Только промокнув пару раз ее руку об ее же футболку со спины, подметив ранее и на ней же все не собранные ею свои же следы, поэтому уже и не жалко, двигаясь при этом как никогда лениво и медленно, размеренно, пытаясь не столько же и повторно восстановить сбившееся дыхание, как и не нарваться же на резкое помутнение сознания и потемнение же в глазах, в его-то уже возрасте, да и любом же, кстати, его, сколько и запомнить же тот и этот же самый момент, разобрав их по кадрам и деталям, до мелочей, прокручивая их вперед и обратно в своей памяти и перед глазами, где-то и замедляя, стараясь и чуть потянуть же само удовольствие от того или иного их действия друг к другу, совсем немного же, капельку и пока же его окончательно не хватились, он только же и успел довершить собою же и начатое, памятуя и про подпункт этого же самого пункта, избавиться совсем хоть и от каких-то же улик, как София вновь завозилась и вновь же попыталась спрятать одну же свою руку под подушку, другой же в это самое время шаря по постели в поисках медведя. И вновь же он, как включившись и поняв, что еще немного – и ничего бы не успел, быстро стянул с нее эту уже и совсем влажную от пота и всех же их выделений ткань, что и не была же уже похожа на футболку, скорее и на половую тряпку, заменил ее на свою, надев со спины, на ее же теле, чуть саму же ее оторвав от подушки и с кровати же приподняв, и уложил ее так и так же, как было до, дальше спать обратно, не берясь-взявшись так же и за ее же шорты и нижнее белье, впрочем, как и за свои, это же был бы явно уже и перебор, хотя и куда уж больше, но и он же в нее не вторгался, не раздевал и совсем, чтобы теперь еще и так нагло же, продолжая, когда она уже и сама не участвует же в этом, хоть как-то вторгаться к ней, тем более одевать-откуда, будь то личное пространство и зона комфорта или что, в принципе: каждый по итогу остался при своем, пусть и низе, но и опять же все – до следующего раза.
Покинув кровать так же быстро, легко и тихо через сторону же Никиты, как и лег, Егор обошел ее, почти и облетев же в один шаг, и прошел в ванную, закинул ее футболку в стиральную машинку и вернулся в комнату, поднял одеяло на прежнее же его место, накрыв им Софию, и присел перед ней на корточки, смотря в ее еще слегка влажное, потное, но и спокойное уже, размеренное в своей же почти и сошедшей красноте личико, которое то там, то тут было сокрыто ее же слегка всклокоченными и завитыми же естественно на концах темными локонами, но и так и не закрыв от него ее счастливую и, что же немаловажно, по крайней мере и для него же самого, удовлетворенную улыбку.
Чуть подтолкнув и подбив покрывало по обеим же сторонам от нее напоследок, он так же легко и непринужденно убрал мешающие ему ее темные пряди, где-то откинув их просто назад из-за возможной общей длины, а где-то и припрятав их за левое же ее ухо из-за пусть уже и отросшей, но и еще челки, что в дальнейшем же, скорее всего, могли бы помешать и ей, как минимум же и в области глаз и носа, начав ее щекотать, окончательно просохнув сами или высохнув же об подушку и разбудив же ее тем самым. И, все-таки не удержавшись, прошелся кончиками пальцев правой руки по ее же не вжатой в подушку правой стороне лица, очертив контур скулы, губ и подбородка. И, дабы уж окончательно зафиксировать этот момент, шлифанув таки по нему и последним же своим словом-не словом, приблизился к ней своим и к ее же губам так же, коснувшись их в мягком и нежном поцелуе, так неощутимо, но и так важно, как минимум и пока же все для него, и тут же отстранился, хоть и не спеша же так же сразу отдаляться, прошептав в них:
– Сладость была, значит, теперь просто снов… – и, повернувшись на миг к тумбе, снял с нее медведя, положил его под одеяло на подушку и лишь слегка придвинул его ближе к девушке, так и не развернув же его ни к себе, ни к ней лицом. – А он, так уж и быть, проследит за отсутствием обратного и… иного!
И, не добавив больше ни слова, как ничего более и не сделав, он вновь обошел кровать, только уже против часовой стрелки и направился к двери, усмехаясь тихо по дороге своим же мыслям, только же и представляя, как и что будет объяснять ей завтра за ее же им переодевание, когда она уже окончательно проснется, придет в сознание и или почувствует все сама, таки и сложив же два плюс два правильно, а не перемножив и неправильно, или узнает от того же еще язык, как помело Никиты, который хоть и так и без нее же все поймет заранее, но будет же еще и вынужден спросить и уже именно уточнить в этом моменте все же и чуть ли не из одних из первых рук, тут-то уточнит и она! Ведь и ладно бы ведь еще, если бы и в одежду Александра он все-таки ее переодел, в ту же его же футболку, что была бы ей как платье в пол, не имея же и ничего иного под рукой на момент и время, кто ведь и не просил хоть раз, будучи ребенком, вещи у взрослого и поносить, а там и забирал же навсегда, тем более же и тут, сыну, да еще и для дочери, не желая же и рыться в другом, как в прочем, хоть братья братьями и с сестрами, но комнаты, как и одежда же с обувью и прочими вещами в них, по расписанию и каждого, не общие, пусть же и в случае с последними, последней, лишь пока, пока не переедут же окончательно и уже к нему в комнату. Тут же, при этой же мысли, еще и подавил в себе прямо-таки и истерический же смех, просто-напросто же упустив из виду ранее же эту самую деталь, приглашение, прямое или нет, открытое или нет, собственно, как и само же гласно-негласное правило на эту же самую тему между ними, просто обязано же было быть и, как видно же все, было, раз он все-таки зашел, что и говорило же вновь само же за себя, все всё знают, хотя опять же все ли и всё ли, как минимум же и сам Никита, а вот так ли и насчет второго, кто в здравом уме и при твердой еще так же памяти отдаст свою комнату под такое, никто, только с отсутствием же оных изначально и вот тут-то как раз все вопросы снимались окончательно, ведь пусть не видеть и не слышать он мог, но не чувствовать, не ощущать, да и такого, было бы по меньшей мере странно, а и по большей и в стиле же его, странного его, так яро же и алеющего за не только и своего брата, но и его личную жизнь: и глумливо, и похвально, и страшно, и смешно. Но и, к своему же стыду, они не так там и полиходеяли, чтобы не перепачканные постели и нельзя же было отстирать, а не такой же и воздух да и саму же комнату проветрить, все же важное и дорогое, как никогда значимое и ценное, чистое они же унесли в себе и при себе, уже точно же не подлежащее стирке, какой бы то ни было, так что все: с них взятки были гладки. С них. Не с него. И все еще! Ведь и переодел-то по итогу в свою, вот же нонсенс! И для нее. И где останется же ей только во всем этом лишь допонять – почему именно и в чем же он так провинился перед ней, чем во сне испачкал и испортил, что решил и так ей отплатить, дополнить всю же эту картину своим сном, как и штрихом же к портрету, наложить одно же на другое и приложить его грелкой от Тузика, а затем и порвать же и за Север, и за Юг: как выскочат ж, как выпрыгнут, только и пойдут, что клочки же по закоулочкам! Намечался прямо-таки и знатный же разнос, но и он уже сейчас готовился к нему, как и к тому, как расскажет ей все, буквально же придя еще с теорией к ней или она к нему, и как на практике уже он увидит во всех красках ее эмоции и чувства, все же ее и ощущения, ранее же будучи без зрения практически, только лишь в каких-то моментах с и частично и опираясь же целиком лишь на них, соскучившись же прям, собственно, как по и ее же лицо, полноценно и прямо, во всех же оттенках смущенного красного от ничего не понимающего малинового, через уже понимающий, но еще же пока и не принимающий алый и до все понимающего и принимающего бордо, а после чего же еще и гневного черного, в тех же все самых перебежках от синей злобы и «Как ты мог?», через фиолетовую ярость и «А как могла я?» и до черного же гнева и «И как могли мы?!». Где и где-то же между сам же он и в это же самое время со всем же своим природным аристократизмом при чистой белой же коже и спокойной голубой крови будет представлять те же самые ее изменения, только уже и не с ее лицом, а и с точкой же пониже, той, что она прямо-таки и совсем же недавно прижималась к нему, упиралась и терлась, так и подначивала, прося же однозначного, а он же так вдруг возьми и двузначно, еще и популярно объясни, что бывает за подобного же рода сны хорошим девочкам от плохих же мальчиков и не столько же за них самих, сколько и за них, как не реакцию же первых на вторых и как, собственно же, однозначное молчание, тишину и игнор, бойкотирование же самое что ни на есть не только его самого и лично уже ею, но и своих-ее же внутренних позывов, без малого так ответно и взаимно отвечающих же его собственным порывам, так сказать, «Новый не Завет» и не святого же Егора в действии и сокращенном же варианте до полного смысла: «Подставь левую, если ударили по правой!».
****
– У нас не осталось еще муки… – нашлась тут же с настоящей грустью в голосе София.
– Не бери меня на слабо не будучи уверенной в этом и так же еще готовой прыгать и купаться в чане с ней! Так себе зрелище, конечно… – задумчиво и ей же в цвет отозвался Егор, – …если сравнивать то же самое и… с грязью. Или желе… Да и даже самим же шоколадом на крайняк! Но, может, и ничего… страш-но-го. О! С пирогом с орешками! – И в секунду же переключился, смеясь сам и подрывая же на смех саму девушку по ту сторону, больше и собой же после, нежели и всем же сказанным до. – Точно! С ним же – тащит все! И даже – больше… Название-то еще помнишь?
– Только попробуй… – жестко предупредила его брюнетка, начиная вновь не то чтобы и злиться, а уже и впадать в ярость от повтора одного и того же им неприятного ей.
– А! То есть… «С орешками» – мы согласны, получается, да? – Оборвал ее посыл сразу же блондин, хитро подметив и тут же будто и вновь же возвращая, как и возвращаясь же в старое, но и стремясь же при этом в новое. – «Скромно», принцесса… О-очень! Но и знаешь что?.. Тебе – можно! Во всех же смыслах.
– Может, мне тебя повесить?.. Ой, снова оговорочка по Фрейду, на-а-адо же! Ты только погляди – какой он частый гость у нас… К чему бы это? «Подвесить» же, конечно! – Прошипела девушка, уже и не различия, не отделяя иронию от сарказма, а и их уже – от правдивой и серьезной речи, прямо-таки и закипая же от гнева, даже уже и в красках представляя это-свое зрелище.
– Не стоит… – спокойно и будто бы вновь говоря с ребенком, как и непосредственный же взрослый, уважая же его точку зрения о правдивом существовании несуществующего, ответил ей парень и так же не принял на себя и свой же счет такой же ее жест и переход, лишь посмеиваясь про себя и еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться вновь в голос от собственных же уже подтруниваний над ней, что и без ее же ответа, как и взаимной же отдачи шли будто между прочим, живя своей жизнью, а теперь же вот-вдруг и обрели новый смысл, как и заиграли же по-новому, иначе и все же на свету. – Моей картонной копии – вполне неплохо в уголке, на полу и меж стен… рядом с рамкой же с моим отпечатком на тумбе… около твоей кровати!
– И это у меня – еще «скромно», да? Куда уж нам… смердам и пешкам… и до вас-то королей! – Фыркнула София и почти же что уже и в голос недовольно скривилась. – А ничего, что это все «добро» находится все-таки больше и по большей же части именно в вашей квартире?
– Ну… тут главное, что «оно» – все-таки есть! – Подвел черту и подытожил же Егор, уже даже и не отказывая же себе ни в чем: смеясь через слово, а то и букву. – И не в моей комнате! А еще… что это – последнее, надеюсь, что войдет в мой-твой тотем и иконостас! Пожалуйста, София… Без парика же еще из волос и с моего же скальпа!
– Надейся… – наконец-то серьезно ответила ему брюнетка с ложным напутствием же в голосе, как и какой-либо поддержкой и с таким-никаким же еще и обещанием. – Надейся и верь! А еще же: «Ешь, молись…». Ну, и дальше по списку и… прейскуранту!
– София!..
И тут же уже и она сама отключилась от него и его же перерыка-недорева, вернувшись все же и к Карине:
– Ох… Не будет его! Хоть это и его комната… И он сам – тот еще ходун, гуляющий, как и в принципе же все, сам по себе… Но… В общем, если будет, то сам! И по себе же… Не по чьей-то просьбе, указке или тем более приглашению-разрешению! «Подарки» в его же, как и данном и конкретном же случае, не «отдарки». Вот… Так что… Если что, просто сменим дислокацию. Не переживай… Остальное – при встрече!