– Дьяка? Так он же в царских подвалах! Это его оттуда вызволить надо, а потом опять милиции подсунуть? Сложно. Хотя дьяк, как вариант, очень даже не плохой.

– Ну, вызволить-то можно. Калымдай прикинется тем же участковым и заберет дьяка для допроса, например.

– Ладно, подумаем. С Калымдаем обмозгуем.

Минут через пятнадцать Маша-туманчик снова просочилась сквозь забор и шепнув «Уходим», нырнула в дедов кошель.

Уходим, так уходим.

По дороге на постоялый двор, Михалыч, под одобрительное попискивание из кошеля, накупил целую корзинку яблок, груш, кренделей да пряников в награду за отлично проделанную работу. А мне ничего не купил, а позавтракать было бы не плохо.

Но я зря на него обижался – кабатчик, ранее предупрежденный Михалычем, уже накрывал нам на стол. А еще за столом сидел Калымдай. Увидев нас, он радостно вскочил и кинулся обниматься, разыгрывая приятную встречу. Ну, я и правда, рад был его видеть.

Михалыч сходил наверх, выпустить Машу и вскоре, едва она переоделась в сарафан и навела древнерусский макияж, они присоединились к нам. По пути дед подмигнул трактирщику, указав взглядом на Машу, а потом на Калымдая и сделал жест, будто вгрызается во что-то. Трактирщик опять побелел и засуетился, передавая половому еду для нас. Михалыч без приколов никак не может.

Каша со шкварками была особенно вкусной. Хотя расстегаи с осетриной и запеченный целиком поросёнок, оказались не хуже. Зря я вчера переживал, унюхав кухонные ароматы, кормили тут отлично.

Маша, расправившись с припасённой для неё снедью, оглядела нас и очень серьезно произнесла:

– Прав оказался монсеньор Кощей, тут самый настоящий заговор против него.

– Так. Тогда надо срочно доложить ему. Пошли наверх, свяжемся с царем-батюшкой.

Михалыч на прощание еще раз подмигнул хозяину гостиницы и мы затопали наверх.

Вызвав Кощея, я протянул зеркальце нашей разведчице.

– Монсеньор, – начала Маша, едва Кощеева физиономия показалась в зеркале, – спешу доложить, что вы были абсолютно правы. Операция против вас уже началась.

– Вот как? Откуда известно сие?

– Я пообщалась с пастором Швабсом из Немецкой слободы под видом посланницы ада, прибывшей для внезапной проверки. Сразу поверив, он ответил на все мои вопросы и подтвердил ваши предположения.

Кощей слушал внимательно, не перебивая.

Как оказалось, пастор этот, фанатик-маньяк по жизни, решил продвинуть католическую церковь на всю Русь. Понимая, что в одиночку справиться с этой задачей ему не под силу, он с величайшим самомнением, задумал подчинить себе демонические силы и с их помощью разделаться сначала со всей российской нечистью, ну, лешими, водяными, русалками и прочими, чем показать всю несостоятельность и слабость православной церкви, в отличие от католической. А потом уже и полностью заменить православие католицизмом. Основную ставку он ставил на некоего демона по имени Вельзевул. Как я потом узнал – это был совсем не слабенький рядовой демон, а самый настоящий представитель высших кругов адского руководства. Ага, он, конечно, взял и просто так подчинился какому-то пастору из захудалого прихода. Не вызывало никаких сомнений, что этот Вельзевул просто манипулирует пастором в каких-то своих целях. Да и цели были понятны – проникнуть на русские земли, распространить свою власть, уничтожить конкурента Кощея и править тут единолично. И фанатик Швабс оказался очень кстати. Времени в запасе у Кощея было еще несколько дней – пастор должен был провести черную мессу для вызова Вельзевула, а для этого надо было еще и церковь подготовить. Ну, перекрасить её изнутри в черный цвет, всякую сатанинскую символику развесить и прочие мерзости.

– Молодцы, Канцелярия! – похвалил Кощей, потирая руки. – Клюнули всё-таки демоны на мою наживку. Сейчас Орду еще выдвину на Лукошкино, подкину дровишек в костёр.

– Так Орда же далеко, Ваше Величество, – усомнился я, – ей до Лукошкино, небось, недели две добираться.

– Я не всю Орду пошлю. Сниму просто заградительные отряды на западной границе и разверну к вам. Там шамаханов тысяч пять будет, хватит, пожалуй. А доберутся они быстро, за день-два, не останавливаясь для грабежей по дороге, быстрым маршем.

– Ничего себе отряды у вас по пять тысяч, – покачал я головой. – Ох, Ваше Величество, чуть не забыл! Нам позарез нужна блоха ваша особенная, подкованная. Очень срочно.

– Михалыч, ты разболтал? – взглянул на деда Кощей.

– Так для дела же, батюшка! Задумали мы её в отделение милицейское подкинуть.

– Ладно, будет вам блоха. Подготовлю и сей же час ворона пришлю. Всё, работайте. Марселина, хвалю.

И Кощей отключился.

Мы сидели вчетвером на кроватях и улыбались друг другу довольные собой, пока радостный момент не прервал Калымдай:

– А что вы там с блохой затеваете, Федор Васильевич?

– Ах да. Хотим прослушку организовать в милиции и тут нам без тебя никак не справиться.

Я объяснил нашу идею и Калымдай, подумав немного, кивнул головой:

– Можно провернуть, пожалуй. Под видом участкового, а лучше – Митьки. Ребята как раз сегодня докладывали, что Митька этот, оставшись в отделении за старшего, решил из себя крутого мента строить. С утра на базаре на торговцев панику наводит, шмонает всех подряд и охапками народ вяжет да в ментовку тащит. Задержать его на базаре на полчасика на всякий случай и можно успеть дьяка вытащить.

– Тогда дожидаемся посыльного от Кощея и действуем. Мы на базар рванём, попробуем подстраховать Митьку, а ты сразу в царский терем отправляйся. Не опасно там будет? Не схватят тебя?

– Не переживайте, Федор Васильевич. Я бойца еще одного своего возьму, и сделаем в лучшем виде.

Ворон прилетел через час. Внезапно раздался стук в окно и хриплый голос произнёс:

– Открррывайте, свои.

Я уже встречался с этой птичкой во дворце Кощея. Летал он по всему дворцу, но к нам не заглядывал, о чем я особо и не жалел. Ворон и ворон, только разговаривать умеет. Надеюсь, профилактику от птичьего гриппа регулярно проводит.

– Деррржите, канцелярррские, притаррранил вам подарррочек от Кощея.

Он поднял ногу, к которой была привязана небольшая коробочка.

– Внутри булавка уже заговоррренная и пузырррек с насекомой. Смотрррите, не ррразбейте. Ну, я полетел.

– Погодь, птица, – остановил я его и быстро смотавшись вниз, притащил ворону миску каши со шкварками, оставшейся от завтрака.

– Уважил, – одобрительно кивнул ворон и быстро умял всю миску. И куда только влезает?

Дед запряг Машу, как самую глазастую помогать ему колдовать с блохой, а мы с Калымдаем сидели на кровати, объясняя этим мастерам, как надо правильно организовывать трудовой процесс, за какие именно места держать покрепче блоху да какие песни ей напевать шёпотом, чтобы она не так сильно нервничала. Нет, не убили они нас, но наслушались мы такого…

Блоху обработали зельем, ворон улетел, а мы засобирались на дело, нетерпеливо дожидаясь пока Михалыч запихивал в безразмерный кошель весь свой хлам. На мои увещевания выкинуть всё, он не реагировал и всё-таки впихнул весь мусор и мы, наконец-то покинули постоялый двор.

Перед тем, как разойтись, я протянул Калымдаю коробочку с блохой и булавкой:

– Держи, ротмистр. Блоху дьяку сразу в волосы запихни, лишь бы не траванулась, бедная, а булавку сразу же и проверишь на качество связи.

– А ить всё равно, воину нашему бравому придётся в доме том тайном сидеть рядом с милицией, – заявил Михалыч. – Капля на блохе махонькая, вот и надо недалече быть, а то не добьёт.

– Понятно. Значит, Калымдай, как дьяка к ним подкинешь, отправляйся к Борову, слушай внимательно, что говорить будут и с нами связь держи.

Калымдай побежал в одну сторону, а мы отправились на базар искать младшего мента Митьку. Найти его оказалось легче легкого – по крику.

– Ой, люди добрые! Да что же этот аспид творит?! Людёв хватает без разбору за всякие места и волочёт в милицию свою богомерзкую!

– А ну, подвинься, Потаповна, я сейчас ентому паршивцу оглоблей-то заеду!

– Положь оглоблю, сломаешь, а она денег стоит! Пошли лучше в кабак, никаких моих нервов уже нетути.

– И то. А с дурнем ентим Митькой, пущай участковый сам разбирается. Ему за это деньги плачены.

Когда мы подошли поближе, Митька уже расправился с очередной торговкой. Стрельцы тащили в отделение толстую, орущую бабу, а этот красавчик стоял, широко расставив ноги и уперев в бока руки, гордо поглядывая по сторонам и выискивая очередного ужасного нарушителя закона.

– Как отвлекать будем, Михалыч? Ломом по башке и бежать?

– Не выковали еще такой лом, внучек, чтобы эту орясину свалить.

– Давай из пистоля твоего ногу ему прострелим и бежать?

– Ить не заряжен он.

– Тогда ты спереди зайдешь, закурить попросишь, а я сзади кирпичом его хрястну и бежать.

– Ой, мужчины, – презрительно протянула Маша. – Вам бы только хрястнуть кого!

Она вдруг рванула к Митьке и, подбежав и тря кулачками глаза, завыла писклявым голосом:

– Дядечка главный милиционер! Вы ведь тут самый главный?

– Вестимо, – важно кивнул самый главный милиционер.

– Дяденька начальник, а там одна тётка вместо бруснички в капусту квашеную калину напихала, а я купила, а теперь меня мамка из дому выгонит, а тётка та деньги не отдаёт, а помогите сироте обездоленной, дядечка самый главный!

– Матрёна, небось?! – взревел Митька.

– Она, дяденька, такая толстая, большая, вредная-превредная!

– Точно она. Опять за старое взялась! Ужо я сейчас ей покажу, как над сиротами измываться! А ну-ка пойдём, красна девица, заарестуем её немедля!

– Вы идите дядечка, а у меня шнурок развязался. Завяжу и сразу за вами.

Митька рванул куда-то в ряды, а Маша не спеша подошла к нам и пожала плечиками:

– Вот и всё. Теперь он надолго там застрянет. Видела я эту тётку Матрёну. И пяти стрельцов на неё мало будет.

– Молодец, Машуль! Благодарность тебе от лица Канцелярии!

Теперь оставалось только дожидаться результатов операции Калымдая.

– А пойдемте к царскому дворцу? – предложил я. – Всё равно сейчас делать нечего, а там хоть на дворец посмотреть, а может и Калымдая увидим. Может помощь ему какая потребуется.

Я еще удивлялся, чего это Маша с дедом хихикнули, когда я предложил дворец посмотреть. Понятно стало, когда впереди показалось четырехэтажное деревянное здание, обнесенное высоким забором. Нет, солидно смотрелось, даже красиво, но далеко не дворец. Уж с Кощеевым сравнивать, это один смех только.

– Смотри, смотри! – пихнул меня в бок Михалыч.

Да что ж у него за манера такая?! То в лоб заедет, то в бок пихнёт, больно же!

Я завертел головой. О точно! Около царских ворот прохаживался улыбающийся участковый, вежливо кивая головой всем встречным-поперечным.

Интересно, это сам Калымдай или напарник его? Калитка заскрипела и из нее вышел… Митька! Со спящим дьяком на плече. Участковый кивнул ему, махнул рукой дежурным стрельцам и они с псевдо-Митькой резво зашагали в сторону отделения.

Мы прогулочным шагом направились за ними, стараясь всё же не отстать. До бабкиного терема от дворца было ходьбы минут пятнадцать и за весь путь никто не остановил наших диверсантов и они, преспокойно добравшись до отделения, свернули куда-то в переулочек. А еще минут через пять из переулка вышел Калымдай в уже привычном для нас облике самого обычного мужика в обнимку с другим таким же невзрачным мужичком. Они, пошатываясь и немелодично завывая про какую-то Галю, нёсшую воду, удалились в сторону дома Борова, а мы, восхищенно покрутив головами, отправились на постоялый двор. Через базар, конечно – у Маши закончились фруктовые и кулинарные припасы.

Ближе к вечеру отзвонился, ну, в смысле, связался со мной Калымдай и доложил, что дьяк лежит за овином на территории бабкиного терема, а сама бабка только что с участковым приземлилась в своей ступе.

Когда начало темнеть, мы с Михалычем пошли погулять, а Маша, обложившись пряниками, осталась в гостинице за очередным любовно-слезливым романом.

А мы не зря погуляли. Пройдясь вдоль ближайшего участка крепостной стены, мы заметили, что поверх ее расставлены стрельцы с пищалями и пушками, а фитили у них были наготове и раздуты.

Лукошкино перешло на военное положение.

* * *

Разбудил меня утром Калымдай по булавочной связи.

Доложил, что дьяк обнаружен Митькой за овином и доставлен им прямиком в отделение. Блоха благополучно сменила невкусного дьяка на более кошерного кота Ваську, слышимость отличная. Ничего интересного в тереме бабки не происходило, разве что допросили ничего не понимающего и не помнящего дьяка да отправили его вместе с боярином Мышкиным в царскую тюрьму.

Я поблагодарил Калымдая за службу и уже хотел было снова завалиться спать, как в дверь заскреблась Маша.

– Мсье Теодор, можно войти? Открывайте, я же слышу, что вы уже не спите.

Ну да, вампирский слух. Я вздохнул, оделся и открыл дверь.

– Мсье Теодор, у меня новая идея, – сходу заявила Маша. – Я буду очаровывать немецкого посла.

– Зачем?

– Ну как же! Мсье Шпицрутенберг такой душка! Очень галантный кавалер, разве вы не замечали?

– Не замечал.

– Ну, конечно, вы все мужчины такие невнимательные, ограниченные…

Грохнула дверь, отворяемая ногой деда, тащившего в руках огромный поднос, уставленный разнообразной снедью.

– Вот и доброго утречка, внучек! А ну-ка сейчас водички-то плесну, умоемся и кушать будем!

– Ага, спасибо. Деда, помогай, что-то я Машу с утра понять не могу.

– Что же тут непонятного? – всплеснула Маша руками. – Кнут Гамсунович очень обаятельный мужчина, настоящий рыцарь. И глаза у него такие… Глубокие и страстные… А кроме того, он не только посол, но и глава всей Немецкой слободы, а значит, в курсе всех дел, включая и церковные.

– Любовь зла, полюбишь и посла, – понимающе кивнул дед.

– Ах, дедушка Михалыч! Ну что вы такое говорите?! Ну, какая тут может быть любовь?! Ну а хотя бы и так, что с того? А если это два сердца встретились на краю цивилизованного мира? А если это настоящие чувства, как в романах?

У меня отвисла челюсть, а Михалыч только махнул рукой:

– Да пусть, внучек. Пусть девица наша развлекается. Тебя что, завидки берут?

– Меня?!

– Ну, вот и славно. Всё равно сейчас дел нет, пусть натомится вволю девка-то, пусть пострадает всласть.

Маша подскочила к Михалычу, подхватила на руки и закружила по комнате:

– Ах, мон шер Михалыч! Мерси, мерси! Только вы меня и понимаете!

– Отпусти, убивица! – захрипел дед в крепких вампирских объятиях.

Бережно поставив Михалыча на пол, Маша повернулась ко мне и скромно опустив глазки заявила:

– Только мне ваша помощь нужна, мон ами Теодор.

– Моя?

– И ваша и дедушки Михалыча.

Оказалось, что Маше для начала нужна была карета. И сидела бы красотка наша в этой карете и ехала бы она мимо Немецкой слободы, да вдруг из-за угла как выскочили бы два страшных злодея, да как бы напали на Машу! А тут появился бы добрый молодец… тьфу! славный рыцарь Кнут Гамсунович, да своей рапирой проткнул бы гадких бандитов и подхватил бы он милую девушку уже практически упавшую в обморок и понёс бы он её на руках своих сильных…

– А мы бы с тобой, Михалыч, – прервал я эти фантазии, – так и остались бы валяться там под забором, зарезанные храбрым рыцарем. Оно нам надо?

– Да и карету енту где мы возьмем, внучка? Разве что у посла и спереть.

– Злые вы, грубые, ничего в галантных отношениях не понимаете. Тогда хотя бы в телохранителей моих переоденьтесь – недопустимо мадмуазель одной по городу гулять.

– Машенька, ведь посол знает меня в лицо. Я же у него про католичество расспрашивал, помнишь?

– Ну, тогда дедушка.

– Машенька, ну какой из меня, старого пер… перца, телохранитель? Я, конечно, ишо о-го-го, но посол же не поверит.

– Злые вы…

В итоге Маша махнула на нас рукой и выклянчила у Калымдая двух элитных шамаханов, которые в образе французских гвардейцев времен Генриха IV, а может и какого-нибудь Людовика, должны были сопровождать Машу по городу. А мы с Михалычем, основательно позавтракав, переглянулись, похихикали и отправились понаблюдать за развитием любовного романа. Всё равно сегодня никаких дел не было, только и оставалось, что убивать время любым доступным способом.

Машу мы обнаружили, разумеется, около Немецкой слободы. В белом воздушном платье, европейского покроя (и где она его только раздобыла?), она смотрелась очаровательной скучающей барышней, вполне готовой к приключениям. Сзади шагах в десяти, с устрашающими выражениями на лицах, за ней следовали пара верзил в европейских же одеждах.

Мы с дедом присели под забором за ближайшим углом и по очереди выглядывали из-за него, пихаясь локтями и хихикая, как первоклашки на перемене.

Маша прошлась по дороге вдоль забора раз, другой, третий, а мы уже не хихикали, а просто хохотали, закрывая руками рты, а Маша, конечно же, заметив нас, украдкой показывала нам кулак. Но ожидания нашей томной красавицы не остались без результата. Большие ворота, протяжно заскрипев, выпустили карету, запряженную четверкой лошадей. Едва карета приблизилась к Маше, как та уронила в пыль свой белоснежный платочек и громко ахнула. Карета тут же остановилась и выскочивший из нее посол поднял платочек, едва не коснувшись пыли локонами парика и галантно подал его Маше. Та приняла его, сделав книксен и, пообщавшись о чем-то с послом пару минут, уселась в карету и умчалась в неизвестную нам романтическую даль, совершенно позабыв о своих телохранителях.

Мы махнули шамаханам, жестами показали, что они могут быть свободны, да и сами отправились к себе на постоялый двор. Михалыч убежал на базар за припасами, а я прилег и как-то незаметно для себя заснул. Сказывались последние напряженные дни.

Снилась мне почему-то Маша, стоящая на носу «Титаника». Она вдруг погрозила мне пальцем и процитировала знаменитую фразу из фильма, почему-то голосом посла: «А царь-то не настоящий!». Вот к чему бы это?

Маша заявилась только под вечер, раскрасневшаяся и жутко довольная.

Оказалось, не смотря на военное положение, посол заставил стрельцов открыть ворота города и увез Машу кататься по окрестностям. В подробности Маша вдаваться не стала, только томно закатывала глаза и вздыхала: «Ах, шарман!»

* * *

Хорошо, а главное – вкусно отужинав, мы решили уже было ложиться спать, но вызов Калымдая, отменил такое славное начинание.

– Федор Васильевич, – зашептал он взволнованно, – участковый на старое кладбище сейчас собирается!

– Да волки его задери! Зачем? – я махнул деду с Машей мол, подключайтесь к разговору, чтобы потом не пересказывать.

– Хитрый он, умный, решил проверить, а Тюрю ли на самом деле похоронили. Бабке он тут талдычил, что шамахан там в личине, скорее всего. А если и не шамахан, а самый настоящий Тюря, то надо мол, у него по карманам пошарить мол, небось, колечко волшебное с собой носил постоянно. Ну и…

– Да и хрен с ним. Делать ему больше нечего, пусть идет и копает. Нам всё равно, что он там найдет, и так и так хорошо и путанно.

– Федор Васильевич… – раздался вдруг смущенный донельзя голос, – а можно и я на кладбище схожу?

Маша яростно закивала головой, а Михалыч показал оттопыренный вверх большой палец.

– Ну, можно, наверное, только зачем? – недоумевающе спросил я.

– Пошалить немного. Такой момент удачный выдался, жаль упустить!

– Ну, как дети малые… Ладно, давай, только не спугни его, пусть задуманное совершит. Отбой.

Я посмотрел на своих компаньонов:

– Ну? Что вы еще затеваете?

– Феденька, внучек и мы с Калымдаем пойдём. Маша, свяжись с ним, скажи, пусть за нами зайдёт и вместе отправимси!

– Да зачем вам это? Не понимаю.

– Не понимаете, мсье Теодор, – кивнула Маша. – Это же жуткий шарман, попроказничать на кладбище ночью!

– Ну и развлечения у вас тут…

– Идём с нами, внучек, смеху-то будет!

– Думаешь? Ну, ладно, пошли, всё равно днём выспался, не засну уже.

– Вы не пожалеете, Теодор! – захлопала в ладоши Маша.

Уже совсем стемнело, когда за нами зашёл запыхавшийся Калымдай.

– В полночь они решили выйти, – доложил он. – У нас еще час в запасе есть.

– А далеко оно, кладбище-то?

– Недалеко, версты полторы от города.

– Ну, пошли тогда.

Мы незаметно, даже не наткнувшись ни на один стрелецкий патруль, проскользнули к ближайшей крепостной стене и только сейчас я задумался, а как же мы выберемся из города?

– Никаких проблем, мсье, – успокоила Маша, по причине ночной поры щеголявшая в своём привычном кожаном костюмчике.

За её спиной вдруг раскрылись огромные крылья и она, легко подхватив одной рукой меня, другой Михалыча, взлетела высоко в небо, а через минуту плавно опустила нас на землю, метрах в пятидесяти по ту сторону стены.

– Ну, ты даёшь… – выдавил я из себя, ошарашенный внезапностью полета.

Но Маша меня не слушала и тут же снова воспарила в небеса, а через пару минут вернулась с хохочущим Калымдаем в охапке.

Тут как специально разошлись лёгкие облака на небе и луна, огромная такая, как в голливудских фильмах, только без санта-клаусов или велосипедистов, пролетающих на ее фоне, ярко осветила всё вокруг.

До старого кладбища и правда было совсем близко, да и не заметил я дорогу, поддавшись веселому настроению моих соратников по хулиганству. Знаете, как в детстве, бывало, готовишься нашкодить или какую еще каверзу затеваешь, а сам в предвкушении аж ходуном ходишь от радости. И зачастую эта радость может быть и посильнее, чем от последующей проказы.

Так, хихикая и перемигиваясь, мы и добрались до кладбища. Страшно? Смеетесь? В такой-то хохочущей компании?

Маша, как основной специалист по загробной и около того жизни, взяла на себя общее командование, стратегию и тактику.

– Вот могила вашего шамахана, мон ами Калымдай, – она указала на свежую могилку с мореным деревянным крестом. – Дедушка Михалыч спрячется совсем рядом и выйдет, когда могилокопатели подойдут поближе.

Дед, хихикнув, отошел в сторонку и затаился за деревом, которых на кладбище было множество.

– Вы, мсье ротмистр и вы, мсье Теодор, прячьтесь за могилками неподалеку. Сидите там тихо и ждите моей команды. Как увидите, что началось, создавайте большой шум. Ах, это будет прекрасно!

И Маша скрылась в глубине кладбища, а мы с Калымдаем отошли на пару могилок дальше и удобно расположились, скрывшись за надгробными памятниками.

– А чего это она про «началось» говорила? – спросил я Калымдая. – Я что-то не понял, чего она затевает.

– Мадмуазель Марселина наверняка решила мертвецов поднять, – откликнулся Калымдай и хихикнул. – Ох и веселье-то будет!

– Мертвецов?! А так можно? А они нас не сожрут? А участкового?

– Не волнуйтесь, Федор Васильевич, наша мадмуазель как настоящий вампир, своё дело знает. Они, кровососы эти, любят пошалить с мертвецами. А наша барышня как раз и будет управлять ими. Сами-то они бестолковые и шага сделать не смогут, так и будут топтаться на месте, пока петухи не заорут.

– А у Кощея во дворце скелеты просто живчики, так и носятся с саблями наголо.

– Так это – другое дело. Его Величество заколдовал их, а мадмуазель Марселина просто подымет и управлять будет. И на счет покушать уж не беспокойтесь, они же мертвые, им ни еда, ни вода не нужны.

– Ладно. – Я чуть успокоился, но еще один момент тревожил меня. – Калымдай, а вот то, что твоего парня тут потревожат сейчас, могилу его раскопают, это для тебя ничего? Ну, ваших обрядов не нарушает?

– Всё в порядке, Федор Васильевич, в могиле только пустая оболочка, а Бодухан сейчас на небесных полях стада гоняет или с прекрасными девами вино пьет.

– А ладно. О, смотри, вроде идет кто-то?

– Точно! Идут наши менты! Теперь тихо сидим.

Два силуэта, один пониже, другой совсем здоровый, с лопатами на плече пробирались между могилок и были уже совсем недалеко от нас.

– Ну где тут свежие могилы? – донесся до нас голос участкового.

– Тут, батюшка, вона и вона ишо, – отвечал ему Митька, почему-то очень писклявым голосом.

– Да ладно тебе, Митька, не бойся! Бери лопату и копай.

– Да кто боится, кто боится?! – взвизгнул этот бугай. – Вот, пожалуйте, вам лопата, мне лопата…

– А мне? – спросил Михалыч, выходя из-за дерева.

Они аж подпрыгнули! Участковый резко развернулся к деду, принимая боевую стойку, а Митька рухнул на колени, закрестился и заголосил молитву.

Мы с ротмистром захихикали, закрывая рты ладонями.

А наш дед заливался соловьём:

– Ох и в недоброе место и время занесло тебя, сыскной воевода! Ить места тут страшные, древние, таинственные, никто сюда ночью ходить не осмеливаетси. А уж, ежели кто и зайдет…

– То что? – пропищал Митька.

– То всё.

Митька икнул.

– Ладно дед, хватит нас пугать, – бодрясь, перебил его участковый. – Подскажи нам лучше где тут могила Тюри, казначея царского.

– Да вона она, внучек! Сюда, сюда проходите.

Милиционеры, поплевав на ладони, принялись раскапывать могилу, а Михалыч потоптался немного рядом, да и тоже взялся за лопату.

Вот скажите мне, по какой такой правоохранительной логике они с собой именно три лопаты захватили? Неисповедимы пути нейронов в мозгу милицейском.

Копали они минут десять, я даже заскучать успел. Наконец вытащили гроб из ямы и, поддев крышку лопатами, открыли и тут же шарахнулись в стороны.

– Чего это они? – недоумевающе спросил я у Калымдая. Он только пожал плечами.

– Чего это он? – завизжал Митька, вторя мне. – Дедушка! Чего это он к верху задом перевернулся?! Может он упырь?!

– Нет, сынок, это не упырь. Упырей, что кровью да мясом человеческим питаются, ты и не видел еще. Не боись, ночь, она длинная… – успокоил Михалыч.

Митьку затрясло, а участковый, перевернув покойника и обшарив его, выпрямился:

– Нет перстня с хризопразом. Вообще ничего нет. Жаль, такая версия хорошая провалилась. Ладно… Митька, давай крышку, будем закапывать обратно.

Но закопать у них не получилось. Едва они водрузили крышку на гроб, как тот очень заметно задергался…

Митька снова рухнул на колени, а Михалыч, воздев руки к небу, заголосил:

– Ох чую я силы злые, нечистые подымаются из-под земли сырой! Ох и недобрые дела тут будут свершаться сей же час! Ох прольётся кровушка-то православная, разлетятся косточки-то по всему погосту!

Участковый пихнул крышку и она загремев, рухнула на землю.

– Ничего и не страшно, – протянул он. – Просто покойник опять к верху задом перевернулся. А почему?

– А потому что ночь сегодня такая! – завыл наш дед. – Колдовская и лютая!

Участковый, надо отдать ему должное, на вопли Михалыча не обращал особого внимания, а увлеченный загадкой размышлял вслух, стараясь понять, что же и почему происходит. Зато Митьку трясло, как Михалыча утром с перепоя.

– А ну-ка, ну-ка, – участковый вдруг наклонился и стащил с покойного штаны. – Ну точно, шамахан! Смотри, Митька! Значит, казначей Тюря жив, а вместо себя подставил нам шамахана! Я был прав – именно Тюря и является главой всего заговора и сейчас преспокойненько руководит всей бандой, сидя в тайном месте в самом сердце Лукошкино!

Мы опять хихикнули.

Сзади зашелестело, я обернулся и икнул а-ля Митька: ко мне подходил натуральный зомби! Покачиваясь, с трудом держа равновесие, весь в лохмотьях и с кусками отваливающейся гниющей плоти, это порождение Голливуда упорно пёрло прямо на меня!

– Ага, наша мадмуазель начала, – произнес спокойный голос Калымдая и меня сразу отпустило.

Тьфу зараза! Это же Маша, как и обещала, науськала мертвецов на милицию.

А мимо меня со всех сторон уже шагали и другие зомби и настоящие скелеты, упрямо продвигавшиеся между крестов к могиле лже-казначея.

Участковый пыхтя, пытался вместе с Митькой приладить назад крышку гроба и ничего не замечал вокруг.

– Берегись, участковый! – заорал Михалыч, когда первые красавчики приблизились к ним.

Ивашов резко выпрямился и с размаху вогнал лезвие лопаты прямо между зубов ближнего скелета.

Я прям зауважал его. Парень не растерявшись месил приближающихся покойников лопатой, громко хекая при каждом взмахе. А вот Митька рухнул в раскопанную могилу, да еще и гроб, покачнувшись, сполз вниз прямо на него. Больше Митька участия в дальнейших событиях не принимал. А жаль. Очень уж он визжал душевно.

– Бу-у-у-у!!! – завыл рядом Калымдай.

– Ы-ы-ы-ы-ы!!! – заорал и я, прерывая свои вопли хохотом. И уж поверьте, хохотал я искренне.

А участковый старательно и не без результата отмахивался лопатой. Вырубал он мертвяков, если сносил им головы, а так, безрукие и безногие, они всё равно старались подойти или подползти, тут уж кому что удавалось. Я с интересом ожидал дальнейшего развития. Мертвецов Маша подняла много и справиться со всеми участковому было не реально. Затопчут же, навалятся всей толпой и затопчут. Но тут поле зомбо-битвы кардинально изменилось. Какой-то покойничек, ухватившись костлявыми руками за участкового, вдруг издал протяжный вой и, рухнув на землю, рассыпался серым пеплом.

– Бабка амулет наколдовала участковому как раз против мертвецов, – пояснил шёпотом Калымдай. Хотя уже можно было говорить во весь голос. – Как чувствовала старая ведьма.

А участковый рассвирепел. Он содрал свой амулет и уже сам гонялся по кладбищу за мертвецами, успешно превращая их в пыль.

Сверху раздалось хлопанье крыльев, а за ним последовал жуткий крик, эдакая смесь уханья совы с воем волка.

– Мадмуазель Маша, – уважительно пояснил Калымдай и вдруг его глаза округлились. – В сторону!

И он, завывая, на четвереньках поскакал в соседние кусты.

Я оглянулся. На меня, открыв зубастую пасть, бежал, сильно качаясь, скелет, а за ним вытаращив глаза и размахивая амулетом на веревочке над головой, как стройбатовец армейским ремнём, мчался участковый, не переставая орать на одной ноте:

– А-а-а-а-а-а-а!!!

Я по примеру Калымдая скакнул в кусты, так же громко завывая и хохоча, только уже несколько истерически от переизбытка впечатлений, хотя про себя и успел подумать, что не хотел бы оказаться на месте Ивашова в эту ночь.

Участковый пронёсся мимо, догнал и огрел бегущего покойника ладанкой по башке и на мгновение скрылся в клубе пыли. Пыль рассеялась, а участковый заозирался по сторонам. Никто больше не нападал.