Доктрина космизма

Громыко Ю.В.: Но попробовать вырваться за идею классно-урочной системы, т.е. уроков, классов, предметного образования очень сложно. Это одна из проблем, которую мы решали. В частности, это одна из линий нашего движения, нам, с моей точки зрения, это удалось – нами был создан подход, он, кстати, вошел в качестве названия в структуру новых стандартов, поэтому я боюсь его называть, и дальше поясню почему. Это метапредметный подход к обучению. Это что означает? Это означает, что помимо традиционных учебных предметов – это отдельная тоже проблема, как вообще появились учебные предметы. Есть работы на эту тему. В частности, замечательный педагог Ушинский, он говорил, что образование должно быть устроено следующим образом, что вокруг ребенка должны выстраиваться разные дисциплины, предлагая ему то богатство, которое выработало человечество, чтобы он выбирал, и понимал, как он это богатство может использовать – такой бы вокруг него совершался танец. Но это красивая метафорическая…

Щербачев О.В.: Персоноцентраческая.

Громыко Ю.В.: Персоно или даже личностно центрированная, но дальше за этим возникает совсем другой момент. Дальше возникает вопрос: а какова скорость дохождения новых знания до традиционных учебных предметов? Дальше оказывается, что, например, проективная геометрия до сих пор до средней школы не дошла. Т.е. есть скорость обновления знаний, которая совершенно другая. Возникает вопрос: как с этим быть? И нами был разработан такой подход, который связан со следующим, что есть целый ряд образований в человеческом мышлении, в человеческой практике, например, такие как знание, или понятие, или схема. Вот сейчас, скажем, целый разворот и в экономике, и в социологии, и в юриспруденции связан с осмыслением вообще роли схем, т.е. визуальных изображений, которые позволяют сложную ситуацию сразу обрисовать, т.е. это другая семиотика, другой способ работы с человеческим мышлением. Это связано в том числе с вторжение в нашу жизнь интернета – про это я еще отдельно скажу. И с этой точки зрения, можно разрабатывать и формировать метапредметы, например, метапредмет «Знак», где ребенка в том числе на материале традиционных предметов – химии, математики, физики, истории и литературы – с ним можно обсуждать, а что такое знак, как устроен знак. Переворот в начале ХХ века был связан с огромным количеством работ по семиотике. Это и Якобсон, и Флоренский, т.е. огромная группа людей.

Щербачев О.В.: Лосев.

Громыко Ю.В. Да, замечательные работы Алексея Федоровича Лосева по знаку, и его гениальная работа «Философия музыки», где он показывает, что возникновение полутона, которое лежит в основе вообще происхождения музыкальной гармонии – это собственно сложнейшая семиотико-диалектическая конструкция. Но с этой точки зрения, тогда получается следующее, что могут появляться очень странные образования типа метапредметов: знак, задача, проблема, знание, которые позволяют сформировать у школьника рефлексивное мышление – потому что для этого нужно рефлексивное мышление – но оно связано не с тем, чтобы разрушить и отменить предметные формы образования и заместить их какими-то несуразностями, а с тем, чтобы на материале этих учебных предметов фактически учить ребенка создавать схемы, прослеживать происхождение знания – потому что экономисты, социологи, философы говорят, что мы живем в экономике знаний. Дальше возникает вопрос: что такое знание, если не просто создавать дефиницию. Т.е. можно знание пощупать? Можно его превратить в предмет работы? С моей точки зрения, можно. И есть специальные подходы к этому.

Щербачев О.В.: Вспоминается известное и очень древнее выражение Гераклита, что много знание уму не научает. Действительно, сверхзадача школы не просто дать знания, а научить учиться, чтобы человек мог в любом возрасте – в 50 лет, в 70 лет – научиться тому, чего он не знает, а для этого он должен быть научен.

Громыко Ю.В.: Абсолютно правильно. И с этим собственно и связан основной момент. Я просто делаю разрыв, потому что эту тему можно было бы долго обсуждать. К Вашему вопросу я вернусь, потому что здесь огромная тема сложнейшая. Но дальше возникает вопрос с педагогом – центральный вопрос. Потому что, как обычно традиционно в том числе двигались советские образовательные учреждения и институты. Т.е. надо разработать методики… Т.е. если мы возьмем и посмотрим, как устроен педагогический вуз современный – огромное количество кафедр методики: преподавания русского языка, литературы. Если спросить: а что это такое? Т.е. это не наука? В обычном смысле – не научные исследования, т.е. это не обсуждение того, что произошло в филологии, в литературоведении, а это специальный такой странный вариант, но очень невероятно разросшийся, огромный. И с другой стороны, педагог, он не может работать с самим ребенком – для этого нужен целый цикл антропологических и психологоантропологических дисциплин. А дальше возникает вопрос: как, собственно быть? Потому что на мой взгляд, самый основной вопрос – произойдет ли серьезный поворот педагогического образования. Здесь я, кстати, не согласен с уважаемым Ярославом Ивановичем Кузьминовым, который говорит: надо, все пединституты убрать, и выпускники университетов, те, кто не устроился на замечательную работу, они будут преподавать. На мой взгляд, это не так. Почему? Потому что собственно практика образования, работы с ребенком и формирование его возможностей – повышение его уровня сознания, если ставить высокую планку – восстановление ценностной матрицы, потому что основное, что сегодня до сих пор происходит в школе в силу того, что мы имеем 13 статью Конституции – справедливо, что никакая идеология не может быть доминирующей – из этого в том числе одно из следствий, что мы не имеем структурированной системы ценностей. А без этого очень трудно организовывать процесс воспитания.

По Константину Дмитриевичу Ушинскому образование – это единство обучения и воспитания. Если из образования выбросить воспитание, то там мало что останется. Т.е. можно будет формировать быстро обучающихся зверолюдей, на мой взгляд. Поэтому одна из важнейших линий – это восстановление ценностной матрицы, в том числе идеи служения. На мой взгляд, не менее важной является вторая ценность – можно спорить про иерархию ценностей, ценность служения, безусловно, на мой взгляд первая, со всеми в том числе замечательными диалектическими разворотами Александра Сергеевича Грибоедова «служить бы рад, прислуживаться тошно» . Но вторая не менее важная идея – это идея доблести, потому что если мы возьмем Йегера Вернера с его идеей пайдеи – города образования и античной традиции, то основная ценность, вокруг которой выстраивалась античная пайдея – это Арете , это доблесть. Т.е. доблестный человек – это идеал, к которому стремится человек. Т.е. без восстановления ценностной матрицы система образования является неполноценной, невозможно организовать воспитание. Почему? Потому что мы в этом случае имеем, на мой взгляд, сниженное докучливое резонерство и поучительство вместо того, чтобы открыть для мира подростничества. Подросток – по всем антропологиям, от древних Вед до современных – это именно тот революционный взрывной возраст, где основное переживание у подростка, что все с ним происходит впервые, и поэтому так немножко смотрят на более умудренных взрослых, которые ему пытаются передать мудрость, что у него-то все будет по-другому. Или как говорили древние индусы, почему это так? Потому что у подростка поднимается из кундалини кобра и кусает его в темя, впервые энергийно открывается весь мир.

И с моей точки зрения, это очень здорово, потому что это означает, что есть вот этот заряд. Но здесь начинается, на мой взгляд, самый серьезный вопрос, который требует перескока еще на одну ступеньку. Почему. Потому что возникает вопрос: да, а как быть с известным сайтом «Пора валить!», одним из самых популярных в интернете? И 145 000 молодых людей, которые за последние годы исчезли и уехали? И здесь мы переходим в следующую плоскость, которая очень важна? Почему, на мой взгляд, вопрос развития образования в том числе сегодня является серьезнейшим политическим вопросом, но не политиканским, в хорошем смысле политическим? Потому что возникает вопрос: а чему служить, куда двигаться и направляться, ради чего проявлять доблесть, а может быть лучше валить. И здесь, с моей точки зрения, ответ-то в общем понятен. Он заключается в двух фундаментальных принципиальных моментах. Это стратегические типы занятости, т.е. ответ на вопрос: а в чем, грубо говоря, занятость будет, в которую если я вложусь, я получу общественное признание а не просто угроблю весь свой труд, и со мной не поступят так же, как с моим дедушкой и бабушкой, скажут: вы знаете, все было здорово, но… Это первый момент. А второй момент – это, конечно, перспективные поселения и перспективное домохозяйство, т.е. дом в России, поселения. И это одни из важнейших вопросов. Дальше возникает вопрос: а какое это имеет отношение к образованию, к школьной премудрости, к изменению и развитию педагогов? На мой взгляд, самое прямое. Если можно, я сейчас презентацию полистаю, двигаясь по ней, отвечая на вопросы Олега Вячеславовича.

С моей точки зрения, основной вопрос развития системы образования – это вопрос о связи развивающего образования с фундаментальной практикоориентированной наукой и с инновационной промышленностью. Потому что, если мы, например, будем повышать образование, но этих связей прослеживаться не будет, мы в одном случае будем готовить лишних людей – и это хорошо видно в том числе на проблемах сельской школы в разных регионах, не там, где у нас все просто уничтожено, сейчас сокращают сельскую школу. Кстати, как мне сказал один градостроитель – архитекторов-градостроителей не так много – он мне сказал: вот на расширение Москвы как можно посмотреть, что в принципе надувается мешок, который, если по численности считать площадь городов, то это на 300 миллионов человек, т.е. это должно высосать все из СНГ в том числе, а дальше вся территория России, она будет обезлюжена. Но это просто мысль.

С этой точки зрения, основной вопрос – можно ли простроить эти связи в том числе развивающего образования, фундаментальной практикоориентированной науки и инновационной промышленности. На мой взгляд, выход-то лежит именно в этом. Почему? Потому что вопрос о демонстрации, доказательности и посюсторонности знания, если мы возьмем, например, очень интересную программу Евросоюза, в том числе один из вопросов, почему возник Евросоюз – сейчас у них там мучения в связи с евровалютой – но один из вопросов как раз заключался в том, чтобы осуществить интеграцию полномасштабных производительных сил. Потому что если соединить немецкую, французскую, итальянскую и британскую промышленные платформы, если соединить – на разрозненных принципах – но все-таки научные центры и образовательные системы, мы получаем мощь, которая вполне может конкурировать с Соединенными Штатами. И с этой точки зрения, вопрос о технодинамике и социодинамике, как об этом говорят экономисты – в одном случае я имею в виду замечательного экономиста Дворцина, который занимался технодинамикой, говоря о социодинамике я имею в виду Гринберга, одну из его последних работ – то вопрос сверхпринципиальный и сверхфундаментальный, потому что если молодые люди не будут понимать, что будет создаваться в стране и какая перспектива, образование будет оторвано от этих систем и сфер, то очень многих талантливых детей остановить не удастся. Потому что они будут искать там, где можно осуществлять приложение сил. И на мой взгляд, поэтому это один из принципиальных фундаментальных вопросов.

Здесь я сразу забегаю в конец и в том числе хочу отнестись к вопросу – есть в том числе такая политическая часть, она часто обсуждается – а вообще многие говорят: а почему у Андрея Александровича не все получается с ЕГЭ, с другими вещами? Слишком большое министерство, большой монстр. Надо его просто разрезать на три части. Восстановить Госкомитет по науке, как было в Советском Союзе, он бы наукой занимался. Минвуз надо создать и отделить Минпрос. Не одно, а три. С моей точки зрения, я считаю это неправильным. Я считаю, что в это министерство было бы неплохо добавить направление, связанное с формированием новых отраслей и кластеров. Т.е. фактически министерство, которое бы действительно занималось инновационной промышленностью и было бы заинтересовано в выращивании новых производств и новых практик, и тогда, на мой взгляд. Это было бы полноценным Министерством развития, которое могло бы осуществлять такого типа работу. Для этого есть целый ряд предпосылок и в самом образовании, и вообще в постановке такого вопроса.