Психофизиологическая матрица человека. Что управляет нашей жизнью?

Таким образом, даже в этом простом примере мы можем, не особенно задумываясь, определить по два варианта развития событий для каждой ситуации. И какой именно вариант реализуется в действительности, зависит от контекста общественных норм. Сколько политиков в новейшей истории сначала объявлялись террористами, а затем – великими борцами за независимость? Опять же, не очень стараясь, можно вспомнить М. Бегина и Я. Арафата, оценивавшихся диаметрально противоположно на разных этапах своей политической деятельности.

Подтверждение зависимости физиологической реакции от контекста было получено в ходе многих экспериментов. Так, в одном исследовании его участники входили в комнату, в которой видели жуткого монстра или раненого человека. Во время выполнения действий, которые были продиктованы этими условиями, их мозг непрерывно сканировало специальное устройство. Испытуемые либо стреляли в чудовище, либо перевязывали раненого, и эти абсолютно разные, с точки зрения мышечной моторики, физические акты активировали в мозге схожие нейронные контуры, расположенные в префронтальной коре, определяющей соответствие действия ценностным установкам человека [142]. То есть действия были разными, но в контексте «правильности», соответствия текущему моменту включали одинаковую последовательность сигналов нейронов мозга.

Точно так же дело обстоит с гормонами и нейромедиаторами. Самый просоциальный гормон – окситоцин, помимо других своих замечательных свойств, способствует увеличению щедрости. Но делает более щедрым он только того, кто и так имеет к этому предрасположенность, скряга останется скрягой, даже если ему ввести литр окситоцина [160].

Этот достаточно хорошо изученный гормон вообще очень избирателен в своих проявлениях: «Окситоцин и вазопрессин содействуют формированию связи матери и ребенка, а также моногамному поведению в парах, снижают тревогу и стресс, укрепляют доверие, упрочивают социальные группы, делают людей щедрее и общительнее. Однако ко всему этому прилагается огромное НО: гормоны способствуют просоциальности только по отношению к Своим. Когда дело касается Чужих, окситоцин и вазопрессин превращают нас в ксенофобов и этноцентристов» [88, с. 114].

Точно так же дело обстоит и с тестостероном, высокий уровень которого, как считалось, провоцирует агрессивное поведение. «Зависимость агрессии от тестостерона намного меньше, чем принято считать. Индивидуальные колебания данного андрогена в пределах нормы не позволяют предсказывать, будет ли человек вести себя агрессивно, нарушать законы. Более того, чем особь изначально агрессивнее, тем меньше ей требуется добавлять тестостерона для агрессивного акта. И если уж тестостерону и отведена какая-то роль, то только в качестве „пособника“ – сам по себе этот гормон не порождает агрессию. Он делает нас более восприимчивыми к факторам, ее запускающим, – особенно тех из нас, кто и так предрасположен к агрессии. Повышение уровня тестостерона, как мы выяснили, способствует агрессии только в обстоятельствах угрозы социальному статусу. Но если даже уровень гормона и подскакивает в такой ситуации, это не обязательно усиливает агрессию: он активирует любые из тех действий, которые помогают сохранить статус. В мире, где социальный статус поддерживается добрыми делами, тестостерон окажется самым „просоциальным“ гормоном на свете» [88, с. 114].

Схожий механизм задействован и в работе гормонов стресса – глюкокортикоидов. Стресс подразделяется на «плохой», сопровождающийся негативными эмоциями и носящий название дистресса, и «хороший», возникающий при решении творческих задач или физической активности, приносящей удовольствие, и называемый эустрессом. И тот и другой стресс влияет на состояние дендритов нейронов, атрофируя или, наоборот, увеличивая степень их разветвленности. Когда крысу ввергают в состояние страха, заставляя испытывать дистресс, дендриты ее гиппокампа, под влиянием выброса глюкокортикоидов, начинают сокращаться. И точно такое же количество глюкокортикоидов в крови крысы, испытывающей эустресс от самозабвенного бега в колесе, приводит к росту дендритов того же гиппокампа [119—120,122].

Более того, влияние гормона может зависеть от того, какая именно его составная часть активна в тот или иной момент времени. АКТГ – адренокортикотропный гормон, управляющий синтезом глюкокортикоидов, который осуществляется в коре надпочечников. Именно этот гормон активирует состояние стресса. Он является пептидом, то есть состоит из цепочки аминокислот, и каждый участок этой цепочки влияет на разные функции организма. «…было установлено, что стимуляция секреторной функции коры надпочечников (собственно адренокортикотропная функция) осуществляется фрагментом АКТГ 11—24. В то же время указанный фрагмент не имеет психотропной активности. Инсулинотропная функция АКТГ заключена в отрезке с 22-й по 39-ю аминокислоту; АКТГ 1—13 участвует в регуляции медленного сна (с преобладанием медленных волн на ЭЭГ), а АКТГ 18—39 стимулирует быстроволновой сон.

Для проявления поведенческих эффектов АКТГ достаточно фрагмента 4—10 или даже 4—9. Основной психотропный эффект АКТГ состоит в повышении внимания к значимым стимулам. Следствием этого является улучшение памяти.

Внутривенное введение АКТГ 4—10 и АКТГ 4—9 (15 и 40 мг в течение четырех часов) добровольцам, здоровым молодым мужчинам, через полчаса после начала введения приводило к усилению избирательного внимания и уменьшению времени двигательной реакции. Под влиянием АКТГ увеличивается количество воспринимаемой зрительной и слуховой информации, он сокращает время адаптации к темноте и работы над корректурой текстов, а также уменьшает число ошибок. АКТГ 4—10 препятствует росту времени реакции, который в норме наблюдается при выполнении монотонного задания» [46, с. 248].

Как отмечает Р. Сапольски: «В промежуток времени от нескольких минут до первых часов эффект гормонального воздействия зависит в основном от ситуации и является стимулирующим. Гормоны не определяют, не являются причиной, не руководят, не порождают поведенческого акта. Вместо этого они делают нас более восприимчивыми к социальным стимулам в эмоционально значимых ситуациях, усиливают поведенческие тенденции и предрасположенности, соответствующие случаю» [88, с. 114].

Зависимость от контекста пронизывает все уровни нашей жизни. От контекста зависит синаптическая пластичность нейронов нашего мозга, объединяющая их в сети и влияющая на все аспекты обучения [65, с. 49]. Контекст влияет на то, станет ли бактерия, живущая в нашем организме, нашим убийцей или спасителем [49, с. 117—118]. Контексту подчиняются фундаментальные законы эволюции любой биологической особи [17, с. 170, 65, с. 102]. Даже у дрозофил один и тот же феромон может сигнализировать о разных состояниях, в зависимости от ситуативного контекста [124].

Таким образом, задача нарисовать даже приблизительную карту поведения конкретного человека, которая будет хотя бы условно объективной и опираясь на которую мы сможем скорректировать качество его жизни в лучшую сторону, представляется маловероятной. Но мы все-таки сделаем такую попытку, обратившись к закономерностям, которые являются справедливыми для большинства объектов нашего мира и, что немаловажно, учитывают и относительную детерминированность физиологии, и поэтический холизм психики, и так зависящие от контекста конкретной ситуации связи между ними.

Глава 5 НЕЛИНЕЙНАЯ И ХАОТИЧНАЯ ПРИРОДА МАТРИЦЫ

Давайте представим себе человека как открытую нелинейную систему. Такое утверждение является очевидным для любого специалиста в области точных наук, некоторых направлений биологии, медицины и психологии, однако для людей, занимающихся другими видами деятельности, этот тезис звучит как маловразумительная абстракция, не несущая практического смысла, поэтому некоторое прояснение этих слов необходимо. «Открытая» в данном случае подразумевает, что эта система не изолирована от окружающей среды, мы не можем заставить ее замереть в одном положении для того, чтобы как следует изучить. В любой момент своей жизни она отдает энергию окружающей среде, тем самым воздействуя на нее, и в свою очередь испытывает такое же воздействие со стороны других систем, с которыми вступает в контакт.

«Нелинейность» – основное свойство этой системы, подразумевающее, что ее характеристики невозможно описать только с помощью причинно-следственных связей. В предыдущей главе мы выяснили, что нет ни одной сферы жизнедеятельности человека, которая остается неизменной при любых условиях, опираясь на которую мы сможем стопроцентно предсказать последствия того или иного действия. Тезис «Если происходит N, то мы гарантированно получим результат M» является линейным, и в реальной жизни, как мы все понимаем, к человеку абсолютно неприменим. Именно поэтому так редко воспроизводятся результаты психологических экспериментов, о чем я писал выше.

Кроме этого, человек является еще и неравновесной динамической системой, то есть части этой системы находятся в постоянном движении. Они взаимодействуют друг с другом и с окружающей средой, поддерживая относительный, постоянно изменяющийся уровень баланса, при этом никогда не достигая абсолютного равновесия, которое для него означает смерть. То есть в каждую минуту жизни мы можем констатировать весьма шаткое и неустойчивое состояние относительного равновесия, которое является оптимальным для существования системы.

И здесь мы встречаемся с одним из самых важных моментов, определение которого позволит нам понять реальную картину поведения человека. Наше сознание, исходя из вполне понятной логики формулирования этого состояния баланса, нарисует нам картину полного удовлетворения собой и своей жизнью, дающую ощущение абсолютного счастья. Однако в реальной жизни все обстоит не так.

Основополагающие черты системы-человека формируются в детстве, когда ребенок ищет свое место в социуме, определяя свою личную сетку координат, находясь в рамках которой, он будет любим, ценим и признаваем. Кому-то удается выстроить свое взаимодействие с наиболее важными для него людьми таким образом, что ему не приходится ломать себя в угоду жизненным установкам родственников, и тогда его система развивается на здоровой основе безусловного принятия человека в любой ситуации. Этот узел любви к себе и будет центром тяжести, вокруг которого организуется хрупкое равновесие баланса системы-человека. Но, к сожалению, это удается очень небольшому проценту людей.

В большинстве случаев ребенок, входя в контакт с социумом, вынужден бесконечно подстраиваться под постоянно изменяющиеся требования внешней среды, ища такую форму взаимодействия с ней, при которой он будет ощущать себя в безопасности. В процессе этой подстройки базовая установка его жизненной философии, изначально формулируемая как «Мне нужно просто быть», трансформируется, а точнее, деформируется во «Мне нужно соответствовать». И внешние обстоятельства детства, регистрируемые сознанием, ни в коей мере не могут дать нам правдивую информацию о формировании такой установки.

Любой психолог-практик может подтвердить, что только ничтожный процент его клиентов приходит на консультацию, осознавая, что корень его проблем кроется во взаимоотношениях с родителями, другими близкими родственниками, учителями и т. д. Большинство клиентов говорит о том, что у них было прекрасное детство, родители их очень любили, а проблемы, за разрешением которых они обратились к психологу, лежат в другой плоскости. Но в процессе работы выясняется, что в определенный период детства ребенку очень не хватало присутствия или участия кого-то из родителей в ключевые моменты его познания окружающего мира, что и привело его спустя годы к психологу.

Одним из основных факторов самоорганизации точки опоры системы-человека является ощущение безопасности. Именно эта установка формирует все многообразие поведенческих реакций человека, дает ощущение того баланса, к которому, в силу своей природы, стремится любая система. И ради ощущения безопасности, уникальные характеристики которой бессознательно формируются в детстве, человек, опять-таки неосознанно, готов пожертвовать рациональными формулировками счастья, которые ему усиленно транслирует его сознание.

Любой человек стремится к позитивным изменениям в своей жизни, однако любая битва между сознательными и бессознательными установками всегда завершается в пользу последних, причем с разгромным счетом. Если в детстве ребенок усвоил, что для ощущения собственной безопасности ему нужно быть максимально послушным, во взрослой жизни он может прочитать сотню книг, мотивирующих его на решительные поступки, но его система будет блокировать реализацию его сознательных устремлений на всех уровнях. Или наоборот, уровень безопасности ребенка диктует ему демонстративно аффектированное поведение, при котором он чувствует себя замеченным и оцененным, и во взрослой жизни он будет иметь истероидный характер, выраженный в бесконечных претензиях к окружающим.

Чрезвычайно важно, что эта система, которую я и называю Матрицей, задействует все уровни жизнедеятельности человека, образуя жесткие связки физиологической, психологическо-ментальной и социальной сфер. Так, человек, идеологическую основу Матрицы которого составляет убеждение в том, что для ощущения собственной безопасности он должен быть максимально послушным, предугадывающим ожидания окружающих и старающимся максимально им соответствовать, на уровне психики будет иметь высокий уровень тревожности, подверженности манипуляциям и отсутствием инициативы. На физиологическом уровне у него будет чрезмерно активирована миндалина мозга, в крови будет высокий уровень глюкокортикоидов и предрасположенность к широкому спектру заболеваний, зависящих от индивидуального инструментария проявления этой идеологической установки его Матрицы – от проблем с ЖКТ или опорно-двигательной системой до дисфункции органов дыхания. На социальном уровне он практически гарантированно будет состоять в абьюзивных отношениях и иметь репутацию исполнительного и пунктуального работника, карьерный рост которого ограничен из-за отсутствия инициативы.

Это абстрактная, достаточно общая схема, на практике имеющая очень большую вариативность, но она позволяет нам сделать очень важный вывод – формальное разделение и попытка решения физиологических, психологических и социальных проблем человека в изолированном виде не очень эффективно. Даже если рассматривать чисто медицинский аспект этого вопроса, то, понимая, что причина, допустим, хронической гипертонии кроется в определенной психологической травме, создающей устойчиво высокий уровень психофизиологического напряжения, которое, помимо этого, поддерживается конфликтной атмосферой в семье или на работе, бессмысленно лечить только гипертонию. Собирая и анализируя информацию о реакции на комплексные терапевтические процедуры от систем физиологии, психики и социума, можно выстроить эффективную стратегию терапии, которая решит проблему в кратчайшие сроки, без побочных эффектов и рецидива.

Второй и, с моей точки зрения, гораздо более важный вывод, который мы можем сделать из вышесказанного: Матрица не оперирует категориями хорошо – плохо. Баланс, составляющий смысл и одновременно программу ее существования, реализует тезис: привычно, значит безопасно. И любая попытка изменить какие-то узлы этой устойчивой системы, привнося в нее то, что с рациональной точки зрения, безусловно, может принести пользу человеку, будет встречать ожесточенное сопротивление со стороны системы, воспринимающей такое вторжение как угрозу своей целостности. К тому же ликвидация старого и встраивание в систему нового паттерна требует колоссальных затрат энергии, а любая система априори стремится к минимизации расходов энергии, ведь она может понадобиться в любой момент на поддержание стабильности ее функционирования.

Описывая основные характеристики «идеологии» Матрицы, можно констатировать, что деструктивных установок в ней содержится гораздо больше, чем конструктивных. На это влияет множество факторов, как лежащих в социоэкономической плоскости, так и относящихся к нюансам воспитания, принятым в его семье. И эта преобладающая деструкция, практически полностью находящаяся в сфере бессознательного, принимается системой как базис, обеспечивающий ей состояние равновесия.

Здесь самое время вспомнить о теории устойчивого патологического состояния Н. П. Бехтеревой, которую мы разбирали в начале книги. То, что является патологией для мозга, в случае Психофизиологической Матрицы является устойчивым деструктивным состоянием психофизиологии, которое воспринимается системой как объективная реальность, которую она будет защищать всеми доступными ей средствами.

Итак, описывая базовые установки Психофизиологической Матрицы, мы исходим из того, что большинство негативных психофизиологических паттернов, исключая компоненты генетической природы, формируются в раннем детстве как механизмы выживания и адаптации к социальным условиям, в которых растет ребенок. И эти паттерны существуют в подсознании уже взрослого человека в практически неизменном виде. Понимание того, что он уже вырос и может решить проблему на другом уровне, очень редко пробивается на уровень сознания. Таким образом, при возникновении дискомфортной ситуации, провоцирующей проявление устойчивых моделей детских страхов, взрослый человек автоматически будет реагировать на нее с позиции ребенка. И очень важно понимать, что запускаемый в таких случаях механизм – это механизм, на уровне системы символизирующий выживание. Эта схема не является в психологии чем-то новым, и на ней, в тех или иных вариантах, строится множество терапевтических методик.

Работая с Матрицей как с целостной системой, необходимо постоянно помнить о базовом принципе ее существования, который заключается в исходном стремлении сохранить устойчивость и эргономичность своего функционирования, на каких бы деструктивных элементах они бы ни основывались. Вторым по значимости законом Матрицы является принцип формирования деструктивных паттернов, которые создаются как механизмы защиты и выживания в раннем детстве и, с точки зрения системы, имеют безусловный приоритет перед более поздними психологическими установками, какими бы полезными ни считало их наше сознание.

Разумеется, помимо деструктивно заряженной части Матрицы, существует и конструктивно настроенная ее часть. О ее структуре и отношениях между этими частями мы поговорим чуть ниже, сейчас же рассмотрим сущность деструктивной части как основного объекта трансформационного процесса. Необходимо сделать одно очень важное пояснение. Ни одна часть матрицы в виде четко оформленного психофизиологического паттерна не является априори устойчиво конструктивной или устойчиво деструктивной. Паттерн приобретает положительные или отрицательные характеристики в зависимости от контекста воздействия на систему, и наша задача заключается в трансформации не самого паттерна, а характера связей между паттернами.

На практике это выглядит таким образом. Предположим, человек имеет высокий уровень эмпатии и является убежденным альтруистом. С точки зрения морали, господствующих социальных или религиозных норм эта сторона его характера является безусловно положительным паттерном. Но при этом человек ощущает, что этой его чертой окружающие пользуются только в эгоистических интересах, принимая его помощь как должное, не испытывая благодарности и бурно возмущаясь при попытках отказаться от участия в жизни другого человека в ущерб своим интересам. Это порождает отчаяние, чувство обиды, недоверчивость нашего героя, которые очень плохо влияют на состояние его психики и здоровья.

Эта закономерность универсальна: нет объективно конструктивных и объективно деструктивных узлов системы. Данные характеристики определяются характером связей между ними и полностью зависят от контекста конкретной жизненной ситуации. В любой момент наша сила может стать нашей слабостью, и наоборот, и сделать этот процесс хотя бы относительно предсказуемым мы можем, только детально изучив каждый узел нашей Матрицы, поняв скрытую мотивацию именно такого поведения и все возможные варианты его практической реализации. В случае нашего эмпата-альтруиста очевидно, что эта черта характера базируется на глобальной неуверенности в себе и подсознательного стремления добиваться признания окружающих только путем ущемления своих интересов.

Таким образом, нелинейность и неравновесность системы-человека в нашем случае заключается в стремлении сохранить зыбкий и неустойчивый баланс между детскими бессознательными и взрослыми сознательными установками, а также соблюдать хотя бы относительный паритет между условно конструктивными и условно деструктивными связями частей Матрицы. И, начиная работу по трансформации негативных паттернов Матрицы, нам необходимо всегда помнить об этой особенности, не увлекаясь жестко линейными методами, принятыми в традиционной терапии.

Изучить механизм этой работы можно, обратившись к определению узловых точек системы, существующему в теориях нелинейных процессов, хаоса, диссипативных структур и подобных им научных направлениях. Слово «аттрактор», образованное от английского attract – притягивать, привлекать, обозначает именно такую точку, которая служит центром притяжения всех энергопотоков, циркулирующих в окрестностях этой точки. Разумеется, это предельно упрощенное, даже примитивное описание такого сложного явления, но если эту книгу будет читать физик, надеюсь, он простит мне отсутствие терминов вроде «подмножества фазового пространства», которые способны сбить с толку людей, мыслящих другими категориями.

Итак, наша Матрица состоит из большого количества узловых точек – аттракторов, попадая в сферу влияния которых, наше поведение приобретает определенный вектор движения, зависящий от конкретных характеристик аттрактора, который в этот момент времени становится доминирующим. С точки зрения описываемой в этой книге теории, наш аттрактор будет включать в себя физиологические, психологическо-ментальные и социальные факторы, которые соответствуют определенному типу поведения. То есть при получении сигнала из социума, совпадающего с какой-то значимой для человека психофизиологической установкой, сформированной в детстве и до поры до времени дремлющей в его подсознании, запускается процесс активации соответствующего аттрактора. Этот аттрактор представляет собой практически рефлекторную схему реагирования на внешний раздражитель, которая, подавляя другие аттракторы, реализуется в форме каскада психофизиологических реакций, имеющего своей целью разрядку возникшего психофизиологического напряжения.

В реальной жизни это выглядит так. Сотрудник компании получает задание подготовить презентацию нового продукта. В одном случае он будет рад и горд оказанным ему доверием, у него активизируется префронтальная кора головного мозга, повысится уровень дофамина, мысль станет ясной и четкой, и он в рекордные сроки справится с полученным заданием. В другом случае он испытает страх, активирующий миндалину и островковую зоны мозга, в кровь выплеснутся глюкокортикоиды, он будет чувствовать оцепенение, сомнение в том, что способен справиться с полученным делом, временами переходящее в отчаяние.

Можно подумать, что в этом примере речь идет о двух разных людях, но нет, это один и тот же человек. В своей практике я много раз встречался с тем, как доминантный альфа-самец, победитель с большой буквы, в ситуации, где, казалось бы, не предвидится никаких неожиданностей, вдруг становится бараном, идущим на заклание. И наоборот – вялый мизантроп начинает вести себя как пассионарий, для которого любое великое дело по плечу.

На включение того или иного аттрактора, который будет управлять вариантами поведения человека, влияет большое количество факторов, каждый из которых в отдельности не может оказывать значительного влияния на поведение человека. Но собравшись вместе, они способны превысить некий критический порог, после которого запускается рефлекторная реакция, сформированная тем или иным аттрактором Матрицы и на практике реализующаяся в форме того самого ФКД или схемы П. К. Анохина, которые мы рассматривали в начале книги.

В теориях, изучающих нелинейные системы, такая точка выбора того или иного сценария развития событий называется точкой бифуркации. Это точка, в которой возникает неопределенность, и любого малозначительного фактора может быть достаточно для того, чтобы система выбрала любой из потенциально возможных вариантов действия. Для поведения системы, находящейся в точке бифуркации, характерны непредсказуемость выбора дальнейшего сценария и кратковременность, поскольку она является переходным этапом между двумя относительно устойчивыми состояниями.

Для нашего офисного клерка такими факторами, влияющими на выбор в точке бифуркации, может быть интонация начальника, с которой он давал поручение, случайное замечание коллеги или реплика жены, с которыми он поделился своими перспективами. Еще раз повторюсь: таких факторов очень много, большинство из них не фиксируется сознанием, вероятность их появления, величину и последовательность невозможно предугадать ни на рациональном, ни на интуитивном уровне. Единственный способ обрести хотя бы частичный контроль над реализацией негативного сценария, спровоцированного тем или иным аттрактором своей Матрицы – заблаговременно изучить их основные характеристики, механизмы реализации их алгоритмов действия и выработать эффективные способы противодействия их разрушительной деятельности.

На первый взгляд, эта задача решается на психологическо-ментальном уровне. Нужно всего лишь изучить наиболее распространенные психологические реакции, рационализировать их и подобрать контрдоводы, которые помогут их нейтрализовать. Однако такой путь, по моему мнению, является очень поверхностным, и главным инструментом контроля возможного негативного сценария является физиология.

В человеке неистребима вера в чудо, которое, в данном случае, для него символизирует инсайт. Это внезапное озарение, когда он вдруг получает ясное представление о сути своей проблемы, корнях ее возникновения и формах проявления в жизни, рождает ощущение своего полного контроля этой проблемы, поддержанное мощным выбросом в кровь всех гормонов, сопровождающих состояние эйфории. Но спустя некоторое время в глазах этого человека возникает недоумение, сопровождающееся тирадой: «Как же так? Я же понимаю, в чем моя проблема, осознаю ее, почему она не уходит?!!».

К сожалению, реальность такова, что разрубить гордиев узел психологических проблем блестящим и острым мечом инсайта удается в ничтожном проценте случаев. Понять, почему так происходит, можно с помощью теории Джеймса-Ланге, которую, независимо друг от друга, в конце XIX века выдвинули У. Джеймс и К. Ланге. Согласно этой теории, эмоции не имеют самостоятельной функции, а являются следствием осознания человеком физиологических изменений в своем организме. То есть человек получает информацию из окружающей среды, которая не регистрируется его сознанием, и эта информация вызывает физиологическую реакцию, которая и запускает каскад эмоций. Допустим, наше зрение зафиксировало опасность, которая еще не осознается мозгом, в кровь выбрасываются гормоны стресса, которые приводят организм в состояние боевой готовности, и только затем физиология запускает эмоции, чтобы довести до мозга информацию о потенциальной опасности.

Эта теория достаточно спорная, она подвергалась многочисленной и обоснованной критике, но здравое зерно в ней, безусловно, есть. В частности, именно этой концепцией можно объяснить милую способность женщин раздувать скандал из того, что мужчинам кажется пустяком, и в процессе этого скандала приводить аргументы, которые не относятся к его основной теме. Дело в том, что симпатическая часть вегетативной нервной системы, отвечающая за процессы возбуждения, у женщин успокаивается значительно медленнее, чем у мужчин. Так устроила Природа, и у нее были для этого основания. И когда симпатика возбуждена, мозгу приходится рационализировать это возбуждение, находить для него обоснование, постоянно взвинчивая эмоции, и доходить в своей аргументации до «времен Очаковских и покоренья Крыма», даже если эти аргументы не имеют никакого отношения к предмету спора [88].

Таким образом, наивная вера в то, что устойчивые эмоциональные и когнитивные реакции, сопровождаемые такими же устойчивыми нейронными связями в мозге и жестко определенной реакцией гормональной системы, которые формировались годами и являются для организма привычными, вдруг, под влиянием внезапного озарения, враз изменятся, напоминает веру в Санта Клауса. Именно поэтому я регулярно отправляю своих клиентов на медицинские обследования, считая, что только устойчивое изменение физиологических параметров может свидетельствовать об эффективности терапии.

Это пространное отступление от основной темы главы было необходимо для понимания важности всех составных частей психофизиологического аттрактора, и теперь мы можем перейти к чрезвычайно важному состоянию этого аттрактора, которое в физике дало основание назвать его «странным», или «хаотическим» аттрактором. Когда из внешней среды поступает достаточно сильный сигнал, аттрактор, наиболее предрасположенный к реакции на этот сигнал, из относительно стабильного состояния переходит в состояние неустойчивости, которое характеризуется хаотичным поведением.

При слове «хаос» в нашем воображении возникают апокалиптические картины абсолютного беспорядка, полной потери системы координат и предсказуемости. На самом деле хаос – одно из самых интересных явлений, последние несколько десятилетий занимающее умы представителей разных направлений науки. Теория хаоса неразрывно связана с именами французского математика А. Пуанкаре, американского физика и математика М. Фейгенбаума и американского же математика и метеоролога Эдварда Лоренца (не путайте с этологом Конрадом Лоренцем, о котором я писал выше). Именно Э. Лоренц ассоциируется с теорией хаоса в сознании большинства интересующихся этой темой людей, благодаря романтическому термину «эффект бабочки», использованному им в своей статье и ставшему одним из фетишей массовой культуры.

Хаос является полноправным участником большинства процессов, происходящих в нашем мире. Как ни парадоксально это прозвучит, но хаотические закономерности наблюдаются в экологии, астрономии, электромеханике, физиологии и т. д. [95, с. 237]. Этот парадокс легко разрешается описанием хаотического состояния, которое утверждает хаос как особый вид упорядоченности, при которой количество переменных, воздействующих на объект, резко увеличивается, и поведение объекта можно предсказать только на очень коротком отрезке времени. Любой долгосрочный прогноз поведения хаотичной системы невозможен, так как даже небольшие возмущения растут по экспоненте.