Посмотрите на нее. Дискутирует.
– Когда человек тебе говорит, – продолжила я, дав себе пару секунд на отдышаться, – хочу растение такое-то. Тогда – пожалуйста, дари в свое удовольствие. А когда нет…
– Я понял. Больная тема – цветочки?
Спросил он это с самым невинным видом, на который только способен человек. Но выглядело как подколка. Но не может же Пашка меня подкалывать… Он же правильный. Смеяться над другими – это больше в стиле того же Ника. Тот так вообще выражений не выбирает.
И зачем ты опять влез в мою голову, несчастный?..
– Я точно с тобой разговариваю? – уточнила на всякий случай. А Ник из мыслей все равно никуда не исчез. Бывают же люди… жвачки. Застревают в волосах, где-то у самых корней, поближе к мозгу. Раздувают из себя кого-то легендарного, а пальцем притронься – лопнут.
– Со мной. А что такое?
– Да вот, злой ты почему-то какой-то.
– Я злой?
Если учесть, что это я только что тут пламенными речами делилась, вопрос звучал вполне справедливо. Но человек, который со мной общается вот уже год как, мог его и не задавать. Можно было и запомнить за это время, что я-то – самый добрый человек на свете.
Пожала плечами, так и не придумав, что ответить.
– В общем, тебе можно дарить цветы в букетах? – спросил Пашка, когда мы уже немного отошли от той несчастной лавчонки.
Нет, я не могу с ним все-таки разговаривать.
– Вообще говоря… – И взгляд зеленых глаз из головы никак не выбросить. Прочь из моей головы. Пожалуйста… – Я скорее равнодушно отношусь к цветам. А когда мне их кто-то дарит, то и с опаской.
Сказала так, будто мне часто кто-то дарит цветы. Последний раз дарила мама – аккуратный букетик в лиловых тонах на мой восемнадцатый день рождения. От бывшего моего человека за полтора года наших отношений и год общения до них я ни единого цветка так и не дождалась. Сначала мы были школьниками, потом – студентами. Понятное дело, финансами для таких дорогих подарков он не обладал. Да и в целом вместо чего-то материального предпочитал осыпать меня красивыми словами и обещаниями.
– Что тебе хотелось бы получить в подарок? – продолжил Пашка.
Я с сомнением на него покосилась.
– Ты хочешь, чтобы я серьезно ответила? Или конкретно?
– В твоем понимании это разные вещи?
– Ну, если тебе нужна конкретика, то я могу немного подумать и сказать, что хочу, например… – Если честно, то я постоянно что-то хочу, но в нужный момент всё забываю. – Новую форму для выпекания. Илья, мой брат, недавно в кои-то веки решил приготовить пирог. Рецепт нашел в интернете, гений кулинарии. Что-то даже намешать смог. Поставил его в духовку, на двести… И ушел сидеть в компьютере. Гений математики. Вспомнил про свой шедевр через полтора часа. Спасибо, что квартира не сгорела. Но форму он мне испортил.
Пожаловаться на Илью – это святое. Идеально вписывается в любой разговор.
– Вкусный пирог получился? – полюбопытствовал Пашка.
– Ну-ну. Я потом угли, в которые он превратился, весь вечер безнадежно пыталась отшкрябать. И повредила слой. Антипригарный…
– А если не конкретно?
– А если серьезно… – На мгновение я задумалась. Осмотрелась по сторонам. На лавочке рядом с нами восседала компания детей лет восьми-девяти – девочка в голубом платье и два мальчика. Девочка поучительно что-то рассказывала. Мальчик слева от нее, в красной кепке, рассматривал голубей, гуляющих вдоль лужи. Мальчик справа, с пятном от зеленки на лбу, то и дело порывался заглянуть в телефон – экран загорался, а потом сконфуженно угасал.
Вообще говоря, далеко не всегда нас хотят слушать. Очень часто получается так, что слушателям попросту некуда деваться…
Я продолжила:
– Если серьезно, то мне нравится, когда мы вот проходим где-то с человеком, и я нечаянно замечаю что-нибудь, а он запоминает. И потом это мне дарит, и остается только восхититься его памяти… Браслетик на витрине, который покрутила в руках да и бросила. Или какая-то особенная шоколадка. Футболка определенного цвета. Книжка любимого автора, которая только вот-вот поступила в продажу. И обязательно открыточка. Слова. Именно те, которые только ты можешь сказать конкретному человеку. Почему-то в последнее время люди часто обходятся без открыток. А я люблю их собирать и перечитывать время от времени. Они мне дают душевные силы. Немного восстанавливают баланс.
На второй нашей внеинститутской встрече я оказалась на удивление болтлива. Вот так вот, оказывается, надо было просто чуть-чуть привыкнуть. И приоткрыть дверцу в мир своей души. Каким бы сильным и выносливым человек ни казался, мир этот – хрустальный. Почти всегда.
– Не все умеют подбирать слова, – заметил Пашка. – Я никогда не умел, например.
– Тем не менее, ты будущий журналист. Тебе репортажи писать.
– Это другое. Обращение к широкой публике, а не к кому-то конкретному. Когда обращаешься лично… боишься показаться банальным. Счастье, здоровье, удача – что там еще? Таких поздравлений за день наслушаешься вдоволь, они все сравняются между собой. И в то же время – боишься показаться нелепым в погоне за оригинальностью.
– Поэтому?..
Не хватало вывода. Нас-то в институте учат, что у всего должен быть вывод. Некий подытог. Люди не любят анализировать информацию самостоятельно. И еще запоминают лишь начало и конец. Очень важно эффектно начать, чтобы захватить внимание на как можно более долгий срок. И понятно закончить, чтобы твои читатели, ну или слушатели, хотя бы что-то запомнили.
– Поэтому я из тех, кто обходится без открыток. Но тебе, на твой день рождения, обязательно напишу.
– Буду ждать. Я тебе тоже что-нибудь напишу. На твой.
День рождения у него будет в конце сентября, где-то на месяц раньше моего. Точную дату, к сожалению, нужно уточнить…
Пашка улыбнулся.
Вообще говоря, он очень мило улыбается. Опускает глаза вниз, а ресницы у него длинные. Приятно заставлять его улыбаться.
– В таком случае, я тоже буду ждать. Очень сильно.
Мы еще немного поболтали обо всяком. В основном говорил Пашка – и по большей части о музыке, которую я не слушаю. Пашка предпочитает зарубежную музыку, исполнители которой в большей части случаев мертвы или хотя бы доживают свои последние годы. Сходит с ума по Дэвиду Боуи. А из русскоязычного сегмента уважает только «Гражданскую Оборону». Считает ее чем-то уникальным и неповторимым. Единственной приличной вещью.
Я, конечно, попыталась ему доказать, что, если поискать, можно найти очень много талантливых исполнителей, и даже среди современников, и даже исполняющих свои песни на русском. Но слушать меня (и то, что я ему пришлю в качестве совета) Пашка отказался.
Мы еще немного погуляли по городу.
Ушли в какую-то сторону, которая обоими нами была не изведана. И в итоге слегка потерялись.
Так странно. Всю жизнь живешь в городе, но, стоит свернуть на дом раньше, или выйти на следующей остановке, или заглянуть на соседнюю улочку – и ты как будто оказываешься в своём городе впервые.
В итоге прогулка наша заняла почти три часа. Возвращались уже ближе к закату.
Небо было великолепное.
Мои подружки, тучки-овечки, под присмотром строгого небесного пастуха к вечеру вернулись в стойло. Лишь парочка самых маленьких барашков еще виднелась на небе – кучеряшки на их спине окрасились в розовый, земляничный цвет; под ногами рассыпалась золотая пыль. Если приглядеться, на ней наверняка можно разглядеть отпечатки копыт.
Я сказала Пашке что-то вроде: «Смотри, как красиво». И кивнула наверх, на небо.
А Пашка сказал, что красиво совсем рядом с ним. Я заозиралась по сторонам, поинтересовалась, что именно ему нравятся – панельки слева, еще окрашенные закатом? Или панельки справа, уже ушедшие в тень? А он покачал головой, будто бы я была совсем несмышленой. На несколько мгновений у меня замерло сердце.
Прощались мы там же, где и первый раз.
Под светом заката зелень в его глазах я совсем не смогла разглядеть.
…Этим вечером я отправила Нику фотографию: насыщенно-желтое небо, с розовыми вкраплениями, а прямо над солнцем – вытянутое в вертикаль облако с неровными краями, похожее на шрам или на шов, как будто в небе образовалась дыра и пришлось срочно ее зашивать.
Но вообще это был посох небесного пастуха.
В следующем сообщении я спросила:
«как у тебя дела?».
Как будто мне в самом деле было небезразлично, как дела у Ника. А у него как будто был резон отвечать на такой глупый вопрос мне, абсолютно незнакомому, по сути, человеку.
Как будто Илья не предупреждал меня, что все это напрасно.
Однако мне почему-то так сильно хотелось, чтобы наше общение продолжалось…
Ник прочитал мое сообщение через пару часов.
Но ничего не ответил. Ни единого словечка.
***
Следующим утром возвращалась моя Оля. Всего на пару деньков, потом поедет домой, побыть наконец с родителями.
Я вызвалась Олю встречать.
Самолет ее прибывал в аэропорт к девяти утра. Добираться до него часа два, если не будет пробок, но я вышла за три с половиной – хотела приехать пораньше, чтобы вовремя пройти все необходимые проверки… По моим далеким представлениям из детства, а летала я последний раз в одиннадцать лет, проверок в аэропорту было предостаточно.
Встать мне для этого пришлось в половину пятого.
Как очень часто бывает в таких ситуациях, спалось просто ужасно. Я крутилась с бока на бок и никак не могла улечься удобно. С открытым окном было холодно, а с закрытым – душно. Часа в три ночи, когда родители уже крепко-крепко спали, сбежал из дома Илья.
Чаще прежнего, раз в пятнадцать, я обновляла страничку с диалогами…
Ник последний раз был в сети в 2:36. Может, ему тоже не спалось. Тем не менее, это не замотивировало его ответить на мои сообщения. Впрочем, отсутствие ответа – тоже ответ. И временами он намного больше говорит, чем слова.
Голова у меня гудела.
Собиралась я на автомате. Когда заваривала кофе, кипятка налила до самых краев, удивительно, что не искупалась в кофе потом. Шкафы гремели, как дурные, хотя я старалась их придерживать, чтобы никого ненароком не разбудить.
Выходя из квартиры, я выронила один из беспроводных наушников. Он проскакал по ступенькам целый пролет – спасибо еще, что не в проем свалился…
А на середине пути к остановке я вспомнила, что забыла дома кошелек с наличкой. Пришлось возвращаться. После выяснилось, что в автобусе (я прождала его полчаса и за это время успела жутко замерзнуть, потому что оделась слишком легко для раннего утра) была возможность оплатить проезд картой. Обидно, ведь карту в этот раз я все-таки взяла с самого начала…
Зато рассвет был красивенный, нежно-нежно розовый, осторожный такой… Закаты совсем другие. Им терять уже нечего. Вот они и не скупятся на то, чтобы использовать самые яркие краски. Плотное масло против рассыпчатой пастели. Рассветы хрупкие, как мгновения. И исчезают в один момент. А следы закатов еще долго украшают небо.
Я его сфотографировала.
Вот только отправить эту фотографию было некому. Один мой знакомый, романтичный к небу, весьма конкретно выразился в отношении сообщений, которые я ему присылаю. А у Пашки я не успела спросить, что ему нравится. Но не то чтобы он останавливался по ходу движения, чтобы посмотреть на красивый закат или прыгающую по кусту птичку.
Несмотря на все заминки, я успела приехать за полтора часа до прилета самолета, как и хотела. Спасибо автобусу, который не скупился на высокие скорости. Дорога-то была практически пустая, почему бы и не ускориться… Первые солнечные лучи скользили по стеклам окон жилых дом и витрин, и мне подумалось вдруг, что я хочу об этом написать. Я запомнила этот образ. Положила в копилочку, чтобы вернуться к нему позднее.
Заряд бодрости, полученный во время ожидания автобуса и активной поездки, я быстро растратила в аэропорту. Прислонилась к спинке свободной сидушки, найденной с огромным трудом – жизнь в аэропорту кипит без перерывов на выходные и сон. Хотела взять себе стаканчик кофе, но оно оказалось здесь ужасно дорогим. Так что решила обойтись без подобных роскошей.
Уже спустя двадцать две минуты (зачем-то засекла и запомнила, красивое число, желтое такое…) сидеть стало невыносимо. Приходилось одновременно бороться со сном, и с неудобной спинкой, и с отсутствием движения в социальных сетях – отвлечься было абсолютно не на что. Я уже подумала – может, встать и пройтись, ну и что, если тут же потеряю место… Потом решила прикрыть глаза… Потом словила панику, – а вдруг действительно усну, и что-нибудь стащат?
А потом мои душевные метания прервал звук уведомления от мобильного телефона.
Неужели Оля прилетела раньше указанного времени? Настолько раньше… Она и прошлым летом летала в путешествие. И рассказывала нам как-то, что три самолета из трех, в которых ей удалось побывать, приземлялись раньше минут на десять-пятнадцать. Я еще удивилась тогда – мне почему-то казалось, что у самолетов имеется строгий, рассчитанный по секундам, график взлетов, поворотов и приземлений. В небе сложнее держать маршрут. Сложнее – а, значит, очень важно.
Но нет.
Это была не Оля пока что.
А Ник. У которого, как вдруг выяснилось, все же существует нечто, похожее на совесть.
«не заметил твои сообщения…… телефон их прочитал без моего ведома».
Не заметил он, понимаете ли. Ведь диалог с новым сообщением не появляется в верхней позиции среди чатов. И время на нем не обновляется. Сколько должно быть собеседников, чтобы такого не заметить?.. Даже если учесть учебные чаты, в которых постоянно спамят. Наши журналисты – любители обсудить последние новости. А иногда на них и философская нотка нападает… Все равно ты заметишь этот обновленный чат.
И все-таки… Бывает ведь всякое. Техника залагала. Или приложение. Или что-нибудь еще. В таком же духе.
На лице глупой-глупой Ники мгновенно расцвела улыбка.
Не заметил. Но почему-то все равно пишет мне. Это значит – он вспомнил о моей скромной персоне. И удивился – как же так, почему наша многоуважаемая Ника молчит? Решил зайти в диалог, проверить, когда я последний раз была в сети. Вдруг что-то случилось, или просто занята. Зашел – и обнаружил, что сообщения, которые он не видел, отмечены прочитанными.
И даже практически извинился.
Восемь утра. А Ник уже успел проснуться и даже пожаловаться на несовершенства социальных сетей. Рановато для того, кто этими социальными сетями увлекается в половину третьего ночи.
Ник меж тем продолжил:
«закат очень красивый, силуэты деревьев на его фоне симпатичные. жаль, сам не видел».
Сообщения я прочитала мгновенно.
Хотела помолчать хотя бы некоторое время. Как будто и у меня непрочитанные сообщения пометились прочитанными, и я не сразу это заметила (а ведь я бы обнаружила это почти в ту же секунду). Но терпения моего хватило лишь на две минуты.
«почему не видел?».
В этот раз ответ не пришлось ждать двенадцать часов. Надо же. Вот и телефон перестал своевольничать.
“спал”.
Тогда неудивительно. Поспал, проснулся к ночи, опять ушел спать. Мой Илья любит так делать. В те дни, когда он все же находит в себе силы сходить в универ, он сразу же ложится спать, как вернется. Потом по ночам шарахается и мне мешает. Наверное, у них, всяких гениев, это всеобщая тенденция.
Я ничего не ответила.
Не придумала, что можно ответить.
Но Ник поразил меня – вновь, второй раз за утро, пусть и такое длинное. Он заметил, что я прочитала сообщение. Развил в себе внимательность… Но решил не завершать наш диалог – так. Гордость не позволяет? Неотвеченное сообщение должно быть не за ним, а за его собеседником?
Отправил следом:
“чем занимаешься в такой ранний час?”
“я никогда в восемь утра не сплю”. Немножко похвасталась. Когда мне никуда не надо, я, в самом деле, к восьми уже просыпаюсь. Но вот когда у меня первой парой очень важная лекция…
“ты молодец”. Похвалил. Выпросила.
“жду подругу в аэропорту”. Мне стало неловко, и я все-таки вытянула из себя это признание. Вытягивалось легко. Что-то по типу такого – видишь, Ник, у меня тоже есть друзья.
Но получилось скорее так – видишь, Ник, именно мне приходится всегда и всех ждать.
Ника тоже потянуло на откровения.
«местный аэропорт – жуткое место. будь моя воля, я бы никогда в нем не появлялся. в принципе не летал бы на самолетах».
«но появляешься?»
«поезда помедленнее самолетов будут….»
«тогда почему ты не любишь самолеты?»
Можно было бы подумать, что мне совершенно нечем заняться, вот я и пристаю к несчастному Нику. А Нику тоже заняться нечем, поэтому он мне отвечает.
Но как же приятно мне с ним общаться!..
Ничего особенного. Простой диалог, где я задаю дурацкие вопросы, а Ник отвечает, про себя посмеиваясь.
И все же ощущение такое, будто мы с ним знакомы лет восемьсот и всё друг о друге знаем (за вычетом того, кто и как относится к аэропортам и поездам). И за это время успели сгенерировать персональную волну, на своей собственной частоте. Когда мы понимаемы друг другом, но отрицаемы всем остальным миром. И первый фактор настолько сильный, что последний уже не имеет никакого значения.
Глупости такие. Несомненно глупости.
В этот раз Ник ответил не так быстро – и это подсказало, что скоро наш диалог вновь сойдет на нет. А когда возобновится? и возобновится ли? никому неизвестно.
«шпионка……
просто не люблю».
«ну, выглядит, конечно, не совсем весомым аргументом. но, в принципе, и такое бывает».
Две минуты.
Я их отсчитала про себя, перевернув телефон экраном вниз. И только потом позволила себе наведаться в наше с Ником общее местечко. Последнее мое сообщение было прочитано, но ответа на него не последовало. Я знала, что так будет… Но телефон все равно переворачивала с нервным трепетом. Это же надо быть такой наивной.
Просидела в диалогах еще минуты три, листая их туда-сюда. Вот уж точно кому заняться нечем. А потом на периферии расслышала знакомый номер самолета…
Оля моя всё-таки прилетела чуть раньше назначенного времени.
Подскочив, я заозиралась по сторонам, пытаясь понять, в какую именно сторону мне нужно бежать. И поняла, что не имею об этом ни малейшего представления. Как-то мы не додумались это обсудить…
Еще секунд тридцать – и Оля поняла наконец, какая я у нее косячная. Зазвонил телефон.
– Слушаю…
– Ника-Вероника, девочка-победа, где мне тебя искать?
Вот так и получается, что встречать я приехала, а ищет почему-то Оля.
– Я в зале ожидания, недалеко от входа. Который на перелеты внутри страны. Но, может, это мне тебя лучше найти? Помочь с чемоданом?
– У меня чемодан легчайший, просто пушинка, – заявила Оля. – Стой, где стоишь, я примерно поняла твое местоположение. Просто не хочется потом с моим легчайшим чемоданом по всему аэропорту бегать, тебя разыскивать… Но я пока багаж жду! Не теряй, в общем.
И отключилась. А я осталась стоять, чётко следуя приказам.
Пожалуй, раз мне вновь нечем заняться, а господин нехороший молчит, я должна рассказать об Оле подробнее. Я в целом, по жизни, слишком много говорю о себе – и при этом ничего дельного из себя не представляю.
А моя Оля… Она очень талантливая. Я правда раньше не встречала никого подобного, хотя людей в моей жизни успело достаточно побывать…
Ее будто и вовсе невозможно сломить. Гибкая березовая веточка – умеет подстраиваться под обстоятельства. Да и под людей тоже – знает, что нужно сказать. Вечно всех держит в тонусе. Собираемся мы – я с Полинкой, унылые, и Оля, вечно наполненная зарядом энергии. Характер у нее такой, бодрый и воинственный. Ругается постоянно, что у нас неправильный жизненный настрой. И в целом постоянно на всех ругается. Если достаточно близка человеку – ругается непосредственно на него, воспитывает, скажем так, с легкой ноткой агрессии. А если недостаточно – выслушиваем мы с Полинкой.
Если ей надо кому-то показаться хорошей, она делает это без зазрений совести. Не все, пожалуй, одобряют такую тактику. На словах, по крайней мере. Может, просто завидуют? Только самим себе не могут в этом признаться.
Есть у нас одногруппница, Рита, что однажды серьезно с Олей поссорилась. Как раз из-за того, что Оля относилась к ней одним образом, без особого уважения, а демонстрировала примерно противоположное поведение. Рита подошла к нам – мне и Полинке, подгадав момент, когда Оли не будет рядом. И сказала, поочередно глядя то на Полину, то на меня: однажды выяснится, что и с вами она фальшивит.
Может, и так. Я не хочу об этом думать.
Оля не любит рассказывать о прошлом. Сейчас у ее семьи все хорошо. Мама, когда-то учительница географии, сейчас работает директором недавно открывшейся гимназии. У папы свой бизнес, что-то, связанное с автомобилями. Еще есть младший братик, недавно ему должно было исполниться три года. Оля говорит, что постоянно с ним нянчится, когда возвращается домой. А я все никак не могу представить себе, каково это, когда у вас с братом шестнадцать лет разницы – мы-то с Ильей проходили все этапы взросления вместе…
Иногда лишь проскальзывают в словах Оли обрывки воспоминаний. Я зачем-то храню их бережно, как осколки драгоценных камешков, будто Оля без спросу передала их мне в руки, избавив себя от этой непростой ноши. Иногда я пытаюсь сложить их в полноценную картину, собрать витраж, что украшает окна сказочных дворцов, – но пока мне этого не удалось.
– Ника!
Оля остановилась, а чемодан затормозил только секунды через полторы, по инерции едва не врезавшись в меня.
На ней были светло-голубые джинсы и короткий белый топ, на котором висели темные очки в бежевой окраске, как будто она только что сошла с подиумной дорожки. Правда, волосы чуть растрепались за время перелета. Или за время поиска моей скромной персоны по всему аэропорту.
Мы обнялись, и Оля поправила покосившиеся очки.
– В общагу сейчас? – поинтересовалась я.
– В общагу! – Она хлопнула по боковушке чемодана. – С этой пушинкой далеко не уйдешь. Потом можем погулять. Я тебе сто-о-олько расскажу, – Оля довольно улыбнулась. Вытащила из кармана джинсов телефон, и брови взметнулись вверх: – Почти девять утра. Не верится. Я садилась на самолет в полночь… Самая короткая ночь в моей жизни.
– Забрали подаренное время обратно.
– Устала… Ночи перед Кондратюком – и те были длиннее.
Кондратюк – это наш историк России. В свое время он нам порядочно потрепал нервы. Что мы только не читали к его семинарам. И современные статьи на английском, переполненные сложными терминами, которые даже переводчик отказывался понимать. И исторические документы, начиная от городских летописей и заканчивая всеми известной «Повестью временных лет». Которая на самом деле носит другое название, куда более длинное. Одновременно подтягивали себе и английский, и древнерусский. А я так ни один и не знаю. Но ничего страшного, истории у нас впереди еще три семестра…
– Может, тогда до общаги – и спать?
– Ну уж нет, – Оля помотала головой. – Скоро опять уеду. Так что сегодня я на весь день твоя. До вечера, по крайней мере. Пока не начну засыпать. Или ты просто встретить меня приехала? – И она хитро-хитро посмотрела на меня. – Идешь на свидание с очередным ухажером?
– У меня нет ухажеров.
И я куда более нервно, чем следовало, вцепилась в Олин чемодан. Попыталась сдвинуть его с места… И ничегошеньки у меня не вышло. Это точно была никакая не пушинка. Я не представляю, что нужно положить в чемодан, чтобы он был настолько тяжелым.
– Девятнадцать килограмм восемьсот грамм, при лимите в двадцать килограмм, – похвасталась Оля. – Ужас как боялась, что окажется тяжелее, и придется доплачивать. Но повезло. Ты не волнуйся, я его сама не таскала, всегда находились желающие прогуляться с этой чудесной сумочкой вместо меня. Сейчас тоже найдем. И на такси. Сомневаюсь, что в автобус влезем вместе с ним. Ну-ка, ну-ка…
Стоило Оле лишь прикоснуться к ручке чемодана, как рядом с нами, откуда ни возьмись, появился мужчина лет двадцати пяти. По моему скромному мнению, весьма неприятный. Среднего роста, но шире меня, Оли и чемодана, поставленных в ряд. Завсегдатай качалки.
– Девушки, вам помочь?
И смотрит на Олю. Правильно, я ведь не девушка, я так… Сначала Оля, потом чемодан, а затем уже я.
– Помогите, если по пути, – Оля мило улыбнулась. А у Оли, между прочим, просто невероятная улыбка. Даже я попадаю под ее чары, что уж о представителях мужского пола говорить…
– А вы куда направляетесь? – мужчина тоже улыбнулся. Лицо его от этого стало дружелюбнее, но более привлекательным он мне все равно не показался. Впрочем, моего мнения никто особо и не спрашивал…
– До стоянки. А вы?
– А мы, получается, тоже. – Он поправил белую облегающую футболку, растрепал короткие русые волосы. – Игорь.
– Оля. – И подруга нескромно отодвинула мою персону, предоставляя Игорю доступ к чемодану. А на ухо мне шепнула: – Опять Кондратюк вспомнился, чтоб ему сегодня икалось весь день.
Все-таки семинары по истории даром не прошли, биографию Рюриковичей мы знали лучше своей.
Игорь, ничуть не сомневаюсь, тоже заметил забавность совпадения. Просто не стал ее озвучивать, чтобы не смущать нас своим богатым багажом знаний.
Впрочем, тащить чемодан Игорю было куда легче, чем мне и Оле. Как будто его в самом деле заполнили не кирпичами, а пухом. Хотя я все-таки не понимаю, откуда такая любовь сравнивать все с пухом. Помню пуховые подушки в бабушкином деревенском доме – тяжеленные; пока будешь перекладывать с места на место, все силы закончатся, особенно если тебе лет пять. Зато засыпаешь мгновенно…
Синтепон вот в современных подушках – совсем другое дело.
– Оля, откуда приехали, если не секрет?
Не прошло и двух секунд. Ну еще бы. Стоило Игорю взять чемодан в свои руки, так у того будто отросли крылышки, он покатился сам собой, следовало лишь направлять. Так почему бы и не поболтать по дороге.
– Из Санкт-Петербурга. Покоряла культурную столицу.
Оля сняла очки и надела их на глаза. Они невероятно шли ее лицу – хоть сейчас на обложку модного журнала. На месте мужчин я бы тоже к такой подошла. Оля моя – невероятно красивая.
– Не сомневаюсь, что вам удалось ее покорить.
А вот у Игоря солнечных очков не было, поэтому он просто потрепал короткие волосы свободной рукой.
– Времени не хватило, – Оля развела руки в сторону. – Девять денечков, и вот я уже здесь, и меня встречает моя прекрасная подруга. Ее, кстати, зовут Вероникой.
– М, – только и сказал Игорь, едва взглянув на меня. Тоже мне. Сам он «М». А я «Н», между прочим. Как в произведениях классиков. В губернском городе N… Собирательный образ, которому, конечно, можно все-таки приписать какие-то черты, но вот единую гармоничную картинку создать не получится. – Планируете когда-нибудь вернуться? В Питер.
– Планирую когда-нибудь даже пожить там – годика два, чтобы не успело наскучить. А вы как? Не похоже, чтобы были с самолета.
– Выгляжу слишком воодушевленно? – Игорь рассмеялся.
– Можно и так сказать.
– Не выспался, а потом еще вас увидел… Вот и глаза блестят. Мы с другом улетаем покорять административную столицу. Кое-какие вопросы обсудить, всего на пару деньков. Свой бизнес.
– Легкого полета.
– Спасибо.
Мы покинули здание аэропорта. Снаружи оказалось куда оживленнее, чем в тот момент, когда я только сюда приехала. И гораздо теплее, но я все равно поежилась. Сновали машины, постоянно останавливались автобусы и маршрутки…
– Такси подъедет через три минуты. Нам во-о-от туда, – и Оля кивнула на стоянку для личного транспорта, расположенную чуть в отдалении. – Серебристая тойота, 583.
Надо же, она и такси заказать успела, пока поддерживала диалог… Зато я только и умею, что по сторонам озираться.
И кто придумал все эти бордюры? Спуск, подъем, спуск, подъем… С ума сойти можно. Будь мы вдвоем с Олей, таксисту пришлось бы нас ждать, успел бы за кофе сбегать. Однажды мы с мамой в самом деле ждали, пока таксист себе возьмет стаканчик кофе в ларьке. И потом ещё платили за эти четыре минуты.
Так вот, спасибо Игорю, мы прибыли к стоянке одновременно с тойотой и узнали ее мгновенно (я – по номеру, насчет остальных не скажу).
Оля махнула ручкой, и таксист остановился прямо напротив нас. Заметил даму в беде – то есть, даму с чемоданом, – и тут же выскочил из машины, спасать. По виду – тот же Игорь, вид сбоку. Наверняка таксует для души, а сам раз в месяц летает в Москву, решать деловые вопросы.
Багажник открылся со скрипом, и одновременно с этим Игорь спросил:
– Поделитесь чем-нибудь?
– Например, чем? – На лице Оли расплылась улыбочка, но улыбочка беспрекословная. Ничего ему не светит, этому Игорю…
Чемодан из его рук забрали, легко положили в багажник. У меня точно что-то не то с физическими способностями, если мне еле как получилось его сдвинуть.
– Например, номером… Или ссылкой на телегу, если боитесь, что сдам вас мошенникам, – не отставал Игорь.
– Большое спасибо за помощь, Игорь.
И Оля первой села в машину.
Вот такая она у меня разбивательница сердец.
– Вероника?
Надо же, а я думала – М.
Помотала головой, сообщая, что ничем не могу помочь. Ни единым настоящим словом мы с ним так и не обменялись… Я запрыгнула в машину вслед за Олей, не так, конечно, красиво, но как вышло. И почти сразу мы с Олей сорвались с места, оставив Игоря ждать самолет…
Я бы так не смогла, наверное. А Оля может.
– Какая радость, что он отстал. – Она недовольно мотнула головой. Может, именно это имела в виду Рита, когда пыталась о чем-то предупредить нас с Полинкой? – Да, нам на Вильховскую, все верно. Здравствуйте.
– Он нам помог.
Оля посмотрела на меня поверх оправы очков:
– И я его за это поблагодарила. А больше ничем мы ему не обязаны. Не беспокойся ты так о нём, честная моя и благородная. Придумывай, куда пойдем. Хотя, знаешь, я вот сейчас так хорошо разлеглась на этом сидении, что резко засомневалась в своих ходибельных способностях.
– Можем дойти до меня… По дороге зайдем за мороженым или еще чем-нибудь.
– Ника-Ника. Ты меня искушаешь. – Оля покачала головой. – Вообще-то я тут недавно решила, что не ем сладкое.
Мимо проносились дома, машины, столбы с фонарями и без, кусты побольше и поменьше… Мне не нравилось, как ведет машину этот таксист. Слишком резко. Все внимание сосредотачиваешь на дороге, как будто таким образом можешь что-то предотвратить. Сидишь в нескончаемом напряжении.
– А Илья дома?
Олин любимый вопрос. Она его задает первым делом, всегда. Не знаю, почему ей так важно это знать, а поинтересоваться никак не осмелюсь.
– Утром дрых, но сегодня обязательно куда-нибудь уйдет.
– К тому твоему тёзке? Или ещё куда?
Я покосилась на Олю очень недовольно. С каких это пор Ник – тот мой? Да и тезки мы сомнительные, он Коля на самом деле. Это я свое имя принимаю таким, какое оно есть… А он сочиняет.
– Этого мне знать не положено. – И все-таки, судя по нашему с Ником короткому диалогу, о котором я почему-то не стала рассказывать Оле, ушел Илья не к нему. – Но до вечера он обычно не отсвечивает.