– Давим гада. Не дай ему высунуться из–за машины. – Сказал Куратор, вытаскивая из–под плеча пистолет. Покрепче ухватил руль левой рукой и вдавил педаль газа в пол, готовясь стрелять прямо через стекло.

Тарас видел, как огромная машина сорвалась с места. Он оскалился, распахнул багажник, доставая оттуда ручной противотанковый гранатомет.

– Сундучок Флинта, сука! – криво усмехнулся он, взводя оружие.

Удар выстрела, небольшая вспышка попадания. Джип подпрыгнул, словно наткнулся на бетонную стену, разлетелся шрапнелью металлических осколков и рухнул на брюхо, заскрежетав на асфальте.

Тарас бросил пустую трубу гранатомета и пошёл к джипу. Под капотом занималось робкое пламя. Резко пахло бензином, маслом, сгоревшей изоляцией и, почему–то, металлом. Взрывом у машины сорвало крышу, словно кожуру мандарина, и загнуло её назад. От Дисы мало что осталось, только разбросанные пачки денег и засыпанное порошком развороченное сидение. Куратор бился в агонии. Правая рука оторвана.

– Опять живой, сука… – Буркнул Тарас, заглядывая внутрь, – ну, уж нет…

Залез в разгорающуюся машину, достал трофейный нож и, запрокинув Куратору голову, широким движением перерезал ему горло. Тараса снова обдало кровью. Он вытер руки о штаны, убрал нож. Выхватил из огня несколько уцелевших пачек с купюрами и вылез из машины, распихивая деньги по карманам куртки.

Обошел джип, разглядывая его со всех сторон. Помочился на заднее колесо и, презрительно сплюнув, пошёл восвояси.

Вернулся к своему автомобилю, начал его выталкивать. Лицо перекосило гневом, жилы напряглись. Он закричал и машина, словно испугавшись, сдвинулась с места.

Плавился асфальт, на дороге вовсю полыхал огромный иностранный джип, когда огни автомобиля Тараса скрылись за поворотом.

***

Настя лежала на животе, пока дежурный врач обрабатывал ей порезы на спине. Пришлось наложить несколько швов, впрочем, не очень больших. Самые маленькие порезы доктор просто стянул лейкопластырем, предварительно промыв каким–то раствором.

Мама с Полинкой на руках сидела тут же за занавеской.

– Потерпите– потерпите. – Говорил молодой врач. – Вот, сейчас закончу, и можно будет отдавать вас замуж.

– Как, опять замуж? – Усмехнулась из–под локтей Настя.

– Ну, раз чувство юмора уцелело, значит, поправитесь быстро. – Молодой человек улыбнулся. – Сейчас, вот, с вами закончу и вашей мамой займусь. Там повозиться придется.

В неплотно прикрытую дверь заглянула медсестра.

– Владимир Константинович, там ещё четверо. Я пока начну оформлять?

– Наденька, окажите первую помощь. Я тут закончу и сразу подойду. Потом оформим. – Вернулся к Насте. – Ну, вот почти и всё. Сейчас пластырем зафиксирую и порядок.

Оторвал несколько полосок пластыря и принялся их наклеивать одну за другой поверх стерильной повязки.

Раздался приглушенный звук телефонного звонка.

– У вас телефон работает? – Удивленно поднял бровь врач. – Мой давно уже бесполезен, вышек–то почти не осталось. Ну, ответьте, наверно что– нибудь важное…

Протянул Насте вместо рваной рубашки халат.

– Это брат. – Поглядела на экран аппарата Настя и, нажав кнопку приема звонка, сказала уже в телефон: – Да, одну секунду, я в коридор выйду.

– Я сейчас… – шепнула она, проходя мимо мамы.

Вышла в коридор.

– Да… – на лице промелькнула тень беспокойства, когда в аппарате раздался незнакомый голос. – Да, Настя…

Механически продолжая идти дальше по коридору, она почти испуганно спросила: – А вы кто?

Голос в аппарате начал ей что–то рассказывать. Настя слушала, и её плечи опускались всё ниже, словно кто–то невидимый делал её руки тяжелее с каждым новым словом. Наконец голос замолчал.

Да… – уже шепотом согласилась она и опустила руку с телефоном. Аппарат выскользнул из пальцев, стукнулся о пол, разломился на несколько частей. А Настя продолжала идти, так и не заметив этого.

Наконец она остановилась и выдохнула: – Саша…

Ей показалось, что на пару секунд наступила полная тишина. Стихла сирена, замолчал пулемет, перестали рваться снаряды. Затем свет внезапно погас и, ударившись о противоположную стену, Настя успела заметить, как в той части коридора, откуда она только что ушла, образовался черный провал с торчащими кусками арматуры и осыпающимися стенами. Прежде чем наступила полная темнота, из этого провала проступили очертания полуразрушенного города с далёкими короткими вспышками разрывов. Звука попавшего в больницу снаряда она так и не услышала.

***

Абсолютная темнота, в которой дрожит еле заметный огонёк, не крупнее свечки. Только бы не погас! Всё её внимание сейчас приковано к нему. Огонёк колышется, каждую секунду рискуя исчезнуть в потоках чёрного воздуха, но всё–таки упрямо прыгает с травинки на травинку, постепенно добираясь до скомканной тряпки. Тьма отступает, но это не приносит облегчения, её место неизбежно начинает заполнять страх. Потому что из отступающей темноты к Насте приближается чёрная фигура. Она движется по ночному полю и, время от времени вскидывая оружие, стреляет во всё, что шевелится. Настя задерживает дыхание, чтобы не выдать своего присутствия. Пламя разгорается, загоняя тьму в овраги, набирает силу, начиная освещать окружающее пространство. Поле усыпано телами. Кругом воронки от минометных попаданий. У дороги догорает перевернутый автобус, чуть дальше разбитый взрывом автомобиль. Фигура приближается. Подходит совсем близко и наводит свое оружие на Настю. Чернее отступившей темноты, чернее чёрной фигуры теперь бездонное чёрное отверстие ствола. Скрипят пружины, трещат кости. Чёрный палец тянет спусковой крючок.

***

Здание больницы наполовину разрушено взрывом. У входа машина скорой помощи. Несколько человек вокруг суетились, разбирая завалы. Настю в джинсах и медицинском халате прямо через разбитое окно вынес крепкий мужчина в камуфляже. Уложил на стоящие возле машины носилки. В машине находились несколько перевязанных наспех человек, чудом выживших после прилета. Вдалеке грохотало.

– В машину её. – Бегло осмотрев Настю скомандовал доктор. Повернулся к водителю: – На этом всё, больше ждать нельзя, через 20 минут отсюда уже никто не уедет.

Водитель помог военному закатить носилки в машину и, пока доктор фиксировал носилки, пошел садиться за руль. Настя открыла глаза.

– Где я?

– Сейчас отвезем вас в другую больницу, – вздохнул доктор, – вместе вот с этими замечательными людьми.

Настя всё ещё не понимала, что происходит. Было больно думать.

– А где моя дочка? Где мама?

– М– м… – Доктор очень внимательно посмотрел на Настю. – Они поедут в другой машине.

Заурчал мотор. Доктор ещё раз вздохнул, сжал Настину руку и вышел, закрывая дверь снаружи. Он оставался с разбирающими завалы людьми. Надеясь на чудо. В конце концов, время у них ещё есть, и его помощь может понадобиться в любую минуту.

Машина «скорой» отъехала от разрушенной больницы. Вдалеке грохотала канонада. Город находился под обстрелом. На окраинах шел бой. Так что водитель не стал включать фары. Ехал он не быстро, насколько это позволяла лунная ночь. Через несколько поворотов, машина притормозила, чтобы объехать по обочине поваленный столб.

Настя приподнялась на носилках, заглядывая в задние окна.

– А где другая машина?

– Какая другая машина? – Не понял вопроса простоватый водитель.

– Ну, на которой остальных везут.

– Здесь все, кого из–под завалов достали. – Всё ещё не понимая контекста ответил водитель. – Тебя последней вынесли.

– Стойте! – Задохнулась от ужаса Настя.

Водитель испуганно остановился.

– Да нет у нас второй машины, одна только! – Пытался оправдываться он.

Настя распахнула задние двери и выскочила наружу. Упала, не в силах стоять. Попыталась подняться. Её ощутимо шатало. Отошла на пару метров и согнулась, тяжело дыша, упираясь руками в колени. Водитель выскочил следом и направился к ней.

– Девушка, ты чего?

Настя вытянула руки, словно защищаясь, попятилась, а потом бросилась в темноту переулка. Вдогонку ей несся голос водителя: – Девушка, куда ты? Я не могу здесь долго стоять!

Но Настя его не слушала. Она бежала по тёмным переулкам, спотыкаясь и падая. От шока и контузии совершенно не понимая, куда бежит и зачем. Окружающий мир потерял свою реальность, превратившись в размытую дождем картину. И, когда темные перекрестки окончательно спутались в непроходимый лабиринт, один из переулков, вдруг, распахнулся, выпустив её во двор своего дома. Она облегченно выдохнула, застонала и упала на траву. Отдышалась, собралась с силами, и пошла, спотыкаясь, к знакомому подъезду.

***

За городом грохотала артиллерия. Стучали на окраинах автоматы. Света уже не было. Город испуганно замер.

Настя зашла домой. Никого. Только ветер колыхал занавески в проемах выбитых окон. От затылка по спине начал спускаться противный липкий холод, окружившей её новой реальности.

На всякий случай Настя открыла дверь маминой комнаты. В такой темноте легко кого– нибудь не заметить, поэтому она пошла вперёд, пока не уперлась в кровать. Наклонилась, пошарила руками по одеялу, уже понимая, что ничего не найдет. Осторожно на цыпочках, словно боясь кого– нибудь разбудить, вышла. Закрыла дверь.

Долго стояла, прислушиваясь к дыханию ребенка, на пороге своей комнаты, пока глаза не привыкли к сумраку внутри помещения. Она даже начала различать гуляющие по полу и стенам странные тени от колышущихся занавесок. Словно в комнате кто–то был. И она никак не решалась сделать шаг внутрь, чтобы не разрушить этот обман.

Шли секунды, смятение нарастало. Ноги сами втолкнули её в комнату. Неубранная кроватка малышки, разложенные перед сном вещи.

Внутри Насти что–то сломалось. Она взяла из маленькой кроватки одеяло, свернула в конверт, как ребенка и начала укачивать, постепенно приближаясь к окну. Сделала шаг на стул, открыла створки разбитой рамы, встала на подоконник, не отрывая взгляда от огромной Луны.

– Привет! Ты похожа на ангела! – Раздался голос с лужайки разрушенного дома. Маленькая соседская девочка привычно помахала ей рукой, помолчала, переминаясь с ноги на ногу, ожидая ответа. – А мы уезжаем, я пришла попрощаться с бабушкой. Папа сказал она останется тут.

Настя в больничном халате с кульком одеяла на руках действительно выглядела странно в темном проеме окна. Словно ожившая икона.

Не дождавшись ответа, Аня развернулась и пошла к завалам. Села на обломки разрушенной стены. Положила рядом букетик полевых цветов и куклу.

– Чтобы знала, что я её люблю, когда вернется.

За спиной Насти скрипнула входная дверь. Затем из темноты пустого коридора послышались шаги, и, словно протаяв из глухого сумрака, в комнату шагнул ополченец, отец Ани.

– А вы что тут одна делаете? – Спросил он совершенно спокойно, будто каждый день встречал пытающихся выйти в окно людей. – В городе эвакуация, собирайтесь, тоже поедем. Тут скоро камня на камне не останется.

Подошёл, снял Настю с окна.

– Мы сейчас спустимся, подожди немного. – Обратился он к сидящей на кирпичах Ане. Внимательно поглядел Насте в глаза. Скользнул взглядом по пустому кульку одеяла, отчаянно делая вид, что и в этом нет ничего необычного. Но голос его сорвался, когда он непринужденно продолжил разговор.

– Это… дочка вас заметила. – Отвернулся, пару раз хмыкнул в кулак, пытаясь прочистить горло. – Буквально тащила меня сюда перед отъездом. Как чувствовала… Говорит, что знает вас. А нам по дороге, и мы зашли буквально на минуту, думали, тут нет уже никого.

Растерянно поглядел на Настин халат.

– Есть у вас, во что переодеться?

Настя не ответила. Тогда он включил фонарик, нашёл какую–то рубашку, протянул Насте. Нет реакции. Он осторожно, словно и вправду обращался с младенцем, забрал из Настиных рук кулёк, положил его на кровать. Вложил ей в руки рубашку. Настя начала механически переодеваться.

Отец девочки отвернулся, взял со стула маленькую наплечную сумочку и принялся собирать в неё Настины вещи. Первой туда отправилась лежащая на столе флешка. Затем из ящика стола туда же перекочевали паспорт, деньги и банковские карты.

Оглядевшись по сторонам, отец девочки достал из разбитой рамки фотографию Насти и Тараса, и положил Насте в нагрудный карман рубашки. Удивленно покрутил в руках патрон от автомата, лежащий рядом с рамкой, и положил его туда же. Застегнул карман. Затем, словно просто наводя порядок, задвинул стул, поправил несколько предметов на столе, прикрыл дверцу шкафа. Подошёл к кровати, развернул кулёк и аккуратно застелил постель, разгладив напоследок одеяло и поправив подушку. Вот и всё.

Не давая Насте опомниться, взял со стола пачку салфеток, вытер грязь и потёки от слез с Настиного лица. Повесил ей на плечо сумку. Ещё раз внимательно посмотрел в глаза, улыбнулся, взял под руку и увёл из квартиры, аккуратно прикрыв напоследок дверь.

***

Канонада не прекращалась. Звуки боя доносились уже с городских окраин. Слепыми глазницами выбитых окон разглядывало тревожную ночь здание с надписью «Школа» и дырой в стене. Обжигающими темноту цветами распускались сполохи пожаров.

Кто хотел уехать, уехал, кто хотел сражаться, сражался. Остальные прятались по подвалам. Автобус и пара легковых автомобилей – последний транспорт, который готовился покинуть в эту ночь город. Напуганные молчаливые люди. Вещей было очень мало – пытались увезти с собой хоть что– нибудь из самого необходимого. Люди в камуфляже торопили уезжающих.

Отец Ани подвел дочку и Настю к автобусу. Достал из кармана ручку, вырвал из записной книжки листок. Немного подумал, и, приложив бумагу прямо к борту автобуса, начал писать: "Анна Андреевна Костецкая, мама – Костецкая Елизавета Петровна, телефон – …" Снова подумал, дописал что–то ещё, затем сложил записку и положил в карман дочери. Застегнул карман на пуговицу. Прижал ребёнка к себе.

– Я пока поехать не смогу. – Шепнул он, стараясь не смотреть в глаза. Аня обхватила его руками.

– Я пока поехать не смогу. – Повторил он, обращаясь к Насте. – Помогите ей добраться до границы. Там у нас родственники. Её ждут…

– Конечно. – Очнувшись ответила Настя. Ополченец улыбнулся.

– Как вас зовут–то? – Напоследок спросил он её.

– Настя.

Отец донес девочку до дверей. Поставил на ступеньки.

– Её там встретят. – Словно оправдываясь, сказал он водителю.

Посадка закончилась. Перекресток опустел, на ближайших улицах тоже никого больше не было. Отец Ани постучал по борту автобуса.

– Уезжайте скорее! Будем прикрывать, сколько сможем!

Заурчали двигатели, и небольшая колонна тронулась с места. Мужчина перекрестил исчезающие в темноте автомобили. Из автобуса, прижавшись к заднему стеклу руками, на него смотрел напуганный одинокий ребёнок.

***

Второй раз за эту ночь Тарас смотрел на свои окна. Пальцы к этому моменту перестали дрожать, и он чувствовал в них приятное легкое покалывание. Положительно, порошок с алкоголем – лучшее лекарство от стресса. И как он раньше до этого не додумался? Медленно проехал мимо разрушенного дома и привычно остановился возле не работающего теперь фонаря.

Попытался отпустить руль, но липкие кровавые пальцы не хотели отрываться от матовой кожи. Это было неожиданно и забавно. Он поднес руки к лицу, ощутив слабый соленый запах. Попытался вспомнить, что произошло на шоссе, но воспоминания путались. Он всех победил – и это было несомненно. Вспомнил засыпанную порошком развороченную машину, полез в карман. Пакетик был на месте. Это хорошо. В нем даже была уже скатанная в трубочку купюра.

Глубокий вдох, потом ещё один. Мир начал обретать привычные очертания. И пока это происходило, он вышел на улицу, с интересом осмотрел развалины, и не сразу сообразил, что в тёмных теперь окнах своего дома не было стекол. Это почему–то напугало Тараса.

Бросился наверх. Пока он бежал через двор, мир стал острым. Очень острым. Об него теперь даже можно было порезаться, настолько выпуклыми стали предметы и цвета. Ожила рация на поясе, ещё больше напугав Тараса. Он заскочил в подъезд и спрятался под лестницей, пытаясь понять, откуда доносится голос.

– Пушкин, на северном направлении возле моста закрепилась группа боевиков.

– Принял, поддержу огнем. – Ответил другой голос. – Не суйтесь пока.

Больше никто не разговаривал. Тарас осторожно огляделся и, пока его никто не заметил, взлетел по ступеням на второй этаж. Дверь не была заперта.

– Настя! – Закричал он, ловя отрывочные вспышки воспоминаний из свой бывшей жизни. Он метался по квартире, переворачивая вещи, будто под ними мог кто–то прятаться.

– Я же говорил тебе никуда не уезжать! Не сметь уезжать! Не сметь уезжать!!!

Споткнулся о лежащую на темном полу сумку, упал. В дрожащем лунном свете, вдруг, увидел Еву с разорванной головой. Завыл, пополз к ней и, наткнувшись на сумку, понял, что его обманули.

То ли порошок в последнем пакете отличался от того, что принимал Тарас раньше, то ли отёкший от огромной дозы нейростимуляторов мозг перестал отличать реальность от вымысла. Но в изменившейся картине окружавшего его сумасшедшего мира Тарас теперь точно знал, кто и как его обманул.

– Я же говорил никуда не уезжать… без меня… – стонал он, стоя посреди комнаты на коленях, обхватив голову руками.

– Вижу автоколонну, покидающую город в направлении юго– юго– востока. – Снова ожила рация. Тарас ещё не разобрался, откуда в его голове этот голос, но он больше не боялся его.

– Принял. Берем в разработку. – Ответил второй. И для воспаленного сознания это стало руководством к действию.

Тарас вскочил на ноги и страшно закричал.

***

Автобус с выключенными фарами двигался по загородной дороге. Впереди него в свете габаритных огней двигались две легковые машины.

Из города им вдогонку мчался автомобиль Тараса. Он опаздывал всего на несколько минут. До автобусов пара километров расстояния, но их почти не было видно даже при свете полной Луны. И тогда Тарас включил дальний свет.

Далекие фары осветили внутренности салона автобуса, полоснули по легковушкам.

– Что за придурок? – Удивился водитель, щурясь от слепящего света в зеркалах.

Тарас прибавил газу. Рядом на сидении ждал своей кровавой жатвы АК с коллиматорным прицелом.

Голос в рации: «Цель вижу отчетливо»

Второй голос в рации: «Стрельба по готовности. Цель уничтожить»

– Есть уничтожить! – Ответил кому–то в своей голове Тарас.

Расстояние между автомобилем Тараса и автобусом быстро сокращалось, когда первая мина разорвала асфальтовое полотно позади колонны. Пришлось притормозить у воронки и попытаться объехать ее по обочине. Но как Тарас не всматривался в темноту под колесами, почти сразу машина заскрежетала металлом по камню, пару раз дернулась и застряла, сев брюхом на грунт.

Колеса вращались в воздухе, машина дрожала, но не двигалась с места. Тарас отчаянно колотил по рулю руками.

– Твою мать, твою мать, твою мать!!!

Схватил АК, выскочил наружу. Автобусы были почти рядом, но расстояние быстро увеличивалось. Тарас оперся на капот машины, прицелился. Вспомнил Еву. Выдохнул и, почувствовав подушечкой указательного пальца металл спускового крючка, плавно потянул, выбирая слабину пружины, пока не почувствовал легкого сопротивления механизма. Скорректировал прицел и дожал палец.

Пуля пробила окно рядом с водителем и ушла в лобовое стекло.

– Какого хрена? – Ругнулся водитель, выглядывая в разбитое окно. Вторая пуля попала ему в корпус и, плотоядно чавкнув, окрасила ветровое стекло в кроваво– красный. Люди в салоне закричали. Автобус вынесло с дороги, он уткнулся носом в канаву на обочине, взревел мотором, потерявшим дорогу, и завалился на правый бок. Задние колеса повисли в воздухе.

Впереди на дороге ухнул взрыв, отбросив вторую легковушку в ту же канаву. Первый автомобиль погасил габаритные огни и растворился в темноте. Вокруг начали рваться мины.

***

Автобус опрокинулся на бок. Посыпались люди и вещи. Двери оказались снизу – не выберешься. Кто половчее, карабкался по опрокинутым сидениям, чтобы выбраться сквозь разбитые окна сверху, но там подстерегала другая опасность: шрапнель рвущихся боеприпасов. Осколки колотили по металлу обшивки, сносили с корпуса тех, кому удалось выбраться наружу. Обратно в автобус сыпались искалеченные мертвые тела.

Выбили повисшее на уплотнителях расколотое лобовое стекло. Но тем, кто находился в середине и конце автобуса было туда не добраться сквозь мешанину из перевернутых кресел, тел и вещей. Вентиляционный люк перегораживало чье–то мертвое тело. Каждые несколько секунд снаружи раздавался новый взрыв. Самые крупные осколки прошивали салон насквозь, оставляя в корпусе крупные рваные отверстия, убивая по несколько человек за раз. Зависшее над дорогой заднее окно было самой высокой точкой и самой опасной. Люди посыпались вниз, к земле, стараясь выбраться из стальной мышеловки.

Пока Настя с Аней пробирались к носовой части автобуса, где–то в районе приборной панели появилось пламя. Повалил густой едкий дым. Люди поползли обратно, блокируя и этот выход. Вдруг девочка нырнула между сидениями на нижнее окно, зависшее над канавой. Выбила каблуком стекло и провалилась по колено в узкое пространство между автобусом и грунтом. Над головой быстро разгоралось пламя, слизывая обшивку раскаленным огненным дождем.

Аня нырнула под автобус, ловко перебирая руками и ногами в узком пространстве. Более крупной Насте выбраться наружу было значительно труднее. Когда она, наконец, полностью оказалась снаружи, девочки рядом уже не было. По полю, прочь от автобуса, разбегались, едва различимые в спышках разрывов, силуэты людей.

Настя приподнялась, пытаясь разглядеть в окружающей темноте хоть что– нибудь. Но, как только она высунулась из канавы, руку обожгло шрапнелью. Настя упала обратно в канаву, роняя с плеча дорожную сумку. Сзади неё полыхал автобус, предательски подсвечивая окружающее пространство, делая любое движение на своем фоне хорошо заметным. Настя поползла прочь, стараясь больше не высовываться, но вскоре путь ей преградила разбитая легковушка. Если это и был безопасный путь, то он заканчивался здесь.

Переждав очередной взрыв, Настя выглянула из канавы, прикидывая, куда бежать. Снова пригнулась, отсчитывая секунд. Взрыв! Настя стремительно выпрыгнула из канавы, кидаясь в сторону от дороги, по которой велся основной огонь.

Успела пробежать пару десятков метров, споткнулась о чье–то тело. Упала. Скатилась в ближайшую воронку. Горящий автобус уже слишком далеко, чтобы освещать пространство вокруг.

Сверху яростно шипя разрезали воздух осколки. Возможно, остаться тут было бы лучшим решением. По крайней мере, до тех пор, пока огонь настолько плотный. И, скорее всего, Настя так бы и сделала, но в промежутках между взрывами она услышала Анин крик.

– Настя, Настя, ты где?

Выглянула из воронки и заметила маленькую девочку с другой стороны автобуса. Бросилась через поле обратно, снова считая секунды. Но добежать не успела. Сзади сверкнуло, поднялась стена земли, и её швырнуло прямо к полыхающему автобусу.

Мир погрузился в пульсирующую темноту, сквозь которую прорывались всполохи огня и глухие, словно из–под воды, удары взрывов.

Горящий автобус скрежетал, теряя свою прочность, и, вдруг, начал оседать, сползая с дороги. Одежда дымилась от близкого огня. Стало нестерпимо жарко.

Настя открыла глаза. Прямо над собой увидела лицо Ани.

– Вставай! Ну, вставай же! – девочка изо всех сил тащила ее за руку прочь от горящего, разбитого взрывами автобуса, который начал разваливаться на куски.

***

Тарас сидел на земле, прислонившись спиной к колесу машины, и курил. Прямо перед ним в поле догорали остатки разбитой автоколонны.

Голоса в рации: «Цель уничтожена» – «Принял. Дайте ещё несколько залпов по площади» – «Даю»

– Даю. – Буркнул Тарас себе под нос. Бросил сигарету, поднялся. Осмотрел поле через прицел. Горящий автобус и легковушка слабо освещали перепаханное взрывами поле. Ударили несколько взрывов, затем канонада стихла.

Ночь наполнила звенящая тишина, прерываемая редкими щелчками выстрелов. Это Тарас брел по тёмному полю с автоматом в руках, стреляя во всё, что двигалось.

***

Настя схватила Аню в охапку и прижала к себе.

– Ну, наконец–то. – Заявила Аня. – Тащила, сколько могла, ты тяжелая. Но всё равно ещё далеко идти нужно.

– Спасибо. – Сказала Настя. – Я в порядке.

Несмотря на слабость, приподнялась, выглянула из воронки, до которой удалось дотащить её Ане. Автобус догорал, и всё вокруг заполнила почти полная темнота. Если бы не Луна, невозможно было бы разглядеть даже собственные руки.

Мины больше не падали, можно было попытаться незаметно продолжить путь. Только нужно сначала понять, куда им идти. Настя прислушалась. Со стороны города доносилась далекая канонада. Значит им в другую сторону. А через поля будет даже ближе, потому что асфальтовое полотно дороги уходило в сторону, чтобы пересечь ещё несколько населенных пунктов и выйти на региональную автотрассу, ведущую к границе. На автобусе это заняло бы каких– нибудь полчаса, но пешком делать крюк в пару десятков километров не было никакого смысла. К тому же не безопасно – кто знает, кого можно было встретить теперь на дороге?

Из темноты грохнул выстрел. Что–то слишком уж близко. За ними пустили погоню? Настя напряженно всматривалась в обступившую их темноту, боясь того, что она могла увидеть.

Снова щелчок, словно лопнула, не выдержав напряжения, изогнутая дубовая доска. И в короткой вспышке выстрела Насте удалось разглядеть одинокую темную фигуру, бредущую к ним через поле.

Аня взяла её за руку и шёпотом спросила: – Кто это?

– Не знаю… – так же шёпотом, борясь с подступающим холодом от ужасной догадки, прошептала Настя. Мелькнувший на мгновение в огненном вихре пороховой вспышки силуэт показался ей знакомым. И когда тьма расступилась, возле догорающего автобуса Настя отчетливо разглядела мрачную фигуру своего мужа.

– Мне кажется, ещё вчера я его знала, а теперь нет.

– Не понимаю, как это? – Прячась за комья земли, шепнула Аня.

– Я тоже… – призналась Настя, и огляделась в поисках спасения. – Мне нужно вернуться за сумкой. Жди здесь.

Переползла в канаву рядом с разбитой легковушкой и очень медленно, стараясь ничем себя не выдать, поползла в сторону автобуса. Примерно на полпути она нашла свою сумку и потратила ещё некоторое время, чтобы вернуться обратно к обломкам автомобиля. Осторожно выглянула из канавы: Тарас обыскивал сгоревший автобус.

Настя вытряхнула сумку прямо перед собой. На ощупь стала перебирать предметы. Флешка, документы – это всё отправилось в карман. Нашла газовую зажигалку. Скомкала и сложила в кучку купюры. Подумала, вырвала клок сухой травы и сложила из травы и денег крохотный импровизированный костер. Подожгла купюры, замотала зажигалку в тряпичную сумку и положила этот кулёк в центр костра. Подхватила оторванную от машины взрывом железку, и, стараясь быть незаметной, вернулась в воронку к Ане.

Крохотный огонек сперва съел все купюры, затем неохотно перекинулся на соломинки травы, запрыгал с одной на другую, каждый раз рискуя погаснуть. Постепенно разгорелся и начал лизать сумку, прожигая в материи крохотные отверстия, стекая вниз липкими огненными каплями. Осмелел, расправился в полную силу, начал жечь неподатливый материал, уничтожая его строгое плетение.

Внезапно проступивший из темноты покореженный автомобиль привлёк внимание Тараса. Он перекинул с руки на руку автомат и, внимательно вглядываясь в пляшущие по разорванному металлу тени, начал осторожно приближаться.

В канаве никого не было. И это только подстегнуло бушевавшую в сознании Тараса паранойю. Он начал лихорадочно озираться, расстреливая окружающие его тени. Когда патроны закончились, он ещё несколько раз нажал на спусковой крючок, потом опустил автомат и бессмысленно уставился на пламя небольшого костра. Спохватился, отстегнул перемотанный на афганский манер изолентой магазин, перевернул его и вщёлкнул заряженной стороной обратно. Передернуть затвор он не успел, потому что на мгновение ослеп, заслоняя рукой лицо от яркого пламени.

Вообще–то, Настя рассчитывала просто отвлечь Тараса огнём костра и, потихоньку выбравшись из воронки, двинуться в перпендикулярном от дороги направлении, постепенно удаляясь от пути, который выбрал себе Тарас. Но, когда ошалев, он начал палить во все стороны, выбираться из воронки стало слишком рискованно. А потом зажигалка прогорела, выбросив в воздух шар ослепительного жёлтого пламени.

Поняв, что второго шанса может и не быть, Настя рванула из воронки к Тарасу и, преодолев расстояние в несколько прыжков, что есть силы ударила его подобранной железкой по голове. Он закричал, выронил автомат, оступился, и, подвернув ногу, упал в канаву. Настя немедленно подхватила оружие и, щёлкнув затвором, навела его на Тараса.

Тарас сидел в канаве, держась за разбитую голову.

– Сука– а– а– а… – выл он, пытаясь остановить кровь.

Возможно, ей стоило застрелить его прямо сейчас. Но она медлила. Слишком много смертей.

– Ты сможешь после этого спать по ночам?

Выстрел. Пуля впивается в землю рядом с Тарасом.

– Тебе не будет сниться наша дочь?

Ещё один выстрел.

– Каким образом можно устроить свою жизнь, убивая других людей?

Пули ложились всё ближе, обжигая Тараса стремительным воздухом.

– На какой планете ты будешь теперь своим? В какой стае?

Выстрел.

– Потому что вы – не люди… Больше нет.

Опускает оружие.

– Тебе больше не нужен приказ, чтобы убивать. Ты сам этого хочешь. И да, ты прав, теперь мы по разные стороны баррикады. Так что разворачивайся и уходи. Наша дорога заканчивается здесь.

Слышал ли Тарас её после нескольких выстрелов почти в лицо, не известно. Также, не известно понимал ли он её, даже если слышал. Мозг его был настолько перегрет, что мог выключиться в любой момент. Только адреналин заставлял сердце биться.

Тарас был сосредоточен на том, что пытался остановить кровь. Достал из набедренного кармана аптечку, но скользкими от крови руками не мог с ней справиться.

И, видя эту беспомощность, Настя положила автомат, спустилась к нему и перевязала. А аптечку забрала с собой. Повернулась, чтобы уйти.

– У меня много денег, Настя. Давай просто уедем куда– нибудь. Я всё исправлю.

Настя остановилась. Ей снова захотелось его убить.

– Единственное место, Тарас, где ошибку ещё можно исправить, это школа. Но её вы тоже разрушили.

Она выбралась из канавы, подхватила автомат и пошла к Ане.

Тарас видел, как Настя с ребёнком уходит и страшно кричал им вслед от злобы и бессилия. Затем выбрался из канавы и, хромая, пошёл к оставленной вдалеке машине.

Небо начало светлеть, тьма перестала быть абсолютной, поэтому, обернувшись, Настя увидела медленно удаляющуюся белую полоску бинта.

***

Тарас добрался до автомобиля. Его мучили слуховые галлюцинации. Он разговаривал сам с собой. Сознание время от времени схлопыалось и тогда он на пару секунд проваливался в тревожный сон. Выныривал и не всегда мог отличить приснившийся ему бред от реальности.