Как-то в один из выходных дней Леонид решил сходить в церковь. Все время, пока он шел к своей цели, в голове крутилась одна и та же мысль: «Ну зачем я иду туда? Я же неверующий». Но стоило ему войти в храм, как эта мысль исчезла, и на душе стало тихо и спокойно. Он тут же купил в церковной лавке икону святого Целителя Пантелеймона в надежде, что мама жива, и свечку. Свечку поставил около иконы и, поглядев на прихожан, как правильно креститься, перекрестился.
Леонид не всегда был замкнутым и нелюдимым. Весельчак, оптимист еще в студенческие годы и первые годы после учебы, уже работая в НИИ, он был чуть ли не душой в любой кампании, но с некоторых пор начал сильно меняться, становясь мнительным, неразговорчивым, а порой и говорил такую несуразную чушь, что краснеть за него и отводить взгляд приходилось тем, кто слушал его.
Случилось это лет пять-шесть назад. Леонид уже жил один.
Зарплату тогда выдали в пятницу, хотя раньше всегда, если выдача денег приходилась на последний день рабочей недели, то ее переносили на понедельник. Он задержался на работе. Когда вышел на улицу, уже темнело и по дороге к автобусу ему встречались только редкие прохожие: все уже давно находились дома, строя планы на выходные. У Леонида не было таких проблем, так как накануне они с другом-сослуживцем решили проверить одну идею и договорились назавтра пораньше встретиться на работе; пропуска в институт на выходные дни они оформили заранее.
Он вышел из автобуса на своей остановке и вспомнил, что дома нечего есть. Оглянувшись по сторонам, Леонид обратил внимание на еще открытый небольшой застекленный магазинчик и направился к нему. Продавщица продуктового отдела тут же выложила на прилавок продукты, которые он перечислил. Опустив руку в левый внутренний карман пиджака, он нащупал пачку денег, туго перемотанную канцелярской резинкой, из которой если вытаскивать купюры там же в кармане, то они, наверняка, порвутся. Надорванные деньги продавщица не примет. «И почему наш кассир всегда перекручивает резинку в три, а то и в четыре раза?» – подумал молодой человек. Выход был только один: достать всю пачку. Он обернулся вокруг – никого, достал всю пачку, расплатился и убрал деньги обратно в карман.
До своего дома ему надо было пройти под мостом и через сквер. Проходя через пустынный островок зелени, единственный в их районе среди сплошного асфальтного покрытия, Леонид вдруг почувствовал какое-то движение сзади. Он только начал поворачивать голову, чтобы посмотреть назад и… очнулся, видя над собой белый потолок, а вокруг белые стены. «Больница!» – мелькнуло в голове у него. Попытался встать, но тут же почувствовал сильную головную боль и без сил снова опустил голову на подушку. Тут же над ним склонились мужчина и женщина в белых халатах. «Врач и медсестра», – понял Леонид. Как выяснилось позже, он попал в отделение нейротравматологии городской больницы.
– Наконец-то вы очнулись. У вас, молодой человек, сотрясение мозга, ушиб пришелся на левую половину лба. Насколько серьезная у вас травма, мы пока не знаем, надо пройти обследования – это займет где-то неделю, – и, улыбнувшись, врач добавил: – Жить будете!
– А какой сегодня день? – спросил Леонид.
– Суббота, – ответила медсестра. – Вас обнаружил полицейский патруль вчера поздно ночью, он и вызвал скорую помощь.
– Ну да, дознаватель еще придет к вам, вот с ним и побеседуете, а сейчас скажите, у ваших родственников ни у кого не было психических отклонений? – спросил мужчина в белом халате.
– Нет, – ответил Леонид, вспомнив маму и подумав: «Почему он так спросил? Может, я вел себя неадекватно, когда находился без сознания?»
– Вот и хорошо, – произнес врач. – А пока отдыхайте, предварительное обследование показало, что хотя сотрясение и было достаточно сильным, но патологий у вас пока не выявлено. Завтра начнем проводить остальные обследования, отдыхайте.
«Значит, не начни я оборачиваться влево, когда мне послышались какие-то звуки за моей спиной, удар пришелся бы в висок и мог быть смертельным для меня. И это из-за той небольшой зарплаты, что я получаю: пачка денег хотя и была внушительной, но только из-за того, что состояла из мелких купюр. Но где же он или они могли увидеть у меня деньги? Ведь явно выслеживали именно меня», – думал Леонид.
И вдруг вспомнил, что стена магазина за спиной продавщицы была из прозрачного стекла. Вспомнил он также, что, проходя под мостом, краем глаза заметил сзади двух мужчин, идущих явно целенаправленно быстрым шагом в туже сторону, что и он сам.
«Вот люди – готовы убить за то, что есть у человека при себе, пусть это даже копейки! Жизнь человеческая ничего не стоит!» И его всего передернуло с ног до головы то ли от страха, то ли от невозможности что-либо изменить в этом мире и жить дальше, просто примирившись с тем, что такое существует и впредь быть предусмотрительней.
«Ну ладно, проехали, а выйти мне отсюда надо не позже завтрашнего дня. Поскольку завтра день нерабочий, а с понедельника уже нужен будет больничный лист, и в институте узнают, что я попал в нейротравматологию, а этого-то я и не хочу. Да и сколько будет проходить обследование, неизвестно, а уже и не тошнит почти, – думал Леонид. – А боль в голове? Пройдет, отлежусь за воскресенье».
Но стоило ему сказать об этом лечащему врачу, как тот накричал на него и категорически отказался отпустить из больницы. Леонид попытался взять свои вещи из больничной камеры хранения, но без разрешения лечащего врача их отказались выдавать. Тогда он, спросив дежурную по этажу о разрешении воспользоваться телефоном, позвонил своему другу, с которым должен был сегодня встретиться на работе, объяснил ему кратко ситуацию, и попросил принести в приемные часы какую-нибудь одежду. Вечером Леонид был уже дома – запасной ключ от квартиры лежал все там же, в ящике, где на лестничной клетке находятся электросчетчики. Через два дня он забрал свои вещи из больницы, денег, конечно, не было, но все остальное уцелело после нападения бандитов.
Голова перестала болеть через несколько дней, но вопрос врача о психических заболеваний у родственников еще долго не выходил из его головы.
Как-то он решил попытаться разыскать маму. Это оказалось нетрудно: она была жива и находилась на постоянном лечении в одной из психиатрических больниц за городом. Получить разрешение на свидание оказалось просто: надо было только приехать в дни и часы приема и объяснить лечащему врачу отделения, где лежала мама, причину посещения. В данном случае причина была веской: сын. Леонид показал свое свидетельство о рождении.
Больница находилась в нескольких сотнях метрах от остановки электрички, и это расстояние молодой человек прошел очень быстро, не замечая ничего вокруг себя.
В комнате свиданий ждать пришлось долго. Судя по тому, что он видел в коридорах больницы, все ходили неопрятные, кто в чем одет. О больничных халатах или пижамах и говорить не приходится, в глазах лечащихся полное непонимание, где они находятся и что с ними делают (к тому же все женщины были пострижены наголо). Молодой человек понял, что перед свиданием с посетителями пациентку приходиться долго приводить во что-то хотя бы похожее на человека. «Ну, таблетками их здесь пичкают до упора, ведь это же не люди, а овощи какие-то», – зло подумал Леонид. Когда привели маму, они, конечно же, не узнали друг друга. Впрочем, с тех пор как они расстались, прошло уже более двадцати лет. «А, может, хоть что-то осталось от тех пяти лет?» – с надеждой подумал Леонид. Действительно, минут через пять, глядя на это одутловатое от лекарств лицо и остатки красоты, явно угадываемые на лице женщины, молодой человек ощутил, как тепло волной прошло в голове и груди, и он, скорее, не узнал, а почувствовал, что эта женщина – его мама.
– Мама! Это я, твой сын, Леня! Ну узнай же меня, ради Бога! – с мольбой выговорил он, глядя на женщину, которая еще пять минут назад казалась ему чужой.
Женщина бессмысленно оглядывала комнату, в которую ее привели, казалось, думала, где она и зачем. Неожиданно взгляд ее просветлел, очевидно, болезнь чуть отступила на мгновение, и мама, глядя куда-то в сторону, сказала громко и ясно:
– Леня, сынок! Ты не забыл меня? А как папа? Он не болеет?
И тут же слезы обильно потекли по щекам обоих. Он еще хотел что-то сказать, но глаза мамы вдруг стали снова отрешенные, и он услышал, как она начала говорить шепотом:
– Ты слышишь эти голоса? Нам нельзя быть вместе долго! Уходи скорей, а то они и тебя здесь закроют навсегда: они все могут, эти голоса.
Последние слова она уже выкрикивала, явно находясь в панике от страха. Взгляд ее оставался бессмысленным.
В комнату вбежали два медбрата, взяли ее под мышки и, безвольную, с шаркающей походкой, увели. В дверях один из них сказал:
– Все. Свидание окончено. Зайдите, пожалуйста, к лечащему врачу, она хочет с вами поговорить. Зовут ее Зоя Петровна.
Кабинет лечащего врача находился на этом же этаже, и Леонид легко нашел его. На двери была прикреплена табличка с надписью: «Симонова Зоя Петровна, психиатр».
Молодой человек постучал в дверь и, не услышав ответа, осторожно приоткрыл дверь кабинета и тихо сказал:
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, – ответила врач, сидевшая за маленьким столиком и что-то быстро писавшая в журнале. – Проходите, присаживайтесь, Леонид… (она быстро заглянула в какую-то бумагу) Семенович, я сейчас освобожусь.
– Я подожду, не спешите, – ответил он и присел к столу.
– Вот и все, я закончила, – сказала врач и устало вздохнула. – Даже подумать не могла, учась в институте, что бумажная работа будет отнимать столько времени, а мне ведь надо пациентами заниматься. Спрашивайте.
Она подняла глаза, всем своим видом показывая заинтересованность в разговоре и свою готовность выслушать посетителя и ответить на его вопросы.
– Я хотел бы узнать о состоянии мамы, Ольги Корчевниковой.
– Видите ли, молодой человек, бывший лечащий врач когда-то вашему отцу объяснял, что, кроме как поддерживать в вашей маме жизненные функции и остатки ее «я», сделать ничего невозможно. Организм еще борется и сопротивляется полному распаду личности: моменты осознания себя и окружающих редки и кратковременны. С тех пор ничего не изменилось.
– Скажите, пожалуйста, а может ли эта болезнь быть врожденной? – спросил Леонид.
Зоя Петровна с удивлением посмотрела на Леонида и ответила:
– Да. Очень часто эта болезнь имеет наследственные корни, но для ее проявления нужен какой-то толчок, стресс, если хотите. Могли бы вы мне рассказать вашу семейную историю? Отец ваш отказался в свое время говорить на эту тему.
Леонид согласился и рассказал все, что знал сам, только предупредил, что самому ему было всего пять лет, когда все это случилось, и рассказал он со слов дяди, заменившего ему отца, когда того не стало.
Зоя Петровна внимательно выслушала и спросила:
– Знаете ли вы, кто были родители вашей мамы?
– Ее мать работала учителем младших классов, а отец был, точнее, пытался быть художником.
– А известно ли вам о каких-либо психических отклонениях у ваших близких и дальних родственников?
– Насчет родственников ничего сказать не могу, а вот у мамы, со слов дяди, истерики случались нередко, – ответил молодой человек.
– Понятно, – сказала Зоя Петровна. – А у вас самих были когда-нибудь серьезные травмы, например сотрясение мозга, операции?
– Только сотрясение мозга, но не тяжелое, – ответил Леонид. – Поставили диагноз в городской больнице, что патологий нет, и в тот же день я ушел оттуда, не пройдя полного обследования. Дня через три-четыре голова болеть перестала.
– И когда это было? – спросила врач.
– Лет пять-шесть назад.
– И как вы себя сейчас чувствуете? – спросила Зоя Петровна.
– Нормально, – ответил Леонид и, не давая времени врачу задать очередной вопрос, спросил сам:
– А как правильно называется эта болезнь?
– Не желаете продолжать разговор о себе – это ваше право, – сказала молодой врач. – А если хотите знать, как называется, то по-простому без мудреных медицинских терминов – шизофрения, скажем так, в тяжелой форме.
Леонид задумался, вспоминая тех, кого видел в коридорах больницы, пока шел в комнату для свиданий: «Можно ли их назвать людьми, ведь сюда попадают на постоянное лечение фактически безнадежные больные?»
– И все-таки это люди, – сказала Зоя Петровна, угадав, о чем думал Леонид. – И мы будем делать все, чтобы сдержать развитие болезни.
– Ей что-нибудь надо приносить, может быть, чего-то не хватает?
– Сами приходите почаще – это может положительно сказаться на пробуждении ее сознания, – ответила врач.
Зоя Петровна встала из-за стола, показывая тем самым, что время, отведенное на разговор с посетителем, закончилось:
– Извините, Леонид Семенович, но меня ждут еще посетители.
Он встал, попрощался и направился к двери кабинета.
Стоя уже в дверях, он спросил:
– Могу ли я забрать маму из больницы домой?
– Оформив все положенные документы и взяв всю ответственность на себя – можете: на сегодняшний день состояние ее стабильно, и она не угрожает ни собственной жизни, ни безопасности окружающих, – услышал он ответ.
– А болезнь может прогрессировать?
– В том-то и дело, что может. А это ведет к полной потере личности, то есть своего я. Иногда больные, чувствуя, что болезнь прогрессирует, и понимая в момент, когда приступ отпускает, к чему это ведет, осознавая свое будущее, совершают самоубийство. Вот почему оставлять их одних ни в коем случае нельзя.
– Я понял: нужна сиделка?
– И сиделка, которая бы строго наблюдала за выполнением всех рекомендаций врачей.
– Да. Или, Леонид, тебе надо увольняться с работы, если финансы позволяют. Так что подумай очень серьезно, прежде чем взять маму к себе, – ответила лечащий врач. – Я бы не советовала. Это очень тяжело.
Она так легко перешла на «ты» будто они знакомы уже не первый год. И вдруг молодой человек увидел перед собой не врача, ежедневно соприкасающегося со столь страшными болезнями, а просто молодую красивую девушку, вчерашнюю студентку, пухленькую, с открытым теплым взглядом, выглядевшую такой домашней-домашней, немного младше его и смотревшую на него как-то по-родному, с пониманием и сочувствием.
– Конечно, я еще много буду думать над вашими словами.
Возникла неловкая пауза: вроде, все уже сказано, и оба стояли, молча глядя друг на друга. Наконец Леонид еще раз попрощался:
– До свидания, Зоя, надеюсь, теперь мы будем встречаться часто.
– График моих дежурств возьми в регистратуре, – подсказала Зоя.
До станции электрички Леонид шел с противоречивыми чувствами: с чувством огромной потери в жизни – мама никогда не вылечится, и в тоже время он чувствовал, что встреча с Зоей может совершенно изменить его жизнь. Неожиданно для себя он стал замечать ту красоту, среди которой находился в данный момент. Он шел между лип прекрасной аллеи. Деревья, наверняка, были посажены еще в царское время, как и весь парк вокруг. Стояла полная тишина. Только начавшиеся появляться маленькие листочки на деревьях аллеи тихо, еле слышно шелестели, переговариваясь с вольно гуляющим по всему свету ветром и узнавая о событиях, происходящих в мире. Редкие прохожие, идущие навстречу ему или обгоняющие его, тихо приветствовали молодого человека, желая Леониду и всем его родственникам доброго здравия. Он вспомнил здание больницы, устроенной в отремонтированном дворянском доме. Вся усадьба умиротворяла своим видом и вселяла душевное спокойствие. Трудно было найти место лучше для такой больницы.
И все-таки в электричке, направляющейся в город, его не оставляла мысль о том, как же несправедлива жизнь: одним она дает все, у других все отнимает, даже то малое, что они имеют – свое собственное я.
Однако вспомнив Зою, он улыбнулся, и настроение его сразу же улучшилось.
Шло время. Леонид регулярно навещал маму, но к себе ее так и не забрал. При его зарплате нанять профессиональную сиделку было нереально. Каждый раз, сидя в электричке, он с нетерпением ждал встречи с Зоей. Впервые в жизни он влюбился, и трудно было сказать, что больше тянуло его приехать в больницу: чувства к маме или любовь к Зое. Все-таки мама – это его прошлое, которое он и не помнил, и это скорее был зов родной крови. Зоя – это было его настоящее, а может быть, и будущее: ведь она прекрасно все понимала и не отвергала его ухаживаний. Как-то в очередное свое посещение мамы он зашел в кабинет лечащего врача и сходу сказал:
– Зоя Петровна! Пойдемте вечером куда-нибудь вдвоем, например, в кино, ресторан? – сказал Леонид и добавил: – Или просто погуляем по городу? Надеюсь, вы не замужем?
– Во-первых, по-моему, мы перешли на ты, во-вторых, я не замужем, – улыбаясь, ответила Зоя со смущенным и удивленным видом. – И в-третьих, я согласна, но только погулять по городу: в рестораны не хожу и кинотеатры не люблю, лучше живое общение, расскажете о себе, а я о себе, да и о психиатрии поговорим. Эта тема, думаю, тебе интересна.
– Да, очень интересно, почему ты выбрала именно эту профессию! – согласился молодой человек и подошел к Зое вплотную, собираясь поцеловать ее.
– Какой ты прыткий! Всему свое время, – сказала девушка, сделала шаг назад и, вопросительно посмотрев на Леонида, добавила: – В эту субботу я не дежурю в больнице.
– Я тоже свободен.
Они договорились о месте встречи; так начались их личные отношения.
Прошло уже больше пяти лет после того случая с нападением на Леонида в сквере. Он уже начал забывать о нем. Жизнь продолжалась и, как он считал, продолжалась прекрасно. Молодой человек был счастлив, что повстречался с Зоей, хотя за все время ему удалось поцеловать ее только один раз. Зоя была из интеллигентной семьи, прекрасно образована, очень общительна: она могла поддержать разговор на любую тему, но воспитана была в строгих правилах.
Как-то Леонид, гуляя по улице без какой-либо цели, спустился в подземный переход и, смотря себе под ноги, стал пинать перед собой кем-то брошенную скомканную пачку сигарет. Он, как мальчишка, так сосредоточился на этом занятии, что не обращал внимания на окружающих. Неожиданно раздался визг маленького ребенка, он машинально повернул голову направо и тут же почувствовал удар в левый висок чем-то твердым. Посмотрев перед собой, он увидел передернутое злобной гримасой лицо уже давно небритого немолодого мужика, потирающего свой лоб.
– Вперед перед собой смотреть надо! – выкрикнул возмущенно тот, и пошел дальше.
Не успев извиниться перед мужчиной, Леонид тут же вспомнил то нападение на него, голова вдруг сильно заболела и в глазах все вокруг начало расплываться, и вскоре пелена полностью затмила его взор. Он стоял посреди перехода, беспомощный, ничего не видя перед собой. Неожиданно он вспомнил, что видел мельком это лицо, перекошенное гримасой, тогда, когда на него напали в сквере, поворачивая голову влево перед ударом по голове. Сколько он так стоял, он не знал, но когда в глазах немного прояснилось и он обернулся назад, то смутно различил только удаляющуюся старушку, опирающуюся на палочку. Попробовал сделать шаг и тут же, чтобы не упасть, схватился за стенку перехода. Все вокруг снова стало расплывчатым, и он повернул назад, домой, держась одной рукой все за ту же стенку подземного перехода, а другой водя перед собой, как слепой, чтобы не наткнуться на что-нибудь или на кого-нибудь. Дойдя до конца перехода, он беспомощно остановился, прислонился плечом к стенке, не зная, что ему теперь делать. Леонид мучительно старался вспомнить, сколько поворотов между домами и в какую сторону их надо делать, чтобы дойти до дома. Но голова болела до того сильно, что он не мог даже сообразить по какой лестнице подняться из перехода на улицу: левой или правой. Он чуть различал смутные очертания проходивших мимо людей, слышал незнакомые голоса и не понимал, о чем они говорят. Проходившие мимо двое полицейских обратили на него внимание, подошли к нему и один попросил Леонида «дыхнуть» на него.
– Нет, вроде непьяный, – сказал он напарнику.
– Сердце? – спросил второй полицейский. – Так у меня и валидол, и даже нитроглицерин есть. А то можем машину скорой помощи вызвать. С вами такое в первый раз случилось?
– Нет, – с трудом выговорил Леонид. – Ничего не надо, спасибо вам.
И чтобы отвязаться от патруля соврал:
– У меня так бывает: закружится голова, примешь таблетки, – и он похлопал себя по нагрудному карману пиджака. – Постоишь немного, и все проходит, надо только подождать и отдышаться. Если нетрудно, выведите меня наверх из перехода и подскажите, в какой стороне (он назвал адрес), и на том спасибо.
Полицейские помогли ему подняться по лестнице и рассказали, как дойти до дома, который он указал, а скорую по рации все-таки вызвали. Леонид слышал, как они переговаривались между собой и решали, что предпринять: «Да ты посмотри на него, совсем плох, нельзя его так вот здесь оставить. Закуривай, будем ждать скорую». Молодой человек категорически не хотел в больницу: впрочем, как и почти все молодые люди, и надеялся, что вскоре действительно голова перестанет кружиться и он станет все четко видеть, но веры в это у него было мало: уж больно сильно прихватило.
И вдруг он услышал знакомый и такой желанный голос Зои:
– Что случилось? Почему его задержали?
– Мы его не задерживали, – оправдывался полицейский тот, что повыше ростом. – Он идти не может, вот мы и вызвали «скорую», ждем.
Зоя посмотрела на Леонида, тот отрицательно помотал головой.
– Мой дом в трех минутах ходьбы отсюда, рядом с его домом. Я доведу его, спасибо вам за помощь, – сказала Зоя.
– А вы кто ему будете?
– Невеста.
Полицейские недоверчиво посмотрели на девушку и принялись звонить, отменять вызов скорой помощи.
С большим трудом Леонид и Зоя добрались до его дома.
Он сразу же повалился на кровать.
Она присела на край кровати, положила ему мокрое холодное полотенце на лоб и стала делать массаж головы.
Леонид начал медленно приходить в себя.
– Спасибо за помощь и за «невесту», – выговорил он.
Видя, что он уже может разговаривать, Зоя сказала:
– Вот и побывала у тебя в квартире. Ладно, потом дифирамбы петь будешь, а теперь рассказывай, что случилось.
Только теперь это была не та нежная девушка, которой он назначал свидания и даже один раз поцеловался, а строгий врач-психиатр Зоя Петровна.
Леонид рассказал, что произошло, и что он узнал мужика, который ударил его по голове тогда в сквере, при ограблении. Вера надолго задумалась и затем серьезным голосом произнесла:
– Надо серьезно обследоваться. Я могу устроить это в нашей больнице.
– Во-первых, у меня завтра доклад на ученом совете по теме, над которой работал не я один, а коллектив сотрудников, а я был руководителем этой работы, и занимались мы ею два года; во-вторых, чтобы ты поняла важность мероприятия, эта тема и составляет суть моей диссертации, и если все удачно, то я получу должность старшего научного сотрудника; в-третьих, в научном мире, как и в любом творческом мире, всегда много оппонентов, а проще завистников, недоброжелателей, а говоря еще проще – врагов. И последнее: если ты забыла, то напоминаю, что я работаю в научной организации, и любой даже намек на психушку приведет к моему личному краху, я уж не говорю о коллективе, который со мной работал, – медленно и абсолютно четко выговорил Леонид. – Да и голова уже почти не болит.
– Ты будешь обследоваться амбулаторно: приходить и после обследования уходить домой, – предложила Зоя.
– Нет! Это большой риск: можно случайно встретить знакомого, сослуживца, их родственников, да мало ли что может произойти.
– Ладно, пока тебя оставляю в покое, но сама иногда буду приходить к тебе, чтобы узнать, как ты себя чувствуешь и принимаешь ли лекарства. И имей в виду, что муж-шизофреник мне не нужен, – уступила, улыбаясь, Зоя. – Второй ключ от квартиры я оставлю себе. Где у вас аптека?
Она вернулась через полчаса, рассказала, как принимать лекарства и в каких случаях срочно звонить ей и убежала на работу. Почему-то особенно болезненно воспринял Леонид слова о шизофренике. «Правильно, не соглашайся лечь в больницу», – прозвучало в голове. Молодой человек обернулся по сторонам и, никого не увидев, решил, что померещилось.
На следующий день доклад проходил гладко, и аудитория уже начала зевать, всем казалось, что положительное голосование уже гарантировано. Только у Леонида с середины доклада начало появляться чувство безразличия к тому, что он говорит, и наконец тема стала ему полностью безразлична, но не по сути, а потому что докладывает он ее, вроде как, только открывая рот, и произносит сами звуки, а говорит за него некто. Молодой ученый замолчал, прислушался: нет, все тихо. И вдруг начал опровергать все, что он говорил до этого момента, затем вновь замолчал. Промелькнула мысль – чья? – «Не о том ты говоришь, вспомни Зою», – и Леонид Семенович начал говорить о звездах и о любви, а далее понес такую несуразицу, что аудитория слушала, замерев с широко раскрытыми глазами. Затем неожиданно он стал читать стихи о любви известных поэтов. В зале для докладов стало твориться что-то невообразимое: крик, звук падающих стульев, кто-то крикнул: «пожар» и «неотложку надо вызвать»… Это был первый приступ надвигающейся болезни, которая ждала своего проявления с его рождения.
Очнулся Леонид в больничной палате и над ним склоненное лицо Зои:
– Ты пропал на два дня. Пришлось идти в твой НИИ, так что не напрягайся и не старайся рассказывать: я все знаю. Сегодня же добьюсь перевода тебя в нашу больницу. Все, отдыхай.
Его перевели в тот же день. В палате было коек двадцать, и все они были заняты. Народ был тихий и с виду вроде как заторможенный. Леонид вспомнил маму и подумал: «Накачали всех таблетками».
На следующее утро на обходе пришла Зоя. Настоящий строгий врач в белом халате и с тонометром в нагрудном кармане.
– Голова не болит? – спросила она. – Ты сейчас можешь говорить?
Леонид утвердительно кивнул головой:
– Могу.
– Я опросила твоих сотрудников, так что как это выглядело со стороны, я в общих чертах знаю, – сообщила Зоя. – Но хотелось бы услышать от тебя, как ты себя чувствовал на собрании или как там это у вас называется, о чем думал, делая доклад. И как сам-то считаешь, твои мысли это были? И до какого момента помнишь те события?
– На шизофрению намекаете? – спросил Леонид, переходя на вы, и добавил: – А что? Не надо маму ездить навещать, ведь она здесь же в этой больнице!
– Не горячись, Леня, тебе надо сначала обследования пройти: все-таки несколько лет назад удар по голове был, и ты терял сознание, да и недавние события. А диагноз? Он и от тебя зависит, насколько ты будешь откровенен со мной и все ли будешь мне рассказывать. У тебя же не полный распад личности! Значит, диагноз я могу поставить только с твоей помощью! Ладно, отдыхай завтра и начнем.
«А ведь она подсказала мне, как можно избежать диагноза шизофрения и остаться для окружающих нормальным человеком, сохранить работу в НИИ, а дальше жить как смогу, – подумал Леонид с кривой усмешкой. – Спасибо ей, конечно, но Зою я потерял, теперь она для меня вновь Зоя Петровна – лечащий врач мой и моей мамы, можно сказать, семейный психиатр».
– Пойдем, парень, покурим, разговор есть, – сказал один из лежащих в палате: поживший уже мужчина и, судя по всему, имеющий некоторый опыт в психиатрических делах.
– Слышал я твой разговор с врачихой, – сказал пациент, – Значит, не хочешь психиатрического диагноза?
– Кто же его хочет, – ответил молодой человек.
– О!.. Есть такие и немало. Например, инвалидность, пенсия, льготы, отмазка от армии или уголовного дела… все и не перечислишь. Тебя-то почему диагноз волнует? – спросил мужик.
– Просто хочу, чтобы никто не знал, если вдруг диагноз нехороший поставят, и считали меня нормальным, как и они все.
– А «они все» ты думаешь нормальные? – философски произнес мужик. – Все люди, так или иначе, психически с отклонениями, только в психиатрическую больницу не попадали, вот и диагноза у них нет! Ну да ладно, слушай сюда! Мне-то все равно, больной ты или нет, а к совету прислушайся – вдруг поможет. Здесь всех пациентов глушат психотропными пилюлями, и через неделю-две ты уже будешь до того заторможенный, что сам на все вопросы откровенно врачу ответишь. Отказаться от приема лекарств нельзя: насильно впихнут и водой напоят, чтобы проглотил.
– А что же делать? – наивно спросил Леонид.
– Слушай, что скажу, – уверено сказал мужик, и чувствовалось, что он был в своей стихии. – Лекарства дают в определенные часы: по графику. Глотаешь, выпиваешь стаканчик с водой и показываешь раскрытый рот медсестре. Так вот, как время приема лекарств подходит, ты старайся среди первых очередь занять, махнешь колеса – сунь их под язык или между губой и зубами и открой рот для осмотра. Все надо делать быстро и как бы с большим желанием, тогда и сестра ничего не заподозрит и не полезет к тебе в рот пальцами – психология, брат. Всегда срабатывает, если только ты не тяжелый больной, а ты внушаешь доверие. После этого сразу в туалет к урне или к открытому окну и все быстро выплевываешь.
– И что все так делают? – спросил молодой человек.
– Не все. Есть те, которые на самом деле верят, что их вылечат – наивные, а есть те, кто не выплевывает в унитаз, а для каких-то своих целей накапливает пилюли, пряча их куда-нибудь. Учись, парень, пока я жив, – рассмеялся мужик. – И вот еще помни, что дежурные медсестры все докладывают лечащему врачу: и про лекарства, и про то, как ел и спал, как разговариваешь с другими пациентами. В общем, все. Среди медперсонала – заруби себе на носу – у тебя друзей нет и быть не может, как бы ласково с тобой не общались.
– Спасибо за науку!
Мужик выкурил еще одну сигарету и добавил:
– В палате двадцать человек: заснуть, да еще и выспаться невозможно. Есть у тебя кто-нибудь, кто бы принес тебе снотворное? Если спать не будешь, то сразу поймут, что лекарства ты не принимаешь.
– Нет, никого у меня нет.
– Ладно, помогу с этим, но, само собой, не безвозмездно, а еще покажу, какие из таблеток, которыми тебя пичкать будут, снотворные, может, успеешь отложить и сохранить, пока во рту не размокли, но это опасно: заметить могут.
Уже четвертый день Леонид находился в больнице. Как-то в палату зашла медсестра – молодой человек читал книгу – и с интересом спросила:
– Что вы читаете?
– Так, валялась какая-то книжка в коридоре на подоконнике без обложки и первых страниц, – ответил он.
– Интересно?
– Ну, в общем-то, да, – ответил Леонид.
На следующий день на утреннем приеме лекарств заметил, что ему добавили какую-то синюю таблетку, и сразу все понял: «Значит, сестра доложила лечащему врачу, что я еще способен сосредотачиваться, вот и добавила та снотворную или расслабляющую таблетку. Прав был мужик: никому из медперсонала верить нельзя, как бы они с тобой ни ворковали».