст вам путёвки на три смены в наш пионерский лагерь. Кроме того, мне нужно, чтобы вы уговорили приехать с вами человек двадцать таких же молодых музыкантов из Москвы и Ленинграда. Если, конечно, вы там кого-нибудь знаете. Эту песню можете исполнять. Объявляйте её как «наш ответ Битлам». Кроме того, я вам пришлю ещё пару песен через вот эту женщину, – Пётр выдвинул вперёд Елену Цезаревну Чуковскую, – Познакомьтесь. Это внучка великого поэта Корнея Чуковского и будущий великий химик – Елена Цезаревна. Дайте ей телефон, по которому вас можно найти, и как только я пришлю ей песни, она вам их передаст. Ах да – перепишите мне ноты на листочек. Эта песня ещё не зарегистрирована в ВУОАПе.

Через час на такси доехали до Дома Писателей – однако, памятуя, что есть там совершенно нечего, Пётр попросил таксиста остановиться у ближайшего гастронома. Ни крабов, ни креветок, ни консервированного зелёного горошка не было – зато была синяя полуощипанная курица. Пётр выбрал две потолще. Был сыр. Даже двух сортов. Пусть будет «Пошехонский». Этот ярославский сыр в это время в разы вкуснее, чем тот продукт, который за сумасшедшие деньги продавали в московских супермаркетах будущего под названием Швейцарский. Был чёрный хлеб. Было масло. И – о чудо! – были банки с консервированными кусочками ананасов, а в вино-водочном отделе нашлось даже болгарское сухое вино, «Рислинг». Взяли и его.

Пётр решил в очередной раз удивить Люшу. Завалились в квартиру еле живые, и от обоих воняло. Нет, не потом даже – хотя и им, наверное – но всё перебивал въевшийся табачный дым. Чёртовы битломаны. Как бы стать Первым секретарём ЦК КПСС и запретить курение?

– Елена Цезаревна, после посещения этого злачного места нам необходимо принять ванну и сменить гардероб. А ещё нужно приготовить поесть. Я умираю с голоду. Поэтому план такой. Ты сейчас идёшь мыться. Я за это время начинаю готовить ужин. Потом меняемся местами. Затем я продолжаю готовить, а ты прополоскаешь мою пропитанную никотином, отравленную одежду. Как план? – Штелле с грохотом опустил сетку с покупками на пол.

– Не скучай, я быстро, – Люша уже неслась по коридору к ванной.

Исходя из имеющихся продуктов, Пётр задумал приготовить своё любимое праздничное блюдо. Рецепт прост до ужаса. Нужно куриную грудку порезать на кусочки и начать тушить в белом вине. Когда жидкость почти выкипит, в кастрюлю высыпается содержимое банки с консервированными ананасами – и снова нужно выпарить жидкость. Перед подачей на стол всё это засыпается тёртым сыром. Сыр плавится. Блюдо перемешивается. Вуаля – кисло-сладкая курица с ананасами готова. И не нужно никакого гарнира.

В 1967 году есть сложности: куриную грудку не купишь. Кура бывает либо потрошёная, либо непотрошёная. Грудку нужно добывать из тушки самостоятельно. О времена! О нравы! Этим он и занялся, дожидаясь очереди на заветную водную процедуру. Понятно, не успел. Воспитанная девушка Люша лежания в пене не стала устраивать. Ополоснулась и поспешила на помощь. Пётр рассказал, что нужно сделать с двумя синими птицами, и нырнул в ванную. Скинул одежду, вымылся, побрился скучающим в стакане бритвенным станком. Нужно одноразовые станки изобрести, пусть господин Марсель Бик умоется. Оделся Пётр в висящий на вешалке махровый халат. Самого Корнея Чуковского, надо думать!

На кухне работа кипела не очень интенсивно. Люша успела докончить начатую им курицу и порезаться. Пришлось отправить внучку заниматься пропахшей табачной вонью одеждой. Курица готовится быстро. Чтобы долго не мучиться с повторным испарением жидкости, Штелле просто слил часть в раковину.

– Мадмуазель, прошу к столу. И не забудь бокалы.

Глядя на уминающую за обе щеки Чуковскую, Пётр и сам разошёлся. Раз – и блюдо кончилось.

– Петя! Я наконец нашла в тебе недостаток, – промакивая остатки соуса на тарелке хлебом, сообщила Люша.

– Правда? А то я уже хотел нимб из кармана достать.

– Истинная правда. Ты готовишь слишком маленькие порции. За это ты будешь наказан.

Событие пятьдесят первое

Перед тем, как отправиться на растерзание к руководству Союза Писателей, Пётр решил попробовать помочь младшей Чуковской сделать карьеру.

– Люша. Ты ведь химик?

– Целый кандидат химических наук! – гордо выпятила грудь Чуковская.

– А кто самый умный у вас в институте?

– Ты сомневаешься в моих способностях? – обиделась.

– Нет, но мне нужен почти гений.

– Зачем?

– Ну, не знаю, как сказать. Я могу помочь этому гению создать несколько лекарств.

– Ты ещё и великий химик? Какое у тебя образование? – совсем обиделась.

– Нет у меня никакого образования, и я не могу рассказать об источнике информации. Так есть у вас в институте химический гений? – нахмурился Пётр. Уже даже передумал делиться информацией. Если даже Люша так напряглась, то что скажет этот самый гений?

– Есть мой руководитель – Рахиль Хацкелевна Фрейдлина. Она доктор химических наук, профессор, член-корреспондент АН СССР. Подойдёт?

– Если я ей нарисую пару формул этих лекарств, то она возьмёт тебя в товарищи по получению кучи разных премий? В том числе, может быть, и Нобелевской.

– Шутишь, как всегда?

– Совершенно серьёзно говорю.

– Рахиль Хацкелевна – честнейший человек и бессребреник, – Люша встала напротив Петра и приказала, уперев руки в бока, – Ну-ка рисуй свои формулы!

– Давай карандаш. C17H19N3O3S. Это препарат от гастрита и язвы. Структурная формула выглядит так, – Пётр нарисовал всякие чёрточки и шестиугольники.

Откуда дровишки? Просто, когда начал писать книгу про мальчика-попаданца, то решил сделать его в будущем великим химиком. Посмотрел ряд самых успешных лекарств и содрогнулся – самый настоящий рояль в кустах. Он хоть и был металлургом, и химию им вполне качественно преподавали в институте, но запомнить такое неспециалисту – что-то из области фантастики. Рушился весь сюжет новой книги – и Штелле разозлился. Он потратил неделю, но взял и выучил и формулы, и то, как открывали эти лекарства. Просто из упрямства, из желания себе доказать, что он не даун. И надо же – пригодилось. Или это тот, кто его сюда послал, знал об этом инциденте? И именно поэтому он здесь, и в этом году? А кто ответит?

– Нда, – протянула, изучая его каракули, Люша, – Я позвоню Фрейдлиной. Сейчас уже пора к Смирновой, а вот часов на двенадцать договоримся о встрече – здесь, у деда на квартире. Заодно побалуешь нас очередным кулинарным шедевром.

– Договорились.

У Веры Васильевны Смирновой в кабинете уже дожидался появления Тишкова Первый Секретарь Союза Писателей СССР Константин Александрович Федин. И, надо же, сама товарищ Фурцева.

– Сначала вы, Вера Васильевна, – отошла к окну и закурила Екатерина Великая после приветствий.

– Пётр Миронович, – торжественно начала Смирнова, но сбилась, глянув на грозного министра, – Пётр Миронович, мы с Константином Александровичем прочитали ваши повести про Буратино и решили издать их одной книгой. Тираж, как я и обещала, будет сто тысяч. Это первый. Дальше видно будет. Довольны? – улыбнулась.

– А можно просьбу? – покивал Штелле.

– Говорите, – благодушно улыбнулся Федин.

– Как бы уговорить проиллюстрировать мою книгу художника Леонида Владимирского?

– Я ему позвоню, – выбросила, не докурив, сигарету в форточку Фурцева, – Вы закончили? У меня немного времени.

– Конечно, конечно, он весь ваш. Только потом нужно будет подписать договор в издательстве и ВУОАПе. Мы с Константином Александровичем решили издать пару сотен сигнальных вариантов на их оборудовании в отделе распространения, стеклографическим способом, – сделала приглашающий жест Смирнова.

– Пётр Миронович, ну и задали вы мне работку. Я в субботу до полуночи вашими делами занималась, и вчера целый день. Попробуйте только не заработать 300 миллионов долларов. Я уже даже Суслову о вас рассказала. Он пока песни не послушал, отказывался даже разговаривать со мной. Но ваша песня о матери – это нечто. Первый раз видела, как Михаил Андреевич Суслов слёзы вытирает. Да и сама уже пять раз, наверное, прослушала – и каждый раз горло перехватывает. У него есть сомнения в паре песен – уж очень необычно написаны, но возражать против их исполнения в вашем клубе не стал. И меня отпустил, и, кроме того, приказал взять с собой Евгения Фёдоровича Светланова, которого вы хотите ограбить. Евгений Фёдорович, конечно, повозмущался, но когда ваши песни услышал, то сменил гнев на милость и согласился выделить вашему оркестру часть инструментов. Духовых, в основном. А то ведь и правда – поедете в «Ла Скала» с гнутыми трубами. Он возьмёт с собою в Краснотурьинск и пару ведущих музыкантов – там и решим, достоин ли ваш симфонический оркестр звания «Академический». Так, теперь по солисткам. В среду Валентина Толкунова выезжает на поезде до Серова, в пятницу утром пришлёте за ней туда машину. Она командирована туда до конца февраля. По результатам вашего концерта определим и вашу, и её дальнейшую судьбу. С Сенчиной чуть сложнее. Я её нашла, но она сейчас болеет – простыла. Обещала выписаться в среду или в четверг, потом самолётом летит в Свердловск. Там садится на поезд до вашего Краснотурьинска, так что тоже, возможно, появится в пятницу. В крайнем случае, в субботу. Довольны? – вдруг остановилась Фурцева.

– Более чем. Вы, Екатерина Алексеевна, просто волшебница. Я думал – несколько лет пробиваться через тернии, а тут такой крутой поворот, – развёл руки в сторону и слегка поклонился Пётр.

– Опять кланяетесь! Опять за своё! Второй раз это уже не смешно! – рыкнула Великая, – Дальше. Михаил Андреевич Суслов, который отвечает в Политбюро за идеологию, позвонил при мне Семёну Михайловичу Будённому и попросил его составить мне компанию – так что 23 февраля и легендарного маршала в гости ждите. Теперь по съёмкам концерта. С фигурантами я ещё не определилась, но выберем лучших – по крайней мере, одних из лучших. Они приедут на пару дней раньше. Поприсутствуют на репетиции, поработают со светом. Вам позвонят и предупредят о приезде. По аппаратуре – команду я дала, грузовым самолётом доставят до Свердловска, а там уже ваша забота. Справитесь с доставкой? – и критически так осмотрела Петра.

– Попытаюсь оправдать ваше доверие, – хмыкнул Тишков.

– Уж попытайтесь, – не приняла шутливый тон министр.

– Всё организую, не беспокойтесь, Екатерина Алексеевна, – вытянулся Пётр.

– Всё, ничего не забыли? Тогда до свидания. Сегодня снова сумасшедший день предстоит. Нет, вы тут ни при чём, – махнула рукой на раскрывшего рот от удивления Петра. – Тут опять делегацию к Сопоту утверждать надо. До августа ещё чёрт-те сколько, а Политбюро уже волнуется. Нужно побеждать. Стоять! Отменю-ка я это всё, сначала к вам съезжу. Послушаю. Готовы победить на Международном фестивале песни? Ага, глаза заблестели. Вот 23-го и решу. Там ведь с Анной Герман придётся соперничать. Всё, ещё раз до свидания.

– Не женщина, а паровой каток, – улыбнулся, закрывая за ней дверь Федин.

– Видите, Пётр Миронович, с какой скоростью вы к славе летите! – засмеялась Смирнова, – Уже и до Сопота добрались почти.

– Советский Союз должен везде побеждать, и всегда! – добавил пафоса в голос Тишков, – Вера Васильевна, мне сейчас куда, в ВУОАП?

– Да, пойдёмте, провожу, как там закончите, возвращайтесь. Расскажете мне о своих планах. Может, даже на следующую вашу книгу договор заключим.

Всё дальнейшее опять напомнило Штелле субботу. Долгое и нудное составление договоров, печатание их и проверка, потом подписание. Где вы, компьютеры с образцами каких угодно договоров? Где принтеры?

В результате его послали открыть счёт в Сберкассе. Туда обещали в течение месяца перевести 6 тысяч 800 рублей – это за первый тираж. Если будет дополнительный, то получится чуть меньше, ну а если второй тираж превысит 100 000 экземпляров, то чуть больше первоначального гонорара. А где же огромные заработки писателей, о которых талдычат афторы попаданческих романов? Где миллион Антонова и миллион Симонова? Почти этот вопрос он и задал Смирновой, когда вернулся через час в её апартаменты.

– Вы же не член Союза Писателей. Вот выйдет ваша книга – мы на следующем заседании московского отделения Союза Писателей утвердим вашу кандидатуру и отправим на рассмотрение в секретариат. Давайте я вам, Пётр Миронович, зачитаю статью о членстве в Союзе Писателей:

«Приём в члены Союза писателей производится на основании заявления, к которому должны быть приложены рекомендации трёх членов СП. Писатель, желающий вступить в Союз, должен иметь две опубликованные книги и представить рецензии на них. Заявление рассматривается на заседании местного отделения СП СССР, и должно при голосовании получить не менее двух третей голосов, затем его рассматривает секретариат или правление СП СССР, и для принятия в члены требуется не менее половины их голосов». Будем считать две ваши повести двумя книгами. Рекомендации – Федина и моя – у вас в кармане. Плюс, я уверена, подпишется и Софья Борисовна Радзиевская. Так что через пару месяцев мы вас вызовем для торжественного вручения удостоверения.

Пётр ожидал сумму тысяч эдак в двенадцать рублей – в каком-то попаданческом романе автору столько заплатили. Получилось в два раза меньше. Да и чёрт с ним – уж в чём-чём, а в деньгах он не нуждался.

– Теперь о дальнейшей вашей судьбе. Я переговорю с рядом товарищей. Посмотрим, как будет продаваться книга, и закажем перевод на несколько языков СССР и пару языков из соцлагеря. Может, даже и на итальянский. Уверена, что земляки Буратино книгой заинтересуются, – Вера Васильевна остановилась, потянулась за папиросой, но не нащупала коробки в кармане кофты.

– Тяжело бросать? – посочувствовал Тишков.

– Знали бы, как тяжело! – вздохнула Смирнова.

– Это организм разучился сам вырабатывать необходимый ему никотин. Не переживайте, он снова научится.

– Не знала. Ладно, пойдём дальше. Вы говорили, что пишете новую книгу?

– Да. Вы ведь читали Толкиена? Вот что-то в этом стиле. Сказка для взрослых и юношества. Благородные рыцари, коварные эльфийки. Поход через половину мира. Магия. Причём я хочу написать целый ряд романов про этот мир трёх лун. Планета Крин. Слышали понятие «творец миров»? Вот им я и хочу стать. Когда выйдет первая книга, вы напишете в послесловии, что устраиваете конкурс на лучшую книгу про этот же мир. Думаю, желающие появятся. Лучшие опубликуете, потом я следующую напишу – и необязательно продолжение. Может, наоборот, как Фенимор Купер, буду двигаться от конца к началу. На Западе есть понятие «сиквел» – это продолжение. Мидквел – это книга, события которой развиваются параллельно с сюжетом ранее вышедшей книги, как бы дополняют его. И есть приквел – это предыстория. Вот пусть мои будущие соратники творят во всех трёх форматах. Уверен на сто процентов, что Америка и Англия захотят иметь серию у себя – так что на английский точно нужно будет переводить, и переводить очень качественно.

– Наполеоновские планы. А в каком состоянии книга сейчас? – встала и прошлась по кабинету Вера Васильевна, очевидно, обдумывая перспективы.

– Я написал уже где-то четверть романа. Вот у меня с собой три тетрадки. К сожалению, напечатано только семнадцать страниц.

– Давайте их сюда, как прочту – занесу к Люше. Вы ведь у неё остановились? Да не краснейте так. Весь Дом Писателей уже в курсе. У нас тут одна большая и недружная семья. Только дай повод посплетничать. Всё давайте, и освобождайте кабинет. Вот ещё что, Пётр Миронович. У меня сын был… Утонул в Юрмале 12 лет назад. Я когда читала ваших «Буратин», то представляла, что читаю ему. Уверена, Володе бы понравилось. Удачи вам.

Событие пятьдесят второе

Пётр глянул на часы. Золотой «Полёт» показывал половину двенадцатого. Однако! Опять гонка со временем. На двенадцать ведь запланирован обед с будущим (очень бы хотелось) лауреатом Государственной и Нобелевской премии по химии, а сейчас доктором химических наук, профессором, членом-корреспондентом АН СССР Рахилью Хацкелевной Фрейдлиной. У Люши же дома, как всегда, пустой холодильник, да ещё и время поджимает. Зашёл в ближайший гастроном. Блин, ну как ведь хорошо при загнивающем капитализме. А что изменилось? Откуда взялось изобилие? Всякие колхозы и совхозы сейчас выпускают продукции в разы больше, чем недоделанные фермеры и мифические агрохолдинги. Неужели всё выращенное тупо сгнивает? Ладно, мясо частично завозят из Аргентины. А всё остальное?

Пётр ещё раз прошёлся вдоль полупустых витрин, придумывая блюдо. В отделе кулинарии был фарш – взял кило. В рыбном на прилавке лежало несколько видов копчёной рыбы. А что? Это мысль.

– Килограмм скумбрии холодного копчения, пожалуйста, – попросил Штелле тётку, изображающую из себя продавца.

Почему изображающую? Грязный халат с новыми и старыми, плохо отстиранными, пятнами. Никакого головного убора. Длинные, крашенные хной волосы свободно ниспадали на продукцию, когда женщина наклонялась. Хватала она всё заказанное покупателями голыми руками – причём на одной руке был аляповатый перстень с янтарём, сейчас испачканный рыбьей чешуёй, а на второй – чуть меньшая, чем перстень, бородавка. Может, страну нужно разваливать, а не спасать?

К этим покупкам через двадцать минут стояния в очередях добавились сливочное масло, томатная паста, длинные макароны типа спагетти и булка чёрного хлеба. Всё, быстрее домой, уже почти двенадцать.

К счастью, дам ещё не было. Пётр успел поставить на одну конфорку кастрюлю для супа, а на вторую – сковороду. Порезал лук и морковь, довёл на полном огне до прозрачного состояния лук. Закинул пяток раздавленных зубчиков чеснока – мелкого. Нужно будет поискать у капиталистов нормальный, когда – и если – начнутся гастроли «Крыльев Родины». В это время закипела вода. Пётр забросил туда порезанный мелкими кубиками картофель. Немного, так, чтобы что-то плавало в супе.

В это время будущие лауреаты и заявились. Пришлось бежать в прихожую и проявлять галантность. Снял с дам пальто и повесил их на снова попытавшегося завалиться монстра.

– Вот, Рахиль Хацкелевна – это и есть тот самый Пётр Миронович. Он инопланетянин.

– Вы уверены, милая Елена Цезаревна? – Фрейдлина крепко стиснула руку Петра.

– Через несколько минут сами убедитесь, – хмыкнула Люша.

– Извините, дамы, меня в окололитературных кругах задержали – так что я только начал готовить обед. Можете пока посидеть в гостиной в уютных креслах, выкурить по сигаре и принять для повышения аппетита по сто капель аперитива, – решил играть отведённую ему роль Пётр.

– А звучит недурно, – членкор огляделась, – Где здесь дамская комната?

– Уверен, что Елена Цезаревна вас до ручки доведёт, а мне позвольте оставить вас на время, а то повара перепутают кардамон с кориандром – а вам потом это есть.

Картофель за это время почти сварился. Штелле перелил луково-морковный полуфабрикат из сковородки в кастрюлю, бухнул туда же половину литровой банки томатной пасты, чуть подсолил и поперчил. Пока всё это будет закипать, нужно успеть приготовить рыбу. Ею Пётр и озаботился. Очистил от кожи и костей, а затем порезал на небольшие кусочки. Дамы покинули дамскую комнату и столпились на пороге кухни.

– Мы можем помочь? – доктор химических наук попыталась демонстративно закатать рукава коричневой кофты. Опять коричневой. Нужно найти главного в стране химика и подсказать ему, что существует ещё несколько цветов.

– Можете. Нужно накрыть стол самой красивой скатертью и достать парадные суповые тарелки. Да, ещё нужны и тарелки под второе блюдо.

– А на кухне помощь не нужна? – не сдавалась профессор.

– Тут нет аперитива. Он в гостиной, – Пётр и, правда, купил в вино-водочном отделе бутылку этого исчезнувшего в будущем в стране напитка.

– Пойдём, Люша, нам тут не рады.

Между тем, закипела вода во второй кастрюле. Пётр чуть подсолил воду и отправил туда спагетти. Плохо, что нет ещё одной конфорки – нужно ведь ещё и фаршем заниматься. Забулькал суп. Повар забросил туда кусочки рыбы и сыпанул пару ложек муки для загустения, размешал как следует и снял кастрюлю с огня. Всё, теперь осталось только разделаться с мясом.

Из глубины квартиры доносились женские голоса и смех. Ну, значит, дамы не сильно скучают. Пётр высыпал на сковороду фарш, добавил мелко порезанные остатки вчерашних зелёных помидор, лука и натёртой на крупной тёрке моркови. Когда всё начало шкворчать, отрезал от куска сливочного масла приличный шматок и добавил его к фаршу, а через пару минут, когда масло разошлось, высыпал на сковороду из банки остатки томатной пасты и уменьшил до минимума огонь. Так. Теперь ещё не забыть сыр на тёрке измельчить. Макароны готовы. Ну, пора подавать первое блюдо. Пётр отщипнул от прорастающей на окошке луковицы остатки перьев и мелко их порезал.

– Елена Цезаревна, несите супницу, – позвал Штелле Чуковскую.

Смех в дальних закоулках квартиры оборвался, и появилась «светлая девушка». Вполне себе навеселе, даже щёчки раскраснелись, и глаза шалые. Супница была не от дешёвого сервиза. Даже, скорее, от очень дорогого. «Мадонна». Ну, мадонна так мадонна. Пётр перелил в неё суп и торжественно, на вытянутых руках, внёс в комнату. Дамы успели покурить – хорошо, хоть форточку открыли. Ещё они успели ополовинить бутылку. Что ж, для того и куплена.

– Рахиль Хацкелевна, сейчас вы узнаете о главном недостатке этого индивидуума, – Люша разлила суп по тарелкам.

Пётр посыпал приятно-красно-оранжевое варево зелёным лучком и, произведя руками пассы над тарелкой, зловещим шёпотом произнёс:

– Крекс, фекс, пекс! Всё теперь можно есть.

Попробовали – недоверчиво. Проглотили.

– У-у-у! Как называется этот шедевр? – причмокнула гостья.

– Ля супе томато итальяно.

– Чур, мне добавки! – супе итальяно прошёл на ура, даже о хлебе забыли.

– Вот, я же говорила, что сейчас вы узнаете главный недостаток Петра Мироновича, – победно улыбнулась Чуковская.

– Ну что вы, Елена Цезаревна, я хомо вполне себе сапиенс и учусь на ошибках. Добавка будет.

Выхлебали и добавку. Пока женщины наперегонки орудовали ложками, Пётр прошёл на кухню, переложил макароны из дуршлага в сковороду и чуть обжарил.

– Несите тарелки.

Тарелки были словно специально изготовлены для спагетти – приличного диаметра и неглубокие. Разложил, свернув тремя гнёздами, макароны, в центр каждого гнезда залил ложкой получившуюся из пасты и фарша бурду, присыпал тёртым сыром. И последние крупинки зелёного лука. Ну, не итальянский ресторан – но ведь и не макароны по-флотски. Дамы взялись за вилки. С длинными макаронами, несмотря на свои учёные звания, химички обходиться не умели. Пётр взял ложку и показал, как с помощью неё наматывать белых червячков на вилку. Впечатлило.

– Теперь я тебя полностью понимаю, Люша, – выскребая остатки с тарелки, шмыгнула носом профессорша, – Пётр Миронович и правда инопланетянин. И у него правда есть недостаток. Он не умеет готовить. В его втором блюде чего-то не хватает. Чего-то существенного.

– Соли? – удивился Штелле.

– Эх, если бы. Не хватает количества. А говорили, что сапиенс.

– У меня есть оправдание.

– Вот как? Хотя нет. Этому не может быть оправдания, – вздела указующий перст будущий лауреат «нобелевки».

– Можете, сначала выслушаете? – сложил руки в умоляющем жесте Пётр.

– Валяйте.

– Я вам должен рассказать страшную тайну. И мне нужно, чтобы вы при этом не заснули. Кто-то из великих сказал, что талант должен ходить голодным.

Фрейдлина тут же поднялась из-за стола и, как настоящий начальник, скомандовала:

– Елена Цезаревна, где у вас кабинет?

– Люша, ты с нами не ходи. Мы посекретничаем немного. Приготовь, пожалуйста, чаю.