Магистерий. Тайная игра

– Так все ж с ним дело имели, господин инспектор! Я что, я как все… ну да, все скидываются, кто сколько наскребет, Дедуле ссыпят, он и принесет, что заказано… ну как что, бухла там или табака… или конфет. Ничего такого! Ну да, я ругался, а кто не ругался? Я ругался, потому что он то вместо нужного дрань какую-нибудь притащит, то сдерет втридорога, то сдачу зажмет и еще права качает… еще и цену накручивает за услуги свои. Пользуется, что мы сами выйти не можем… Все ругались, не только я, господин инспектор! Кто – все? Ну так… Лам ругался из нашей группы. И Кэсс из третьей параллельной. И еще девчонки, я видел, орали на него… да многие ругались, жмот был этот Дедуля и горазд на нас наживаться… я не к тому, что рад, что он помер, господин инспектор, я к тому, что все ругались, и я ругался, и все ругались… кто конкретно? Да я ж сказал, Лам и Кэсс… а! Ламфрен Рогге и Кассий Хольцер…

На фоне этих признаний вчерашняя ссора Мордача и Дедули несколько полиняла. У Конрада Бакера было свое небольшое дело по снабжению учеников разными недозволенными товарами. Откуда, интересно, ученики брали деньги? Может, кому-то родители давали?

Фоули страшно разозлился, обнаружив недопустимую деятельность у себя по носом.

– Ну-ка перечисли всех клиентов истопника, – прошипел он, нависнув над бедным парнем, тот даже голову в плечи вжал, – давай, давай, поименно! Всех, кого знаешь!

– Так я ж сказал…

– Кто еще? Девчонки? Какие девчонки?

– Нан из первой старшей. Ну которая Нантруда Мезьер. Только я ничего про нее не знаю, может, она просто так с Дедулей ругалась, она со всеми ругается!

Директор с места в карьер принялся вещать, что все дармоеды и бестолочи покатятся по кривой дорожке и загонят его, несчастного Вотана Фоули, между прочим, ветерана войны и почетного гражданина в могилу, а сами – бессмысленные отбросы общества – пойдут работать дворниками, а потом подохнут под забором. И всех их ждет карцер! И он, Вотан Фоули, еще доберется до них, закрутит гайки и задаст всем шороху!

Госпожа Эмилия Ковач заохала, Юлио Дюбо, напротив, отчего-то развеселился и зафыркал в кулак. Инспектор дотянулся до директорского графина с водой, налил себе полстакана и сказал устало:

– Давайте следующего.

Матте́о Ма́ллан, рыхловатый парнишка с печальными, темными, как маслины, глазами сел на стул перед инспектором, шмыгнул носом и мрачно заявил:

– Мордача привидение убило. Он его сук спилил. Оно по этому суку могло уйти, а теперь не может. Теперь оно нас всех убьет.

– Какое еще привидение? – нахмурился инспектор.

– Маленькое. Вот такое. – Парень показал ладонью ярда полтора от пола, – девочка с повязкой на глазах. Я ее видел. Она раньше могла выйти из школы по ветке дерева, но… – Он оглянулся на директора, но все же продолжил: – Но господин Фоули приказал сук спилить, Мордач спилил, и вот…

– Интересненько, – сказал инспектор и пошевелил усами, – а кроме тебя кто-нибудь привидение видел?

– Э-э… Габ видел. Ну, Габриил Дефо. Ну, он болтал, что видел. И еще Лысая Лу, но она заливает. В смысле, завирается.

– Привидение, говоришь… – Инспектор посмотрел на директора, и тот пожал плечами. – А что скажет Надзор?

– Да эти паршивцы горазды сочинять, – воскликнул Юлио, – вон Лысая Лу… я хотел сказать, Венарди Бьянка Луиза третьего дня всех до смерти привидением напугала. Набила собственную кофту тряпьем, юбку нацепила, башку из платка сделала и повесила на трубе в подвале. Дети тогда оттуда ломанулись с визгом. Я, господин инспектор, как увидел, сразу того… за пушку схватился. Очень уж похоже получилось.

– И Лысую вашу допросим, – пообещал инспектор и прошелся пальцем по списку учеников. – Давайте следующего. Кто там у нас? Э. Райфелл.

После Маттео в кабинет директора вошел Эмери Райфелл, тощий приютский мальчишка из третьей старшей группы. Сразу за ним вперся Кассий Хольцер. Инспектор нахмурился:

– Я сказал по одному.

– Господин инспектор, я Райфеллу переводчиком буду, – заявил Кассий, старательно делая вид, что не замечает Лео. – Он не говорит. Немой то есть. Он говорит знаками, а я умею их читать.

Лео отвел глаза. На Эмери и на нескольких таких же, как он, детей смотреть было… неудобно. Неловко. Даже больно. Дети все-таки не виноваты, что взрослые передрались. Терять семью… врагу не пожелаешь.

– Видел ли ты, Хольцер, или ты, Райфелл, с кем в последнее время контактировал Рональд Далтон? У него были с кем-то дела? Был ли у него с кем-то конфликт?

Эмери пожал плечами.

– Он не знает, – сказал Хольцер, – я тоже.

– У вас был конфликт с Конрадом Бакером? У тебя конкретно, Хольцер, раз уж ты тут.

– Почему сразу я? – возмутился рыжий Хольцер. – Как конфликт, так сразу я. Я один, что ли, хулиган на всю школу?

Лео хмыкнул, и Кассий покосился на него, сверкнув белками глаз. Лео передернул каретку и снова застучал по клавишам.

– Так был у тебя конфликт или нет?

– Бывало, что и поругаемся иногда. – Хольцер пожал плечами. – Господин Бакер, знаете ли, редко бывал трезв.

– Имели ли вы с Конрадом Бакером какие-то дела? Приносил ли он для вас что-нибудь, давали ли вы ему деньги? Это вопрос к вам обоим.

Райфелл отрицательно качнул головой. Лицо у него было бледное и непроницаемое, губы крепко сжаты, длинная иссиня-черная челка падала на глаза. Он нервно переплетал пальцы. Хольцеру стула не досталось, и он торчал у приятеля за спиной.

– Ну… я иногда просил господина Бакера купить что-нибудь мне. А что, это запрещено?

– Запрещено, – начал снова рычать Фоули, – и ты прекрасно это знаешь, бездельник!

– Господин Фоули, – инспектор поднял ладонь, – давайте отложим воспитательные беседы. Райфелл, когда ты последний раз видел Рональда Далтона?

Эмери поднял руку и пошевелил пальцами.

– Вчера в столовой, – сказал Хольцер, – я тогда же его видел. У нас не было физры вчера.

Допросы займут весь день, а то и вечер. Скоро время обеда, и у незавтракавшего Лео посасывало под ложечкой. Неожиданно он представил, как под давлением инспектора искомое дитя расколется и сознается во всех грехах – вот как этот Газенклевер сознался, – и что тогда делать? А если оно будет таким же хладнокровным и нахальным, как Хольцер, или будет отмалчиваться, как Райфелл, то о нем не узнает вообще никто, включая самого Лео.

Что он, Лео, хотел увидеть, садясь за печатную машинку? Какие такие таинственные знаки, которые не заметят инспектор, Юлио и Фоули?

– Следующего зовите. Б. Л. Венарди.

Вошла Лысая Лу. В дверях они с Хольцером столкнулись локтями, и Лу ожгла его яростным взглядом. Села перед инспектором на стул, одернула юбку, выпрямилась. Скулы у нее пламенели. Уши тоже.

– Бьянка Луиза, будь добра, расскажи, пожалуйста, когда и где в последний раз ты видела Рональда Далтона.

– Вчера, господин инспектор. На последнем уроке. У нас физкультура была.

– Он был спокоен? Вел себя как обычно?

– Он… он… – Лу неожиданно замялась, отвела глаза. – Вроде, как обычно…

– Он – что? Нервничал? Что-то говорил?

Лео поднял голову от листа. Ребята, которых допрашивали раньше, ничего особенного не заметили.

– Я… – Лу принялась теребить край форменного фартука. – Так получилось, я…

– Не бойся, говори, – очень мягко подтолкнул инспектор, – ничего не бойся.

Он наклонился над столом, подался вперед, даже ноздри раздулись, словно учуяли запах тайны.

– Просто я видела у него такую вещь… – Лу облизнула губы и продолжила, запинаясь: – Драгоценную, наверное, с камнями. Браслет. Красивый очень. И большой.

– Ага, – оживился инспектор. – Интересненько.

Фоули, Дюбо и Эмилия Ковач принялись переглядываться.

– Интересненько, – повторил инспектор, – можешь описать этот браслет? Ты рассмотрела его?

Лу кивнула, не поднимая глаз.

– Он такой… похож на браслет для часов, но без часов. Золотой. И белый еще металл. Такой, словно цельный браслет, но на самом деле из кусочков разной формы. Они так плотно друг к другу подогнаны. И еще несколько камней вставлено, голубых и белых. Голубые большие, а белые мелкие, но их много. А на детальках еще всякие знаки, узоры.

– Почему ты решила, что это ценная вещь?

– Красивая очень. И сверкала… прям сверкала! Даже немножко светилась. Камешки светились, я и увидела. Я б ее и не заметила, но она будто светилась, я ее очень хорошо рассмотрела.

Светилась? Лео нахмурился. Обычно драгоценности сами собой не светятся, если… если не содержат толики абсолюта. А если содержат – это уже не просто драгоценности. Это артефакты.

– Хм… и где ты ее видела?

– В подсобке у Мор… у господина Далтона.

– Пойдем, покажешь, где видела. Прошу прощения, господа.

Инспектор поднялся с директорского места и подал Бьянке знак следовать за ним. Та вышла, встревоженно зыркнув на Лео.

Отсутствовали они долго, около получаса. Когда вернулись, то Лео сразу понял, что удача им не улыбнулась – загадочную вещицу отыскать не удалось. Впрочем, ничего удивительного.

– Молодой человек, – инспектор обратился к Лео, – дайте синьорите листок бумаги. Бьянка Луиза, вот карандаш. Нарисуешь, что видела?

Лу взяла протянутый лист, пристроила на столе и принялась черкать. Фоули отлепился от окна, чтобы посмотреть поближе. Юлио и Эмилия привстали со своих мест.

Лео выбрался из-за пишущей машинки и тоже шагнул к ним. На листе под карандашом Лысой Лу постепенно появлялся рисунок – крупный, явно крупнее натуральной величины, но удивительно подробный. Она и правда очень хорошо рассмотрела и запомнила украшение.

Треугольники, вписанные в круги – четыре штуки друг за другом, – поверх каждого – по два трилистника, один с ровными лепестками, другой – с раздвоенными. В центре треугольников – по круглому камню, на простых трилистниках – по три ромбовидных. И весь этот узор запакован в широкую полосу, замкнутую в кольцо, как объяснила Лу.

Тут не надо быть артефактором, чтобы увидеть схему – вот источники, вот рабочий контур, вот трансформаторы, вот всякие дополнительные элементы для видоизменения и контроля свойств энергии абсолюта.

Несомненно, артефакт. И не из рядовых. Изящная компоновка, авторский почерк… Лео осторожно поднял глаза и встретился взглядом с Юлио. Вид у того был кислый. Бытовые разборки поссорившихся подельников, хоть и закончившиеся убийствами, неожиданно превратились в преступление государственного масштаба. Теплое местечко Юлио Дюбо затрещало и приготовилось развалиться.

Покрасневшие глаза Вотана Фоули говорили о том же. Не было печали. Какого ляда эта Венарди так хорошо все запомнила?

Что уж говорить про Лео! Полицейские допросы неожиданно стали милы его сердцу, и он готов был сутками сидеть за пишущей машинкой, лишь бы…

– Господа! – взволнованно воскликнула Эмилия Ковач, стиснув у груди руки. – Господа! Это же авторский артефакт! Видите?! Это же авторский артефакт!

Фоули громко скрипнул зубами. Дюбо сморщился, как от боли.

Безмозглая овца! Чтоб тебе пусто было, старая дура, в каждой бочке затычка.

– Вот как? – Инспектор поднял голову. – Вы уверены в этом, госпожа… госпожа…

– Ковач, господин инспектор. Абсолютно уверена. Мой муж – царствие ему небесное! – собирал открытки с великими артефактами и очень много знал про них. Авторские артефакты – это произведения искусства! У больших мастеров есть свое лицо, свой стиль. Настоящий специалист вам скажет имя автора, только взглянув на этот рисунок. Я абсолютно уверена, что это бесценная вещь!

Лу, застыв с карандашом в руке, хлопала глазами.

– Миленькая, – сказала ей Ковач, – ты настоящая художница! Эксперты немедленно определят по твоему рисунку, что это за артефакт и кто его сделал.

– Вот именно, эксперты. – Инспектор, загрохотав отодвинутым креслом, поднялся. – Это дело экспертов, господа, а не полиции. Я заберу все материалы и приглашу экспертов. Пока они не приедут, прошу всех оставаться на своих местах. Мои люди проследят.

– Каких экспертов? – голос у Лео сел. – Магнадзор?

– Берите выше, молодой человек. Это дело Инквизиции.

За окном уже смеркалось, а из учительской, куда согнали весь школьный персонал, так никого и не выпустили. Инспектор оставил четырех полицейских – двое сидели здесь же и следили, чтобы никто не переговаривался, а еще двое остались с детьми, которых согнали в спортзал.

Директор Фоули пробовал протестовать, но безуспешно – полицейские пожимали плечами, приказ, мол.

Пообедали прямо в учительской бутербродами с селедкой и жидким чаем. В туалет выпускали строго по одному и с сопровождением. Зато Лео умудрился немного поспать прямо за столом перед машинкой, уронив голову на скрещенные руки – сил уже не было просто никаких.

Разбудил его от беспокойного и прерывистого сна поднявшийся ропот и стук мебели, в учительской повскакивали со стульев. Лео вздрогнул, вскинулся и обвел директорский кабинет сонным взглядом. Встал и тоже ринулся к окну.

За окном, что выходило на крыльцо школы и широкую Лавровую улицу, остановилась машина. Из тех новых, дорогущих, с артефакторными двигателями, работающими на чистейшем абсолюте. Лео видел их несколько раз – они неслышно катились по улицам, освещая грязь и растрескавшиеся булыжники мостовых голубоватым сиянием переработанного топлива, струящимся из-под колес.

Правда, обычно эти машины были сдержанного серого или черного цвета, госслужбы использовали синий, а эта была алая, даже в сумерках – чистого, яркого киноварного цвета. Двери и капот густо покрывали, наслаиваясь друг на друга, сверкающие золотом печати и сигилы со священными именами.

– Ого… – сказал математик Викториус Монро. – Господь Всемогущий, кого же к нам прислали?

– Кого б там ни прислали, пойду встречать, – с тоской ответил директор, встал и вышел, хлопнув дверью.

От этого хлопка штукатурка посыпалась с потолка, а сон окончательно слетел.

Лео, забывшись, приплющил нос к окну. Тот немедленно отозвался резкой болью. Половину сигил, покрывающих машину, даже он не понимал – охраняющие, запирающие… какие-то неизвестные, что-то вроде зеркального вейла… нет, не разглядеть. Потом стандартные инквизиторские печати чистоты и защиты, а на дверце машины – щит с анаграммой инквизиции: багровая пятилепестковая роза Гибуры и черный крест со вписанной буквой I. Видимо, приехавший дознаватель, кем бы он ни был, очень заботился о своей безопасности, или его начальство заботилось о ценном сотруднике.

Дверь открылась, на мостовую спрыгнул охранник в серой шинели Санкта Веритас – собственной инквизиционной гвардии. Обвел пустынную улицу бдительным взглядом – подходить и пялиться на машину с розой и крестом дураков не было.

Следом за охранником выбрался тощий мужчина в такой же форменной шинели. Лео ожидал и на нем увидеть какие-нибудь печати, но мужчина был самый обычный, ростом чуть ниже охранника, смуглолицый, с гладкими черными волосами, собранными в хвост. Похоже, что ибериец, как и падре Кресенте.

Навстречу дознавателю вышел директор Фоули, наспех накинувший пальто. Краткий разговор, и оба направились внутрь школы, а из машины выбрались еще трое эсвешников и вытащили коробки, а из багажника – чемодан.

Приехало это иберийское пугало к нам навеки поселиться. В суровом простецовом мире даже волшебная удача отсырела и замерзла. Что это они там еще тащат, неужели жаровню?!

Он потер виски ладонями и отошел от окна. Попадаться на глаза инквизитору страшно, а прятаться глупо. Как хорошо, что отличить обученного мага из фейского дома от простеца можно только с помощью дистингера размером со шкаф, сверхточного детища Дагды Гиллеана. Этих машин после войны осталось очень мало, к тому же год назад Дис и ее друзья из Секвор Серпентис уничтожили одну. Но вот подростка, который еще не осознал, кто он есть такой, и не умеющего совладать с собственным канденцием… впрочем, такого и сам Лео бы обнаружил. Ладно, посмотрим, вдруг обойдется.

Через некоторое время в учительской загремели шаги, и в кабинет директора зашел инквизитор, уже снявший серую шинель – под ней оказался темный штатский костюм. В вороте белой рубашки тускло поблескивала широкая полоса металлического украшения вроде гривны, а шейный платок или галстук он не носил. Его сопровождал один из эсвешников, который внимательно оглядел комнату и сразу же встал у двери, ожидая приказаний. Следом вошел мрачный, как туча, Фоули.

Инквизитор кивнул Лео, видимо приняв того за секретаря, уселся за директорский стол, в то же кресло, где сидел инспектор полиции. Достал из принесенного с собой чемоданчика стопку бумаг.

– Господин Фоули, распорядитесь, чтобы учащихся отпустили по спальням, за исключением Бьянки Луизы Венарди, ее пусть приведут сюда, а ко мне пригласите школьного преподавателя артефакторики.

У инквизитора был тонкий прямой нос, высокий лоб, сжатые в нитку губы и темные, неожиданно густые ресницы, затенявшие угольно-черные глаза. Голос усталый, тихий и без тени акцента.

– Слушаюсь, господин квестор-дознаватель!

Не из Иберии, а из Каталуньи, значит. Впрочем, какая разница – гигантский аппарат Инквизиции распространялся на всю Европу, не считая, конечно, Альбиона, зеленого острова Эйрин и империи Аквилон.

Директор ушел исполнять распоряжение.

– Господин Лемман, зайдите, там видеть вас хотят, – послышалось из учительской.

Официальный квестор-дознаватель Инквизиции его святейшества Папы Мануэль де Лерида сложил пальцы домиком, утвердил на них четко очерченный подбородок и бесстрастно посмотрел на входящего. Преподаватель артефакторики был бледен, и руки у него мелко подрагивали. Лео разозлился – какой-то демонов сын, укравший артефакт, заставляет всю школу не спать, не есть, да еще перед Инквизицией приседать. Лично бы поймал и пристукнул!

– Скажите, какими артефактами располагает школа? – поинтересовался инквизитор.

– Господин… э-э-э…

– Де Лерида.

– Г… господин де Лерида… – голос Леммана задребезжал. Простецам, оказывается, тоже при Инквизиции не по себе. – Стандартный учебный набор, разрешенный к использованию ва-вашим ведомством. Плюс у меня самого, если позволите… е-есть небольшая личная коллекция. Для дополнительных уроков, и по роду занятий интересуюсь. Ни… ничего незаконного, конечно же.

Хоть бы сесть предложил.

Инквизитор посмотрел на эсвешника. Молодой кудрявый парень, на рукавах шинели поблескивали нашивки – фасции с маленькими секирами. Ликтор, личный помощник инквизиторского чина.

– Люсьен, пройдите с господином Лемманом и принесите сюда его коллекцию.

Ликтор щелкнул каблуками и вышел вместе со стариком.

– Бьянка Луиза Венарди.

Лео глубоко вздохнул и с силой потер лицо ладонями. Остаток вечера обещал быть очень, очень долгим.

Глава 3

Солнце давно зашло, стемнело. За окном сыпал мокрый снег с дождем, расчерчивая косой сеткой конус желтоватого света над будкой сторожа.

Глухую стену казармы напротив школы не освещало ни одно окно – на эту сторону выходили только темные слуховые под самой крышей. Из форточки дуло. Противно подвывал на улице ветер, а в кабинете директора примерно с такими же интонациями, только в более низком регистре, рыдала Бьянка Луиза Венарди.

Каталунский выходец и квестор-дознаватель Инквизиции мрачно смотрел ей в переносицу и, очевидно, отчаянно жалел, что вообще переступил порог школы. Лео понимал его чувства, потому что Лу концертировала уже больше часа и останавливаться не собиралась. Домой ему сегодня опять не попасть.

– А еще-о-о! Еще, святой отец!

– Я не рукоположен, – в сотый раз терпеливо повторил инквизитор. На Лу это заявление в сотый раз не произвело никакого впечатления.

– А еще-о! Еще я Галке… То есть Эмери Райфеллу, дала одну карточку, и велела чтоб он в церковь прокрался и в библию падре Кресенте подложил!

– Какую карточку? – безнадежно спросил де Лерида.

– Даму пи-и-ик!

– С какой целью?

– У нас был клу-у-б! Чтоб по вечерам истории рассказывать! Я веду, а все по очереди говорят, что они делают… ну, то есть не они, а их герои… Так поиграть много кто хотит… хочет, и мы ввели испы… испытания. А Галка с Рыжим дружит, а Рыжий га-а-ад! Поэтому я ему дала задание посложнее, чтоб не мог исполнить.

– А он все-таки исполнил?

– Да! Я думала, ему слабо-о-о.

– Давайте вернемся к артефакту. Вы утверждаете, что он лежал на столе у… – тут инквизитор заглянул в бумаги, – у Рональда Далтона?

– Ну да… лежал, – протянула девочка, однако в ее голосе Лео расслышал некоторую неуверенность.

– Расскажите, пожалуйста, подробнее. Итак, вы прятались в подсобке около физкультурного зала. Как долго?

– Пока у-урок шел.

– Дверь была закрыта?

– Да-а. А на столе лежало…

– Там есть артефактное или иное освещение?

– Ну… нет. Темно. Лампа в шкафу заперта.

– То есть видеть вы ничего не могли?

Лу пару раз моргнула.

– Он же светился, – сказала она, – камешки светились, и сам будто… ну, сиял.

– Значит, вы вошли в темную подсобку, закрыли за собой дверь и увидели на столе браслет. Он просто лежал на столе?

– Ну… да.

– «Ну» – это значит, не просто лежал?

– Ну… он бумажкой был прикрыт.

Лу забыла про рыдания и явно начала изворачиваться.

– Бумажкой. И что это была за бумажка?

– Я… не рассмотрела. Святой отец!..

– Опишите, пожалуйста, как выглядит подсобка.

– Ну… она такая маленькая, без окна, у дальней стены стол стоит, за которым Мор… господин Далтон сидел иногда. Тогда лампу из шкафа доставал, если надо было писать. Там такие шкафы с мячами и фл… флажками. И с кубками. Только кубков мало, потому что мы никогда ничего не выигрываем. А не выигрываем, потому что…

Тут я и умру под утро, и буду лежать за столом весь обледеневший.

– Сосредоточьтесь на предмете нашей беседы, пожалуйста. Где находился господин Далтон, пока вы были в подсобке?

– Так на уроке же. Я ведь говорила. Он был в спортзале, на уроке, а я не пошла, я… ну… приболела.

– Почему не обратились к медсестре?

Лу залилась краской.

– А она… она говорит, ничего такого… чтобы увиливать. Мол, все пашут, и ты паши…

Инквизитор помолчал, бросил взгляд на Лео. Тот подпирал голову рукой, устало привалившись к стене. На директорском столе стояла коробка с жалкой коллекцией Леммана, которая не представляла никакой угрозы и разочаровала дознавателя своим содержимым. Рядом – рисунок Лу с изображением браслета-артефакта.

– Господин Грис, вы тоже сосредоточьтесь, пожалуйста. Спать нужно ночью.

А сейчас что, по-твоему, чучело ты каталунское!

– Прошу прощения. – Лео встряхнулся и застучал по клавишам.

– Почему вы не пошли на урок, Бьянка Луиза, я понял, – продолжал инквизитор, – но почему выбрали подсобку физкультурника?

– А в раздевалке оставаться нельзя: раздевалку запирают, и из нее выход прямо в зал. – Лу не поднимала глаз. – И в коридоре нельзя: сразу к директору потащат, если кто увидит. Вот я и пошла в подсобку. Перед концом урока вышла бы, никто бы не заметил. Из подсобки слышно, что в зале происходит.

– Понятно. Так вы вошли, и что?

– Там стол такой большой, старый. С такими тумбами. Я ведь уже показывала господину инспектору! Он на столе смотрел и ящики велел вскрыть, только там пусто.

Инквизитор задумчиво покрутил в пальцах самописку.

– Странно, – сказал он, – почему это господин Далтон оставил столь дорогой предмет в незапертом помещении лежащим прямо на столе.

– Так он был бумажкой прикрыт.

– Ах да, бумажкой. А как вы разглядели его под бумажкой?

– Так он светился.

– Странно, что господин Далтон прикрыл светящийся предмет бумажкой и оставил незапертую дверь. Вам не кажется, что здесь что-то не так? Предмет дорогой, драгоценный, вы сами сказали. И вдруг лежит посередине стола, прикрытый бумажкой.

Лу дернула плечом, упорно рассматривая пол.

– Кто угодно может войти и забрать браслет, – гнул свое инквизитор. – Тем более что не видно из зала. Просто взять его со стола, из-под бумажки, и положить в карман. Украсть. Никто бы не заметил. Господин Далтон бы ни за что не догадался, кто это сделал.

Ага. И умирать ему тогда совершенно не нужно было бы.

– Я не крала браслет, святой отец! – Лу вскочила со стула и кинулась к директорскому столу. – Господь свидетель, не крала! На Библии поклянусь, даже… даже в мыслях не было… святой отец, прими-ите и-и-испо-ве-е-едь!

Из глаз снова брызнули слезы, Лу повалилась бы на колени, но массивный стол мешал добраться до инквизитора.

– Не могу, Бьянка Луиза. – Терпению каталунца можно было позавидовать. Он налил из графина воды и протянул девушке стакан. – Я не рукоположен. Но я верю, что вы не крали браслет. Выпейте, пожалуйста, успокойтесь. Я вас ни в чем не обвиняю. Однако о чем-то вы умалчиваете, Бьянка. Пожалуйста, соберитесь и расскажите, как все происходило на самом деле. Дверь в подсобку была заперта?

Лу глотнула воды, стуча зубами о стакан, отдышалась. Утерлась рукавом.

– Сядьте, Бьянка. Не бойтесь ничего. Рассказывайте.

– Заперта. – Она села, не поднимая глаз. – Вообще, Мордач… господин Далтон ее не закрывает, а тут запер… но мне куда податься? Я это… открыла.

– У вас был ключ?

Она мотнула головой.

– Шпильки… одолжила у Цыпы. То есть у Анны Леоноры. Только она не знает, что я у нее одолжила… Фоули велел карманы выворачивать и отмычку отобрал, когда в карцер сунули. У меня проволочка такая была, подвал отпирать. Мы там на трубе грелись и в истории играли. А потом, ну…

– Какие удивительные у вас навыки, Бьянка.

– В нашем районе у всех такие навыки, свя… господин инквизитор. – Девушка пожала плечами.

– Итак, вы открыли подсобку, и что?

– И вошла. Там темно, но я помню, где что стоит. Там один стул только, у стола. Я на него села. Ну и сидела-сидела… а потом…

– Что потом?

– Так темно… и я вижу – что-то синенькое светится. Не поняла сперва, откуда. А это… сквозь замочную скважину в ящике стола. Ну я…

– Воспользовались шпильками?

– Да-а… а там он лежит, браслет этот. И светится. Такой красивый!

– Вы брали его в руки? Надевали?

– Да… у него нет замочка, он так чуть раздвигается, можно руку засунуть. И на руке уже обратно сжимается, крепко сидит.

– Ничего не почувствовали? Когда надевали?

– Почувствовала, святой… господин инквизитор! Он… он знаете какой? Вот смотришь на него – а в голове словно кто-то нежным голосом шепчет… слов не разобрать, но словно уговаривает себе оставить. И весь мерцает красиво, переливается. Но я его обратно положила. То есть… хотела положить…

– И что вам помешало?

Личико Лу сморщилось, Лео подумал, что она опять заплачет, но нет. Она вдохнула-выдохнула и сказала:

– Мордач… в смысле, господин Далтон. Пришел.

– И обнаружил вас с браслетом?

Она кивнула.

– Прям посреди урока пришел. Он сразу понял, что… Я думала, он меня убьет. А он так спокойно дверь запер, достал лампу и включил. И смотрит. – Лу помолчала, облизнула губы. – А потом говорит: «Закричишь – заявлю, что ты воровка».

– Хм. – Инквизитор нахмурился и потрогал гривну у себя на шее. – Бьянка Луиза, если вам трудно рассказывать, я попрошу господина Гриса выйти.

– Нет, – она мельком взглянула на Лео, – не трудно. Мне стыдится нечего. Я браслета не крала, а господин Далтон… ну он думал, что я в углу, деваться мне некуда, а я не принцесса на горошине. У меня это… навыки. Коленом – куда надо, на стол запрыгнула – и бежать. Щеколду сорвала просто. – Лу покрутила в пальцах пустой стакан. – Думала, он настучит директору… что воровка и прогульщица… А он вон как…

– Понятно, – покивал инквизитор. – Спасибо. Кое-что прояснилось. Небольшое уточнение, и я вас отпущу, Бьянка. Вы сказали – артефакт будто бы уговаривал оставить себя у вас, так? Вы чувствовали желание забрать браслет себе?

– Чувствовала. Только не собиралась оставлять. Я его уже сняла, когда Мордач вошел.

– Насколько сильное желание было?

– Да уж сильное!

– Но вы его побороли. Сможете объяснить, как?

– Ну как же… нехорошо же это. Я ведь… – Она отвела глаза, но продолжила решительно: – Я ведь уже скрыла у падре Кресенте на исповеди. Про карточку и про то, что Галку в церковь подсылала, чтоб он вещи падре трогал. Если бы я браслет взяла – это бы воровство получилось, грех. Что, опять врать на исповеди? Я и так измучилась из-за карточки. Как мне падре в глаза смотреть? Нет уж, помилуйте. – Ресницы у Лу вновь намокли, она закинула голову и уставилась в потолок. Сглотнула и закончила хрипло: – Если вы не хочете меня исповедовать, господин инквизитор, так я к падре схожу, – и совсем упавшим шепотом, – хоть и стыдно-о-о…

– Я уже сказал, что не рукоположен, – машинально повторил инквизитор, но в его взгляде появилась даже некоторая теплота. – Бьянка, вы очень хорошо сделали, что сейчас все рассказали и что отказались взять чужую вещь, избежав страшного искушения. Уверен, падре внимательно выслушает вас и не наложит слишком тяжелую епитимью.

– Спа… сибо. Можно я уже пойду?

– Да, идите, конечно. Скажите только, вы кому-нибудь говорили о драгоценности? До того, как вы рассказали о ней инспектору?

– Нет. – Слезы все-таки пролились, и Лу сердито вытерла их рукавом. – Я б никому не сказала, если б Мордач… ну, если б его не убили. Из-за браслета убили, господин инквизитор, истинное слово. Он сам бы меня убил, если б дотянулся…

Лу вышла, высоко подняв голову, полная внутреннего достоинства. Лео задумчиво смотрел ей вслед.

– Какая необычная девочка! – Инквизитор тоже смотрел на закрывшуюся дверь. Он перевел взгляд на ликтора, застывшего рядом. – Люсьен, на сегодня вы свободны. Завтра утром, пожалуйста, съездите в Библиотеку, запросите там книги по этому списку и еще монографию Анри де Руйтера «Ars artefactorica» со всеми дополнениями. И общий каталог артефактов.

– Господин де Лерида, весь?!

– Конечно, весь. Доброй ночи. Завтра жду.

Некоторое время инквизитор сидел молча, глядя перед собой и постукивая по столу тупым концом карандаша.

– А что скажете, господин Грис, – перевел он взгляд на Лео, – дети тут не из слишком благополучных семей? Как у вас в школе с воровством?

– Я не так давно тут работаю. Вторую неделю. Про воровство не слышал ничего. Артефакт, получается, непростой? Уговаривал себя украсть!

– Такой артефакт, – инквизитор кивнул на рисунок Лу, – простым быть не может. Но вот то, о чем синьорита Венарди рассказывала, – не встроенное его свойство. Боюсь, он еще и зачарован.

– Магическое воздействие?

– Оно самое. А ведь это вы, господин Грис, обнаружили трупы, так? И первый, и второй. Совершенно случайно.

– Абсолютно. – Лео посмотрел на поднявшего бровь инквизитора самым честным взглядом, каким только мог. – Понимаю, что звучит дико, но так оно и было. Мало того, я был свидетелем ссоры Конрада Бакера и Рональда Далтона. Ссору еще наблюдал наш падре, а… тела я нашел один.

Спасибо еще, не я обнаружил браслет в столе у физкультурника! То-то было бы здорово.

– Повезло вам. Мне, впрочем, тоже – почти все важные свидетели в одном лице, да еще и под рукой. И Венарди вам в компанию.

– Надеюсь, свидетели кроме нас еще найдутся. – Лео нахохлился.