Erase my memory. Сотри мою память

Бесконечное нытьё бесконечно тупых и слабых людей, заставляет меня прийти к мыслям о Колумбайне девяностых годов. Пустой бубнёж, слёзы и слабость от вещей, недостойных даже упоминания в негативном ключе, что при размусоливании только расстраивает. Всё, что с тобой происходит в первую очередь важно воспринимать, как жизненный опыт. Негативные, позитивные, нейтральные, нуарные, волшебные, необъяснимые моменты – жизненный опыт. Никто не знает, как правильно прожить жизнь, потому что нет этого «правильно» или «неправильно». Каждый живёт свою жизнь и, даже одинаковые события двух людей, могут произойти совершенно разно. Поэтому нужно во всём видеть и искать опыт, а уже потом хотеть получить какие-то материальные блага.

В момент распятия моего зуба, я лишь трогал утерянное на пыльном асфальте, а в голове никаких мыслительных процессов не возникало, кроме одного – остатки зуба уже не вернуть. Вся херня, что со мной случалась, в тот момент не имела малейшего значения, ибо господствовала надо мною лишь одна трагедия: мне восемь лет, а я уже без зуба. Это было удобно с одной стороны, ведь когда я начал играть в хоккей, при новых знакомствах, на вопросы в духе «Что с зубом?», я отвечал: «Я играю в хоккей… Ну и на одном из матчей прилетела шайба, или подрался с кем-то». Кичь и жалкое хвастовство, однако, это придавало уверенности и посему, меня всё устраивало.

В видимом сейчас сне у нас была тренировка. Проходили они обычно у нас под открытым небом на обычной дворовой коробке. Летом ребятня, иногда мы, бегали, гоняли мяч, играли в футбол. Зимой же у нас начинался хоккей. Тренер с первыми заморозками заливал лёд, а мы с нетерпением помогали топтать первый снег предстоящей зимы, ибо были больны этой игрой и делали всё возможное, чтобы томительные ожидания нивелировать хоть каким-то трудом, связанным с зимой. В сильные снегопады расчищали снег, бросали его через высокую сетку. Всё ради хоккея. Особенный ужас был в выходные, когда тренировок не было, а снег сыпался в безмерном количестве откуда-то с небес. Тогда, на следующей неделе, даже это больное желание погонять шайбу пропадало, ибо иногда снега было высотой в шестьдесят сантиметров.

С каждым годом градация желания бегать за шайбой всё сильнее уменьшалась. Пропорционально нашему взрослению, угасало желание заниматься спортом. Многим стало куда интереснее употреблять спиртное, курить сигареты, а для некоторых даже употреблять вещества. Это был необратимый процесс, однако на тот момент, я всех призывал кончать губить себя, на что в ответ слышал «.ди на…»

Время шло. Мы взрослели, тренер старел. В последние годы на тренировки ходили буквально несколько человек. Отчаянно боролись с не менее грозными снегопадами, уже вчетвером. Хоть нас и мало, мы стали уже взрослее и сильнее. Последний год занятия был очень грустным, потому что приходили на тренировки всего несколько человек, а тренер губил здоровье на морозе ради малого количества детей. Его здоровья бы хватило на ещё один сезон, но ему это осточертело, и он сказал: «Всё».

Прошло лето, осень, началась зима. Тренировок нет, и лёд от снега чистить некому. Снег всё копится и копится – кататься невозможно. Всё ведёт к тому, что кончилась эпоха хоккея. Тот сон, что мне приснился совсем недавно, заставил меня, будучи в нём, расплакаться.

Две трети дня прошло, ещё светло, но начинаются сумерки. Я, сидя за компьютером, прожигая время напрасно, вместо выполнения домашнего задания, решаю почему-то выйти на улицу. Одевшись и выбравшись из серой кирпичной хрущёвки, я стоял у подъезда и слышал, как на хоккейной коробке шумит звук скребка, который чистит кромку льда от снега. Хрустом снега на дороге, я робко передвигался по вытоптанной дорожке по газону, окружённому сугробами. На коробке было три человека. Именно эти три человека и были верными хоккею, пока мы были в одной команде. Это были два брата, которые играли в более профессиональной лиге, а с нами просто тренировались, и мой бывший одноклассник, который имел двойное лицо.

Подойдя к коробке, над ней уже светили фонари мерзким оранжевым дешёвым светом, однако до боли приятным, ибо под ним я провёл всё детство. Один из братьев гонял скребком снег от левого борта коробки к правому, пока мой бывший одноклассник и другой брат бросали лопатами снег за сетку. Уже подходило время к началу тренировки. Тренер достал свой пуховик, огромные рыбацкие сапоги и вышел на улицу. Всё время, что я его знал, его лицо всегда имело перманентную улыбку. Злость и строгость, присущая всем остальным тренерам, для него была совершенно чужда. Его благой нрав и постоянная улыбка на лице озаряли меня хорошим настроением. Но в этом сне, он был грустный. Мне не приходилось строить сложные логические цепочки у себя в голове, почему он был тогда таковым, не таким, как обычно.

Обстановка вокруг была довольно странной: кучи людей, идущих с заводов вокруг не было; присутствовал ветер, похожий на некую, маленькую, городскую бурю, разносящую снежные осколки, которые неприятно, но терпимо влетают в лицо. На тренировке всего трое человек – нападающий, защитник и вратарь. Казалось бы, такое количество стало нормой в последний год тренировок, однако в том сне, они создавали некий нуар своим характером присутствия, ведь даже наличие мерзкого света фонарей, что создаёт светлую обстановку пространства, не позволял осветлить общую тёмную атмосферу происходящего. Тренер ходил грустный, будто бы ощущал себя уже старым и ненужным. Всем плевать на его труд, преодоления каждый день своих больных ног и настрой на предстоящую тренировку. Люди – *баные эгоисты, особенно подростки, которые не ценят ничего, кроме своих животных потребностей, господствующих в этом возрасте над здравием.

Слёзы начали кровоточить из меня во сне. Я поприветствовал его с нарочито с приподнятым настроением, желая его хоть как-то развеселить, и спросил о том, можно ли прийти покататься. Моя бесконечная благодарность ему за весь оптимизм, что он мне дарил, заставила меня из искусственной радости, прыгнуть в естественную, ибо он это мог прочувствовать. На момент улыбка на его лице проскочила и он ответил, что покататься можно, даже не обязательно надевать на себя полностью всю экипировку. Однако печаль на его лице не ушла вовсе.

Я отправился в хоккейный клуб, дабы надеть коньки, но не смог дойти до него, так как ураган меня буквально сбивал с ног. Поняв, что мне не дойти до туда, я повернулся назад к коробке и увидел, как ребятам было тяжело убирать снег. Весь снег, что они скидывали и сортировали, разлетался махом обратно по воздуху, падая на уже чищенные места. Тренер сказал ребятам, что смысла скрупулёзно убирать снег нет, так как народ отсутствует, и проще им просто покататься, побросав шайбу столько времени, сколько им угодно, ибо тренировки сегодня не будет. На их лицах образовалась такая же грусть, что была во всём во сне. Нуар вокруг пронзил их, словно удар остро наточенным кинжалом с ядом, от которого избавиться проблематично и проще смириться с ним и продолжить жить столько, сколько осталось, ибо мотивации что-либо делать для преодоления проблем – нет. В какой-то момент я понял, что это сон, посему прекратил его сюжет, так как слёзы во сне для меня морально тяжелы.

Я люблю своего кота больше, чем себя

Я проснулся от прикосновения мокрого носа моего любимого кота Володи к моему лицу. Он нашёл меня в поле за километр-два от нашего дома. Милаха. Его вид был истрёпанный, тело худощавое, а корка головы вся покрыта коростами от побоев с другими котами. В летний период он постоянно окован клещами, которых отрываю только я, ведь люблю его я один. Он имеет отвратительную привычку орать мяуканьем в просьбах более вкусной пищи, потому что та, которая уже расположена в его мисочке, его не устраивает. Деревенским жителям особенно наплевать на то, устраивает ли домашних животных еда, которую им дают. Свиньи, овцы, курицы и подобные им не тактильные животные не испотачены о даваемой пище – едят то, что дают. Собачки и кошки в большинстве своём, будучи деревенскими, а соответственно и свободными, не нуждаются в кормёжке, ибо она везде, если они находятся вне домашних стен. Однако Володя – исключение. Его оковывает лень, проявляющаяся в отсутствии интереса ловить мышей и другой, более слабой его виду, живности, отчего он постоянно просит еду дома, и при этом, имеет совесть кричать о том, что ему не нравится эта жрачка. Именно это и является причиной отсутствия любви к нему со стороны хозяйки дома, где он живёт, которое проявляется в нередких эпизодах удара кочергой по его туловищу. Истрёпанный вид – причина нелюбви остальных родственников, так или иначе видящих его. При всём этом он обожает ласку, которую никто не может утолить, кроме меня. Именно поэтому мой приезд в деревню – большой ритуал сидения на моих коленях с громким мурлыканьем и взаимной отдачей любви. Я единственный люблю его. Даже если бы я был его хозяином, а его нытьё о не той еде, которую я бы давал ему, не прекращалось бы – любовь к нему так и не угасала бы.

Я всегда задавался вопросом, почему меня любит мама. Ничем не выделяющийся, плохо учащийся, не всегда послушный сын. За что любить? Неужели существует действительно безосновательная любовь, пускай от матери к ребёнку? Тупейший риторический вопрос, конечно. Однако углубляться в тезис, в первопричину, в химию – всегда меня увлекало. Увлекал процесс размышления, философствования. И как бы человек не старался понять, даже приходя к умозаключению на основе каких-то размышлений, всё это никогда не затмит обычный бытовой опыт, нахождение материального объекта в мире. Теория априори проигрывает на фоне опыта. Я нашёл ответ в своём вопросе о безосновательной любви – Володя. Любовь к нему основывается в простом его существовании.

Мы лежали на траве и оба наслаждались наличием друг друга. Постоянное нытьё о том, что я никому не нужен, никем не интересен упирается в саможаление и самокопание. Быть может это действительно так, но какого моему сыну-коту Володе? Пропадание месяцами в городском пространстве, полагаю, убивает его. Его потребность в ласке, любви, мурлыкании – никак не утоляется, потому что пойти не к кому. Всякий раз как он лезет к кому-то на колени, тот час же кончается движением руки по выбрасыванию его с тела того, к кому он идёт. Вот кому действительно тяжело.

Спустя час умиротворения от времяпровождения того единственного, кроме матери, кто меня поистине любит, под песню «Salad Days» Мака Демарко, я прекратил обильное мурчание и приятный сон Володи своим телодвижением, благодаря которому встал. Кокон, образованный моими руками, я сделал ещё более удобным и, выгибая руку, я продолжал чесать его голову, чтобы он вновь погрузился в сновидения, параллельно аккуратно амортизируя коленями свою ходьбу, направился домой, ибо становилось уже холодно от нагрянувших также неожиданно туч, как появление Володи в этом поле. Мой взгляд упирался на его милую мордочку с едва торчащим язычком после облизывания небольшой части шерсти его тела по дороге домой. Он, будто мой сын, только намного лучше, ведь не является человеком. Никогда я не захочу дать кому-то жизнь. Вполне вероятно желание иметь собственного ребёнка у меня появится на фоне репродуктивных животных инстинктов. Однако сознание не даст таковому сбыться, благодаря абсолютному понимаю неблагодарности жизни; людей, с которыми ему надо будет впоследствии контактировать. Ему, в конце концов, самому придётся быть человеком, что уже априори великая ноша с кучей недостатков существования, который может ещё и вырасти ублюдком, педофилом, негодяем, преступником. Безусловно, многое зависит от воспитания – это фундамент. Но не стоит забывать про Всемирный баланс – в противовес воспитанию стоит окружение, которое все выставленные с детства сваи вырвет с землёй, и установит уже свой фундамент на болотистом сфагнуме, в обилии влаги и гноя. Никакое воспитание не удержит твоё чадо от деструктивных и пагубных людей, окружающих его.

Все в детстве говорили о том, что алкоголь, сигареты, наркотики – это абсолютное табу. И где же, и с кем же сейчас все эти люди? Где же ты сам? Предательство своих постулатов? Или просто скучность бытия? Или окружение подвело к этому? У каждого свои причины – путь у всех один. Неизбежность употребления всего этого говна сулит нам судьба. В раннем или позднем возрасте – вы все придёте к этому. Эпизод детерминизма? Вполне вероятно, но я так не думаю. Можно абсолютно ничего не употреблять, однако ты будешь белой вороной, изгоем.

Почему?

Ты будешь отщепенцем потому, что живёшь среди людей. Существование среди х*ёв на блюде обязывает тебя жить по их правилам. Гениталии на тарелке привыкли к саморазрушению и утаскиванию за собой всех, кто попадётся. Пока никто не попался, они берут своих друзей. Скажи мне кто твой друг – и я скажу куда ты движешься. Мы слишком сильно стали упускать сию фразу из своих правил, хотя. Кто-то из вас вообще живёт по правилам?

Аскетизму?

Да никто.

Вы все мусор.

И я мусор. Мы все варимся в огромном старом вонючем котле с гноем, с примесью пива и компоста, желая жить как те, кто варится в кастрюле из антиквариата, сетуя на то, что им повезло. Это всё кумовство, они сами бы ничего не достигли. Только проблема в том, что они также варятся, в таком же ссаном пиве с говном и не меньшим количеством гноя, ведь они такие же люди, как и мы. Абсолютно, как и нас, их сварит температура со временем. Смотреть нужно на повара этих прекрасных блюд, которые предназначаются и пригодны в пищу только лишь скотам, подготавливающихся к убою. Тот, кто готовит – тот, кем вы должны стать в этой жизни. Вылазьте из котла, отпинывайте ваших «друзей», обнимающих вашу шею, будучи окованными рамками Инстаграма, в котором они сидят в ссаных кальянных, используют подруг только для секса, говоря им, что их действительно любят. Людей, которые не стремятся к развитию, отговариваясь тем, что только лишь учебное заведение не даёт им того, чем они хотят заниматься. Ваша судьба, посредством термической обработки в дерьмовом отваре, с дерьмовыми ингредиентами, приведёт к скоростному поезду безыдейности, обречённости, нежеланию созидать и получать удовольствие от не материальных, а более высоких, трансцендентных для быдла благ.

Не доходя до дома около ста метров, начался бурный ливень. Не имея в своих руках кота, я бы снял с себя одежду с торса и впитывал бы воду неба. Но мочить Володю мне не хотелось, да и сам он не желал этого, посему я ринулся бежать, укрывая его своим туловищем, верх которого я горбил, чтобы закрыть от дождя.

Я принёс его домой, а сам вышел на улицу. Телефон засунул в рюкзак, после того как достал блютуз колонку и включил альбом «The Maze To Nowhere» исполнителя «Лорн». Под открывающую альбом трек «There Is Still Time» я сливался с нуаром композиций, некой необычностью, и дождём, ещё не ливнем, ведь погода только разыгрывалась, будто бы спрашивала меня, готов ли я? И я ответил вслух: «Да». Я вновь получал истинный гедонизм от проживания в этом мире. Жизнь, в противовес своих постоянных пачек с говном, сующихся тебе каждый день по почте, иногда даёт нечто светлое, от чего ты можешь получить удовольствие. Такого «светлого» на самом деле достаточно много, просто проблема в том, что, зачастую, мы этого не замечаем, уделяя внимание негативу в жизни, желая немного пожалеть себя. Да, нам нравится быть жалкими. Погрустить, поненавидеть людей и себя самого. Некоторые закапывают себя в подобный образ жизни настолько, что привыкнув к подобному, уже не могут выбраться из этой пучины холода и отчаяния, отчего лезут к наркотикам, которые и утоляют их потребность в каком-либо удовольствии, пускай и призрачном. Насколько же приятно радоваться трезвой действительности, её обычным стихиям, временами года. Обычное прослушивание приятной музыки и стечение погодных обстоятельств – могут подарить тебе незабываемые ощущения,возможно даже самых запоминающихся за твою сраную жизнь. На затворках этой композиции поднялся ветер, что потенциально мог меня продуть, ведь я совсем растерял свой иммунитет.

Останавливало ли меня это?

Ни в коем случае.

Меняющий её трек «Oxbow B» слился с ветром и, превратившимся из дождика, ливнем. Наслаждение, испытываемое мною, не выразить никакими эпитетами, даже необъятного и великого русского языка. Насколько же это чудесная композиция, несущая своё ни на что не похожее настроение. Мурашки от времяпровождения под прослушивание каждой секунды этого трека, впитывая капли неба, были просто неописуемо чувствительными. Хотелось просто стереть свою память, чтобы освободившееся место, заполнить воспоминаниями только этого вечера, пропитанной этой композицией.

В конце этого трека ливень немного стих, выглянуло ненадолго солнце, что, на удивление мне, заставило меня улыбаться. Солнечные ванны, сквозь призму могучих туч, были особенно приятны, будучи обмокнутым влагой неба. Но я прекрасно ощущал и предвкушал вихрь неба, который начнётся вот-вот и даст мне новый эмоциональный всплеск от гнева неба.

Композиция «Upside Down Cops» вновь пригнала тучи, выгнала вон улыбающееся солнышко, и погрузила меня в очередную яму самокопаний. Я продолжал млеть от каждой прожитой ныне секунды. Хорошие эмоции, переживаемые в конкретное время, способны уничтожить негативные оттенки даже в самых плохих, прожитых тобой, ситуациях, что я и наблюдал тогда. Прослушав эту композицию наполовину, я включил легендарную песню «Acid Rain», улыбнулся, и будто тумблером, выключил разыгрывающуюся рефлексию и понял, что, как говорил «Хаски» – «Это всё *уйня». Расправив свои крылья вверх, и касаясь ими неба, я понял, что всё у меня будет хорошо. Цели и планы на жизнь, основывающиеся на улучшении мира и человечества, обязательно сбудутся.  Когда энергия эйфории кончилась, включились неприятные мурашки, кричащие о том, что мне пора домой. И я ушёл.

Цвет мокрой на фоне дождя травы был тёмно-зелёный, который мне всегда нравился. Тёмные тучи создавали прекрасную цветовую палитру вокруг. Даже при условии холода в теле, желания уходить со свежего воздуха не было. Хотелось просто включить полнейшее безразличие к, возможно, плохому будущему, вызванного простудой от холодного дождя, однако ноги сами вели меня домой. Я шёл по скрипучим лесенкам в сенях, звук которых иногда усиливался звуком грозы. Открыв дверь в уже жилое помещение, меня вновь поглотили приятные ощущения, вызванные очередной гаммой цвета мебели и стен в полумраке, с едва проскакивающим иссиня-белым светом неба, попадающим в дом из окон. Брата, к счастью, дома не было. Одежда с меня мигом слетела, а я улетел на перину под одеяло, погружаясь в сон в одиночестве без людей, под любимую и единственную, завораживающую меня стихию природы.

Поры всего тела покрылись солёной влагой. Я проснулся весь горячий, пот насквозь пропитал постель, а погода за окном разбушевалась ещё сильнее. Ветер поломал пару деревьев, молния била каждые тридцать секунд, а свет, излучаемый ею, освещал весь дом. Ноги сами, будто инстинктивно, поднялись с кровати на холодный пол, дабы нормализовать температуру тела. В голове был бред. Меня мотало то в сени, то к печи, то на саму печь, непонятно, как мне было не страшно. Даже отсутствие кошки не включило инстинкт самосохранения от предстоящих монстров, призраков и других антропоморфных мразей, приходящих ночью с целью испугать тебя и убить. Все телодвижения были бессознательны, помню лишь урывками своё удивительное перемещение по дому. В какой-то момент я очнулся у окна, наблюдая за дождём. Испуга никакого не было, я просто направился дальше спать в, как я думал, ещё сырую кровать, но по-видимому, мои похождения были настолько продолжительными, что за это время постель уже успела высохнуть, а сам я успел остыть.

Условность существования…

Вау. Какая же крутая глава. Эпизоды, прочитанные мною сейчас и ранее, всё более удивительно были схожи с фрагментами жизни, прожитых мной. Наверное, эта книга станет моей любимой, когда я её дочитаю, если конечно смогу, потому что капли дождя, пока я сидел на причале, промочили страницы, хоть я и закрывал их своим телом.

Совесть в моей голове вновь активировалась и заставила позвонить другу, чтобы попросить прощения. На мои извинения он сказал, что не держит обиды, и поэтому позвал меня на квартиру, где он и все остальные друзья вновь культурно проводили время.

Долго думал я на счёт того, насколько резонно идти туда, где сейчас царит аура, вызывающая у меня отвращение, да и в сыром обличии верхней одежды. Тем не менее было решено направиться туда, но всё-таки переодевшись в нечто более сухое.

Придя туда, мне было некомфортно смотреть им в глаза. Несмотря на мою совесть от моего вчерашнего выкрика на них, им будто бы уже не было дело до этого. Именно это задело моё эго, хотя, если посудить объективно, мне же самому должно быть проще, но такого состояния не настало, отчего, взяв бутылку ссаного пива, я сильно напился. Состояние сознания было трезвым, но тело вело себя непослушно, что неистово меня раздражало, будто бы я превратился в сучьего животного, живущим в тот момент исключительно инстинктами, хотя, по сути, именно этим я и был в тот момент. Отвращение к себе возвелось до апогея. Выпитый алкоголь сегодня – дебют в мир быдла и обрыганов. Никогда я чувствовал себя так убого, как сегодня. Интоксикация ядом, от которого я абстрагировался всю жизнь, в один момент свело меня к мыслям о кончине, ведь непринятие самого себя одолело меня – мне было мерзко смотреть в зеркало и чувствовать в трезвом сознании это непослушное и тупое тело. Отсутствие в организме толерантности к спирту, побудило его от одной полуторалитровой бутылки пива пуститься в безголовые пляски и в такие же бездумные поступки. Казалось, будто бы это был не я. В течение дня мы гуляли по городу, будучи пьяными, но в итоге так всегда и возвращались на эту мерзкую квартиру-притон. Ребята покупали ещё бутылки пива и водки, в то время как я, не отходил весь день от одной бутылки. Этот дебют в мир алкоголя был капитуляцией перед своими постулатами, стержнями, к которым я долгое время придерживался, притом, даже не имеющим по итогу терапевтический характер, ведь совесть всё равно не успокоилась. Но во время смены ориентации сознания, мне было плевать на то, как я веду себя в данный, конкретный момент.

С ночи на утро все уже стали засыпать, в отличие от меня. Спирт выветрился капельками пота, литрами выпитой минеральной воды и просто течением времени, ведь прошло больше полусуток. Я направился к балкону, ибо хотел подышать свежим утренним воздухом, таким, какой я люблю. Мою голову вновь стали посещать мысли, воспоминания. Я понял, что ненавижу историю своей жизни. В течение всей линии судьбы мной пользовались, а потом выбрасывали, когда я позволял себе то, чего они не хотели, чтобы я позволял. Безусловно, в этом виноват только я. Однако это не изменит ход истории. Мне неприятны мои отношения. Мне неприятен я, по отношению к лучшей подруге, к которой обращаюсь только тогда, когда мне плохо и хочется выплакаться. Когда же пучина моих слёз выльется, словно из разбитой дамбы вода, я убегаю вновь к своим неблагополучным отношениям, слепо веря, что всё будет иначе. Вот бы найти того человека, с кем будет приятно молчать, который будет понимать меня также, как и я его – с полумысли.

Представляя себя персонажем какого-либо фильма, я стоял на балконе седьмого этажа, с восточной стороны дома, на который светит утреннее солнце, и смотрел вдаль, начиная думать, что вот сейчас-то всё изменится. Всё точно в моих руках. Я справлюсь со всем, и плевать, кто, зачем и как со мной поступает. На злобу им – у меня всё получится. Не хватало сигареты в руках и закрытых глаз на моём лице, с мелкой улыбкой. Ничто из этого не произошло, ведь сигареты я ненавижу. Улыбки не было потому, что я акцентировал внимание на взгляде вперёд, а закрытые глаза не стали таковыми потому, что ко мне зашла девочка, которая тоже не могла уснуть. Зевая, она начала разговор:

– Чё не спишь?

– Да вот, наслаждаюсь солнцем, любуюсь.

– А я вот пришла насладиться единением.

– Любишь быть одна?

– Да.

– Блин, я вот тоже, только вот мне это быстро надоедает. Мне хочется найти человека, с кем будет приятно молчать, потому что я сам себе быстро надоедаю.

– Хах, мне наоборот. Настолько люблю быть одной, что люди, порой, вообще не нужны.

– Хочу быть как ты.

– Будь.

– Научишь?

– Чему тут учиться-то?

– Ну вот, научи, не могу, не знаю как учиться. Тебя как вообще зовут?

– Валерия.

– Вау, красивое имя. Меня зовут Альберт.

– Вау, и у тебя красивое имя.

– Спасибо, мне приятно. Ну, что, Валерия, научите любить одиночество?

– Эх, Альберт. Запомни одно важное правило: Люди – …

Я тот час вспомнил книгу Игната Валерьянкина. Она мне пригодилась. После разговора с Лерой, я решил почитать эту книгу в этом приятном утреннем одиночестве.

Прервав Валерию на полуслове, я добавил:

– *** на блюде?

– Именно. Вот, знаешь ведь.

– Да я из книжки прочитал.

– Такое в книжках есть? Вха-ха-ха.

– Чего смеёшься?

– Ну, как такое может быть в книге? Это разве адекватно, допустимо?

– Ну, твой совет ведь полезен? Так почему этот полезный совет не может быть в книге, чтобы сделать её полезной для читателя, а?

– Хм, Альберт, ты прав. С тобой интересно.

– Да, Валерия, с вами тоже.

– Ты вежливый.

– Да, я знаю. Однако одновременно с этим, я ещё и груб.

– Да, я тоже. Знаешь, меня это раздражает, что я мечусь то туда, то туда. Сама не пойму, кем хочу быть. Потерялась в жизни, не могу найти самоидентификацию. То счастлив он, то мечется во сне…

– У тебя есть парень?

– Неа, не хочу любить, не хочу, чтобы меня любили, потому что я – не разобравшаяся в себе, сука. Как я могу лезть в жизнь другого человека, строить его собой, если я сама не являюсь каким-то целостным человеком? Хочу любить себя, и люблю я только себя.

– Лера, мне кажется, я в тебя влюбляюсь. Ты прямо та, которую я и хотел. Жаль, я не способен понять, кого люблю на самом деле, и кого хочу любить, даже не уверен, влюбляюсь ли в тебя, потому что вижу всё иллюзией.

– Альберт, я тебя люблю. Но любить нужно только себя, только полюбив себя, ты сможешь понять, чего ты хочешь вообще в этом мире, кого ты хочешь.

– Не наблюдаешь ли ты противоречия в своих словах?

– Ни в коем случае.

– Тогда почему же ты говоришь, что любишь меня, но при этом, ещё и говоришь, что любить нужно только себя?

– Потому что ты тот, кто и я.

– Чего? Типо, вторая половинка? Моя судьба? – насмехнулся и спросил я.

– Если хочешь, думай так. Я пошла, холодно тут.

– Нет, Лер, останься. Мне с тобой интересно.

– Предоставь себя мыслям, Альберт. Мне пора.

– Дай хоть Инстаграм свой.

– Ой да, увидимся когда-нибудь.

– А если нет?

– Уверяю.

– Я тебя люблю.

– Ой, я тебя тоже. Наконец-то ты меня полюбил, Альберт, – сказала Лера и улыбнулась.

– Почему наконец-то?

– Потому что давно тебя замечала везде, глаза мозолил, но ты не обращал внимания на меня.

– Вот я, конечно, урод.

– Есть такое. Хах. Ладно, я пошла.

– Пока, Лерочка.

Она ушла. Я проводил её взглядом и открыл книгу Игната, но первые минут пятнадцать прочитал впустую, потому что прокручивал разговор с ней в голове. Задумывался вновь о своём, уже треугольнике, любовном. Как же сложно. В конце концов я взял себя в руки, прекратил метаться в мыслях о Валерии и погрузился в «Наблюдателя».