Поднявшись как можно тише на ноги, я подошел к двери в комнату налево, отец с матерью сколько себя помню никогда не спали в одной комнате. Приблизившись вплотную к двери, я положил ладонь на ручку и как можно спокойнее потянул ее на себя. Дверь закрыта. Это плохо, это очень плохо! Оставив мысль проверить здесь и сейчас комнату отца, я повернул стопы и аккуратными шагами направился вдоль коридора. Пол нещадно скрипел, не давая мне и шанса пройти по нему незамеченным, но я все-таки завернул из коридора в зал, а затем и приблизился к комнате матери.

Момент истины, взявшись за ручку одними лишь пальцами, я аккуратно, сантиметр за сантиметром, открывал ее против себя. Проход становился все шире и шире, но света из комнаты все не было и не было. В комнате матери было большое окно практически вдоль всей стены, оно, сколько я себя помню, всегда освещало кровать мамы, но сейчас я видел лишь одно – тьма из комнаты, она наступала и сочилась едким ядом по моим стопам. Я тихо закрыл дверь не в силах зайти в стену из мрака.

Я отошел от двери на два шага и судорожно стал искать варианты того, что мне делать дальше. На улице происходит какая-то чертовщина, в доме не лучше, а может быть даже и хуже.

Вспыхнул огонь слева от меня. Я в удивлении повернул голову и увидел окаймленную огнем фотографию деда. Его галстук из красного превратился в кровавый, глаза же впали и вместо созидания и усталости в них голубело синее пламя, выплавившее две черные непроглядные бездны.

– "Подойди ко мне", – прозвучал тихий голос у меня в голове. Мои ноги сами направили меня к дедушке, он был живым и сейчас именно он говорил со мной.

– "Ближе", – голос стал строже, легкая хрипотца сменилась бесчувственным метеллом.

Я сделал шаг, – "Ближе!" – голос больше не напоминал мне человеческий, он гулом гнева отдался в налитых набатом ушах.

– "Жизнь тебе была дана одна, но отныне ты мертв. Несчастное дитя, что обрело вечные муки во мраке покоя".