Колхозное строительство 1

Событие тридцатое

От воспоминаний-переживаний Пётр отвлёкся только на отчёте директора 12-й автобазы. Оказывается, не успеют они, несчастные, силами спецбригады отремонтировать всё задуманное. Ещё бы недельку.

– Ладно. Дело важное и нужное. Давайте, товарищи, пойдём навстречу автопредприятию, правда, с одним условием. Николай Михайлович, – повернулся первый секретарь к Романову, – Организуй проверку использования рабочего времени на автобазе № 12. Не предупреждая, отправь проверку. Если люди вместо работы будут курить или «перекуривать», а ещё если попадётся кто пьяным или похмельным, то для первого раза всю автобазу надо оставить без премии, а если что-то подобное окажется и при повторной проверке, то будем решать вопрос здесь, по каждому руководителю предприятия конкретно, с учётом степени ответственности. Есть возражения? У вас, Семён Ильич? – Тишков обвёл взглядом притихших руководителей, остановил его на сразу взмокшем директоре автобазы.

– Давно пора, – первым откликнулся Кабанов.

Следом и остальные загалдели, но в общем шуме не было понятно, одобряют «товарищи» жёсткую проверку или опасаются повторения оной у себя на предприятии.

– Тише, товарищи! – повысил голос председатель исполкома, – Далее у нас по плану отчёт директора кирпичного завода.

– Точно, Иван Сидорович, расскажите о ваших успехах после ремонта, – нашёл глазами Пётр директора кирпичного завода.

– Ну, мы сейчас в среднем ежедневно перекрываем план на тринадцать процентов. Это позволит не только выполнить, но и перевыполнить план января. Сейчас уже почти в ноль вышли. Ещё дисциплину чуть подтянем, – директор кивнул на сидевшего с поникшей головой автобазовца, – И даже можно будет на двадцать процентов замахнуться.

– Стоп. Мысль мне сейчас одна интересная пришла, – Пётр встал из-за стола и прошёлся по куску кабинета от стола до шкафов встроенных, – Давайте мы как-то упорядочим перекуры. Что, если нам ввести специальные перекуры-чаепития? Скажем, одно с десяти часов до десяти часов пятнадцати минут, а второе – с двух часов сорока пяти минут до трёх часов. Мужчины подымят и женщин пообсуждают, а женщины чайку попьют. Зато в остальное время курение запретить. Непонимающих лишать премии. Не всей, конечно, а процентов пять для начала, а за повторное уже на десять процентов депремировать. Кроме того, всегда ведь должен быть и пряник: эту недополученную курильщиками премию начислить тому, кто не курит вообще или бросит, пообещав больше не курить во время рабочего дня. И ещё одно предложение: вы, товарищи, проведите в коллективе четыре собрания. Первое – среди коммунистов, второе – среди комсомольцев, третье – профком. Ну и последнее – общее собрание коллектива. Повестка такая. Первый вопрос – об обращении трудящихся к руководству города Краснотурьинска о продаже табачных и вино-водочных изделий в магазинах и киосках только по предъявлении паспорта. Продавец должен быть уверен, что покупающий водку, вино, пиво или сигареты достиг возраста 18 лет. Николай Михайлович, – Пётр остановился за спиной Романова, – А вы подготовьте по итогам собраний постановление горисполкома и совета народных депутатов о запрете продавать вышеназванные товары без предъявления паспорта. За нарушение продавца первый раз депремировать, а за повторное – увольнять без права больше работать на торговых предприятиях города. Пусть в дворники идёт.

– Не слишком жёстко? – покрутил головой сам дымивший как паровоз Романов.

– В самый раз. Ещё нужно запретить работникам столовым и буфетов торговать подобными вещами, а ещё лучше – запретить продажу табачных изделий и спиртного людям, одетым в рабочие спецовки, – народ опять зашушукался.

– А ведь правильно, – подержал первого секретаря Управляющий БАЗстроя Пётр Евгеньевич Агафонов, – сколько раз прорабы жаловались, что после обеда половина рабочих под мухой.

Опять народ загудел. Животрепещущая тема.

– И последнее предложение у меня есть на эту тему. Называться оно будет «У2-У7». Самолёт здесь ни причём, и сталь для резцов тоже. Это время открытия и закрытия вино-водочных магазинов и отделов. У два открывается и у семь закрывается. Чего добьёмся? Во-первых, все обеденные перерывы заканчиваются уже в два часа, а значит, на обеде метнуться за горячительным не получится. Во-вторых, никто не сможет сбегать вечером за второй бутылкой, которой, как всегда, не хватает в разгар пьянки. Есть и минусы – начнут бегать к самогонщикам и всяким спекулянтам, но с этими элементами мы будем бороться. Да и все ведь не побегут, а значит, гораздо меньше людей будет приходить утром с глубокого похмелья. Одним словом, обсуждайте в коллективах – и давайте на сегодня закончим. Через неделю жду результатов собраний. Только проведите честно и сами поучаствуйте, чтобы потом не говорили, что люди такого не могли добровольно придумать.

После того как все разошлись, Пётр уже совсем было решил навести порядок с четырьмя мешками добычи, как в дверь постучали. Вернулся Кабанов, да не один, а с седым дядькой лет шестидесяти в толстых роговыхочках.

– Доставай, Иван Павлович, – указал рукой на стол директор завода, – Ничего, Пётр Миронович, что я тут командую? Это наш Главный Химик – Иван Павлович Прохоров.

Химик поставил на пол туристический рюкзак, который тяжело чем-то брякнул, расстегнул клапан и достал из него кусок белого капрона от фильтра. Расстелив его на столе, Прохоров снова склонился над рюкзаком, и на капроне стали по очереди появляться разноцветные кирпичи-бехатоны. Сначала нарисовался чисто-серый, потом белый, третьим лёг на стол серый с красно-коричневым верхом, а последним оказался серый с жёлтым верхом. Чудеса! Красиво.

– Как? – сделал приглашающий жест рукой Кабанов.

– Что можно сказать? Молодцы. Из чего и как сделаны серый и красный – понятно, жёлтый – это, скорее всего, молотый шамотный кирпич, а вот насчёт белого не знаю, – Пётр взял его в руки и повертел.

– Во, его-то Иван Павлович и придумал. Рассказывай, – директор кивнул Главному Химику завода.

– Ну, сам бехатон из белого цемента марки М-500, а верхняя часть с добавлением молотого известняка и бракованного глинозёма – для прочности и большей белизны. Цена получается заметно выше, чем у обычного серого, но ведь тут главное – предложить покупателю. Не захотят покупать – не будем выпускать, – радостно сообщил Прохоров.

– Согласен. А других цветов не пробовали получать? – заинтересовался Штелле. В будущем ведь каких только цветов тротуарной плитки не делают.

– Пробовали чёрный, с добавлением молотого угля. Но как бехатон будет себя вести под дождём – неизвестно. Может выцвести.

– Интересно. А ведь в области добывается приличное количество змеевика – большие куски идут, понятно, на поделки, а вот куда девают всякие обломки-обрезки? Где-то под Свердловском есть карьер. Поузнавайте, и я по своим каналам поспрашиваю. Будет ещё бледно-зелёный цвет, который точно не выгорит, – Пётр наморщил лоб; где-то ему попадалось название этого карьера.

– Не надо ничего узнавать, я был там, – махнул рукой Кабанов, – Это Шабровский карьер. Созвонимся с ними, узнаем про отходы. Думаю, дорого не запросят. Если вагонами получать, то и перевозка не дорого встанет. Будет, думаю ещё и зелёный бехатон.

– Анатолий Яковлевич, слушайте, а ведь вас ни разу не спросил, как там мои идейки. Хоть одна сработала? – вдруг вспомнил Пётр о своих рацпредложениях.

– Ну, про некоторые говорить ещё рано, а вот про молотки для дробилок можно уже смело сказать, что всё получилось. Ломаться точно перестали. Может, ещё подскажешь, как их отливать так, чтобы они были одного веса? А то бывает такой дисбаланс, что дробилку приходится останавливать и другие молотки навешивать, – обрадовал Кабанов.

– Легко, – ведь и на самом деле легко. Пётр в прошлом-будущем эту проблему решил. Даже двумя способами.

– А почему тогда у меня все твердят, что там слишком много факторов при литье и одинаковые молотки отлить не получится? То металл горячий, то холодный, то с формовочной смесью что-то не так, – хмыкнул директор.

– Скорее всего, так и есть. Только проблему решить можно всего лишь покупкой магазинных весов в литейку. Каждый принятый ОТК молоток взвешивают и пишут на нём мелом вес, а потом складывают на разные поддоны, по количеству молотков в дробилке. Можно допустить разновес, скажем в двести грамм. То есть на поддон попадут молотки 8 килограмм плюс-минус 100 грамм. На следующий – 8,2 плюс-минус те же 100 грамм. И всё, никакого дисбаланса.

– Б…дь! Просто-то как! Пётр Миронович, а не хочешь ко мне главным инженером пойти? Зарплата точно выше, – замотал головой Кабанов.

– Есть второй способ. Он одновременно увеличит производительность труда формовщиков и облегчит работу модельщикам. Рассказывать? – усмехнулся Штелле.

– Да уж сделай милость. Ткни ещё раз носом в грязь.

– Модели нужно сделать из алюминия. Отлить заготовки, потом обработать на строгальном станке, потом доработать на фрезерном. Затем отдать зашлифовать. Как модельщик ни старается, каким бы высококлассным специалистом он ни являлся, а дерево есть дерево, и рубанок – это не фрезерный станок, который ловит десятки и сотки даже. Вот и весь фокус. И формовать проще, не будет срывов. И модельщикам каждый раз ремонтировать и новые изготавливать не надо. Прямая выгода, хоть на первый взгляд и кажется, что алюминиевые модели гораздо дороже, – Пётр сам столкнулся с этими экономистами в прошлом, доказывая очевидное. И ведь далеко не сразу убедил.

– Хорошо, Пётр Миронович. Услышал я тебя. Пойду сейчас организую планёрку по этому вопросу. Подсказывать сначала не буду, посмотрю, что мои умники скажут, а потом добью их твоими «идейками». Считай, опять я у тебя в долгу. Нужно что-нибудь смастерить? – Кабанов даже нетерпеливо прошёлся по кабинету в предвкушении оперативки.

– Анатолий Яковлевич, а можно мне как-то добыть десяток метров этого капрона? – Пётр указал на стол.

– Двадцать метров сегодня привезут.

Событие тридцать первое

До обеда ещё было время, и Штелле решил всё же заняться трофеями. Утром он быстро выдал помощникам по десять тысяч и попросил их в ближайшее время особо деньгами не сорить – это могут связать с нападением на первого секретаря и исчезновением Потапа. В то же время, в сравнении с почти полным мешком денег эти двадцать тысяч не особенно и заметны. Сколько же всего их хранил вор Потап? Нужно посчитать.

Но не получилось. Только он склонился над мешком, как в дверь стукнули, и секретарша сообщила, что пришёл Панёв. В этот день Пётр жаждал увидеть целых двух Панёвых. Который из них первый пожаловал? Директор Турьинского рудоуправления – Анатолий Евгеньевич Панёв? Или Вячеслав Георгиевич Панёв 1948 года рождения – в будущем известный советский хоккеист с мячом и на траве, чемпион мира, мастер спорта СССР международного класса, а сейчас игрок карпинского «Шахтёра», который займёт в этом году первое место во второй группе класса «А»?

Зашедший был явно не директором. Возрастом не вышел.

– Присаживайся, Вячеслав. Можно, я к тебе по имени буду обращаться? – отодвинул стул от стола Пётр.

– Конечно, Пётр Миронович. Мне передали, что вы хотели со мною поговорить. Наверное, будете уговаривать в вашу команду перейти? – молодой человек был не сильно-то высок, и на вид вообще не атлет.

– Для начала посмотри вот на эти рисунки, – Пётр несколько дней потратил на создания этого шедевра.

Когда он увидел, на чём катаются хоккеисты «Труда», то чуть не прослезился. Это были обычные коньки из магазина, причём у многих – как бы ещё не отцовские. Бардак, одним словом. Вот он и нарисовал по памяти хоккейные коньки будущего, с высокими язычком и задником, да и сам ботинок со временем стал значительно выше и полностью закрывал оконечности большой и малой берцовой кости. Понятно, что сшить новый ортопедический ботинок – это из области фантастики, а вот пришить задник и заменить язычок – уже вполне реальная задача. Получилось три рисунка: конёк будущего, современный, и переделка этого современного усилиями мастерской по ремонту обуви.

– Нравится? – спросил Пётр у хоккеиста, когда тот пошёл перебирать рисунки по четвёртому разу.

– А что, сделают такой? – Вячеслав выбрал вариант будущего.

– Сошьют через годик, в крайнем случае, два. Нужно много чего сделать для этого, но буквально с завтрашнего дня я этим займусь. А вот промежуточный вариант вполне по силам нашему обувному ателье.

– Мысль хорошая, а то постоянно перебинтованный ходишь, – поморщился парень.

– Не всё ещё. Теперь посмотри на это, – Штелле выдал хоккеисту ещё два листка. На одном был изображён жилет с кармашками для свинца, а на втором – манжеты для рук и ног, тоже с такими кармашками, – Это такое приспособление для тренировок. Закладываешь в эти карманы специально отлитые пластинки свинца и тренируешься, под формой он тебе совсем не мешает. А на игру выходишь без него, и как на крыльях летаешь по стадиону. Все соперники ползают, устали, а ты один мяч за другим им в ворота привозишь. Как?

– А кто-нибудь пробовал? – хороший «мальчик», осторожный.

– Сейчас у нас в городе лыжники и легкоатлеты начинают тренироваться с такими приспособлениями, вернутся хоккеисты из Москвы – и им такие вручим, – Пётр ещё на прошлой неделе хотел отдать эти рисунки тренерам, но всё руки не доходили, а как нашлось время – оказалось, что «Труд» укатил на два выездных матча в Москву. Первый соперник был нешуточный – чемпион страны столичное «Динамо». Второй – сосед по турнирной таблице «Фили». Штелле точно знал, что на выезде краснотурьинцы в этом году не возьмут ни одного очка, так что, значит, и эти оба матча проиграют. Печально. В этом сезоне уже особо дела не поправить, тут главное теперь – не вылететь из первой лиги в будущем году. Вот Вячеслав Панёв, который в реальной истории через год перейдёт в «Динамо» (Алма-Ата) к бывшему краснотурьинцу тренеру Эдуарду Фердинандовичу Айриху по его приглашению, и городу нужно, чтобы этого не случилось.

– Мне говорили, что у вас в команде с дисциплиной не всё в порядке, – молодой человек с явным сожалением положил листы на стол.

– Наверное, так и есть. Только я собираюсь, как только команда вернётся из Москвы, этим всерьёз озаботиться. Плюс – вот эти новшества. Плюс ты.

– Это каждый день туда-сюда в автобусе трястись переполненном?

– Нет, конечно. Если договоримся, то получишь комнату в двухкомнатной квартире, причём соседи живут в своём доме и приезжают только по выходным в ванной помыться, да пыль протереть, – Пётр решил комнату, что преподнёс ему Веряскин, потратить именно на этого «варяга».

– А что с работой?

– Тут всё просто замечательно. Я сегодня говорил о тебе с директором завода, вот буквально десять минут назад. Он примет тебя на работу, как и всех наших хоккеистов, в электролизный цех. Тебя анодчиком пятого разряда. Хорошо себя зарекомендуешь – получишь шестой. Плюс питание, плюс премии за выигранную встречу. Вот как вернётся команда, так и сходим к тренеру, если согласен.

– Так они утром приехали на поезде. Продули в Москве обе игры, – вздохнул почти краснотурьинец.

– Значит, завтра идём к Толкачеву и Виктору Фёдоровичу Башкирцеву? – постарался как можно увереннее произнести Пётр.

– Я к десяти часам подъеду на тренировку. Это можно забрать? – Панёв потянулся к рисункам.

Глава 6

Событие тридцать второе

Удалось! Наконец удалось разобраться с ништяками. После ухода хоккеиста Пётр попросил секретаршу сделать ему стакан чаю и больше никого не пускать – только если появится второй Панёв. К счастью, директор шахты пришёл только после обеда, даже скорее под вечер.

Первым делом «робингуд» вытащил из мешка плащ и норковую шубу. Плащ снова удивил – прямо словно сошёл с подиума XXI века. Пётр прикинул на себе рост жены – получалось, что плащ сшит на баскетболистку. Тоже неплохо. Можно укоротить, а оставшуюся ткань пустить на погоны, ремешки на рукавах и явно недостающий пояс. Ещё можно заменить пуговицы. Нет, не на перламутровые, которые ещё, наверное, поди найди, а на обычные – самые большие, и в два ряда до самого воротника. А если останется материал, то и на отстёгивающийся капюшон.

Шуба была того же размера. Пётр её внимательно осмотрел. Моль ещё не резвилась, да и, судя по состоянию, её никто не носил, как, впрочем, и плащ. Украли воровайки где-то в магазине и принесли Потапу? А ему-то зачем? Хотел потом продать? Вещь очень недешёвая, стоит около четырёх тысяч. Автомобиль «Волга» только чуть дороже, а «Москвич» дак вполне соизмеримо стоит. Ещё можно сравнить со стоимостью двухкомнатной кооперативной квартиры.

После тщательного осмотра шуба первому секретарю резко разонравилась. Просто мешок из меха. Такой на жену надевать стыдно. Нужно повспоминать, как там выглядели шубки на моделях в следующем веке. Пётр даже отложил разборку ништяков и, сев за стол, набросал два изделия – то, что имелось, и «взгляд сквозь призму времени». Получалось, что нужно чуть не полметра отрезать. Должна быть только чуть длиннее колена, а не мести улицу. Воротник нужно заменить на большой капюшон. Его и рукава оторочить чернобуркой. Кроме того, шубу нужно серьёзно заузить, а потом ещё и приталить. Обрезков должно хватить и на капюшон, и на пояс. Нет, поясов должно быть два. Один из меха с узлом – только узел, понятно, бутафорский, второй конец пояса должен на крючочек к нему пристёгиваться. Ещё один ремень, сменный, должен быть широким, из чёрной кожи, с широченной пряжкой из нержавейки. Ну и, конечно, никаких пуговиц – потайные крючки. Можно только декоративную в самом верху, из чернёного серебра, диаметром сантиметров на семь. Что ещё? Ага, подол должен быть в самом низу чуть стянут. Ну вот, теперь с этим рисунком можно идти в мастерскую. Осталась малость – заказать Кабанову пряжку из нержавейки и найти ювелира, который бы изготовил эту самую декоративную пуговицу. За серебро можно не беспокоиться, сейчас купить серебряный подстаканник – не проблема, и не очень даже дорого. Стоп! А зачем тогда из нержавейки? Пусть и пряжка будет серебряной.

После шубы и плаща дошёл черёд до отреза белого шёлка. Пётр ещё ни разу в этом времени не был в магазине, где торгуют тканями, и потому не знал даже, дефицит это или нет, и дорого ли стоит. Может, такой материал лежит в каждом сельпо и стоит копейки? Ну, раз взял, то не назад же нести – тем более что на него даже задумка имелась. Как-то в конце девяностых, или в самом начале нулевых, Пётр купил себе на рынке рубашку. Белый шёлк. Она отличалась от остальных, как Ту-144 от «кукурузника» – всего и общего, что и тот, и другой – самолёты. Вместо одной пуговицы на петлю – три. Понятно, что две декоративные, они были пришиты под углом где-то 45 градусов, и смотрелось это очень необычно. Плюс маленькие узкие погоны из чёрного, в цвет пуговиц, шёлка, подворотничок и манжеты – тоже из чёрного шёлка, из него же – клапаны на карманах. А кончики этих клапанов – из ярко-красного шёлка, и красная же пуговка застёжки кармана. Чуть ярковато, зато любой встречный оборачивался и провожал взглядом.

А что, если сейчас себе такую заказать? Точно будет у людей футуршок. Да нам и не жалко – пусть будут подражатели. Пусть в Краснотурьинске зародится мода на красивые рубашки. Чем мы хуже Милана? Решено. Завтра идём в ателье – перешивать плащ с шубой и шить пару рубах. Если нет красного шёлка, то и галстук подойдёт, а чёрный, в крайнем случае, или покрасить можно, или из другого материала попробовать.

После шмоток под руки попались нарды. Резные, большие, красивые – даже лучше тех, что показывал начальник 3-й колонии. «Нужно будет туда позвонить и поинтересоваться, как продвигаются дела. Дубовые доски ведь уже сушатся», – решил Штелле и положил их на полку в закрывающийся на ключ встроенный шкаф. Нечего сейчас внимание привлекать, а позже домой нужно унести.

А вот потом настал черед денег. Сто тридцать семь тысяч восемьсот рублей, считая те двадцать тысяч, что он уже отдал подельникам. Не Потап, а целый подпольный миллионер Корейко – особенно если добавить стоимость всего остального. Удачно зашли. Пётр собрал их назад в мешок, только себе десяток тысяч «отслюнявил». Шубу там перешивать (нужна ведь чернобурка), жилеты и манжеты для тренировок хоккеистов шить из капрона, что обещал сегодня подкинуть Кабанов. Да мало ли ещё куда деньги понадобятся!

Когда дошла очередь до облигаций, «робингуд» решил их закинуть в мешок и засунуть подальше, но потом разрешил себе хоть полюбоваться на это произведение типографского искусства. В первом мешке были облигации до 1956 года включительно. И каких там только не было! Фиолетовые сторублёвые листки «восстановления народного хозяйства» 47-го года, похожие с паровозом 49-го, зеленоватые «развитие народного хозяйства» с трактором на посевной 51-го, розовые со зданием МГУ 52-го, схожие, но с плотиной ГЭС, и уже жёлтые 53-го, красные по типу довоенных червонцев 54-го года, серо-зелёные, как доллары, 55-го, и опять почти коричневые 56-го. Как бы их продать? Даже непонятно, у кого можно об этом спросить, чтобы не вызвать подозрения.

А вот в папке оказались совсем другие бумаги – их Пётр помнил из детства. Часть сбережений их семья хранила в облигациях 1966 года. Эти можно было легко купить и продать в любой сберкассе. Была полная двадцатирублёвая и половинная десятирублёвая. В отличии от ярких сталинских и хрущёвских, эти были небольшие и тусклые, коричнево-грязно-синие. Вот только эти были настоящей ценностью – они были ликвидны. Если сейчас январь 1967 года, а появились они в июле 1966-го, то с учётом одного тиража в полтора месяца должно было уже пройти четыре розыгрыша, последний – в новогодние праздники. Следующий будет 15 февраля – уже скоро. И тут Пётра осенило. А ведь облигации лежали в пыльной папке и перетянуты резинками. Может. гражданин Зуев и не сличал их с таблицей, публикуемой в «Известиях»? Нужно проверить.

Пётр пересчитал облигации: тысяча двадцатирублёвых и пятьсот десятирублёвых. Что самое приятное, так это то, что номера и серии шли не по порядку. То есть даже если их и украли в сберкассе, то вряд ли теперь можно отследить по номерам. Или всё же можно? Скажем, все номера переписаны, и Потап не проверял их по той простой причине, что отоварить их нельзя. Как бы это узнать, не светясь? Вид облигаций навёл Петра ещё на одну мысль. Сорить деньгами в 1967 году – верный путь в покойники или в тюрьму. А вот выиграть в лотерею – это совсем другое дело. У него осталось более ста тысяч рублей. Нужно купить на них те же облигации 1966 года. Продают их чуть дороже номинала, так что это будет почти 4900 двадцатирублёвых. Если прибавить тысячу уже имеющихся и пятьсот половинных, то каждые полтора месяца будут разыгрываться 6400 серий. Понятно, что из пятидесяти номеров серии выигрывает только один, а остальные получают только два номинала – но даже и такой шанс почти в каждом тираже иметь выигрышные облигации довольно велик. Отличный способ легализации денег. Вот только купить некрасивых бумажек на сто тысяч рублей будет непросто, но если подключить тёзку-танкиста со старшиной и покупать не только в Краснотурьинске, но и в Карпинске, Волчанске, Серове, Североуральске – то при покупке, скажем на полторы тысячи рублей, потребуется на троих всего 22 захода, а если привлечь к этому будущего директора колхоза – то чуть больше пятнадцати. Вполне решаемая задача. Можно просто обойти все сберкассы Свердловска, уже хватит.

Пётр ещё перебрал золотые украшения из двух шкатулок – в сумме больше пяти кило. Если считать по тридцать рублей за грамм, то получается ещё сто пятьдесят тысяч. Откуда, блин, у этого смотрящего за небольшим городком Краснотурьинском такие деньги? Когда же он раскрутил струбцины на сейфе с золотым песком, то оказалось, что опять этот вопрос задавать надо. Больше двух килограмм золота и, скорее всего, ещё и килограмма три платины. Больше всего это напоминало корольки металла, остающиеся в шлаке после плавки. Будем считать платиной. Зачем хранить железо? Да и вес наводил на правильные выводы. Один самородочек так вообще тянул на полкило, а сам – финтифлюшка финтифлюшкой.

На закуску остались ордена. Вес шкатулки тоже был приличный, килограмма три. Пусть там вперемежку золото с серебром, но ведь у некоторых и коллекционная стоимость есть, а у царских – и немалая совсем. Ладно, тут нужен специалист. Деньги есть, так что спешить совершенно некуда. Пусть полежат и подорожают. Пистолеты и обрез Пётр вытаскивать из мешка не стал. Тут нужно вдумчиво разобрать, смазать, почистить, протереть. Одним словом, нужно укромное место и время. И ещё понять, а нужны ли они вообще – может, лучше утопить.