Обаяние тоталитаризма. Тоталитарная психология в постсоветской России

Из СССР в современную Россию: попытка психоисторической реконструкции

Далее я попробую коротко обрисовать, что происходило на пути перехода от Советского союза 70-х—80-х годов к современной социально-политической и социально-психологической ситуации, воспользовавшись методом психоистории. Как говорил один из основоположников этого направления Ллойд Демоз, оно сочетает в себе психотерапевтическое погружение с исследовательской методологией социальных наук, его цель – понять эмоциональную природу социального и политического поведения народов, в прошлом, настоящем и ожидаемом будущем⁸. Для этого я предлагаю читателю погрузиться в пока еще не очень отдаленное прошлое.

В 2015 году стало принято говорить, что страна переживает экономический кризис. Но, на мой взгляд, в еще большей степени, это явилось кризисом психологическим и нравственным. Если бы не было второго, то, безусловно, не случилось бы первого. И в этом смысле они находятся причинно-следственном отношении.

Чтобы понять, почему произошло то, что произошло в 2014 году, – аннексия Крыма, внезапный подъем шовинистических настроений и «квасного» патриотизма, – необходимо учитывать исторический фон, на котором протекало существование российского общества. Для начала я рассмотрю его в краткосрочной ретроспективе, а в дальнейшем расширю исторический контекст. В качестве системы координат пока возьмем три обозримых временных периода: период позднего Советского союза, «Совка», – время, в которое выросло старшее поколение людей современной России, – период «дикого» капитализма 90-х («лихие 90-е») и период путинской стабильности 2000-х. С 2014 года Россия входит в новую фазу своей жизни (хотя, по привычке, хочется употребить слово «развитие», но оно здесь едва ли уместно). Нейтрально-научные названия ей, скорее всего, будут даны в уже в обозримом будущем. А на сегодняшний день некоторые публицисты иронично называют время 2014—2015 годов «вставанием с колен», а другие употребляют более драматичное слово «агония». На стыке этих периодов сознание бывших советских, а ныне российских людей переживало серьёзную, для некоторых, возможно, даже критическую ломку. Кратко рассмотрим, что происходило в повседневном мире людей и в их мироощущении.

Сначала обратимся ко времени застойного Советского союза, о котором сейчас ностальгирует большое количество российских граждан, и как ни странно, в том числе и молодых.

Жизнь среднего советского человека в то время была в целом сыта. Хотя гурманство и деликатесные излишества были доступны лишь партийным функционерам и людям, имеющим «блат» в торговой сети, простые продукты, такие как хлеб, молоко, картошка, вареная колбаса (до тех пор, пока она не стала отпускаться по карточкам в 80-е), соленые зеленые помидоры, хек, минтай и чай невысокого качества, мог приобрести любой советский трудящийся в универсаме. Очень многие продукты столь привычные и доступные сейчас находились просто за границей воображения советского человека. Либо читая книжки, он мог лишь мечтательно фантазировать, как выглядит ананас, манго, омары или анчоусы или какими могут быть на вкус виски или мартини.

С модной одеждой было намного сложнее, чем с продуктами. Советские люди были готовы выстаивать многочасовые очереди, чтобы приобрести вещи, произведенные в Польше, Чехословакии и ГДР. Модники покупали одежду на барахолке по весьма приличным для того времени ценам (например, стоимость фирменных американских джинсов равнялась месячной зарплате молодого инженера), рискуя, что им вместо настоящей фирменной вещи подсунут низкокачественную подделку.

Повседневные будни советских граждан

Дефицит в СССР касался не только одежды, но и продуктов питания. В конце 80-х он распространился не только на так называемые деликатесы, но и на продукты и товары первой необходимости (мясные продукты, сахар, крупы, моющие средства и др.), которые стали отпускаться по талонам.

Прилавки магазинов и талоны в СССР

В то же время, жизнь того времени была спокойна, в большинстве ситуаций защищена от чрезмерных стрессов, кроме, разве что, скуки, и абсолютно предсказуема. Молодой человек в Советском союзе знал, что государство обязательно обеспечит его работой (даже в том случае, если он сам этого не хочет), знал какую зарплату будет получать, и примерно через сколько лет получит квартиру. В то же время он знал, что потолок его заработка четко ограничен, а границы перемещения строго ограничены границами СССР. Государство давало ему однозначные ответы на все мировоззренческие вопросы – от политики до этики и эстетики. И хотя он не мог свободно поехать за границу, свободно выражать свое мнение, свободно заниматься творчеством, не был свободен интеллектуально, испытывал многочисленные мелкие бытовые неудобства, связанные со спецификой советского планового хозяйства и отсутствием сервиса, тем не менее, он мог быть уверен, что ни при каких обстоятельствах не умрет с голода, не останется без крыши над головой и не окажется без медицинской помощи в случае болезни.

Пожалуй, в эмоциональном плане главной характеристикой этих лет была именно скука, ведь все было распланировано, почти не изменяемо и заранее предсказуемо. Культурная жизнь была чрезвычайно однообразна и бедна событиями, а на двух-трех каналах телевидения большую часть времени транслировались новости, съезды партии или выступления Генерального секретаря и фильмы на производственную тематику. Поэтому название этих времен «эпоха застоя» является вполне подходящим. Состояние перманентной скуки, думаю, во многом объясняет, почему в застойном советском обществе был довольно высокий уровень пьянства и немотивированной агрессии. Поскольку я вырос в промышленном районе, то хорошо помню, как после окончания дневной заводской смены в пятницу, улицы и общественный транспорт заполняли толпы сильно выпивших людей. Агрессия проявлялась в драках, хулиганских действиях, в ставшем столь привычном хамстве в магазинах, поликлиниках, больницах, учреждениях общепита самого разного уровня, от столовой до ресторана.

Для многих людей в СССР пьянство было частью повседневной жизни

В 80-е годы смутная неудовлетворенность советского человека начинает нарастать. С одной стороны, это было связано со стагнацией советской экономики, которая привела к дефициту даже обычных продуктов питания в магазинах, которые стали отпускаться по карточкам. Но скорее всего дело было не только в этом, хотя первая причина для большинства и была наиболее весомой. В стерильной культурной атмосфере Совка жить было душно, и просачивающиеся через железный занавес образы жизни на капиталистическом Западе напоминали об этом. Можно вспомнить слова песни группы «Алиса» «Воздух» с альбома 1987 года:

«Я так хочу быть тут,

Но не могу быть здесь…

Воздух…

Мне нужен воздух…»

Думаю, эта песня достаточно точно выражала эмоциональное состояние молодого поколения СССР 80-х.

Не буду здесь вдаваться в подробности цепочки исторических событий, но падение советской системы было одобрительно воспринято большей частью населения. И именно спонтанное движение масс воспрепятствовало попытке ГКЧП реставрировать ее в 1992 году. Другое дело, что, к сожалению, когда люди своими действиями проголосовали против СССР, то большинство из них, в реальности, были не за свободу человека, а за свободу покупать колбасу.

А в 90-е годы бывший советский человек неожиданно попал вовсе не в то общество изобилия, которое рисовалось в воображении, а, скорее, в общество, которое показывают в гангстерских фильмах про Америку времен великой депрессии. Дефицита с колбасой не стало. Но, к несчастью, не у всех хватало денег, чтобы ее покупать, хотя колбасы самых разных видов свободно лежали на прилавках. А еще обиднее было видеть, что твой сосед, еще вчера получавший такую же зарплату и имевший такой же достаток, как и ты и, вроде бы, ничем особо не отличающийся по уму и способностям может себе ее позволить, а, возможно, и еще многое-многое другое.

Невостребованными оказались прежние профессиональные навыки, полученное образование и почетные регалии. Для зарабатывания денег мало толку было от дипломов и квалификационных категорий. Профессорам и врачам приходилось подрабатывать частным извозом, заниматься взяточничеством, писать курсовые за студентов, чтобы обеспечить себя и свою семью, либо полностью менять стезю своей деятельности. На первый план в это время вышли личная предприимчивость, мобильность, способность к риску и готовность начинать новое дело с нуля, использовать те навыки и способности, которые могли быть востребованы именно при этой текущей сложившейся конъюнктуре.

Прежнее относительно гомогенное, уравнительное общество расслоилось буквально в считанные месяцы. Один из давно знавших друг друга коллег или давно друживших приятелей мог стать миллионером, а другой оказаться на дне бедности, безнадежно ожидая, когда на предприятии, на котором он работает, прекратятся задержки зарплаты. На самом верху новой социальной пирамиды обычно оказывались бывшие хозяйственные руководители и партийные работники, быстро приватизировавшие прежнюю государственную собственность. В то же время, многие сделали бизнес с нуля, но не секрет, что нередко для этого им приходилось использовать не только невостребованную в советское время предприимчивость и деловую хватку, но и нарушать все мыслимые нормы общечеловеческой морали. Общество погрузилось в состояние аномии.

Надо отдать должное Советскому союзу, что, несмотря на всю его куцую однообразность, угловатость и житейские перегибы, в нем существовало давление устоявшихся социальных правил поведения, которое побуждало людей придерживаться моральных норм, и не только норм пресловутой социалистической нравственности. С его падением все барьеры рухнули. Оказалось, что ради обогащения многие люди были готовы на все. Обычным явлением стало «кидалово» своих друзей и знакомых на деньги, и «заказ» киллерам бизнес партнеров, которые нередко совсем недавно были лучшими друзьями. На поверхность всплыли и вольготно себя почувствовали социальные элементы, которые несколько лет назад считались маргинальными и находились в андеграунде социума, а также проявились маргинальные и антисоциальные наклонности людей, которые они до того скрывали и, возможно, даже сами не подозревали о них. И самыми дезадаптированными, или говоря языком 90-х, «лохами» в новой жизни оказались те, кто этих старых норм продолжал придерживаться. Неудивительно, что у многих бывших советских людей все эти обстоятельства вызвали разочарование в «демократии» и щемящие воспоминания о безоблачном всё гарантировавшем прошлом, в котором не о чем было слишком сильно беспокоиться, и некому сильно завидовать.

Но в то же время стоит отметить, что 90-е стали для неизбалованного советского человека временем внезапного и немыслимого доселе изобилия и небывалой свободы. На прилавки хлынули невиданные ранее импортные продукты. По очень недорогим ценам можно было покупать импортный алкоголь, наименования которого советский человек ранее узнавал только из детективных романов. И все это было доступно 24 часа в сутки в многочисленных круглосуточных коммерческих киосках и магазинах. Преобразился внешний облик людей – после вынужденной серости Совка люди стали одеваться броско и ярко, благо, что благодаря «челнокам» и китайским производителям дефицит одежды тоже исчез. Что было, наверное, еще более невероятным, так это то, что открылась полная свобода передвижения. Отношение к далеким заокеанским путешествиям человека 80-х выражали слова из песни «Наутилуса Помпилиуса»: «Гудбай, Америка, где я не буду никогда». Теперь у бывшего советского человека появилась возможность при желании путешествовать туда, а также обратно, и для этого ему не нужно было становиться сотрудником дипмиссии или предателем Родины.

90-е стали и эпохой невиданной интеллектуальной свободы. Стали доступны любые фильмы, книги, музыка. Поскольку в России тогда не действовали законы об авторском праве, у россиянина в этом отношении было больше возможностей, чем у жителей проклинаемой ныне Америки и других западных стран. Появилась ничем не ограниченная свобода творчества, высказывания, самовыражения, хотя конечно не для всех это было важно.

В то же время в начале 90-х у некоторых людей, досыта наевшихся жизнью в СССР, даже после поражения ГКЧП еще сохранялся страх, что все может вернуться назад. Помню, как с тревогой об этом говорил пожилой профессор в преподавательской одного из ВУЗов. Но самое примечательное это то, в чем заключался его главный страх: «Главное, что б книжки читать не запретили!»

Конечно самым страшным в 90-е, – кроме того, что оказались невостребованными старая квалификация и навыки людей и многие испытывали экономические трудности, – был разгул бандитизма. Но, с другой стороны, если сравнивать это с советским периодом, то хотя бандитский беспредел страшен, беспредел государства намного страшнее. В случае «наезда» бандитов у человека был шанс сбежать, обратиться за помощью к другой группировке, иногда помогала даже милиция. В случае произвола государства, как это было в СССР, от государственной машины спрятаться было некуда и не у кого было искать помощи.

Выражая свою субъективную точку зрения, и не отбрасывая из поля зрения все изъяны того времени, хочу согласиться с Аркадием Бабченко, что в 90-е «было ощущение того, что что-то главное уже сделано, что-то главное уже произошло, и теперь осталось только доделать, довести до ума, докрутить, еще немного дотерпеть – и все будет нормально»⁹. Была надежда на то, что это переходный период, что люди утратили нравственные ориентиры, потому что испытывают материальные трудности и растеряны, но пройдет время и постепенно разум, нравственность, культура восторжествуют над хамством, примитивизмом и беспределом.

90-е сменились временем путинской «стабильности». В 00-е все менее и менее становятся заметны уличные рынки, «челноки» и рэкетиры в спортивных костюмах. Удачливые бандиты одели костюмы депутатов или стали респектабельными бизнесменами. Выросли цены на нефть. Повсеместно распространились интернет и мобильная связь. Снова стали востребованы инженеры и рабочие. Выстроилась вертикаль власти. Общество стабильно дифференцировалось на крупных собственников и наемных работников. Последние могли претендовать на то, чтобы устроиться на достаточно стабильную работу в офисе, получать стабильную зарплату, брать ипотеку, ездить на кредитных машинах, ходить в спа-салоны и ночные клубы, покупать элитный алкоголь, целыми сутками общаться в социальных сетях, переписываться и постить забавные картинки, котиков и сэлфи, в отпуске отдыхать в Тайланде, в Арабских Эмиратах или путешествовать по другим странам. Надо сказать, что такая жизнь обычному советскому служащему не приснилась бы даже в самом дерзком сне. Казалось бы, российское общество стало обычным обществом потребления с обычными для него потребительскими ценностями и образцами успеха. И пусть жизнь такого общества достаточно одномерная, но в то же время сытая и некровопролитная.

И здесь хочется задать риторический вопрос: Чего же не хватало этому сытому офисному работнику эпохи путинской стабильности? Неужели ему не давала покоя глубоко спрятанная тоска по военным походам и воинской доблести? Или героическим трудовым подвигам во имя славы Отечества? Наверное, и вправду не хлебом единым жив человек, даже в эпоху потребления?

Метаморфозы личностной идентичности на пути из советской в постсоветскую эпоху

Далее постараюсь набросать обобщённый портрет среднего россиянина 90-х и 2000-х годов, хотя конечно отдаю себе отчет в том, что любой усредненный портрет грешит многими неточностями и искажениями. Я согласен с тем, что попытка составить портрет среднестатистического гражданина – это примерно то же самое, что попытка измерить среднюю температуру по больнице. И все же, несмотря на все разнообразие индивидуальных типов людей, можно выделить и преобладающее общее в ценностях, мышлении и поведении, характерное для определенного временного периода. Таким образом, этот обобщенный портрет не статичен. Если говорить о рассматриваемой мною здесь перспективе, то мог очень сильно измениться облик даже одного и того же человека. Например, комсомольский работник 80-х, призывающий людей беззаветно служить идеалам коммунизма и следовать принципам коллективизма и коммунистической морали, в 90-е мог явить себя как бизнесмен, использующий криминальные методы ведения бизнеса, а в 2000-е как респектабельный владелец крупной компании. Талантливый спортсмен в 90-е мог стать бандитом, а в 2000-е вновь начать вести законопослушный образ жизни. Были и еще более драматичные метаморфозы. Можно вспомнить пример Салмана Радуева, который в 80-е гг. был членом КПСС и инструктором в республиканском комитете ВЛКСМ, участвовавшем в организации работы стройотрядов и сопровождавшим комсомольцев на стройки в различные места СССР, а в 90-е гг. стал одним из руководителей чеченских террористов.

Думаю, что казалось бы неожиданные черты в поведении возникали вовсе не из ниоткуда, они присутствовали в личности в скрытом, замаскированном виде и историческая ситуация просто способствовала их проявлению. Эти черты представляли собой одну из теневых идентичностей человека. И в этом отношении пример некоторых бывших комсомольских и партийных работников особенно показателен. Как сказала Светлана Алексиевич: «Главные, кто ограбил народ, – это комсомольская и партийная верхушка. Не откровенные бандиты, <…>, а именно вот эти – они оказались психологически готовы»¹⁰.

Если говорить о 90-х, то карикатурным олицетворением успешного человека, занимающего ведущие позиции в новом социуме стал образ «нового русского», т.е. образ человека крайне ограниченного и недалекого, ориентированного на чувственные удовольствия и «понты», но напористого и сверхпрагматичного в меркантильном плане, – этакое воплощение невежды и хама, который благодаря игре судьбы вдруг стал королем жизни. Но, безусловно, это был только один из типов людей.

Типичный стиль одежды «нового русского»

В эпоху 90-х человек жил в состоянии неопределенности и поэтому ничего не планировал на длительную перспективу. Все ранее скрепляющие его мировоззрение советские идеологемы рухнули, что не удивительно в период чрезвычайной экономической нестабильности, и главными ценностями стали ценности материального благосостояния. Также ушли в прошлое нормы коллективизма.

В целом, для россиянина 90-х были характерны отсутствие длительной перспективы в планировании, ориентация на быструю выгоду, крайний индивидуализм («каждый сам за себя»), примат материальных ценностей в сознании, недоверие к государству, скрытность во всем, что касается бизнеса и финансовых вопросов (т.к. окружающие представляли потенциальную угрозу), связанная с этим повышенная агрессивность, ослабление, если не исчезновение, моральных регуляторов или замещение их на нормы поведения одобряемые в криминальном мире. Во внешнем поведении «крутизна» ассоциировалась с наглостью и нахрапистостью. Из положительных характеристик можно отметить, что человек 90-х – это человек инициативный, человек-предприниматель и человек, который перестал бояться выражать себя, говорить то, что думает (если это не касалось деталей его бизнеса).

Человек второй половины 00-х в некотором смысле противоположность человеку 90-х, он представляет из себя по большей части спокойного гедониста, прагматика, стремящегося к всевозможным удовольствиям, планирующего стабильную карьеру. Круг его интересов сосредоточен на личной жизни, семье, если она есть, потреблении и стабильном положении в обществе, которое реализуется через карьеру в крупной компании. В общем, и для россиянина 90-х и для россиянина 2000-х материальное благосостояние являлось ведущей ценностью, но представления о способах его достижения изменились: для первого – это независимое индивидуальное предпринимательство, собственный или семейный бизнес, для второго – принадлежность к крупной корпорации. Человек 00-х аполитичен, социально ленив и пассивен, как и подобает обычному обывателю, но в то же время прагматичен и достаточно миролюбив.

В 2011—12 гг. промелькнул образ человека, который стремился к честным отношениям с властью, соблюдению своих прав, но вскоре он ушел на задний план общественной сцены, быстро растворяясь в анонимной массе.

С весны-лета 2014 года на публичной авансцене мы наблюдаем уже другого человека – человека одержимого нелепыми сверхценными идеями, эмоционально возбудимого и агрессивного. Если кратко описать последовательность этих метаморфоз, то человека 90-х я бы назвал «антисоциальным», человека 00-х гедонистическим, а человека 14—15-го годов «психотическим» (конечно не в строгом клиническом значении этого слова). Возникает вопрос как в целом разумный и миролюбивый человек в одночасье мог превратиться в злобного параноика? Далее в книге я попытаюсь проанализировать причины и условия, которые привели к этой метаморфозе.