– Вот я и запасаюсь, – Жиля невозможно было остановить. – В чём родился, в том уйдёшь, а я обману всех – уйду на тот свет с галлоном скотча, – бретонец подмигнул мне, – в пузе! – он засмеялся, хлопнув себя по животу. Я не сдержался и улыбнулся жизнерадостному (даже с избытком) матросу.
Уже после полудня всё завершилось. Наша «Бретань» была забита смертоносным грузом. Никто не сомневался, что наш путь лежал назад, на Мальту. А ведь Папаша Гийом был прав: удачная атака на наш транспортник – и нас больше нет. Никого. Почему мы не убежали, не струсили? Возможность такая существовала: уйти с корабля, через дипмиссию найти подходящее судно, отправиться во Францию или какую-нибудь нашу колонию. Матросы с французской военной эскадры, стоявшей в Александрии, потом так и сделали. Мы этого не сделали. Почему? Спустя годы задаюсь иногда этим вопросом. Мудрость лет даёт мне ответ: мы не были ни героями, ни беззаветными патриотами – просто на тот момент не видели другого пути.
Визит на «Бретань» мужа Надэж мне уже казался недоразумением или продуктом моего воображения, о котором можно забыть, когда в люк машинного отделения проорал Жак:
– Здесь, на причале твой вчерашний знакомый.
Несколько секунд соображал, что за знакомый. Но быстро понял и, ругаясь про себя, вскарабкался на палубу. Взглянул вниз, мои опасения подтвердились: «Месье Лаваль собственной персоной. Чёрт бы его побрал».
Жорж Лаваль с огромным чемоданом стоял внизу и махал мне рукой. Его открытое лицо выражало неподдельную радость от моего появления, или мне так показалось? Во всяком случае, мне стало неловко за свою чёрствость, и я спустился к гостю.
– Месье Ракито́ф, – можно было подумать, что улыбка сейчас разорвёт его щёки (но если и не разорвёт, то точно не стянутся в первоначальное состояние, а обвиснут как у бассет-хаунда). Я улыбнулся от этой мысли, а нежданный гость истолковал мою радость по-своему: – Вижу, Вы тоже не сомневались, что я вернусь, – и как само собой разумеющееся толкнул чемодан в мою сторону.
– Но на судно, месье Лаваль… – попытался возразить, и тут же был прерван собеседником:
– Не волнуйтесь, месье Ракито́ф, – он продолжал улыбаться, – вообще меня можно просто Жорж.
Я пожал плечами:
– Тогда просто Викто́р.
– Проводи меня к капитану. Всё решено – плыву с вами, – он быстро зашагал по трапу, оставив мне чемодан.
Я состроил недовольную физиономию, но бежавший вперёд Лаваль не видел. «Ладно, – успокоил себя, – не пройдёт и пяти минут, как он скатится вниз со своим чемоданом, – злорадная усмешка мелькнула на моих губах, – вот тогда я уже с удовольствием понаблюдаю за этим». На волне таких мыслей, прищурившись от яркого солнца, крикнул Лавалю:
– Может быть, не стоит пока торопиться с вещами?
– Лучше скажи, куда идти? Капитан меня должен ожидать, – он остановился и кивнул на судовую надстройку.
Я бросил чемодан на причал и нехотя махнул рукой в сторону.
– Сбоку лестница на верхний уровень, там вход в рулевую рубку, второй вход…
Не дослушав меня, он скрылся из вида. Я пнул ногой его чемодан: «Пожалуй, чёрт с ним. Пусть скатится с трапа без чемодана. Всё равно зрелище будет поучительным для сухопутных крыс».
Ждать пришлось недолго. Вскоре он снова появился рядом с трапом. Я тут же состроил сочувствующую физиономию и сделал шаг в сторону, пропуская вниз несостоявшегося пассажира «Бретани». Мне заранее было жаль ослика, который повезёт самоуверенного дипломата назад. «Правда, повозку надо ещё найти», – усмехнулся про себя. Но Жорж почему-то не спускался – я поднял голову – более того, он удивлённо смотрел на меня.
– Викто́р, поднимайся. Чего ты там застрял?
– Ты уже решил все вопросы с капитаном? – я немного растерялся.
– Я же тебе сказал, – на его лице отразилось недоумение, – что поплыву с вами. Давай поднимайся, Викто́р, – он поднял руку вверх и потряс чем-то над головой. – Вот ключи от каюты.
Я взял его чемодан и, не спеша, начал подниматься по трапу: «В этой жизни что-то происходит не так».
– У вас отличный капитан. Месье Моро был очень любезен.
Мы зашли внутрь надстройки и поднялись на второй уровень, где и находилась каюта владельца. Новый обитатель открыл дверь, я вошёл за ним и, поставив чемодан («Первый и последний раз я при нём носильщик!»), оглядел помещение: кровать, кресло, столик – аскетично, но аккуратно. Громко чихнув, («Ну, и пыльно здесь всё-таки»), постарался мило попрощаться с ним и побыстрее покинуть своего «нового приятеля», оставив возиться с вещами.
Меня охватило огромное желание кинуться к Моро, чтобы выяснить причины столь необычного явления. Но, конечно, сдержал себя: «Ребячество. Всё равно скоро всё прояснится: кто-нибудь да расскажет», – и направился проведать наше животное – Джали. Тем более что надо было сходить на рынок за провизией для неё, что я и сделал в ближайшее время: кричащие арабы, крики ослов, вопли каких-то барабанщиков – фантасмагория восточного мира, но с мешком картофеля и моркови я всё-таки вырвался из него. «Возможно, надо иметь особый склад ума Ирвинга Вашингтона, чтобы выдумать из грязного арабского базара куртуазные восточные легенды», – сделал вывод и затопал по направлению к порту.
И, как оказалось, вовремя: Папаша Гийом уже громыхал чем-то в машинном отделении. Я спустился к нему вниз, чтобы узнать, что ранним утром «Бретань» выходит в море. Но не это я жаждал услышать от него – мне хотелось узнать что-нибудь о Лавале. Но открыто проявлять интерес не стал. Папаша Гийом, сняв крышку кожуха осматривал топливоподкачивающий насос.
– Что там, патрон? – я сделал заинтересованное лицо.
Стармех пожал плечами.
– Так. Просто проверял, – вытер руки и начал заворачивать назад крышку.
– Понятно, – я помялся рядом. Придав голосу беззаботный тон (насколько позволяли мои театральные возможности), спросил:
– Как там наш пассажир?
Он поднял голову – я присел рядом с ним и начал внимательно изучать состояние топливопровода.
– Коза что ли? – его перепачканное мазутом лицо хитро смотрело в мою сторону.
– Коза? – я не сразу понял.
Наверное, он прочёл удивление в моих глазах и тут же прыснул со смеху, добавив:
– Или козёл?
Я обиженно махнул рукой и встал, намереваясь уйти. Папаша Гийом тут же закончил смеяться и миролюбиво остановил меня.
– Ладно-ладно. Ты про этого молодого хлыща, что занял каюту владельца?
Я кивнул. Но стармех всё-таки не съехал с рельс зубоскальства.
– Это муж твоей бабы?
Меня охватило чувство неподдельного возмущения.
– Какой моей бабы?
– Ну, про которую ты мне рассказывал в Ла-Валетте, – Папаша Гийом не сводил с меня хитрого прищуренного взгляда.
– Я ей просто помогал. Её постигла беда – вот и пришёл на помощь, – теперь на моём лице, возможно, читалось недоумение оттого, что он не может понять элементарных вещей.
– Ну, и глупо с твоей стороны. Каждый борется за женщину как может, – он хмыкнул, – и как она захочет.
– Не собираюсь бороться за чужую жену, – отмахнулся от его ехидных догадок. Но уже сдался в вопросе появления Лаваля на судне и спросил напрямую: – Как ему удалось получить разрешение идти с нами?
– А-а-а, – протянул стармех и вернулся к насосу. – Всё просто: командование дало добро, а в штаб звонили из нашей дипмиссии.
«Да, конечно, он может себе это позволить, – констатировал про себя. – Глупо всё-таки сомневаться в возможностях нашей элиты».
Папаша Гийом как будто прочёл мои мысли.
– Может быть, ты и прав, – он вздохнул, не глядя на меня, – у них свои проблемы, у нас свои беды.
Я сделал вид, что не понял его, помогая ему собирать инструмент. Стармех скосил на меня глаз, хитро улыбнулся:
– А вот марселец никогда бы не сдался, – еле слышно пробурчал он одними губами, но я услышал его: всё-таки Папаша Гийом остался при своём мнении…
К пяти утра «Бретань» была готова к выходу в море. Судно снова отправлялось в составе конвоя на Мальту. Я проводил всё время в машинном отделении, почти не поднимаясь на палубу. Только иногда Папаша Гийом вылезал наружу для выгула Джали, но и это длилось недолго: животное, очевидно, было не в настроении, предпочитая жаться в своём углу в трюме.
Наконец, к полудню стармех отпустил меня отдохнуть перед ночным дежурством, чем я и воспользовался, чтобы отоспаться, закрывшись в нашей каюте. Так и прошли у меня три дня этого перехода: вахта, сон, вахта. Всё это время я не встречался с Лавалем, но и стремления у меня к этому не возникало. Для нас тогда главным было отсутствие налётов итальянцев, и в том конвое нам повезло. Поэтому для меня даже стало какой-то неожиданностью, когда я, наконец, столкнулся с Жоржем Лавалем. Это было вечером накануне нашего прибытия в Ла-Валетту. Я вышел на палубу немного подышать воздухом. Впереди осталась ночь пути, и «Бретань» войдёт в Великую Гавань. Кто-то коснулся моего плеча, я вздрогнул от неожиданности, и обернулся – передо мной стоял пассажир нашего транспортника.
– Викто́р! Ты куда подевался? – его круглое лицо озаряла радостная улыбка, но, увидев, что я поморщился, поправился, его улыбка стала сочувствующей. – Знаю-знаю. Ты при двигателе, и тебе там приходится не сладко – ночная вахта. Я узнавал у капитана.
«Ничего ты не знаешь», – хотелось сказать, но в ответ только вежливо улыбнулся, потом махнул рукой.
– Завтра приходим в порт, там и отдохнём, – как будто вспомнив о чём-то, обернулся к собеседнику и добавил: – А у тебя намечается гораздо более великое событие, – я постарался замаскировать невольную насмешку в голосе, – встреча с любимой супругой.
Он отвернулся к морю и опёрся на фальшборт, мечтательно глядя вдаль.
– Да, действительно. Скоро увижу её. Ты не представляешь, как я соскучился по ней, – Жорж посмотрел на меня.
Казалось, его сияющее лицо призывало меня разделить с ним радость предвкушения будущей встречи с любимым человеком. Мне ничего не оставалось делать, как улыбаться в ответ.
– Что вы намереваетесь делать потом? – это всё, что я мог придумать в качестве продолжения беседы.
Жорж потянулся, привстав на мыски.
– Вернёмся в Париж, – его взгляд пробегал по тёмным водам. – Надэж должна вернуться в свой мир. Мне тоже необходимо возвращаться в министерство, – Жорж повернул голову ко мне. – А твои планы? Тоже во Францию?
Меня удивила спокойная простота планов Лаваля: «Возвращаться в Париж? Работа в министерстве? Он в своём уме?» Я взглянул вверх: пасмурная погода, низкая облачность – конвой чувствовал себя в относительной безопасности, но только в относительной. После бомбёжки в гавани Ла-Валетты это уже не казалось пустой страшилкой.
На меня смотрело открытое лицо Жоржа. Наверное, он ожидал какого-нибудь романтического рассказа об ушедшем в плавание моряке и оставшимся ждать его на берегу старинного Нанта старушке матери и невесте. Но мне нечем было его развлечь.
– С севера Мальту блокирует флот макаронников. Связь с Францией полностью прервана, – я пока жил фактами. – Вернуться в страну невозможно.
– Ничего страшного. Мы отправимся назад в Александрию, – он пожал плечами. – Затем в колонии – Бейрут или Латакию…
– А затем в Маэ, Ханой и Квебек… кругосветка по заморской Франции, – перебил его с усмешкой.
Жорж улыбнулся.
– Довольно сложный маршрут. Думаю, что не понадобится. В Париж вернёмся всё-таки через Тулон или Марсель. А ты, наверное, в Нант?
В моей голове промелькнул мини-диалог:
«В Нант? Странный этот Лаваль, никогда бы не подумал, что он служит дипломатом. Он вообще понимает, что сейчас происходит?» – «А ты сам-то понимаешь? – позвучал ехидный вопрос в моём мозгу. – Что ты здесь делаешь и почему?»
Но надо было что-то ответить Жоржу по существу.
– «Бретань» приписана к Ла-Валетте, – я состроил безразличную физиономию. – Пока буду служить в британском транспортном флоте на Мальте.
– О, да! Уже слышал эти истории об экспроприации некоторых наших судов английским командованием, – прищуренным глазом он оглядывал палубную надстройку.
– Да, с нашей «Бретанью» произошла одна из таких историй… – я уже хотел поделиться рассказом о «захвате» нашего судна, но по его лицу пробежала волна: «Всё понятно».
– Сейчас всё закончится, – его взгляд привлёк «Джек Юнион», развевающийся на флагштоке, – подпишут перемирие, немцы выведут войска, Мальту разблокируют, – он перевёл взгляд на меня. – Над вашим кораблём снова поднимут наш французский флаг. В жизни не всё идёт по ровному пути, – с философским глубокомыслием резюмировал Лаваль.
– Хорошо же ты расписал наше ближайшее будущее, – во мне понемногу начинала закипать злость. – Только новости говорят о другом. В Париже боши, города бомбят, – я скрипнул зубами. – Стереть это из памяти вряд ли получится. А у многих и памяти уже нет, потому что их и самих уже нет.
Жорж внимательно посмотрел на меня – очевидно, на моём лице читались искренние эмоции – он примирительно развёл руками. Возможно, Жорж недоумевал: какого чёрта я начал горячиться. Но мне и самому стало неловко за нелепость этого спора. Я посмотрел на небо и перевёл тему беседы.
– Облачность низкая. Может быть, ночной переход будет спокойным – макаронники не рискнут.
Силуэты эсминцев сопровождения неспешно двигались вокруг нас, напоминая о постоянно нависающей над нами угрозе.
– Прости, – я хлопнул себя по лбу. – Мне надо убраться за Джали, – извиняющаяся улыбка появилась на моих губах.
– Да, – снова искренняя радость на его лице («Чёрт бы его подрал!»), – слышал о вашей хромой козе, что вы подобрали в гавани. Забавно!
– Да, забавно, – хмыкнул я, – но, к сожалению, необходимо убираться за ней, – демонстративный вздох с моей стороны.
– Понимаю, ещё один двигатель на ваши плечи, – подыграл мне Жорж.
Ещё раз вдохнув, я направился к люку в машинное отделение. На полпути меня остановил его окрик:
– Викто́р, надеюсь, завтра ты проводишь меня к Надэж? – открытая улыбка – визитная карточка Жоржа.
– О чём вопрос, старик? – я сымитировал панибратскую манеру и продолжил свой путь, оставив Лаваля на палубе.
Спустившись вниз, занялся делом: сдвинул недовольно блеющую козу в сторону, затем у меня в руках появилось ведро с морской водой и швабра.
– Вот видишь, Джали, как тяжело ты нам даёшься, – я начал протирать палубу, пытаясь насвистывать песенку Шарля Трене «Бум», но весело у меня не получалось – всё-таки не то настроение, но аккомпанемент звуков животных из песенки Джали мне обеспечила…
Ночной переход оказался удачным для нашего конвоя, и ранним утром «Бретань» и остальные транспортники, оставив эсминцы и крейсера на внешнем рейде, вошли в Великую Гавань Ла-Валетты.
На палубу высыпали вся наша немногочисленная команда, рассматривая портовый пейзаж. Общая картина нас не порадовала: в некоторых местах стен фортов зияли провалы, на прибрежных склонах – воронки, на дороге вокруг причалов огромные ямы, засыпанные камнем. Но ряды белоснежных домов, виднеющихся за крепостными стенами, заставил болезненно сжаться внутри: неприятное сходство с выбитыми зубами – горы битого песчаника и камней на месте многих старинных построек.
«Что там с Найдин и Надэж? – мелькнула мысль. – Найдин и Надэж…» Что-то мирное звучало в их именах-близнецах, или скорее тоска по мирной жизни. Украдкой посмотрел в сторону Лаваля. Тот с любопытством крутил головой, разглядывая окрестности. «Он ещё не понимает, что происходит на острове», – горько усмехнулся я.
Пришвартовываться «Бретань» к причалу сразу не стала, встав на внутреннем рейде и ожидая своей очереди на разгрузку. Первым шли транспортники с мазутом на борту. Портовые рабочие, солдаты, матросы – откуда только они взялись? – выскочили, как муравьи на каплю мёда («Что за глупая ассоциация», – скажет кто-то, кто не пробовал мальтийского мёда).
Тем временем вереница людей выкатывали бочки по транспортным трапам и тут же вкатывали их на грузовики. Наш экипаж удивлённо наблюдал за сноровистыми рабочими.
– Сам дьявол их гонит! – воскликнул Жиль.
Капитан взглянул на серое небо.
– Действительно дьявол. Он может появиться в любой момент, – Моро опустил глаза на нас и добавил: – В случае налёта весь экипаж покидает судно и прячется в убежищах или укрытиях. Все, – он усмехнулся, – включая капитана. Таков приказ.
– Прыгаем, если что, в воду – лучшее убежище… для утопленников, – раздался глухой смех Жиля, но его никто не поддержал: моряки смотрели на суету, царившую на причале.
Не прошло и часа, как транспортник был разгружен и отходил к месту стоянки. Наступала наша очередь. «Бретань» осторожно подошла к причалу. Мы пришвартовались, откинули люки в трюм, и краны начали поднимать ящики со снарядами. На этот раз местные рабочие отдыхали: такелажные работы стали нашим уделом. С нами работа затянулась больше часа из-за ожидания повозок для нашего груза: ослики и лошади развозили по подземным складам смертоносную поклажу.
Лаваль всё это время находился на краю причала на лавочке со своим чемоданом, ожидая, когда мы закончим работу. Он мог бы найти место проживания Надэж и без моей помощи, но почему-то предпочёл дожидаться меня. Мне не хотелось провожать его к жене: это их личный праздник – чужим на нём не место. А если… мой взгляд пробежал по выщерблинам в рядах домов – нет, про это я и подумать не мог – этого не должно было случиться. Мои знакомые девушки должны жить. Но ведь кто-то погиб. Может быть, тот официант Филиппе с тремя детишками? Может быть, милая мадам Марго, сдающая мне комнату? Я встряхнул головой, отгоняя нехорошие мысли: «Не надо об этом думать. Лучше придерживай трос».
Наконец, работа была закончена, чрево «Бретани» к всеобщему облегчению было опустошено. Теперь наш транспортник должен отойти на стоянку, но не успел… Зазвучали сирены воздушной тревоги. Мы остановились как вкопанные, задрав головы: ни звуков приближающихся бомбардировщиков, ни их силуэтов. Но с мостика уже скатывался капитан Моро, размахивая руками.
– Всем в укрытие!
Мы побежали к убежищу, большие указатели на который были развешаны по округе. К звукам сирен теперь добавился еле слышимый гул приближающейся авиации. Посмотрел вверх, но за низкими облаками разглядеть бомбардировщики было невозможно. Лаваль со своим чемоданом отстал от нас. Я остановился, чтобы помочь ему. Спотыкаясь, он подбежал ко мне. Я подхватил его багаж, и мы побежали вместе, отстав от остальных.
Обогнув форт, мы увидели небольшой каменный парапет, за которым, очевидно, располагался спуск в бомбоубежище. Теперь можно было перевести дыхание: всё-таки радары засекали фашистов на приличном расстоянии.
Вдруг я замер, Жорж с размаху налетел на меня.
– В чём… дело? – задыхаясь, он поднял глаза.
– Ни в чём. Кое-что забыл, – отстранённо ответил я и передал ему чемодан.
Его причёска совсем растрепалась, в выпученных глазах недоумение, он открыл рот, чтобы переспросить, но я уже бежал назад. Услышав стук, оглянулся назад и увидел выпавший из его рук чемодан, Лаваль начал собирать вывалившуюся одежду. Я продолжал бежать назад, к «Бретани». Навстречу мне попались ещё несколько портовых рабочих в пыльных робах. Их удивлённые взгляды встречали меня, и, наверное, также изумлённо провожали мою удаляющуюся фигуру. Но мне некогда было думать об этом. Я нёсся вперёд. Вот и, наконец, «Бретань». Вбежал на палубу – машинное отделение – открытый люк. Скатился вниз. Ну, вот и она. Жалобно блея и стуча дощечками по нижней палубе, перетаптывалась Джали. Схватил её – она не сопротивлялась. Потом прыжки через ступеньку с живой ношей под мышкой – и снова на палубе. Дальше трап и на берег. На причале меня ждал сюрприз. Сюрприз – это Жорж Лаваль. В этот момент я почему-то не столько удивился его появлению, сколько отсутствию в его руках чемодана. Иногда совсем никчёмные детали начинают привлекать твоё внимание в чрезвычайных ситуациях.
– Что ты здесь делаешь? – выкрикнул я, но сейчас вопрос был бесполезен, поэтому, махнув в сторону бруствера, закричал:
– В укрытие! Давай в укрытие!
В городе начали подниматься столбы от разрывов, над нами раздалась оглушительная пальба зенитных установок и гул бомбардировщиков. Я не оглядывался назад: Лаваль не маленький ребёнок.
«Какого дьявола он ко мне привязался?» – только теперь я удивился его появлению, но не было ни секунды – нырок за ограждение из мешков с песком. И вот я с козой снова вжат в брусчатку причала. Разрывы приближались к бухте. Рядом плюхнулся Жорж. Взглянул в его сторону: светлые полотняные брюки парижского ателье и бежевая рубашка готовились принять на себя пыль старинной мостовой. «Надеюсь, это будет самая страшная потеря для него, – я усмехнулся: – Хм-м, да и для меня тоже».
Взрыв в районе форта Святого Ангела выбил из моей головы посторонние мысли, оставив только молитву Богородице. Джали как будто понимала происходящее, поэтому лёжа на боку (сломанная нога не позволяла лежать ей на животе), внимательно смотрела на меня большими глазами, словно говоря: «Успокойся, всё будет хорошо». Почудится же такое! И вернулся к молитве. Рядом послышался шум, затем хлопок по спине. Я оторвал от мостовой голову: рядом улеглись Папаша Гийом и капитан Моро.
– Ты с ума сошёл, Малыш? – стармех натужено улыбался. – Ради какой-то скотины?
Я попытался скорчить в ответ улыбку – наверное, не получилось. Капитан молчал, брезгливо подложив под себя ладони – так ему не хотелось испачкать свой китель. Кое-как устроившись, Моро недовольно взглянул на меня.
– Придётся, матрос, тебе заняться чисткой моего мундира. Дорого тебе обойдётся это парнокопытное, – в его глазах мелькнула насмешка.
Капитан встряхнул головой: фуражка съехала ему на лоб, подтверждая его слова. Папаша Гийом взглянул на лежащего на животе Лаваля – тот уткнулся лицом в сложенные перед собой руки.
– Малыш, ты берешь на борт слишком много рогатых.
Но его язвительная фраза потонула в грохоте очередного взрыва: бомба попала в акваторию гавани. Вот теперь мне действительно стало страшно! Смерть приближалась. Оставалось только уткнуться в землю и ждать своей участи. Мы затихли, надеясь на положительный для нас исход. При каждом разрыве всё тело сжималось до размера атома – застывшие на ушах ладони, стиснутые зубы, прижатые к голове плечи – так хотелось не почувствовать боли после взрыва. Боль – значит смерть. Казалось, что эта пытка будет продолжаться бесконечно. Я уверовал в существование ада – я его почувствовал. Оставалось положиться только на милость Богородицы. И чудо явилось.
На мгновение оторвал ладони от ушей и услышал что-то необычное: с неба доносились звуки, отличавшиеся от глухого гула «горбунов» на фоне грохота зениток. Сначала мне показалось, что это громкий писк москитов. «Чересчур громкий. Откуда они здесь?» – я прикрыл ладонями уши, затем снова приоткрыл, но странные звуки в этой какофонии грохота не исчезли. Раздалось какое-то стрекотание. «Что это?» – хлопнул себя по ушам: шум не проходил. Поднял голову и увидел их: из облаков выныривали юркие москиты – бипланы «Глостер Гладиатор» – морские истребители. Устаревшие бипланы против армады современных бомбардировщиков? Но это правда! Сколько их было? В тот момент понять это было невозможно. Они появлялись и исчезали в облаках, появлялись и снова исчезали. Стрекотанием оказались пулемётные очереди наших истребителей. «Злые москиты» начали отгонять эскадрилью макаронников.
Я был не единственным, кто видел это: Папаша Гийом привстал на одно колено и смотрел вверх. «Горбуны», очевидно, уходили в сторону моря, беспорядочно сбрасывая свой груз. Смертоносные болванки поднимали около берега столбы воды, получая в ответ зенитный огонь с кораблей.
Стармех уже вскочил на ноги, в высоко поднятой руке он зажал свой берет. Он махал им, махал и кричал.
– Ты это видел, Малыш? Видел? – его круглое лицо светилось от эйфории. – Как их наши сделали?
Что скрывать: я ещё не стал к тому времени повидавшем на своём веку воином, поэтому тоже прыгал как мальчишка, выбрасывая руку вверх.
– Получите, ублюдки! Передайте привет своей губастой обезьяне! – так мы называли дуче.
– Если их поджаренные задницы позволят им добраться до своего хозяина! – поддержал Папаша Гийом. В порыве радости он обнял меня.
Наверное, наше настроение передалось и Джали. Это я понял, когда почувствовал толчок в ногу: бодая меня, коза пыталась присоединиться к общему веселью, но пока с её ногой ей ещё тяжело было это делать.
– Давай, Джали! Мы надерём задницу макаронникам! – Папаша Гийом потрепал её по голове. В ответ она что-то проблеяла. Стармех истолковал по своему: – Правильно, Джали! Марсельцы ещё повесят на одном суку римскую обезьяну, а на другом – немецкого таракана с обрезанными усами! – подбоченясь, он захохотал.
Я натужено рассмеялся в ответ: что-то резануло меня в его словах. Но сфокусироваться на своих ощущениях мне не позволил капитан. Моро уже встал и отряхнулся.
– Чего раскудахтались как нормандские курицы? – сурово пробурчал он, но его глаза победно искрились. Моро всё-таки не выдержал, и его лицо растянулось в улыбке.
Послышались хлопки. Мы оглянулись: Лаваль отряхивал от пыли одежду, однако у него это не слишком получалось.
– Проклятая пыль! – он зло хлопал себя по штанам. – Кажется, пропали брюки!
Несколько секунд, мы недоумённо смотрели на растрёпанного парижанина. Капитана неожиданно прорвал хохот, мы тут же подхватили его смех. Сейчас уже Лаваль с недоумением оглядывал нас, перестав заниматься своими штанами: он явно не понимал, в чём причина нашего веселья. Наконец, мы прекратили смеяться. Моро быстро вытер носовым платком заслезившиеся глаза, потом взглянул на меня.
– Викто́р, сейчас можешь сойти на берег. Проводишь месье Лаваля к месту его проживания, – капитан перевёл взгляд на Жоржа, тот уже собрался что-то сказать, Моро поправился: – К месту проживания его супруги. Потом вернёшься на судно.
– Супруга – это святое, Малыш. Давай помогай выполнять супружеский долг, – Папаша Гийом с двусмысленной улыбкой похлопал меня по спине, заставив поморщиться.
– Да, ну тебя к дьяволу, патрон.
– А что я сказал? Разве не надо помогать молодожёнам, – обветренная рожа стармеха состроила оскорблённую мину, но хитрые глазки продолжали смеяться.
«Но что ещё можно ожидать от старого неотёсанного моряка», – пожал я плечами, покосившись на Лаваля: Жорж отряхивал рубашку, делая вид, что ничего не слышит. Но из неловкой ситуации (хотя, может быть, только я почувствовал неловкость момента?) нас вывел шум шагов: из-за угла показался спешащий Жиль, в подмышке он нёс плохо закрытый чемодан Лаваля, из чемодана торчало какое-то бельё.
– Я пропустил самое интересное в этом представлении макаронников? – бретонец оскалил зубы.
– Да, ты многое пропустил, пока трусливо прятал свою крысиную задницу в канализации, – важно ответил ему Папаша Гийом.
Но Жиля не так было просто смутить. Его жёлтые зубы продолжали смотреть на нас (если можно так было сказать, но у меня впечатление было именно такое).
– Как я посмотрю, ваши задницы тоже не сильно пострадали, – он хохотнул, потом постучал по чемодану и взглянул на Жоржа. – По-моему, кто-то потерял свои ценные пожитки.
Лаваль чопорно кивнул Жилю и взял свой чемодан:
– Да, благодарю.
– Не стоит благодарности, приятель. Хотя… – бретонец посмотрел на чемодан, – можно остаться и без подштанников на этом дьяволом забытом клочке земли. Явно не Париж. Не так ли? – Жиль нашёл новый объект для насмешек.
Жорж ничего не ответил, занявшись чемоданом, а мы под предводительством капитана направились на «Бретань». Жиль вздохнул и побрёл за нами. «Лаваль слетел с крючка шуточек Жиля».
Менее чем через десять минут я привёл себя в порядок и вышел к ожидавшему меня Жоржу. Мне стало его жаль: он сидел на ржавой бочке, уже не обращая внимания на грязь, прилипшую к его штанам, рядом валялся кое-как закрытый чемодан. Подперев голову рукой, он наблюдал за снующими вокруг матросами и портовыми рабочими. Сейчас он мне напомнил Надэж в первый день встречи с ней: та же отрешённость и беспомощность. Но на этот раз это не вызывало у меня всплеск рыцарских чувств. «Ещё бы – объект не той системы», – подтрунивал я сам над собой. Но что оставалось делать? Надо было помочь.
Подойдя к Жоржу, я громко закашлял, пытаясь привлечь внимание. Он резко вскинул голову. Увидев меня, радостно вскочил:
– Идём? Я готов.
– Вижу, – мой взгляд пробежал по горбатому чемодану. По-моему, даже он уже жалел, что попал сюда. Но долго лежать ему не позволили – Жорж подхватил его, и мы отправились в город.
Я не удивился его первому же вопросу.
– А когда «Бретань» возвращается назад?
Состояние стресса с меня уже понемногу начинало скатываться (к тому же я сделал пару глотков виски из тайника Папаши Гийома), поэтому чувствовал себя бывалым ветераном.
– Не знаю. Дата следующего конвоя объявят накануне, – придав голосу важный тон, ответил ему.
– М-да-а, – он задумчиво наморщил лоб, но размышлять ему мешал его чемодан, постоянно пытавшийся выпасть из рук или открыться. – Здесь не место для Надэж. Мы должны убираться отсюда.
«Серьёзное умозаключение, основанное уже на личных наблюдениях», – хмыкнул про себя, но спросил о другом:
– Ты зачем побежал за мной? Да ещё бросил чемодан… – мой взгляд остановился на его капризной поклаже.
– Увидел, что ты бросился назад, без объяснений – явное безумие, – Подумал, что ты вспомнил о чём-то важном, – Жорж поморщился. – А это оказалась всего лишь коза. Стоило ли так рисковать жизнью?
– Но ты тоже рискнул. Не так ли? – усмешка появилась на моём лице.
– Я и представить не мог… – но закончить он не успел: мы начали пробираться по улочкам города.
Старинная Ла-Валетта ещё не успела превратиться в то, что потом будут разглядывать на фотографиях памяти: бомбёжки только начались, но и этого уже было достаточно, чтобы потрясти любого, кто знал город до войны. На каждой улице был разрушен хотя бы один дом. На месте построек теперь высились горы разбитого камня, кирпича, кусков домашней утвари. Всё это, как вулканическая лава, «вытекло» на проезжую часть улицы – возникало неприятное сравнение. Не везде были расчищены широкие проходы в этих завалах – приходилось аккуратно пробираться по проложенным тропам.
За спиной слышал ругань Жоржа, посылавшего проклятия в адрес макаронников. Состояние парижанина назвать комфортным я бы затруднился: вездесущая пыль от раскрошенного песчаника разрушенных домов, тяжёлый чемодан со сломанной застёжкой, просыпающаяся средиземноморская жара – на нашем пути нас сопровождал весь букет удовольствий. Но не от этого мне становилось не по себе. Неприятный холодок пробегал внутри: мы приближались к моему дому и дому Надэж. А что если на их месте такие же завалы из груды камней? Я тянул время, замедляя шаг и часто оглядываясь на своего спутника, чтобы пореже смотреть вперёд.