Тайны нашего подъезда, или Несколько дней на самоизоляции

Все закончилось, когда Тома, честно отработав в школе двадцать пять лет, досрочно вышла на пенсию. Времени стало больше. Еще – перестали мучить ночные кошмары (с некоторыми учениками в главной роли), и правый глаз совсем перестал дергаться.

Но пенсии на жизнь катастрофически не хватало. Вот тогда-то и закончилась счастливая жизнь для Графа. Тома решила переехать в общежитие, в комнату, которую она до этого сдавала. А квартиру, наоборот, сдать.

Квартирант нашелся быстро. По телефону уверял, что чистокровный славянин (Тома в объявлении указала, что сдает только славянам), а по факту пришел "просто так прохожий, парень чернокожий!"

1

1

  Строчка из песни Л. Агутина «Парень чернокожий».

.

Впрочем, в душе этот чернокожий парень точно был русским. Чтобы доказать это Томе, он тут же перечислил героев всех известных русских народных сказок, его – Графа – за худощавую конституцию и отсутствие подкожного жира тут же окрестил кощеем (а затем перекрестил, показав тем самым причастность к православным), рассказал, что поступил в медуниверситет, и Тома сдалась. И сдала ему ИХ гнездышко. А Графу пришлось съехать. Тащить его в общежитие Тома категорически отказалась (чего людей смешить?).

Беда состояла еще и в том, что у Графа (а он был, мягко говоря, не приспособлен к самостоятельной жизни), своего жилья не имелось. Поэтому он не нашел ничего лучше, чем поселиться в подъезде, в коридорчике, отделяющем несколько квартир от лестничного пролета (благо, в коридорчик имелась дополнительная дверь), возле двери ИХ бывшей квартиры.

Эндрю, африканец по рождению, но с широкой русской душой, сочувствовал ему, и звал жить с ним. Абсолютно бескорыстно. Но Граф был гордым, и лишь изредка ночевал у него. Именно благодаря этому он и увидел однажды ночью нечто странное!!! Но об этом позже. А пока… Пока он доживал остатки своей жизни преимущественно в этом самом закутке. По утрам Эндрю обязательно выносил ему сладкий чай, а днем и вечером выходил с ним покурить. Часто к ним присоединялся и сосед Боря, окончательно запутавшийся в своей личной жизни и постоянно советовавшийся об этом с Графом. Граф слушал Борю и сочувствовал ему. Но советов давать он не любил…

МАРТА ЛЕОНИДОВНА.

Дурацкое ей досталось имя – Марта. Она ненавидела его с самого рождения! А еще Марта всей душой ненавидела альбиносов, поскольку сама была такой.

Что может быть хуже белых ресниц? Даже когда она в три слоя красила их тушью, где-нибудь да проглядывал белый волосок. Впрочем, остальная ее белёсость отлично гармонировала с белым халатом, который она, по роду своей службы, носила почти не снимая.

Марта работала в мединституте. Преподавала. И сейчас, когда все прочие институты перешли на работу из дома (а по факту получили второй отпуск из-за ковида), их мединститут продолжал работать очно. И ей все так же приходилось вставать в шесть утра (под жуткую музыку соседа снизу), краситься тушью в три слоя, надевать маску и ехать в битком набитом автобусе полтора часа по пробкам.

ЭНДРЮ.

Говорят, мужчина подсознательно ищет себе невесту, похожую на мать. Но его случай был исключением.

Мать Эндрю была на пятьдесят оттенков чернее самого Эндрю (если такое возможно), а он влюбился в Белоснежку. У нее было красивое имя – Марта. Она была его преподавательницей и одновременно – соседкой сверху. Вот только он об этом интересном факте знал, а она – нет.

Это объяснялось просто: Белоснежка выходила из дома рано, чтобы не опоздать к началу занятий, а возвращалась поздно. Эндрю же – наоборот – выходил поздно, постоянно опаздывая на лекции, а возвращался рано, поскольку назад ехал не на автобусе, а на машине одногруппницы, которой было в ту же сторону.

О том, что он влюбился в Марту, Эндрю рассказал только своему лучшему другу, Графу. Граф искренне, без зависти, за него порадовался и сказал, что у них получатся красивые дети. Дело оставалось за малым: нужно было придумать, как познакомиться поближе со своей преподавательницей. Явно это нужно делать вне институтских стен. Поскольку там с подобными вопросами она пошлет его куда подальше. Собственно говоря, послать его она может и дома. Тут надо действовать медленнее, осторожнее и… интереснее.

Да, в человеческом мире неплохо работают законы дикой природы. Главное самку заинтересовать!

БОРЯ.

А вот Боря точно знал, как заинтересовать самку. Даже – трех.

Когда он вернулся в квартиру, постыдно выкурив аж три сигареты, все три его дамы мирно сидели на диване, и следов борьбы на их телах он не видел.

– Мы решили остаться, – ответила на его вопросительный взгляд Люба. И сразу стало понятно, кто в его гареме назначил сам себя главной женой.

– Все трое? – все же переспросил Боря, потому, что это было, мягко говоря, странно.

– Да, – добродушно кивнула Люба.

– Да! – буркнула Инга. Она хоть и была мрачнее тучи, но за бритвы и ножницы не хваталась. Пока.

– Да, – тихо прошептала Арина, готовая вот-вот расплакаться.

– Да как же это… – Еще полчаса назад он фантазировал о собственном гареме, так почему не верит в это сейчас?

– Все нормально, Боренька, – успокоила его Люба. – Да – это непривычно. Да – это будет шокировать окружение. Но мы попробуем, да? – Она обвела взглядом Ингу с Ариной, и те снова кивнули. – А те, кому не понравится, всегда смогут уйти.

По решительному взгляду всех трех женщин Боря понял, что ни одна из них не отступит. Из принципа.

Ой, что же будет?!!

***

Ночь с гаремом не принесла ему никакой радости. Из спальных мест у него был диван – большой, и матрас – маленький. Спать на диване ему было привычнее и удобнее. Он бы мог положить туда еще двух женщин из трех, а третью отправить спать на матрас. НО…

Во-первых, Боря был джентльмен, и не мог так обидеть одну из своих женщин.

Во-вторых, ночевать хотелось все же с молодыми и красивыми. А отправить на матрас пожилую Любу (а значит – отправить на матрас и ее многочисленные связи, так необходимые ему), было неправильным. Вот по этим причинам Боря и уступил им диван вместе с тремя единственными подушками, а сам лег спать на полу.

Пока что жить в гареме ему не нравилось!

МАРИНА СЕРГЕЕВНА.

Марина Сергеевна раньше была учителем музыки, а сейчас – пенсионеркой. Многие считали, что сына у нее никогда не было, а она родила себе сразу – внука. Но сын был. Кучерявый невероятно – весь в своего отца, который ушел сразу после его рождения.

Сын тоже ушел. Не сразу, а как только отучился на геолога. В этом было главное их разногласие. Она хотела дочь – музыкантшу, или, на худой конец, певицу. А родился сын – геолог.

Работал он вахтами. Приезжал – невероятно обросший, часто – с репьями, запутавшимися в волосах. На грязь под его ногтями чистоплотная Марина Сергеевна старалась вовсе не обращать внимания. Но – сын приезжал с деньгами, которыми он щедро делился и с ней, и со своим сыном, ее внуком.

А вот внук Славочка полностью оправдывал ожидания! Был прилежным, часами мог просиживать за пианино. Умел играть и на скрипке, но больше всего любил гармонь. Какое будущее ждет его в современном мире с гармонью, Марина Сергеевна не знала. Но все же поддерживала внука во всех его начинаниях. Боялась, чтобы он тоже не сбежал от нее на вахту.

ПЕНСИОНЕР.

У него всё было. Раньше. Крутая работа, которой завидовали все в их доме. Влиятельные друзья. Женщины, от которых вечно не было отбоя.

До того момента, пока он не стал пенсионером.

Теперь ничего этого не было. Нет, друзья приходили. Редко. Товарищи по работе тоже не забывали. Заходили тоже редко, что с их профессией вовсе не удивительно. Все чаще отправляли поздравительные смс – на день рождения и новый год.

Пенсия у него хорошая, военная. Грех жаловаться. И свободного времени стало уйма. Вот от этого свободного времени, а еще от постоянного одиночества, он и начал потихоньку сходить с ума.

Только бы не превратиться в маньяка!!!

МАРТА ЛЕОНИДОВНА.

Воскресное утро началось с лирической, хоть и не очень позитивной песни группы «Король и Шут» про то, как кто-то "разбежавшись, прыгнет со скалы". Марта этой песне обрадовалась, так как вставать под звуки тамтамов ей уже надоело.

Странный у нее, все-таки, сосед снизу. Каждое утро включает какую-нибудь оригинальную песню. Стыдно признаться, но Марте иногда хотелось, чтоб эти песни он включал именно для нее, желая, таким образом, доброго утра. Странное желание! Она ведь его никогда даже не видела!

Она представляла себе его внешность не раз. И каждый раз получалось вот что: высокий худой блондин с грустным лицом, как у Онегина или Печорина. К его внешности отлично подходили шляпа-цилиндр и трость с металлическим набалдашником.