– Хорошо, тогда погнали.
– А если бы был, не погнали бы?
– Не хочется мне в таком ужасном виде, – Оля провела ладонью по телу, от шеи и до бедер, – появляться у него на глазах. Поэтому да.
Как я уже упоминала, выглядела Оля просто чудесно.
Наш уважаемый таксист, видимо, принял наше желание гнать на свой счет. И прибавил скорость. Сплошная нервотрепка. Если бы я была смелее, попросила бы его быть чуть-чуть аккуратнее на дороге. Хотя Оле, видимо, все нравилось. Если бы ей что-то не нравилось (и ей от этого человека ничего не надо было бы в дальнейшем), она бы своё недовольство высказала.
– А знаешь, что самое странное в путешествиях?
И вот – я все-таки дождалась Олю, которая обещала зайти в общагу на десять минут, а в итоге проторчала там два часа, пока я сидела на лавочке возле входа – нагрелась с избытком, чтобы перекрыть утренние мгновения замерзания.
И мы с ней идем мимо нашего института. Оля – весьма бодро, а я вот, видимо, перегрелась все-таки.
И разговариваем. Само собой.
Очередной вопрос-завлекалочка – и Оля внимательно посмотрела на меня сквозь темные стекла очков, ожидая этого заветного…
– Что?
Хотя она бы и так рассказала.
Мне нравится стиль ее повествования. Некий интерактив. Когда ты не просто слушаешь, а будто бы принимаешь участие в разговоре, но при этом не говоришь практически ничего, наполненного хоть каким-нибудь смыслом.
– Они слишком сильно похожи на сны. Ты возвращаешься, и чем больше времени проходит, тем более нереальным кажется все то, что с тобой происходило тогда. Если бы не фотографии, я бы, пожалуй, уже спустя месяц сказала, что в реальности никакого путешествия не было…
Уже перед самым моим домом мы зашли в супермаркет. И взяли торт-мороженое, политый карамелью и присыпанный арахисом. Первый торт-мороженое в моей жизни.
В детстве у меня было на них помешательство. Я подолгу разглядывала их через витрину. Были они невероятные: в форме цветов и сердец, политые сиропами, подкрашенные всякой гадостью и посыпанные травмоопасной для зубов сладостью, и они мне казались идеалом всего съедобного, что вообще существует на планете.
Но я была слишком скромной, чтобы напрямую изъявить свои желания перед платежеспособными родителями. Причина этой скромности, как и такой безмерной любви к тортам-мороженым, мне, к сожалению, неизвестна.
Эту свою глупую мечту – попробовать такой торт – я озвучила лишь однажды. Таким же жарким, как это, летом. Мама спросила – что возьмем на десерт? И я предложила – может, такой торт? – тыкая на нежно-голубой мороженый цветок в тонкой хрустящей упаковке. И в ответ услышала – ну что ты, Ника, они же невкусные. А спорить не стала.
Хорошо быть взрослой. Относительно взрослой, конечно. До финансовой независимости мне еще далеко. Но когда-нибудь я и ее достигну, и что тогда? Бери, что хочешь.
А ничего уже не хочется.
Кончилась у меня любовь к таким тортам. Даже этот выбрала Оля. Не знаю, откуда выцепила. Таких уже почти не осталось. Да и этот мало походил на те, которые я помнила. Был поскромнее в дизайне.
Дома царила тишина и безлюдье, как я Оле и обещала. Папа на работе, мама (несмотря на отпуск) тоже решает какие-то деловые вопросы, а Илья ходит непонятно где. Впрочем, когда он дома, дом от этого особенно живее не становится. Все равно братец сидит в своей комнате, лишь изредка выползая за перекусами.
Грустно, на самом деле. Хоть бы собачка или кошечка была какая-нибудь, чтобы встречали. Или я уже жаловалась на это?..
Мы расположились на кухне, гордо заняв каждая по два стула, – чтобы было, куда складывать ноги.
Где бы наши посиделки не начинались, заканчивались они всегда одинаково – на этой самой кухне, за большими белыми чашками, на дне которых еще остается немного травяного чая. А в особых случаях – за бокалами, наполовину пустыми, наполовину наполненными вином. Хотя ни Оля, ни Полина, ни я, в общем-то, алкоголями не злоупотребляем… Но иногда приходится.
Сегодня не пришлось.
Оля рассказывала, как прошло ее путешествие. С самого начала и до конца, разбавляя повествование фотографиями – выходит, что теми самыми, которые нужны, чтобы отличать сны и реальность. Что-то нам с Полиной было уже известно – по тем обрывкам, которыми Оля делилась с нами в общем чатике. Но вот, пожалуйста, мне повезло первой узнать полную картину происходящего, от начала и до…
До конца все-таки не получилось.
Илья меня подставил.
Проявился раньше того времени, которое я предсказала.
Заскрипел замок – у нас ужасно громко открывается и закрывается дверь, – мы с Олей переглянулись. Я предложила, что это может быть моя мама – уже справилась со своими делами. Но, стоило двери распахнуться, необходимость в предположениях отпала:
Вздох, звук удара (рюкзака о пол). И следом вопрос:
– Ника, здесь?
– Здесь. Мы с Олей.
– Чаевничаете, да?
Оля раскраснелась, взгляд ее тут же стал недобрым. А уже в следующую секунду Илья заглянул в кухню. Еще бы, ему с такими ногами двух шагов хватает для преодоления расстояний от прихожих до кухонь.
– Ольга, добрый день, – Илья улыбнулся, и вот что-что, а очаровательно улыбаться он где-то научился. – Вернулись из своего путешествия в великий Петроград?
На нем была белая футболка – я даже и не знала, что мой Илья ходит в белом. Волосы уложены как-то интересно и отливают золотом сильнее прежнего. Чего это он у меня такой красивый?
А Оля тоже в белом и тоже светловолосая, если бы они встали рядом вдруг, то очень хорошо бы смотрелись – такая изящная стильная Оля и мой братец-балбес. Мне кажется, и подруженька подумала об этом. По крайней мере, тон ее лица выровнялся, и Оля даже попыталась улыбнуться.
– Как видите, – она развела руки в сторону.
– Ни к чему дурному не пристрастились? Слышал, там побольше кулинаров, чем у нас.
– Ну да, выпечка там на каждом шагу, – ответила Оля спокойно.
– Ну да, и за углом. Выпечка.
– Ну да.
Мне кажется, она над Ильей смеялась. А я вообще на месте Оли его стукнула бы. Но да, впрочем, со мной опять никто не разговаривает.
Сама заговорю. На этой кухне у меня точно какая-никакая власть имеется.
– Илюша, иди по своим делам и не мешайся.
Братец агрессивно замотал головой из стороны в сторону:
– Может, я тоже хочу с вами посплетничать. По Оле соскучился и по любимой сестрице. Она сейчас со мной меньше общается, чем с моими друзьями, – и покосился на меня так, будто я в самом деле всех-всех у него увела. А я, вообще говоря, ни с кем из его друзей не общаюсь. Не считая пары бессмысленных диалогов с Ником. Да и те – из вежливости. Наверное.
Окончательно обнаглев, Илья щелкнул кнопку на чайнике, причем ему было абсолютно наплевать, что вода в нем едва-едва задевает отметки «минимум». Без лишней скромности отобрал стул, на котором лежали мои ноги, и передвинул его на середину кухни, чтобы сидеть справа от меня и слева от Оли. Уселся. Закинул левую ступлю на правое колено.
– Ты совсем ку-ку? – полюбопытствовала без лишней скромности, уже когда процедуры были закончены.
– У тебя как дела? – спросила Оля почти одновременно со мной.
– Да потихоньку, спасибо за интерес. Всю ночь с кодом просидели. Друг, которого Ника еще не успела увести, попросил помочь. А сейчас вот его подружка проснулась. Прогнала с дивана, и мне пришлось возвращаться в дом, где меня всегда ждут и радостно встречают, – Илья вздохнул. А мой вопрос проигнорировал. Приятно. – Ника, ты сама ку-ку.
А, все-таки нет.
– Кстати, а вы знали… – Чайник отключился, и Илья поднялся с места. Жаль, грациозно так восседал. – По-немецки кукушка – это кукук… дер кукук? мне рассказывали. Лет семь назад. Чтобы быть наравне с Никой по интеллекту, приходится вспоминать вот такое… шучу-шучу. Ника – моя самая лучшая сестра.
– Да, она очень хорошая, – вступилась за меня Оля.
– Лучшая, потому что единственная. А у вас мороженое было, да… И не поспал, и мороженое не поел. Вот так жизнь обидела. Ничка, жду, пока пошутишь, что жизнь меня обидела тем, что я родился.
Оля хмыкнула. И Илья, актер мой безоскарный, покачал головой. Ну, в общем-то, Илья у нас, конечно, мастер драматизировать, но я в самом деле иногда так говорю. В шутку, конечно. И он понимает, что я шучу. Как-никак, это ведь мой лучший брат. Да еще и единственный к тому же…
Илья достал из шкафа пачку овсяного печенья. И мой прилив нежности тут же сошел на нет. А кто это печенье, спрашивается, туда складывает? Деловой такой. Сам хоть раз что-то в квартиру принес, кроме себя самого и хлама, который только ему нужен?
– Карт вам не хватает, – вдруг выдал Илья. – Ну такие, знаете… таро́, та́ро… Чтобы вы их на весь стол разложили, и такие, ага, этот – негодяй, а этот еще хуже.
Взял себе самую красивую чашечку в доме, фарфоровую, с изогнутой ручкой и золотой цветочной каемкой. И безобразно кинул в нее пакет черного чая. Аристократ, понимаете. А кто чайные разводы потом будет отмывать с внутренней стенки вместо него? Очень сильно сомневаюсь, что Оля.
Все же я решила не бузить. Вместо этого полюбопытствовала:
– Откуда такие познания?
– Наблюдал со стороны… На нашем университетском квартирнике, в мае. Там гуманитарии тусили в основном, у них, как всегда, меньше всего забот… – Тут он вспохватился – вспомнил, с кем разговаривает: – Ну кроме вас, конечно, работяжки! Вот, а меньшую часть занимали другие факультеты. Ну и меня туда занесло. Ник позвал, кстати, – Илья покосился на меня. – Песни пели, в настолки играли. И в честь какой-то лабуды, праздника, что ли, языческого, карты раскидывали. Была там девушка. В красной блузке, такие, наверное, наши прабабушки уже даже не носили. Сидела в окружении девчонок и с умным видом карты доставала, потом что-то рассказывала, а у всех в глазах читался такой восторг… Мне стало интересно, и я подошел. Начал вспоминать, что мне об этом вообще известно. Так вот, когда-то я услышал, что раньше этими картами во всякие игры рубились. Ну и сообщил ей об этом, в перерывах между девичьими восторгами. А она на меня посмотрела так… Вот почти как ты, Ника. Только у тебя взгляд грозный, а она будто насмехалась – и всего насквозь меня видела.
– Настоящая гадалка, – заметила Оля, чуть дернув плечом.
– Да нет, обычная девушка вроде… Мне сказали, она биологией занимается. А биологи там все с приветом. Лягушек замечают, и сразу у них в душе желание просыпается устраивать резню. Это я не наблюдал. Мне рассказывали.
– Илюша, как ее зовут?
Внутри меня зародилась Хитрость. Такое состояние, будто ты, прочитав книгу до конца, возвращаешься к завязке и уже наверняка знаешь, к чему приведет каждое сказанное слово и совершенный поступок. Улыбаешься ненамеренно, даже если очень хочешь сдержать эту улыбку.
Не припомню, чтобы мой Илья когда-то так увлеченно рассказывал про девушку. Кроме той, его девушки. Алиса ее звали… Алиса это, Алиса то… А потом он вернулся с празднования того самого нового года, когда узнал, что она и его друг знакомы теперь не через рукопожатие, а гораздо ближе. И вообще перестал говорить о девушках.
Мне бы хотелось, конечно же, чтобы он, дурень мой, был счастлив. Потому что я люблю его до невозможности, и, когда плохо ему, я и сама не могу ничему радоваться. Мы будто чувствуем друг друга на расстоянии – передаем сигналы по полупрозрачной леске, очень тонкой, но чувствительной. Чуть покачнешь, клюнешь на приманку, и она тут же пойдет волнами, ничего от ее не утаить.
– Да я помню, что ли, – Илья пожал плечами. – К ней, конечно, обращались как-то, но у вас, девочек, дурная привычка мямлить имена друг друга. Мяу-мяу, мяу-мяу. Чтобы расслышать, надо заставить замолчать весь окружающий мир и прислониться вплотную, тогда да. То ли Лена, то ли Вика, то ли…
– А у меня подруга тоже гадает, – заметила Оля.
– Так что же ты ее не зовешь на ваши посиделки?
– Она из моего города, – подружка пожала плечами. – Слишком дорого нам обойдутся такие расклады. Остается доверять собственному разуму. И сердцу.
– Сердце и разум – это очень хорошо, – кивнул Илья. – Но если вы вдруг повстречаетесь с моей… с этой старомодной Вико-Леной и захотите ее привести к нам в гости, на чай, или мороженое, или на предсказания великого будущего, не забудьте сообщить мне. Я, может, тоже что-нибудь узнать хочу. Хотя… – Он опустил взгляд на свою изящную чашечку – и уже в следующее мгновение стукнул себя по лбу. – Чай совсем остыл, пока я тут языком треплю в десять раз больше вас.
– Так что хотя-то? – спросила я.
– Хотя сомневаюсь, что ваши пути однажды пересекутся, – и Илья улыбнулся как-то невесело. – Но – кто знает. Всякие есть вероятности. Если вы, конечно, знаете, что это такое.
И больше мы о ней не говорили.
Бывают такие знания, которые берутся ниоткуда, сами собой возникают в голове. Но в справедливости которых ничуть не сомневаешься.
Это было одно из таких знаний.
Или – два?
Илья еще заставит постарадать мою подругу – это первое несомненное.
И второе – если та девушка с картами так сильно его зацепила и не выходит из головы до сих пор, значит, не всё они пока что друг другу сказали, что хотели. И однажды придет это время, когда они обретут возможность договорить.
Тогда, быть может, я всё-таки с ней познакомлюсь.
***
Вчера я Олю встречала, а сегодня уже проводила. Вот так недолго длилось ее пребывание в нашем городе.
Но скучать не пришлось. Развлечение придумали за меня, и автором его стал Пашка. Позавчера он намекнул, что мы давненько уже не виделись, и тогда я ответила, что буду занята общением с моей ненаглядной Олей. Однако, стоило ей лишь сесть на поезд, как Пашка будто почувствовал что-то – и написал вновь.
«Ника, привет! =) Освободилась? Хочешь отдохнуть от общения? Или мы все-таки можем встретиться сегодня или, например, завтра?»
Какая галантность. Вот от какого-нибудь Ника такую только во сне можно ожидать, и то с условием, что за ней обязательно последует подвох.
А я сегодняшним утром как раз думала над тем, чем бы таким заняться, и в очередной раз пришла к умозаключению, что подработка была бы не таким уж плохим вариантом, потому что заняться мне сейчас совершенно нечем. Лета всегда ждешь так сильно в надежде многое успеть, и в итоге тратишь его впустую.
Я быстро ему ответила. Хотя обычно я подолгу молчу в наших диалогах.
«если сегодня – то во сколько? я прямо сейчас стою на остановке возле ж/д вокзала»
«Можно сейчас. Если тебя не затруднит и если есть настроение, подъезжай к моему дому. Я успею собраться =)».
И скинул адрес.
До этого момента я примерно представляла себе, где живет Пашка. Примерно на том же расстоянии от института, что я, когда вроде можно и прогуляться, но ты все равно тащишься на остановку, ибо постоянно оказывается так, что сил на прогулку никаких нет.
Только вот по направлению дом его – в противоположной стороне от моего.
А Пашка все равно иногда провожал меня до остановки или дальше, если я вдруг решила сэкономить на проезде. После чего, выходит, ему приходилось вновь тащиться до института, а уже потом – домой.
Теперь же вот – мне наконец выпал шанс посмотреть на местность, где обитает Пашка.
Улица-то знакомая. Я там вроде бы бывала пару раз, ну или хотя бы проходила мимо. Впрочем, знакомую улицу очень легко превратить в незнакомую. Стоит повернуть на дом раньше, или подойти с какой-то другой стороны, и пожалуйста.
От вокзала до Пашки добираться оказалось удобно – один автобус, девять остановок, без пересадок. Подошел автобус мгновенно, стоило лишь мне приблизиться к остановке. Как будто нечто свыше было за то, чтобы наша с Пашкой встреча состоялась.
А потом, спустя остановки три, я вспомнила про телефон. Разблокировала экран – и воодушевление поубавилось в то же мгновение.
Ник мне написал.
Не знаю, чем заслужила такое внимание к своей скромной персоне, но он вдруг решил поинтересоваться, как у меня дела.
И я ответила, что дела у меня – просто прекрасно. Из вежливости (само собой, только из вежливости) поинтересовалась, как дела идут у него.
День сегодня выдался жарким, и окна на домах сверкали, как бриллианты, отражая солнечные лучи. Из-за слишком яркого света все будто поблекло – и остался только этот блеск. Как будто я сижу не в автобусе, а в кабриолете, и вокруг – ослепляющие вспышки фотокамер…
Ник появился в сети, когда мне осталось проехать одну-единственную остановку. И тут же начал жаловаться:
«устал я что-то, Ничка».
«от безделья?»
«………
у тебя как всегда, дорогая. любовь к миру так и просится наружу».
«ну а почему тогда?»
«не имею понятия. вроде даже поспал восемь часов…..»
Ответить я ничего не успела – пришла пора выходить из автобуса. И без того едва не пропустила остановку.
Пашка уже ждал меня. Выходила из автобуса я едва ли не в его объятия. Но мы ведь с ним никогда не обнимаемся, правильно?
– Как ты успел собраться так быстро?
В этот раз тоже не обнялись. Он осторожно протянул мне руку, – а я уже говорила, что у Пашки очень аккуратные, тонкие пальцы?
– Привет, Ника.
И так всегда. Кто-то опаздывает на сорок минут, а кто-то приходит заранее, собравшись буквально минут за десять… вот и думай потом, у кого какие приоритеты.
– Привет, Паша, – я улыбнулась. На нем была зеленая рубашка, цветом ближе к малахиту, подчеркивала глаза. Есть ли у него в гардеробе хоть что-то кроме рубашек? – Почему лето уже за середину перевалило, а ты все еще такой бледный?
– Использую солнцезащитный крем.
– Серьезно?
Пашка кивнул.
– Мне бы тоже надо…. – заметила. – Моя кожа любит сгорать, чуть что. Потом сползает, как у какой-то змеи. Но я никак не подберу.
– Посоветовать?
Я махнула рукой:
– Все равно забуду купить. Когда-нибудь к старости, наверное, прикуплю, когда совсем плохо станет.
– А рак кожи? Не боишься?
– Какой еще рак кожи?
Пашка откинул челку на левый бок – и пожал плечами.
– Я тебе скину пару статей, если захочешь, можешь почитать, – ответил он.
– На английском?
Пашка хмыкнул (надеюсь, не потому, что вспомнил, как сильно я боялась экзамена):
– Да, но не стоит так бояться… Они скорее популярные, чем научные. Могу выписать тезисы… на русском… и отправить тебе.
Я неопределенно пожала плечами.
Мы успели отойти на некоторое расстояние от остановки – вот только сначала мы отходили, чтобы не мешаться под ногами пассажиров, а потом Пашка явно взял какое-то определенное направление, но со мной им не поделился.
– Куда сегодня идем?
Пашка резко затормозил, и я едва в него не врезалась.
– Можем просто погулять, это первый вариант. – Пашка загнул указательный палец. – Можем… В общем, я решил волосы покрасить.
– Правда? В какой?
– В красный.
– Вау, – я осторожно коснулась Пашкиной челки. – Я бы, наверное, никогда не осмелилась… Но при чем тут я?
– Поможешь? Ну… в смысле… покрасишь?
Он осторожно перехватил мою ладонь – и опустил куда-то на уровень груди. Я тут же поспешила выскользнул, до конца так и не разобравшись, что же это был за порыв.
– Ты думаешь, у меня большой опыт в этом?
– Ты хотя бы можешь видеть мой затылок, в отличие от меня самого.
Я фыркнула.
– Ладно, а краску-то ты купил?
– Еще нет. Можем купить сейчас. Просто что твоя одежда… – А на мне было то самое нежно-розовое платье, в котором он когда-то видел меня рядом с весьма сомнительной компанией. – Наверное, лучше тогда в другой раз.
Но, вообще говоря, я уже воодушевилась. Тем более, оказалось неожиданно приятно осознавать, что мне доверяют аж свои волосы. Да и почему нет…
– Можешь одолжить мне свою сменную футболку. Или жалко?
– Нет, не жалко. Пойдем тогда в магазин.
Кажется, он совсем не ожидал от меня такого рвения. Так что вместо счастья на Пашкином лице прорисовалось сильное удивление.
– Погнали. А родители у тебя дома?
– А ты моих родителей боишься?
– Нет, просто знакомиться не хочу.
Пашка улыбнулся и покачал головой.
Мимо нас прошли две девочки лет двенадцати – видимо, подружки. Оценивающе посмотрели сначала на Пашку, а потом на меня и зашептались о чем-то.
А когда мы были с Ником… мы ведь привлекали куда больше внимания, за счет Ника, естественно, но я отчего-то так быстро привыкла к этому вниманию, будто купалась в нём самого рождения.
Интересно, а если он вдруг будет проедет мимо на своём мотоцикле, узнаю ли я его?..
– Можно было бы просто поздороваться – и все. Представлять тебя нет смысла, про тебя и так знают… Но они уезжают на дачу, прямо сейчас. И вернутся только завтра утром.
– А ты не поехал? – И я даже ахнула.
– На дачу я еще успею съездить. А вот добиться встречи с тобой – испытание не из простых, Ника. У тебя вечно дела…
– Ну да… у меня друзья, родители…
– Ну да.
На сегодняшней встрече я задавала раз в пять больше вопросов, чем обычно; тем не менее, мне удалось выяснить, что идем мы в супермаркет в десяти минутах отсюда, поскольку сайт указывает на наличие в нем выбранной Пашкой краски; а краску Пашка выбирал два дня подряд, перечитав всевозможные форумы об окрашивании волос в красный цвет, а потом еще отзывы на проверенных ресурсах.
Почему-то меня это уже не удивило.
Если бы мне пришла в голову мысль покраситься, пожалуй, я бы зашла в первый попавшийся магазинчик, взяла краску, что попадется мне на глаза раньше остальных и не вызовет слишком большого количества вопросов, и наляпала её на свои волосы как попало. Даже Илья говорит, что в некоторых вопросах я проявляю прямо-таки чудеса безответственности.
Впрочем, у меня все равно слишком темные волосы. А обесцвечивание – это уже задачка серьезнее, не знаю, хватило бы на неё моего авантюризма.
Возник очередной вопрос.
Пашка сказал, что ему обесцвечивать волосы не нужно. Что концы у него весьма светлые, потому что выгорели на солнце. И что его основная цель – получить оттенок, внести разнообразие. Хотя, конечно, удивительно, что он вообще решился на нечто подобное.
В супермаркете краска обнаружилась.
Это, пожалуй, было хорошо, потому что было бы не очень прикольно оббегать весь город под таким солнцем, пытаясь ее отыскать.
При нас недовольная консультантка вскрыла коробку, чтобы Пашка удостоверился, что номер на коробке соответствует номеру на тюбике с красителем. Далее, помимо краски, Пашка взял кисточку и даже дополнительные перчатки. Я все это время молчаливо наблюдала за ним. Я к поступлению в институт отнеслась с меньшей серьезностью, чем Пашка к покраске волос. Уже предвкушаю, что будет, если я вдруг не прокрашу ему какую-нибудь прядку…
А потом мы встряли в длинную шумную очередь. На кассе разразился скандал – как я поняла по обрывкам криков, причиной стало несоответствие цен на этикетке и на кассе; а очередь оказалась достаточно воодушевленной, чтобы его поддержать.
Во время хаоса во внешнем мире проще всего замкнуться в собственном, внутреннем. Так что у меня появилось немного времени, и я впервые с момента нашей прогулки разблокировала телефон.
Ник не позволял о себе забывать – я думала о нем, даже когда совсем этого не планировала.
Неотвеченное сообщение маячило белым флажком. Причем без ответа ведь остался Ник, а унизительный флаг лелеял будто бы с моей стороны.
«не имею понятия. вроде даже поспал восемь часов…..»
Ну вот и что мне ему отвечать? Посоветовать спать по девять часов? десять? двенадцать? Посочувствовать? Что-то мне подсказывает, что и без бесполезных советов, и без сочувствия с моей стороны Ник прекрасно обходится.
Решила поделиться занимательным фактом.
И нет, не тем, что я влипла в скандал, хотя всего лишь стояла в очереди на кассу.
«сегодня полнолуние ещё».
Это мне мама рассказала сегодня утром. Она с недавних пор себе покупает лунные календари с гороскопами на день. Последний из купленных даже мне отправила. Я его полистала, пока ехала до Оли, но особо не вчитывалась. Да и не верю я, что какая-то там фаза луны может одинаково влиять на каждого человека. Так бы мы все жили одинаково, по одному и тому же шаблону.
Ник ответил мгновенно. Не удивлюсь, если он тоже некоторое время наблюдал за этим белым флагом с мачты своего победоносного корабля.
«надо идти смотреть на луну, да?»
Это звучало как предложение – сходить и посмотреть. Вместе. Если бы оно прозвучало чуть более открыто… или если бы я была смелее… и все-таки – если бы не было рядом Пашки, то, наверное, я все же согласилась бы.
А так – пришлось выкручиваться.
«это было к тому, что оно тоже как-то не очень хорошо на состояние влияет.
но если тебе хочется, то, конечно, сходи и посмотри».
В какой-то момент открыли кассу напротив, и Пашка мгновенно метнулся в другую очередь, куда более спокойную. Он был вторым, вот-вот расплатится, и мы пойдем, а я подумала – сейчас придется убирать телефон… Подумала почему-то с тоской.
«…….
ладно, Вероника. спасибо за разрешение».
Я могла бы не отвечать. Но мне хотелось ответить.
«пожалуйста. не забудь потом написать, красивая была или нет. Николай».
«обязательно, Вероника».
«жду, Николай».
И все-таки без ответа вновь осталась я. Сама стала этим несчастным белым флагом. Лепестком лилии, оторванным от венчика порывом беспощадного ветра и навсегда покинувшим родные края.
Или дымом.
Не настоящим огнем и даже не искоркой, у которой есть все перспективы стать таковым. А тенью, отголоском чего-то великого.
А Ник стал моим ветром.
Еще во время нашей первой встречи, когда мы мчались по залитой солнцем трассе, а настоящий, общий ветер трепал нашу одежду.
Куда ветер, туда дым.
Это дружба, в которой вы всегда рядом, но один из вас ведёт, а другой – ведётся, следует, как собачка на привязи за своим хозяином.
Это зависимость, ведь ветер распаляет огонь, а дым без огня невозможен.
Это просьба, которая прозвучит рано или поздно —
позволь
мне
– Ты идешь?
остаться.
– Да. Прости. Задумалась. – И мгновенно потушила экран. – Больше никуда не будем заходить?
– Ты голодна? Можем зайти в столовую, здесь неподалеку, возьмем что-нибудь с собой.
Я помотала головой:
– Можно просто попить чай. Художник… ну, то есть, колорист. Он ведь должен быть голодным.
– У меня есть печенье.
– Класс. Погнали.
Кажется, Пашка не особо поверил моим словам. Но препятствовать и навязывать свою волю не стал, так что ни в какой столовую мы не пошли, а сразу отправились к нему.
У Пашки был красивый дом.
Свеженький, этажей на двадцать, с большими затемненными балконами и всего одним подъездом. На входе нас встретила не только прохлада (как случалось всякий раз, когда я заходила в свой дом), но и консьержка – пожилая женщина в серой вязаной кофте, спрятанная в стеклянной будке.
Пашка сказал уверенное «здравствуйте». А я что-то промурлыкала вслед за ним.
Не то чтобы я людей боюсь, но все же мало прикольного в том, чтобы каждый раз, когда в дом входишь, с кем-то здороваться.
Бесшумный лифт поднял нас на восемнадцатый этаж, и, выходя, я на всякий случай поинтересовалась, как здесь дела обстоят с давлением и не закружится ли у меня голова. Пашка меня уверил, что все будет хорошо. Но прежде посмеялся. Хорошо ему смеяться, а я, между прочим, высоты опасаюсь. Мне бы с моими предпочтениями лучше подошел домик где-нибудь на отшибе деревеньки, чтобы я в нем была сама себе хозяйкой…
И вот мы наконец оказались внутри квартиры. Квартира под стать дому – белые обои на стенах, минималистичная мебель, и даже вещи не валялись повсюду. Не то чтобы у меня дома помойка, но мы живем в нём уже давным-давно и за это время успели порядочно накопить всякой всячины. Фотографии, статуэтки, наши с Ильей рукоделия, которыми мы осыпали маму, когда были маленькими. А здесь – все так аккуратно и функционально.
И в раковине грязная посуда почему-то.
Нас в детстве мама строго-настрого приучила убирать за собой, тем более в местах «общественного пользования», как она их называла. Илья со временем утратил этот навык, свинёнок он потому что, а вот у меня в голове он хранится до сих пор.
Пашка проследил за моим взглядом. И чуть-чуть смутился. Заметил:
– Уберу… – И тут же: – Ты какой чай будешь? Есть черный, есть зеленый. Без добавок. И, в общем, все.
Чаи стояли в магазинных коробках, на одной из верхних полок.
А у меня дома есть огромная стеклянная банка, в которую я ссыпаю все чайные пакетики, даже те, что без отдельных упаковок, на которых указан вкус. Скажем так, вношу элемент случайности в тщательно продуманную жизнь. Из-за этого на меня все вечно ругаются. Я так делаю уже года четыре, – а ругаться продолжают, до сих пор не осознав всю гениальность моей задумки.
– Давай черный. И печеньки.
Все-таки чувство голода оказалось выше моих моральных принципов.
Наше быстрое чаепитие растянулось минут на сорок – какое-то время я посмущалась, все-таки впервые оказалась у Пашки в гостях, но затем начала тщательно подъедать все запасы печенья, которые только нашлись на кухне. Пашка в это время рассказывал, что у него произошло нового.
Наверное, не стану оглашать все Пашкины секреты, но деньки у него, в принципе, шли неплохо. Пока я страдала от того, что мне абсолютно нечем заняться, Пашка успел написать штук в пять местных газет (я и не знала, что у нас в городе столько имеется). И в одной его, надо же, взяли в качестве нештатного сотрудника. Пообещали в ближайшее время отправить на какое-нибудь мероприятие, чтобы затем Пашка написал репортаж, и его напечатали.
Хмыкнув, он сказал, что мероприятие, скорее всего, будет совсем маленьким и незначительным. А плата за репортаж и того скромнее – чисто чтобы покрыть расходы на дорогу туда и обратно. Но это первый шаг к настоящей журналистике.
Мне будущая работа до сих пор кажется нереальной. А кто-то, вон, уже вовсю трудится. Это странно – с одной стороны, но с другой – восхищает.
И все-таки вот чаепитие закончилось – кажется, вместе с тем, как закончилось печенье.
Мы пошли в Пашкину комнату – и она, честно говоря, понравилась мне больше всех остальных мест в этой квартире. Была куда опрятнее комнаты моего Ильи, но в то же время дышала хоть какой-нибудь жизнью и индивидуальностью. Над просторным столом, на полочке, лежали тетради с конспектами, и по обложкам я мгновенно узнала практически каждую…
Странно, что мы так часто выполняли задания вместе, но ни разу не бывали друг у друга в гостях. Девчонок я впервые пригласила к себе уже в сентябре, спустя пару недель учёбы. С тех пор и начались наши бесконечные посиделки. А вот с Пашкой мы вечерами оккупировали читальный зал.
– А знаешь, что… – заметила я, успев все это обдумать, пока Пашка ходил в прихожую за рюкзаком. – Тебе тоже как-нибудь сходить ко мне в гости.
– Да? – спросил так, будто бы совсем не ожидал от меня подобных предложений.
Покивала:
– Я шарлотку испеку. Она всем нравится.
– Хорошо. Ради шарлотки – схожу.
Я возмущенно захлопала глазами:
– Обидно, что только ради шарлотки.
Пожалуй, после этого небольшого разговорчика и начались всякие неловкие моменты.