Ну и вот… выпрыгнула она на нее… и я… я просто представить себе не мог, да и сейчас, если честно, до сих пор не могу, каково это – увидеть темный силуэт все-таки и родного еще, если уж и не любимого уже, человека, матери, в свете желтых фар машины! Пока и я же сам – видел лишь это, без чувств и как все же, вся и все же вокруг… просто враз меркнут и исчезают полностью, погружаясь во мрак… будто и с зычного же еще такого щелчка затвора камеры… только и без последующего снимка. Да его бы и не хотелось проявлять, не правда ли? И глаз же – хватило! Само же авто и все же это время, пока и само же время остановилось, да и пока почти все же вокруг и внутри будто бы уже и замерло окончательно, замедлившись еще и изначально, как в slow-mo, но и только же не оно само, все больше и ближе приближалось, зазывно гудя и рыча мотором, готовое вот-вот и заскрипеть тормозами, как и заскоблить колесами, заметив препятствие, что и не собиралось же само сходить с его пути и отходить в сторону. Но и благо же малышка отошла и среагировала раньше, прям почти и секунда в секунду дернув мать обратно, так еще и оттащив же ее буквально и на небольшую же все пешеходную асфальтированную дорожку, по которой они вместе с нами же и шли до этого, не соскакивая еще что одна, что и вторая же с бордюра, со слезами и криками, воплями и просьбами о… прощении. И да, я не ошибся, именно о прощении! Как и да, сам, если честно, тут не понял… И не в курсе! Какие-то абьюзивно-созависимые отношения, если честно… Но и я же еще подслушивал-подсматривал… да и не от начала до конца… так что… Как уже и говорил – не все знал, увидел и услышал! Да и изначально, будем же честны, не имел права на это. А уже и после чего – лезть: с чем бы и кем бы то ни было! Ну а чем же все это закончилось? Так они и продолжили свой путь… За те же все и руки… Но уже и не дергая их, как и не тряся же друг друга… В тишине и молчании… В каком-то даже и своем извращенном спокойствии! Относительном же все еще, опять же. И… субъективном, конечно же! Прерываемом разве что всхлипами девочки и хмыканьем на это, как и в принципе самой женщины. И на том спасибо! А я… А что я? Ничего. Как и Ксан, продолжил идти дальше.
С пониманием же и уже на тот момент того, что и этот же самый момент отпечатается в моей памяти и в самом же мне, как и запомнится, лишь и из-за большой же и левой его руки: ее сильного сжатия, почти что и захвата, а там и капкана для моей же все и небольшой правой ручки, дабы и непосредственно сдержать, как и удержать от вмешательства и ошибки. А еще – обратить на себя и свои же слова затем особое внимание: «Ты не можешь и не сможешь спасти всех! И да… Ты уже знаешь это – я тебе и сам это уже говорил. Но! Всех и понемногу… в том или ином вопросе… вполне. И только же после того, как полностью погрузишься в суть спасаемого, его дела и… без остатка! Проверив в процессе еще и все свои же догадки на его и весь же счет… Как и ответив заодно и на один лишь, но и все-таки важный, главный вопрос – не останутся ли они такими же… беспочвенными и поверхностными… не став ничем большим и значимым, значительным… в дальнейшем? «Погрузись – ответь – оттолкнись и…». Только лишь с отрицательным ответом всплывай – и принимай то или иное решение. Никогда не руби с плеча и сразу же зря! Как и не отмерив семь раз – единожды не режь… Не на оборот! Да. Не смейся… Хорошо. Немного! Должен же был я уже и хоть как-то же разрядить эту обстановку… Все? Отлично! Ведь и после, когда ты и сам поймешь и оценишь это самое зря… как по количеству, так и по качеству… для него и себя… исправлять все, да и хотя бы уже что-то, а там и кого-то, в данном же случае и в первую же очередь – именно его, будет уже поздно! Да и нечего, собственно… Как и некого!»…
Глава 18
****
– Ксандер? – Резко подорвался на кровати Никита и, еще толком не отойдя от своего полусна-полуяви откуда-то из прошлого и тут же в будуще-настоящем, потер слегка взмокшими ладонями свои еще заспанные светло-желтые глаза, стараясь так уже и доизбавиться не только и от самого же песка Морфея на веках, но и от им же посланных сновидений, больше смахивающих, конечно, на кошмары, чтобы уж и окончательно проснуться, раз уже и точно не заснет, не естественным путем, по крайней мере, ведь и что-то его уже дернуло подняться среди ночи – а и значит теперь уж точно не отпустит само, пока не подведет и не приведет к чему-то или кому-то стоящему, как например: к осознанию и пониманию, принятию себя и в этой же все еще кромешной темноте своей же когда-то еще утром да и днем, а там еще и вечером яркой комнаты, где лишь и в такое время суток, как и любые же цветные кошки, все было темно-серым, почти что и черным и хоть глаз выколи, а не видно ни черта и даже его же собственных прожекторов-фар, что и только-только, казалось, начали набирать в цвете и яркости, свете, досмаргивая последние слои тумана и марева с себя.
Посидев так еще с минут пять, а то и все десять, дабы полностью пробудиться не только телом, но и душой, а не выйти из строя первым или второй и из первого же при резкой смене положения его, он наконец обнаружил, нашел и обрел же себя в своей же комнате и на своей же все кровати-гнезде, свитой из в цвет ее же дерева красного тканевого пододеяльника, простыни и пледа с мелким мягким ворсом, различив так же еще и первую более-менее – по тем же все и силуэтам мебели в ней, очерченным белым холодным лунным светом из не менее же как сейчас, так и в принципе же белого пластикового окна, лучом таки протиснувшимся меж неплотно занавешенных синих штор от потолка до пола, но благо так и не попав в глаза, как это обычно бывало с солнцем по утрам, чтоб еще и ослепить до кучи и так еще не до конца сфокусированный взгляд.
После чего размяв шею и прогнувшись в спине с вытянутыми руками вверх, потягиваясь до легкого треска-скрипа по обоим фронтам, он взлохматил свою коротко стриженную каштановую мелированную шевелюру, оправив челку на правую же сторону, и, свесив ноги над полом, почти касаясь их голыми ступнями зеленого ковра с мелким и средней твердости ворсом, дотянулся до рядом стоявшего с тумбой у кровати черного в ночи, а днем и фиолетового деревянного стула, сняв с его спинки свои домашние темно-зеленые спортивные штаны с белыми полосками по швам. И, ступив наконец с небольшого прыжка, будто и не желая мерзнуть в холодной воде, заходя в нее пошагово, а на деле лишь и до конца быстрей очнуться, взбодрившись, на зеленый полог, направился на выход из комнаты, дабы попить теплого молока или даже уже и какао, а может, еще и всецело перекусить, чего уж зря и напитки-то переводить, а точнее – и именно поесть, доев остатки с их ужина, как не говорится: «Начал ребенком – так уж будь им до конца».
Да и в отличие все хотя бы и от тех же остальных, взрослых, проживающих с ним под одной крышей и окружающих же его и в остальном же, по жизни да и смерти так или иначе и как ни крути, ведь он не был и настолько приверженцем здоровой демонической пищи, как и, например, тот же все Влад или Александр, что и уж точно не брезговали, заказывая еду на дом: курьерами или обслуживающим персоналом по уборке или ремонту. И людьми же все. Пусть и, конечно, работать могли все – и работали: вне зависимости от видовости. Но вот закреплялись и оставались на местах – уже не многие: им же это было куда нужнее, чем и тем же все, кто мог получить все и так, без зазрения совести, морали и с минимальной же затратой своих сил, как и материально-меркантильного труда. Ну а ему же хватало и той энергии, пусть и человеческой же, но и которую так же получали и имели сами же они, а не из них: от той же еды и питья, солнечного света. И пусть еще и бывало же, конечно, когда и ему приходилось посбивать свой режим и не отделяться, не выделяться и не отсвечивать среди всех и в массе, но и дабы лишь не иссушиться совсем, бонусом же еще и сохранив дружескую атмосферу внутри другого и чужого коллектива, как и благополучие же в своей семье: без розни еще и на эту тему. Ведь и именно настоящая же кровь, как ни крути, все же давала и куда больше сил, чем и ее же все суррогаты-заменители: еда, такое же нормальное питье, животная кровь, передача той же самой энергии при контакте с телом и иные жидкости организма, не выделительные, но выделяемые – подчас ведь и сам химический состав крови при соитии, с передачей ли энергии в его процессе и моменте, как и начале и конце или нет, не уступал составу того же самого все семени. И пусть с этим же и в этом он уже так и не извращался, как и те же все взрослые и прочие, но и не брезговал совсем, пробовал, периодически и повторял, но и умел же и останавливался вовремя, предпочитая в основном уже скорее традицию. Переняв это, спокойно положившись перед этим и не прогадав, уже и от другого взрослого и без особости в этом, хоть и с большой «в», как и «ч», но и уже в сравнении с «д» – Егора. Который, еще будучи и его же кумиром в отстаивании своего я и непринятии до конца уже и другого, чужого и темного I, держал себя и его же в какой-никакой, а узде, не сжимая в ежовых рукавицах, достаточно свободно, и пусть при этом же еще и с ограничениями, не мешая никак вполне и нормальной жизнедеятельности – не давая выходить за грани и рамки дозволенного излишне, но и не пряча за стенами при том. Чего, кстати, придерживался и Александр время от времени, но и как подстатьи и подпункта же закона скорее, нежели и как само же желание в чем-либо и как-либо себя самого ограничивать, больше именно поддерживая и своих ребят в этом, как и в самой альтернативе: будь то просто донорская кровь, которая лежала в их небольшом белом холодильнике в кладовой или алкоголь с ее примесью, которые пусть только и притупляли, загоняя лишь на время зверя в клетку, но и вместе с тем еще и нагревали или, наоборот, остужали его, если вдруг температура падала или повышалась от нормы.
Проходя по коридору второго этажа, выполненного в противовес первому и, как водится же, главной комнате во всей квартире – гостиной, пусть и почти в тех же все черно-белых тонах, но и только лишь с черными стенами и белым натяжным потолком с тем же все и самым встроенным холодным белым светом, погашенным лишь и на данный момент времени, и мимо дверей комнат из темного дерева без стеклянных вставок, как у кухни, слившихся почти со стенами и выдавая себя разве что металлическими ручками со встроенными в них в цвет и материал замками, бросая взгляд мимоходом на них, будь за которыми и сами спальные или досуговые, он видел только черный пол под ними да и на контрасте же все с тем, по которому и сам сейчас шел, застеленному пусть и тем же все темным ламинатом, но и без тени от дверей же, оттого будто и более светлым, не говоря уж и о том, что его можно было по- и рассмотреть только здесь и в прихожей, будто мель и маленький остров посреди и всего остального черно-белого ворсистого, хоть и без водорослей, океана. Само отсутствие же света в них, конечно, означало, что по ту сторону все и все уже спят да и в принципе, если уж и не давно. Но и в отличие же все от него же, кого сначала пробрало чье-то духовное провидение, пусть и без души, что бы и для кого бы это ни значило, не иначе, да и с воспоминаниями же еще перед этим о детстве и с хорошим же лишь в виде осадочка от них, а после – и самый же что ни на есть физический жор, от которого прямо-таки не спрятаться и не скрыться. Да ему и самому уже не хочется, ведь и речь уже не столько за него и них. Сколько за то и тех, кого он увидел, опустив уже и свой просветлевший, пусть и в общей же обстановке скорее и именно потемневший желтый взгляд над ухмылкой и цветочными перилами перед собой уже и на первый этаж, картиной маслом и перед камином, так затем еще и к которой подошел поближе, облокотившись на изгородь руками и водрузив тут же на раскрытые же ладони свою же жадную до умиления моську, уже и не так ведь голодного телесно, сколько морально и прямо-таки объедающегося здесь и сейчас сметаной кота. И ведь любовался бы так еще долго да и только. А вот кем и чем именно? Компроматом, естественно! Ведь и на всем том черно-белом ковре и в свете одного только не менее же двуцветного рыже-голубого огня почивали двое – Влад и София. Да и вот только в очередной же раз посетовав, что телефон в его руках обнаруживается только и именно в не подходящие для него и как раз таки подходящие же для обстановки, как видно, моменты, в сравнении же и с этим конкретным, к примеру, когда его опять и снова не было, он горестно фыркнул себе под нос и, постояв так с минуту, а может, и больше, не замечая и буквально же уже времени втроем, отлепился все-таки от перил и пошел себе дальше, не столько и чтобы уже ближе рассмотреть все это и их же самих в мелочах, отложив и деталей вполне же себе и так в голове: если и не для рассказа своим же все детям после, то и для их, а по раздельности или нет – каждый из них уже решит для и за себя же сам или не и сама, как он про себя же и уже уверился сам, впрочем, как и в том, что пусть компромат на то и был компромат, чтобы быть только сором и на помеле-языке же, но и тут же оставил его хладно томиться внутри, в ожидании своего часа, а там и минуту или секунды. Не говоря уж и за то, где он уже и сам же исполнил свою ночную миссию. Но и тут же вновь, как назло и добро одновременно ночи, каждому же и каждой свое, как и прежде, заметил единственный свет – под дверью мастерской Александра и почти что разуверил в этот самый миг, как в него, так и в остальных, которых пусть еще и не видел как в их комнатах, так и в принципе, но и уже отчего-то параноидально-шизофренически чувствовал там: за дверью, а и самое-то главное – без него.
Нахмурившись тут же и все-таки сверившись с часами над плазмой на камине, как и в спящей заставке же самого телевизора, он уверился и до конца в том, что уже далеко за и прямо-таки нормальное же время, когда именно и не стоило работать, а стоило как раз таки спать, а там еще и через час-два – вообще же просыпаться и вставать, но и тут же отдернул себя, не дав дреме вновь взять над собой верх, и, все-таки вспомнив о его чуйке и жилке, как и неотрываемости-неотвратимости от какого-то и поистине затягивающего и ведь затянувшего до и затянувшегося же вовсе проекта, и был уже не так удивлен, как и смурен, что в эти же конкретные три-четыре часа утра мужчина проводит не в своей комнате, а и именно в мастерской: он же никогда не оставлял ничего на после и потом, как и на завтра же – тем более, да и незаконченным – боже-дьявол, упаси, доделывая сразу и все в моменте, пока муза не ушла, и лишь на крайний случай, но и тут же оставляя же перед и при этом же кучу своих пометок и заметок, что и, в конце-то концов, вполне и складывалось же в такую же работу. А что уж говорить и за то, что он взрослый, старший и вполне же себе мог, как и имел же полное право, следя и по сей же день за распорядком дня своих ребят и за немаловажными его, как и их жизни же в целом частями – сном и питанием, засесть до утра, а там и до обеда следующего и по- дня, с ночи уже и не пойми какого же предыдущего за очередным творением, что и вполне же могло быть и сейчас.
И Никита бы вполне мог и смог дальше спокойно продолжить свой спуск в царство еды, если бы и вновь не вспомнил вторую часть пренеприятнейшего открытия – кого по- и чувствовал же уже прямо и помимо, да и кого затем же еще и услышал до кучи и горки в виде все и вторичных же мужских голосов на фоне самого же Александра, без Влада, не говоря уж и о Софии с Полиной, и него, которые, и в отличие же все от него же самого, как нормальные и единственные в этой квартире, спали да и все в таких же нормальных и оборудованных, и пусть же еще где-то и именно более-менее, но все же и для этого тоже вполне местах, пока остальные же, как уже ненормальные и неединственные шатались, так еще и без него же все самого вновь что-то обсуждали и в ненормальных же, как и необорудованных для этого местах и не разуверился окончательно да еще и так, что уже и был почти что готов нестись и с шашкой наголо к ним, будя уже всех, все и вся же параллельно, и раздавать же уже и всем братьям по часам, во всех же смыслах, начав с главного, что, мол, попались, а уже и закончить-прихлопнуть второстепенным, угадайте, кто же плющит ковер в гостиной вдвоем, но и вовремя же попридержал коней и поостудил свой же пыл с мечом мыслью: о все-таки же и не заслуживших всего этого спящих, да и месть же все же и любая подается холодной, вот и он преподаст ее на холодном блюдце с такой же голубой каемкой и как же все идеально-удачно под это же все и описание подошли глаза сразу как минимум и двоих же из них, что и в данный же дивный ночной час оказались по ту сторону двери вместе, ну и третьего же еще, как же блюдцу с ножом и без яблока, да и чего бы ни погадать, а там и посмотреть на будущий разнос и более же уместное, хоть и уже нецензурное, зато же все и в их же стиле слово.
И вновь глубоко вздохнув, как и так же все не менее глубоко выдохнув и взяв себя в руки, как и сами же руки затем тоже в руки, еле слышно шаркая и почти пританцовывая, подошел к двери мастерской и прижался к ней левой стороной своей головы, решив на всякий случай, пожарный и одновременно ЧП еще удостовериться, что его все же и уже не глючит, и нет, как он и думал, собственно, ранее – не глючило: по ту сторону действительно говорили без него! «Непорядок уж точно. Трое против одного! Так еще и двое же из них – семья… Жека, прости, но проблемы решаются по мере поступления, как и членов из других и уже своих семей»: как и окончательно же уже решил он сам за и про себя и тут же поднял свою левую руку, разняв ее перед этим почти что и с боем с правой, тут же сжавшейся в такой же кулак, и постучал. Сначала тихо. Ноль реакции. Слишком, видимо, тихо. После и чуть громче, ведь и так же все, чтобы не разбудить спящих. Затем подождал некоторое время, чтобы ему открыли, а когда этого вновь не произошло – занес руку снова. И троица вновь прекрасно сработала, в угоду богохульству или и еще чему, но и какая разница, когда голоса наконец стихли, почти и с точностью же спроецировав момент со сплетнями и слухами об одном конкретном герое, который вдруг неожиданно появляется сам среди них и это бы могло, конечно, повторно задеть, вот только смысл был явно не в этом, а в том, чтобы и им самим уже по ту сторону прислушаться – не глюкануло ли уже и их: стук ли это был на самом деле и к ним ли. Но это же он понял уже после, хоть и будучи же все при этом готовым ко всему, когда спустя минуту-две дверь плечом все же открыл сам хозяин и творец в одном лице, имея под собой все от них и даже чуть больше, ведь и не только в этот раз, как и именно же все здесь, а еще и в виде почти такого же второго, только и третьего, с большой буквы, так еще и лика: начинающегося въедливым и прямо-таки выедающим уже, хоть и теплым же при всем этом желтым светом черной металлической напольной лампы за ним, что и не только нимб над его головой, но и сам же его силуэт осветился и буквально божественным же светом, ведь и не богохульства уже ради, а работы и в ночное же время именно для и заканчивающегося самим прямо-таки и слепящим жаром от нее и его же уже самого в виде солнечного, так еще и с нотками жареного сладкого попкорна, осевшими тут же на языке, не говоря уж и о нем самом – с его же уже блестящими, как ни странно, ведь и против света, но и все же серыми глазами и улыбкой-оскалом с ямочками, параллельно еще и вытирающем свои деревянные кисти от самой тонкой до самой толстой о бывшую когда-то белой и футболкой тканевую тряпку, ставшую сейчас же точно в цвет, хоть уже и скорее бывший, самих кистей, держа при этом дверь левым локтем, чтобы не испачкать ее и не испачкаться затем об нее же самому и из-за спины уже которого выглядывали оставшиеся двое, как ангел и демон, только и оба демоны при этом и темными же тенями, добавив параллельно немного морской соли и дыма к общему сборищу-собранию энергий соответственно, так еще вместе же с Никитиным почти что уже и выкипевшим молоком, в одном месте и в такое же время. Что и тут же практически выдохнули, подкатив глаза, и, переглянувшись меж собой, бросили вместо очередного же приветствия ему что-то наподобие «Здесь заканчивается бог» и «Оставь надежду всяк сюда входящий» и продолжили вести беседу уже вдвоем и меж собой. «Что ж, видимо, и правда говорили не обо мне – смысл был бы и уже прерываться, коль начали, не им-то уж и точно стесняться, да и об ином начинать…», подумалось вновь Никите, «…но вот и только о чем или ком же тогда? Хороший вопрос! А уж и сколько же их еще будет за этот еще пока и странный дьявольский лишь час – только предстояло выяснить, не сдав и своих козырей раньше времени, как и шестерок на погоны и им же. Может, гонца и карают первым… Но и он хотя бы успеет отомстить! Да и не в рассветный же час, как и не на рассвете же почти пришелся с «придуманным-увиденным», как и дурными вестями в общем, а под покровом ночи, оттягивая и отягчая тем самым не только себе, но и остальным свою же участь».
– Заходи – не бойся, уходи – не плачь! – Коротко и ясно не поприветствовал его уже и сам Александр, неожиданно даже и для себя же самого резюмировав и сократив до сути все ранее и до него же еще иронично-саркастично сказанное, и отошел от двери, пропуская в пригласительном же жесте головой очередного ночного гостя внутрь, тут же закрывая ее за ним и только затем проходя за ним же самим следом.
– Секретничаем? – Хмыкнул Никита и то ли уже прямо-таки и от несдерживаемой им самим обиды, что вот-вот и превратится внутри него в лед, а по инструкции же это все же должен быть именно холод, то ли и от желания в очередной же раз и в самую что ни на есть отместку поиграть на чужих нервах, что, конечно же и опять же, вытекало одно из другого, становясь чуть ли и не одним и тем же, единым целым, сразу же пошел с козырей. – Надеюсь, о чем-то и ком-то поинтереснее, чем и о Владе с Софи, лежащих сейчас на ковре в гостиной перед камином и мирно сопящих в четыре дырки почти что в обнимку!
– Чего?..
– Не понял!..
И как и ожидалось, Женя и Егор среагировали молниеносно и одновременно, стоило ему лишь только закончить, и пусть и закончили не совсем так же, но и тут же ведь остались друг с другом солидарны: буквально уже и даря, прямо-таки и раздаривая свою и не соль на подхвате и поддержке. Так еще и оба же не стали затем и ничего более добавлять, как и допрашивать, ожидая уже непосредственно продолжения от самого Никиты. Явно же этим еще и сверху польстив ему, ведь уже и двое, а не он один, были взбудоражены и знатно так растормошены. Соблюдая же при этом еще и негласный один и тот же сейчас на троих дресс-код – спортивные штаны на завязках: черные, но поднятые до середины икр за счет резинок на концах штанин у Жени и темно-серые, опущенные до конца и фиксированные на щиколотках теми же утяжками у Егора. Которые и плюс ко всему же еще ну никак бы не спасли их да и ее же, собственно, как в принципе, так и положения, если бы сейчас вошла сюда и та же все София или Полина, лишь и придерживая же трикотажную ткань, когда же и именно держалась она на одном лишь честном слове, как и двух же боках и тазовых костях соответственно, подкрепляющих лишь еще больше и в таком же виде не только само слово, да и не только же речи, но и фигурой посущественнее и поинтереснее под голым торсом и над босыми же ногами. Зато и хлеб под сонный лук – был уже готов. Пока же и зрелище только ожидалось. И лишь один мужчина встречал как подобает, находясь же средь них, как белая ворона или тот же все лебедь средь гусят-утят, в более-менее целостном и собранном, а и главное удобном виде да и при параде же почти, не было бы на нем только краски в которой его белая легкая кофта с три четверти рукавом и v-образным вырезом и черные вытертые джинсы были измазаны и прямо-таки разнузданы все от и до, целиком и полностью, да и не маленькими капельками, брызгами, а большими пятнами и кляксами, будто бы и холстом в этот раз был именно он, хотя и скорее же – ис- и пользовался ими, как и самим же собой, как палитрой. И как ведь только и при этом же всем пока не добрался и до своих же все светло-серых сетчатых кроссовок, старых и уже давно домашних, как и та же почти что футболка-тряпка, что и только же лишь по воле случая и достаточной еще носибельности не стали ей-ими, а и не потому, что видали и повидали, видавшие виды, а там и все, всех и вся – никак: ведь и лишь пока не добрался. Пока не снял свою почти готовую картину с высокого деревянного светло-коричневого мольберта со специальным металлическим держателем для холстов наверху, и, прежде чем убрать ее до конца досыхать, чуть не потряс ее перед и над собой же, по большей же части и именно спустив все вниз, чтобы естественным образом убрать лишнюю влагу и лишнее же количество краски, но и лишние же в этот раз – только на словах, лишь и чуть подсобив этим качеству и оставив стекать все это в свободном нис- и падении каплями и дорожками, превращающимися затем в кляксы и разводы, которые, конечно же, затем еще и не преминули оказаться на его обуви и отпечататься же на и в ее ткани, оставив уже и свой след как искусство, как и на искусстве же.
После чего уже только перенес свое творение поближе к белому, отрытому во всю высоту и ширь пластиковому окну, у которого, как и у не менее же белого и пластикового подоконника, подперев его и на него же оперевшись, и расположились ребята и обернулся к своему изначальному месту, бросив теперь и под ноги ту же самую все тряпку, впитавшую ранее краску не только с кистей, но и затем еще с его рук, и начал проходиться ей по всем своим неостывшим ранее следам, выбросив после и в конце пути ее в металлическую же урну, запрятанную в самом углу у шкафа со всеми же черновиками и никудышными обрезами-набросками, порванными еще до. Затем облокотился на свой же мольберт, размяв перед этим спину с руками, как до этого почти делал и сам Никита, потянувшись и покрутив ими, как и ногами из стороны в сторону, перекатился пару раз с пятки на носок и обратно, приходя в себя постепенно и от нахождения же до этого в одной и той же вертикальной позе несколько часов подряд, покрутил головой, проморгался, подержав переносицу в зажиме с пару минут и глаза же в темноте, и уже более-менее здраво взглянул на всех парней: на кого прямо, а на кого и боковым зрением.
– Да! А что? Все же чинно и цивильно – расстояние в полтора метра соблюдается: ни птица не пролетит, ни пуля не просвистит! – Хихикнул желтоглазый, будто и вовсе не замечая реакции на свою же и до этого пустую провокацию-фальсификацию к ним, осматривая комнату так внимательно, как будто и в первый раз же в ней оказался, внутренне же лишь довольствуясь произведенным эффектом от кликбейта: по одной же пусть и лишь пошатнувшейся, но зато вот и по другой уже прямо-таки и бурлящей энергии, то и дело выбрасывающей в воздух морскую свежесть из самых своих пучин и глубин, только же слегка будучи приправленной тлеющим деревом с травами, как и солнечным теплом. Но и как говорится все, кто понял – тот понял, кто не понял – тот поймет. Да и знатно же еще отомстит. Но и это ведь игра, а игра должна стоить свеч, лампочек и бенгальских огней, фейерверков. Ну, а тут же вот – гейзеров. Тоже ничего! А если же еще и учесть, что для него, как все-таки ребенка еще и сия семейства, все же было в новинку и впервые, как и в первый же раз, еще же и наравне с тем, что Александр менял картины на стенах на старые, пока стыли новые, а после и на новые, пряча старые в стопки, комната и правда каждый раз выглядела по-разному и иначе, по-новому, пока только и сам ее же ремонт, выраженный в бежевых крашеных стенах и темном ламинате пола, как и в темно-коричневом в основном дереве мебели и белом натяжном потолке со встроенным в него теплым желтым светом, оставался прежним. Да и не только же в этом мужчина любил стабильность, оставляя за ней еще, как и за собой, большое свободное пространство: чтобы было где телу развернуться, а душе не свернуться. Поэтому-то, кстати, и работал почти же что и в открытом, прямо-таки и вакуумном эхо-пространстве, не сильно загроможденном, но и не до конца пустом, с мольбертом, но и не посередине комнаты, а почти же что и у самой ее центровой стены напротив выхода, полностью практически состоящей из окон от потолка до пола, переворачивая будто и таким образом еще и свою же зону комфорта и личное пространство сразу: рядом с белой пластиковой дверью и выходом же на сам балкон соответственно, что зрительно и не делило тем самым пространство и саму же комнату, чуть потсбивая, но и будучи же при этом всегда открытой, как и большинство же самих окон, полностью не отгораживая и не убирая свет. По левую же уже сторону и от них стоял большой, во всю же почти и от пола же до потолка стену шкаф со стеклянными дверьми и круглыми деревянными в цвет же него самого ручками, за которыми уже и на достаточно длинных и широких полках лежали все его принадлежности для искусства-творения и создания-созидания: деревянные прямоугольные, горизонтальные и вертикальные рамы с мольбертами и холстами всех размеров и мастей – вместе и отдельно для натяжки, чистые листы бумаги – от стикерных и блокнотных до ватманов, банки для воды – пластиковые и железные, стеклянные, акварельные и гуашевые, масляные и сухие краски, цветные и одноцветные карандаши – разной твердости и мягкости, как и кисти – толщины, маркеры, фломастеры и простые, гелиевые ручки, ластики – всех форм и размеров, новые и старые тряпки из все тех же старых и поношенных, ненужных вещей, черновики с палитрами – пластиковые и бумажные, губки, новые и не, чтобы подтереть, промокнув, растушевать и стереть вовсе лишнее, металлические и цветные пластиковые кнопки – для простых набросков на обычных листах и так далее и тому подобное, ведь там было действительно все и всё да и проще было сказать, как и прежде, чего и нет – ничего, это просто был одновременно проход в Нарнию и в сумку Гермионы Грейнджер, все, что могло понадобиться сначала для да и в процессе же все работы, а и только лишь потом и после же, в конце для защиты и спасения стоящих за ними и самих же магических миров было, и хоть и где фэнтези и фантастика, а где и фантазия с воображением, как говорится, но и рядом же все, буквально руку протянуть и ногой вступить. На него же уже облокачивались и сами картины в стопках лицом же к нему, задом же – к противоположно и тут же почти напротив стоящей белой отключенной чаше-ванной, разделенной на три части светло-коричневым ДСП-листом и заполненной темно-серой влажной глиной в комьях и сухим где и таким же однотонным, а где и цветным пластилином в брусках и по бортику же уже которой, в свою очередь, как и у нее же самой на полу стояли бюсты: людей и существ, чистых и в помесь, животных и растений, во всех же возможных и не позах, как и со всех же таких же сторон, законченные уже, только в процессе и с видным еще металлическим каркасом вместо костного из серых прутьев или только-только начатые в виде одних лишь и все тех же металлических скелетов. Но и несмотря же при этом на и так достаточную освещенность помещения что от потолка, что и от достаточно немаленьких окон и балкона, практически и не закрывающих ничего, как и никого да и не закрывающихся совсем, по углам его все равно был расставлен дополнительный свет от напольных ламп с большими плафонами в количестве четырех штук, а уже и в компанию к ним, где-то и с десяток, были развешаны по стенам чуть ниже потолка и на растяжках почти незаметных, ведь и в цвет же все стен, проводов, где и даже закреплены на стеклах лампы поменьше, с такими же плафонами и не менее яркие – для тех же все и самых вечерних, а там и перетекающих плавно и не в ночные работ мужчины, как и сейчас же все, к примеру. Да и самому же ему ко всему же, казалось, что если он не выключит основной свет, а включит лишь дополнительный, он меньше привлечет к себе внимания и никого не потревожит, как и не разбудит. Следом же затем уже и задаваясь вопросом: «А и есть ли на самом деле разница да и мотылькам – на какой и именно им свет лететь? Нет. Разница и была скорей – для Икара! Но и тут же ведь все, если захотеть: можно же и красный лазер маленькой точкой на стеклянном здании напротив рассмотреть. Человеку! А и тем более – ангелу или демону… Да и так же все: обращенным или нет! А тьма же и всегда как уступала, так и уступает до сих пор же свету! И пусть даже и как сейчас же все – искусственному и лишь заменившему естественный… Но ведь и все же – свету». – Так и… о чем вы тут все и… без меня? – Выпятил нижнюю губу он, не только уже и прямо-таки не скрывая все той же своей и на них же обиды, но и докидывая к ней новой: в лице все тех же субъектов, что так и не ввели его в курс дела, продолжая обсуждать что-то или уже даже и кого-то сугубо меж собой. И, дабы же не стоять еще и дальше без дела посередине, как и какой-то истукан или изваяние, что только и оставалось полить снаружи, залив под крышечку и внутри бетоном, да и оставить затвердевать, без использования каких-либо и иных допсредств для создания скульптуры, как и растрат, да и не тесниться уж втроем у того же самого окна, где уже были и все те же двое, Егор и Женя, отошел к шкафу и картинам подле него, начав шерудить ими, откидывая их одну за другой на себя из общей стопки, смотря ее, после – стоящую перед ней и так далее.