Записки провинциального гитариста. В хронологической последовательности от первого лица

1986 – 1988

В июне 1986-го Виктор Тюрин распустил группу. Об этом было объявлено задолго, примерно за полгода. Решил свернуть эту свою активность, объясняя возрастом, 43 на тот момент, но было очевидно, что грядёт смена  руководства УПК, и в новую систему он не вписывается.

Мы отыграли последний выпускной в Выездновской школе, под утро буднично пожали  руки, разгрузив аппарат, словно бы до следующей халтуры, и разошлись. Так эта глава оказалась закрытой, и начала открываться следующая.

Оказавшись, после 8 лет в команде (с перерывом на полтора года армии), в свободном плавании и без занятости, я болтался летом в неопределённости, а на самом деле в постоянных размышлениях, что делать дальше. Пара – тройка групп, думаю приняли бы меня, но я никуда не торопился. К этому времени были уже изрядно пропаханы Deep Purple, Led Zeppelin, Grand Funk и Santana, и веяния джаз-рока и фьюжн носились в воздухе.

В апреле на Арзамасской весне 86 мы сыграли  Аруану из группы Арай, куда я добавил своё гитарное соло, до этого была ещё одна композиция из Арая, Ностальгия из Арсенала Алексея Козлова. Да, и в том же июне выступили по приглашению Вячеслава Уланова в ДК Орджоникидзе в одном концерте с Чебоксарским Джаз – Форумом Николая Кузьмичева. Что говорить, выглядели мы по сравнению с ними весьма робко, и по-любительски, тем не менее посеянным зернам надо было прорастать.

Вышеобозначенный плейлист, думаю, показывает степень того репертуарного голода, который тогда переживали все провинциальные музыканты. То, что было чуть за чертой массового интереса, достать было непросто, в Арзамасе никакого ни джаз-рока, ни фанка ни у кого не было.

Вобщем примерно таковы предпосылки того судьбоносного события, которое случилось в один из дней того лета. Всего навсего зашёл  в книжный магазин на ул. Калинина, вроде как всегда , но на этот раз глаза мои сразу же с порога упёрлись в название, которое наотмашь ударило меня с полок – Гитара от блюза до джаз – рока!.. С распростёртыми руками устремляюсь к цели, беру с полки (вспоминаю это всё как в замедленной съёмке), открываю… и разочарованно закрываю. Это оказался нотный сборник.

Мне было 26, нотной грамоты я не знал, совсем. Всё, что было нужно, снималось на слух, если необходимо с замедленной скорости чуда местного приборостроения Легенды 404.

Пролистал, посмотрел, положил на полку и ушёл. А имена в голову запали, Джанго Рейнхардт, Барни Кессел, Джо Пасс, Кенни Баррел, а названия какие!, Путешествие по Алабаме, Самостоятельный полёт, Как глупо мечтать о тебе.. На следующий день пошёл и купил. Для себя подумал, даже ради большой вступительной статьи Юрия Дмитриевского, с кучей информации.

Информацию прочитал не один раз, и понял что другого варианта как что то попробовать сыграть оттуда у меня нет. Так началась для меня моя музыкальная грамота, начал разбирать по тактам, считать линейки и тд., о табулатурах тогда никто ничего не знал, и не  публиковал их.

Параллельно искал максимально возможную информацию, любую литературу, настольной книгой стала Становление джаза Коллиера. Ну так вот линейка за линейкой, такт за тактом, строчка за строчкой, к весне наразбирал, наковырял, наиграл три пьесы из этого сборника, сейчас даже не вспомню точно все, вроде Блюз Бенсона, что то из аккордовых соло Джо Пасса. Уже начиная эту затею, закралась бредовая идея выступить с этим материалом на Весне – 87 сольно, без ансамблевого сопровождения, даже сейчас подобное не сильно распространено, тогда в Арзамасе это было диво дивное. Выступил, как смог, произвёл фурор, как многие говорили, но думаю больше из-за самого факта нахождения на сцене с электрогитарой в одиночестве и непонятности, некой таинственности музыкального содержания. Ни о какой свободе исполнения речи не было, всё зазубрено, ни шагу в сторону.

Но вот подошёл Слава Уланов, похвалил, пригласил выступить в Горький,  ДК Орджоникидзе. Пригласил значит надо ехать, взял у Гены Болтунова  чешский СГ Jolana Superstar, сел в автобус, поехал. Сказать что я там переволновался – ничего не сказать, я просто одеревенел, после меня выступал Саша Гречухин с Колей Бадукиным, уже тогда джазовые корифеи Горького, у Саши был Ibanez Artist, и всё остальное на высоком уровне, я не мог адекватно их воспринимать, отбрякал с грехом пополам своё, и мне хотелось скрыться. А открывал концерт биг бенд ММК под руководством Александра Дубровского. Ни с ним ни с Гречухиным я тогда не познакомился, наши пути пересекутся много позже.

Слава оставил меня ночевать у себя, вечером сидели у него на кухне, были ещё Семён Подкар, Гоша Винокуров, ужинали, слушали Earth, Wind & Fire,  но я больше прислушивался к себе и понимал, что вопрос – что делать дальше – не то что не решён, а должен решаться из другой отправной точки.

******

Параллельно с разбором этих пьес из сборника всеми возможными тогда способами пытался заполучить максимум литературы, благо в этом же сборнике был указан внушительный список книг, использованных при составлении. Основными учебниками стали "Техника джазового аккомпанемента" В. Молоткова и "Джазовая импровизация на гитаре" А. Манилова и Молоткова. Причем первую мне сначала выписали откуда то в центральную библиотеку, без права выноса, тогда я пригласил фотографа Юру Ракова, он принёс штатив, лампу, и страницу за страницей перещелкивал, прямо в читальном зале.

По аккордовой технике в прогрессивной аппликатуре особых вопросов и затруднений  у меня не возникло. Что касается импровизации, то дальше игры гамм посредством арпеджио соответствующих септаккордов в пяти позициях я не продвинулся. Во-первых было понятно, что дальше всё гораздо сложнее, во-вторых уже этого было достаточно на данном этапе, достигнув определённой свободы, обреталась абсолютная независимость от тональности и от позиции на грифе. Всё это касалось диатоники, то есть для обыгрывания минорных тональностей и maj7. С пентатоникой предстояло знакомиться по новой несколько позже. И то что диатоникой обыгрываются любые лады, принимая за тонику разные ступени, я тоже допёр спустя какое то время. Надо ли говорить о том, что гитару тогда я не выпускал круглосуточно, и бывало обыгрывалось всё подряд без разбора, что звучало из телевизора и тд, на электрухе как на тренажёре, не мешая домашним.

Музыкальный молодёжный клуб, ММК, при ДК им. С. Орджоникидзе одним из основных направлений своей работы ставил концертную деятельность. Концерты Российских джазовых исполнителей происходили постоянно. Из тех, на которых я был, запомнились  Александр Старостенко и Владимир Чекасин. Александр Старостенко, мой ровесник, ленинградский джазовый гитарист, с эстрадно джазовым отделением по гитаре ленинградского музучища за плечами. Его работа в трио, с басом и барабанами, была безупречна и являла собой то, к чему я стремился тогда.

Но мои попытки собрать минимальный состав в Арзамасе не увенчались успехом, идеальным конечно был бы, квартет, с расчётом на Тюрина и Станиловского, сакс, гитара, бас, барабаны, однако по разным обстоятельствам не случилось.

Ещё тогда, на кухне у Уланова, как желательные факторы  моего дальнейшего развития, высказывались советы познакомиться с Игорем Васильевым и Юрием Дмитриевским. Первый, мультиинструменталист, гитарист, флейтист, давал частные уроки, в том числе и по джазовой гитаре, второй преподавал в культпросвет училище на Бору теоретические дисциплины, был знатоком  джазовой гитары, кстати, одним из составителей сборника "Гитара от блюза до джаз рока" и автором большой вступительной статьи.

Игорь Васильев принял у себя на Родионова  доброжелательно – снисходительно, с уроками не отказал, однако дальше дело не пошло, то ли по моим неувязкам со временем, то ли по его, не срослось.

С Юрой Дмитриевским общение было продолжительным, приезжал к нему в Кузнечиху много раз. Море интересной и необходимой информации, записи, ноты, минусовые фонограммы и тд., кроме того, как оказалось, Юра был неплохим гитарным мастером, а вопрос инструмента стоял очень остро. Вобщем заказал я ему инструмент, после обсуждений сошлись на том, что это должно быть  что-то типа моего на тот момент эталона, Ibanez Artist, отдал предоплату. Прошло уже аж полгода, шла весна, а дело не двигалось. Я терпеливо ждал, но вот как то летом звонит Олег Антошин, говорит, в Павлове продаётся Ibanez Artist, через Олега Шалаева, можно ехать смотреть. Сели,  поехали, потусовались с Павловским Кредо, лишь поздно вечером нам в полутёмном подъезде вынесли гитару, посмотрели, почти из рук жены владельца, его самого не видели, вроде как на северах в ресторане работал, типа от гитариста Джо Дассена попала к нему,  всё понравилось, договорились через две недели забрать, без кофра за 2800. За две недели надо было собрать эту сумму. Помогли родители, любимая тётушка из Свердловска, и надо было забирать предоплату у Дмитриевского. Юра конечно не ожидал такого крутого поворота, когда утром я предстал перед ним с этим, но деньги к вечеру  принёс, куда договорились. В Павлово я уже не успевал, уезжал с семьёй в Алупку. Отдал деньги Антошину, чтоб он отвёз их и забрал гитару. Интересно, что до этого я уже бывал в Павлово, и тоже не предмет покупки гитары. Ездил к Валере Балашову, смотрел тогда HB, японский лес пол, ещё что то, в общем гитарный город был.

 Всё получилось, через две недели я приехал, дома у родителей меня ждал мой Ibanez Artist, модель 2672. Сбылась мечта, уточнять кого не будем.

Ну коль скоро в руках у меня появился профессиональный инструмент, сам бог велел как то на нём начать зарабатывать, как тогда говорили  "отбивать" его. То есть впрягаться в некий халтурный прожект, да и как то соскучился я уже по музицированию, то есть был готов.

Захаживал я тогда время от времени в ГДК, в гости к Рок-компании Автор (Саша Шерстнёв, Вася Чернов, Серёга Корешков, Вадик Коряжкин, и Серёга Лисин). И как то раз слышу, из соседнего с 8-й музыкальной комнатой хореографического класса, доносятся звуки ф-но, кто-то довольно таки приятно наигрывает что то приджазованное, достаточно технично, грамотно и резво. Я у  музыкантов осведомляюсь, мол кто такой, дак это ж, говорят, Володя Молодкин, аккомпаниатор у танцоров, после горьковского музучилища, правда по баяну,  в простонародье Борода. Без особых церемоний захожу, привет – привет, слово за слово, сыграй так, сыграй сяк, а вот так, а потом так и тд и тп, короче зацепились, нашли общие музыкальные точки соприкосновения, и выразили обоюдное желание совместно помузицировать, тем более что у Бороды уже был в связке вокалист Толик Гусев и даже некая база в Красном уголке СУ-7 на Ступина, за памятником Марксу.

Там же примерно недели уже через две мы сыграли небольшой сет из вещей 10 на каком то их мероприятии. Молодкин на самоиграйке, я на гитаре, Гусев – вокал. Репертуар старались подбирать со вкусом, Хоралов, Саруханов, Серов, Корнелюк и тд, чтоб и нашим и вашим. И однозначно с дальним прицелом в последствии начать делать авторский материал, все фанатели по Chicago; Earth, Wind & Fire, в таком духе. Долго мы в этом СМУ не задержались и вскоре, то есть осенью 88-го, перебрались в Луч, Севастопольская 15, к Саше Ерофееву, это была уже реальная, хорошо обустроенная база. Гусев предложил название Джем.

1988 – 1991

И понеслась. Наверное мы тогда являли собой типичный пример группы "на взлёте". Музыкальные идеи захлёстывали, репетиции бесконечные, бесконечные разговоры о том, какую крутую музыку мы будем делать и тд, соул, фанк захватывали всё больше и больше. Невзирая на, естественно, ограничивающие возможности самоиграйки, брались за, казалось бы, неосуществимые на ней композиции, как например Soul Shadow из Crusaders. Первая авторская вещь была примерно в этом же ритме, этакий вальяжный присвингованный соул,  минорный блюз на стихи, попавшиеся где то, местного поэта Николая Рачкова  "Сохраните себя".

Вообще блюзовая форма никогда не оставляла меня равнодушным. Блюзовый квадрат представлялся мне каким-то органичным и самодостаточным образованием, чем то сродни, скажем, сонету, или онегинской строфе. Период, заключающий в себе начало, развитие, кульминацию, заключение и подготовку к следующему квадрату.

Поскольку стихов никто из нас не писал, оставался вариант подбора уже написанных кем-то. Таким образом перелопачивались тома и тома поэтической литературы, от античности до современности. Именно тогда я открыл для себя Игоря Чурдалёва, отобрал на будущее несколько его стихов. Забегая вперёд скажу, что видел много раз его на своих концертах в конце 90-х и в нулевых, в основном в Джем Престиже, но так и не познакомились, к большому моему сожалению, один раз как то оказались за одним столом с Сашей Шишкиным, перекинулись парой фраз ни о чём и всё, очень жаль.

И конечно всем нам тогда казалось, что вот если бы наши песни были бы на английском, то успех был бы обеспечен автоматически. Потом будет и такой опыт, но обо всём по порядку.

Все мы отлично понимали, что самоиграйка, да ещё тех времён, типа Yamaha PSR , это мера вынужденная и временная, и настал момент – появилась полноценная ритм секция, и ритм секция не слабая, а возможно из лучших в городе. Наш арзамасский Ian Paice – Миша Пыхтин и басист, человек думающий по – басовому, так называемым “низовым” мышлением, Саша Свистунов. И вроде как новогодние вечера мы уже с ними работали, Ерофель за пультом. А там и начали подготовку к Весне – 89.

Из этой программы помню три композиции. Опять таки минорный блюз на 5/4, на который очень хорошо лёг текст стихотворения Остров Рождества, автора к своему стыду забыл. Стыд и позор.

Романтичный город Сан Франциско,

С детских лет закутанный в туман,

Я тебя не видел даже близко,

Мне мешает Тихий Океан.

Затем такой плотный, жестко сбитый фанк на стихи Николаса Гильена "Струится время".

Струится время молчаливо,

Как медленный поток ночной,

И гладит лоб усталый мой,

И грудь, где сердце еле живо.

И наконец тягучая баллада, на стихи Игоря Чурдалёва " Зря ты пришла". Я отлично помню, что музыка на эти стихи, которые тогда уже были в голове, посетила мне в автобусе, когда мы втроём возвращались с концерта Сергея Манукяна в ДК УВД. Под впечатлением от его Summertime . Оставалось только добраться до гитары и сыграть.

Зря ты пришла провожать на вокзал,

Комья признаний забили мне горло,

Самого главного я не сказал,

Были лишь жесты сквозь стёкла вагона

Да, так получалось, что идеи этих вещей приносил я, Борода правил, дополнял, чистил, добавлял струнные, духовые, делал подробную аранжировку, когда дело доходило до ритм-секции, они блестяще делали свою работу, подкладывали под эти масло, сыр и ветчину хороший кусок хлеба.

С этой программой мы опять стали лауреатами на Весне. Но времена менялись. И я видел, что часть публики была недовольна тем, что именно нам профессиональное жюри отдало лауреатство, а не Рок – Островам из Ворсмы. Кстати рока у них тогда было гораздо больше, чем потом.

Где то у кого то осталась аудио запись нашего выступления, потому что кассету потом кто то отвозил в Москву, кому то показывал и говорил, что нужно студийное качество. Я про то, что очень и очень было бы интересно послушать это сейчас.

Потом были опять выпускные, а потом Гусев и Ерофеев поцапались, и мы ушли из Луча.

К тому времени команда Автор в ГДК по сути представляла собой безжизненные осколки, ни состава, ни программы, мы просто пришли к директору, предложили свои услуги, и обосновались в 8-й комнате. Ну да, конкуренция как она есть.

Пыхтин со Свистуновым в ДК не пошли, Свистунов был человек Ерофеева, а Миша не видел денежных перспектив.

Значит нужна была опять самоиграйка, но запросы выросли, и менее чем на Roland D-20 мы ни на что не смотрели. Здесь конечно Вова Молодкин опять проявил свои качества дельца. Опять, потому что ещё будучи в Луче, он выцепил Ямаху dx-11, и они с Гусевым мотались за ней аж во Львов. Оттуда позвонили, сказали не хватает, срочно высылай ещё. Помог секретарь горкома комсомола В. Елисеев. Ну что, сказал он, дело доброе, открыл сейф, достал пачку, я пошёл на телеграф и отправил деньги им во Львов.

Вообще какие то сделки, проделки, где надо было с кем то что то перетереть, обстряпать, утрясти, это было поприще Бороды. Глаз у него загорался, и весь он приходил в возбуждение от предстоящей комбинации.

Короче после нескольких его походов, то к директору дк, то в отдел культуры к Анне Моисеевне Родиной, то в бухгалтерию отдела культуры, поехали мы с ним в Горький по каким то адресам и явкам, я, если честно, слабо в это вникал, он всё твердил про наличные, безналичные, безналичные, наличные, короче Роланд привезли.

"Морёный дуб”. 

Прибился к нам паренёк, скромный, немногословный, приходил на репетиции, тихо сидел, слушал, смотрел. Интересовался, сколько это стоит, а это, а вот это. А потом и говорит, дескать хочу в вас вложить деньги, купить вам аппарат, инструменты, студию. Естественно вопрос, откуда деньги. Деньги, говорит, не проблема, мы с отцом водолазы, работаем на шведскую фирму, добываем в Мордовии морёный дуб. Контракт на такую то сумму. Называет цифру, достаточную  для десяти самых крутых студий, что мы могли представить, а может пятидесяти. Пишите, говорит, смету. Раз сказали, мы давай писать смету, день пишем, два, неделю, аппетиты растут, и он приходит, корректирует всё в сторону увеличения, не надо, говорит, мелочиться, самое лучшее будем брать…  Ну и в итоге как он появился, так и исчез, материального ущерба не нанёс, слава богу. С тех пор какие то неправдоподобные обещания и просто неправдоподобную сутуацю стали называть “морёный дуб”. Неокрепшая психика, понятное дело.

Ну так вот привезли Roland D20

и опять всё завертелось закрутилось, на новых оборотах и с новыми красками. Присоединился ещё один клавишник Юра Синегубкин. Всё начало вставать сугубо на коммерческие рельсы. Сменился директор ДК, пришёл бывший начальник шатковского отдела культуры и поставил задачу культурно обслуживать весь юг области.

В довершение всего явились три грации. Подтанцовка. Это было очень актуально, и очень повышало ставки. Граций звали Элла Приходько, Наташа Кочешкова, Таня Беднякова. Все вместе Ритм – балет Виктория. Поначалу, первые два – три раза была ещё четвертая, высокая блондинка, которой Приходько говорила: тебе танцевать не надо, ты просто ходи, и она ходила, было достаточно, четвертую грацию звали Татьяна Сорока, вскоре она перестала появляться, куда делась не знаю.

Первая поездка в таком составе была в Первомайск. Надо было видеть тот эффект, который производили девушки, уже выходя из автобуса. Народ бросал всё и стремглав бежал за билетами.

Больше в жизни столько концертов не было как в это лето. Случалось два в день.То, что нормой было отыграть концерт в зрительном зале, а потом танцы на улице или в фойе, это понятно. Но бывало и не в одном месте, а, скажем, днём в Гагино, open air, на кузове грузовика, раскаленном как сковородка, без козырька, помню было ощущение что обувь плавится, а вечером Лесогорск. Везде разгрузить загрузить аппарат, по возвращении на базу еле ползали, но молодые организмы восстанавливались быстро. Однако Синегубкин сошёл с дистанции.

Музыкантов стало опять трое, три танцовщицы, звукреж, световик, конферансье, потом появились грузчики, потом Сергей Корешков на саксе. Вот такой колхоз. Да, ещё водитель штатный Кубани ДК-вской, ему доплачивали с концертов. Вообще была разработана определённая система оплаты, типа коэффициента трудового участия, у каждого свой, работали по договору с отделом культуры, плательщик если платил безнал в бухгалтерию, они нам потом выписывали наличные, что то там удерживая конечно.

То есть как то весь этот концертный процесс был поставлен на поток, в том числе не без помощи харизматичнейшего администратора горьковской филармонии Сергея Николаевича Константинова.

 В то же самое время, параллельно, не прекращаясь шёл процесс работы над авторским материалом. Непосредственно музыкантская работа была поставлена таким образом, что на D-20 мы с Бородой работали вдвоём. Было чёткое разделение функций, я отвечал за ритм секцию – бас, барабаны, перкуссия – всё это прописывал я, начиная с халтурной программы, всё остальное программировал Владимир.

Процесс был настолько захватывающим, что произошло невероятное, я вообще перестал брать в руки гитару. И не мог оторваться от секвенсора. Готов был сидеть буквально с утра до вечера, и спать с ним в обнимку. Да, как гитарист я тогда возможно не развивался, тем не менее преуспевал в другом, постигал что такое аранжировка, что такое грув, и как он делается.

Следующий блок авторских композиций строился от Гусева, что было вобщем то логично, вокальная линия на поверхности, она впереди всего. Толян напевал некую рыбу, вокальную тему, я начинал облекать её в гармонию, ритмико – басовую структуру, а потом дошёл и до текстов. Да, мало помалу как то вошёл во вкус, и дело пошло. Молодкин был особенно повернут на Чикаго, поэтому то, что он накидывал на ритм – секцию так или иначе вызывало прямые ассоциации, никто не спорил, ибо это было хорошо. Разве что духовая секция была цифровая, сначала.

Но пришло время, появилась и аналоговая, натуральная. Серёга Корешков, вроде как он, привел саксофониста альтиста из Горького, Андрея Вшивкова, сына известного музыканта, бэндлидера, на тот момент главного дирижёра оркестра цирка Никулина, Рудольфа Вшивкова, уроженца Арзамаса, как я понимаю, поскольку с Тюриным они были знакомы с молодости. Андрей и сам уже имел большой опыт профессиональной работы, обладал хорошиим звуком, и великолепно импровизировал.

Трубача найти было нереально. Тут надо конечно понимать, что человек должен быть близок идейно, не случайный. Трубача не нашли, а тромбониста нашли, им оказался Вадик Прохоров, который прежде на тромбоне не играл, но очень хотел. То есть тромбон, тенор Сакс, альт сакс, верхушку играл Борода на клавишах. Ну как то так.

С базы мы практически не уходили с утра до ночи. Бывало так, что приезжали с халтуры под утро, но не расходились, включали аппарат, негромко заводили болванки и что то обсуждали, корректировали. Репетиции походили на мартеновский цех во время плавки. Правда я там никогда не был, но видел в кино. Гусев мог позвонить ночью, с базы, в микрофон в колонки, с реверберацией что то пробазлать и добиваться немедленного ответа, нормально это или нет. Он тогда не пил совсем. В общем коллективное сумасшествие.

На Весне 91 был абсолютный фурор, признанный и публикой и музыкантами всех рангов. Безоговорочное гран – при. Эти три композиции, Зеркало река, Город, Париж – Даккар, сильно отличались от того, что было тогда на нашей эстраде, и актуальны до сих пор.

Конечно всё это повествование носит сжатый по времени характер, естественно всё не расскажешь. За эти два почти года ритм – балет наш претерпевал регулярные ротации. Первая пошла на повышение и оставила проект  Наташа Кочешкова, затем уехала в Москву Приходько. К весне 91-го она уже примерно с год работала у Шуфутинского, то ли на подпевках, то ли на подтанцовках, то ли вместе, она умела и то и другое.

Вскоре после нашего триумфа она появилась в городе и объявила нам, что надо ехать на студию писаться, студия готова, есть где взять деньги на 40 часов, и есть где жить, у неё в Медведково.

Да, откладывать не было смысла, пока материал в руках, на подъёме, собрались и поехали.

Дальше командовала всем она, Элка. То есть утром мы приехали с поезда к ней, попили чаю, и по её раскладу все, кроме нас с ней, должны ехать на студию, по-моему на Подбельского, сейчас не помню, но это типа бывший небольшой дк, и в нем много студий, вроде Рекорд. И ждать там нас. Потому что денег пока не было. Потом всё было как в кино. Но не про сталеваров. Про шпионов.

Мы с ней поехали на Красную площадь, в гостиницу Москва. К главному входу. Мне было сказано ждать здесь, на улице. Кругом сновали серьёзные дяденьки в хороших пиджаках с депутатскими значками. Ждал я минут 20 – 30. Выходит, кивает, мол пошли. Спрашиваю, как дела, опять же молча открывает сумочку, показывает пачки купюр. Это кино повторялось каждое утро, что мы работали на студии. То есть чтобы начать работать, надо было заплатить за смену, чтобы заплатить надо было ехать в гостиницу Москва за деньгами. Было запланировано 4 смены, должны были всё успеть. На самом деле мы готовили четыре песни, но в итоге записали три. Зеркало река, Город, Париж – Дакар.

Работал с нами Сергей Логоткин. Высокопрофессиональный звукорежиссёр, очень тихий, собранный, корректный молодой человек, лет 38-и навскидку.

Очень много времени заняла перегонка партий с D-20 и подбор звуков, тембров с более серьёзных приборов. Естественно ни одного звука нашего роландовского не осталось, но знающие люди как-то всё равно догадываются, что писано на D-20.

Затем вживую писали дудки, гитару, которая там представлена более чем скромно по вышеназванным причинам, вокал, бэки. Всё состоялось без каких либо осложнений. Сергей даже отметил, дескать надо же, люди подготовленные приехали. В соседней студии писалась группа Суровый февраль, чуть ли не месяц.

Толян всё выдавал почти с первого дубля, духовики выстраивали пачки, Андрюха на саксе отжигал солешники. Сергей попросил на клавишах продублировать уже забитое в болванку клавишное соло, в Городе, то есть сыграть вживую идеально в унисон с уже имеющимся, добавить аутентичный тембр с какого то древнего Юпитера. Там в темпе 130 шестнадцатыми. Борода всю ночь не спал, гонял его в наушниках, на коленках в коридоре. В итоге не подкачал, внедрил пять капель коньяку, рассыпал бисером как росу с куста, и опять заполировал.

“Теле шоу  Жди меня”.

Забавный случай произошёл со мной в Москве в те дни. У Гусева мама жила тогда у какой то своей престарелой родственницы и ухаживала за ней, бабушка лет 80-ти. Толян говорит мне, надоел этот вокзал, поехали хоть нормально поужинаем, посидим чаю попьём, в нормальной обстановке, мать приглашает. Ладно, поехали. Огромная коммуналка на площади Ногина. Всё хорошо, поужинали, сидим смотрим телевизор. А дело происходит аккурат на 9 мая. По телевизору показывают как в разных городах СССР началась война, бомбят Ригу. Я внимательно смотрю, потому что мой дядя, хоть и не родной, а муж сестры моего отца, был лётчик, и в первый день войны в Риге был серьёзно ранен. В семье это было известно.

Тут хозяйка, эта бабушка, не отрываясь тоже от экрана, как бы про себя, произносит : 

– да, вот и брата моего в первый день войны ранило в Риге..

Я так внутренне подсобрался, но молчу.. Далее она продолжает:

– авиатехник был..

Я всё ещё молчу, но еле сдерживаюсь. Следующая её реплика :

– Иван Иванович Дёмин…

Да, это мой дядя, и я уже начинаю осторожно говорить:

– а вы знаете, Иван Иванович Дёмин – это мой дядя, и тоже авиатехник, и тоже был ранен в первый день войны…

Бабушка повернулась ко мне, просканировала меня внимательным взглядом в течение трёх секунд и выдала:

– так ты Славин сын?!..

Вот случайно зашёл в гости в Москве, такое шоу Жди меня.

Студийная работа была закончена, нам вручили бобину, с двумя вариантами мастеринга, и минусовой фонограммой. Мы вернулись домой. И опять те же люди, что и с записью 89-го года, повезли это в Москву, и вскоре последовал ответ, что нас ждут на радио SNC, чтобы участвовать в прямом эфире с трансляцией наших записей.

Поехали мы с Бородой вдвоём. И тогда и сейчас наши кассеты попадали к Сергею, он работал на телевидении, сейчас не помню на каком, интересовался музыкой, имел какие то знакомства. Жил на Нагатинской. Когда мы к нему заявились, он удивился, что мы приехали сегодня, а не завтра, т.к. ведущий, который приглашал нас в эфир, будет именно завтра, и он оказывается говорил об этом. Ну ладно, можно и сегодня, но ведущий будет не тот, который хотел нас, а другой. Много говорили с ним про так называемую раскрутку и тд. Поехали на радио, в Зеленый театр в парке Горького. Всё прошло хорошо, крутили все наши песни, звонили люди, задавали вопросы. Запомнилось, что в середине эфира, в перерыве, в качестве фоновой музыки, ведущий, как он сказал, чтобы не выходить из темы, поставил Сильвер блюз Алексея Козлова, это польстило.

Чтоб это дело отметить пошли втроём в ресторан, и там этакое игривое настроение нас накрыло, что захотелось посмотреть, что будет, если вдруг официант подумает, что мы свалили не заплатив. Естественно никто не собирался так делать, просто все на какой то веселой волне вошли в кураж, придумали какой то план, но в итоге официант проявил себя молодцом в плане бдительности и культуры обслуживания, и мы довольные, что он прошёл проверку, расплатились, оставили чаевые и ушли. Но вечер не закончился. На выходе с Нагатинской, на Варшавке под закрытие метро уже, расположился арбузный развал. Тут мы тоже не упустили возможность проверить бдительность продавца – сторожа, но и watermelon man тоже оказался на чеку, и мы, абсолютно радостные за работников сферы торговли и обслуживания, правда опять вынужденные спуститься в метро, проехать на следующую станцию и вернуться на Нагатинскую пешком, наконец то вернулись домой, как говорится усталые и довольные.

На следующий день мы с Бородой ещё где то мотались по Москве, не помню точно где, чего, наверное кассеты куда то возили, но уже не так весело было, как накануне. Москва начала 90-х это вам не seaside rendezvous. Кругом мелкая и покрупнее торговля, ларечники, наперсточники. И как то ясно лично мне стало, что не хочу я сюда, а хочу отсюда. Но вслух ничего не сказал.

Вслух сказал Толя Гусев. По приезду домой тут вроде наметилась халтурка, и он встал на дыбы, для него это оказалось абсолютно невозможным, полное эмоциональное истощение. Я его отлично понимал, потому что тоже больше не мог выходить на сцену с эскадроном моих мыслей шальных и с атас веселей рабочий класс.

Позвонила Элка, звала выступить в каком то концерте в Москве с нашими песнями, но вокалист был полностью деморализован, что то мы думали, решали, спорили, кричали, в итоге не поехали. Борода уволился из ДК и ушёл на Автопровод, Толян просто как то изолировался и замолчал, духовики всё равно не были так плотно затянуты во всё это, им было проще. Мне Тюрин почти в приказном порядке велел устраиваться в музыкальную школу, но об этом и о другом речь пойдёт далее.

Больше к кавер исполнительству я не возвращался никогда.

И к секвенсорам больше не подходил.