Глава 17
Заросший пышным папоротником полуразрушенный детский лагерь прятался в низинке соснового леса. Берен оставил машину на обочине и один спустился вниз: проверить, не ждут ли их в уцелевших строениях какие-нибудь неприятные сюрпризы. Всё было спокойно, и он позвал Тари с Эльсой. Опускались сумерки, пахло смолой и сосновой хвоей, из глубины леса тянуло ночной прохладой. Берен развёл костёр, и девочки подсели поближе к огню, зябко протянув к нему ладони; Макс улёгся у их ног, спрятав нос в пушистый хвост, и вполглаза наблюдал за обстановкой. На ужин оставались две последние банки с консервами.
Не успел Берен их вскрыть, как из темноты послышался шорох, будто несколько пар ног шли к костру по высокому папоротнику. Макс насторожился, Берен поднялся, загораживая собой девочек, перехватил заряженную винтовку, проверил пистолет, заткнутый сзади за ремень. Шаги были аккуратными и неспешными, но люди шли не крадучись, а спокойно, будто на прогулке в собственном саду. Через несколько секунд свет от костра выхватил невысокую коренастую фигуру, одетую в куртку-«мабуту». Появившийся мужчина показал пустые ладони и сделал ещё шаг к костру.
– Вечер в хату, товарищи! – поздоровался он, щербато улыбнувшись. – Гостей принимаете? Нас тут пятеро.
По обе стороны от щербатого в круг света из темноты выступили ещё четверо мужчин.
Выглядывавшей из-за Берена Тари они не показались опасными. Обычные дядьки за сорок: небритые, в нестираных сто лет камуфляжных штанах с вытертыми коленками, в замызганных банданах, за плечами рюкзаки да дробовики, на ремнях ещё по несколько штук маленьких матерчатых сумочек. Но Берен увидел совсем другое: противогазные сумки, явно используемые по назначению. В одном из подсумков на ремне – наверняка газовые гранаты. Дробовик, поражающий цель с меньшей вероятностью смерти. На груди щербатого болтается прибор ночного видения. Через плечо его товарища висит смотанная крупноячеистая сеть из толстых верёвок. Вот уж кого Берен никак не ожидал встретить! Но сомнений не оставалось: это были охотники. Относительно «чистых» у них обычно свой кодекс: «чистых» они не трогают, если те не перебегут им дорогу. Охотники отлавливают мутантов: таких, которых вряд ли кто-то хватится и будет искать. Отлавливают – и перепродают тем, кто готов платить: на опыты в нелегальные лаборатории, на органы, в бордели или в качестве игрушки каким-нибудь зажиточным городским извращенцам. Как хорошо, что адреномер Тари снят и остался в машине – без него опознать грапи едва ли возможно.
– Вы к морю едете? – поинтересовался щербатый. – В Верхние Чайки? Хоро-о-ошее место, сейчас там красиво. А мы вот ходим, зверя бьём. Сегодня пустой день вышел. Зорга, дай сюда котелок, ужинать будем!
Один из охотников скинул наземь свой рюкзак, достал закопчённый котелок, треногу и бутыль с водой.
– Остынь, мужик, – кивнул щербатый всё ещё стоявшему с ружьём в руках Берену, – мы тут частенько ночуем, это вы пришлые. Мы вас не гоним, так и ты на нас не быкуй, брат. Сейчас супчику сварганим… – он поставил над костром треногу, подвесил котелок, в который Зорга вылил воду из бутыли. – Аям, ты ведь грибов набрал? Гони на стол!
Зашевелился другой охотник, вытащил из кармана рюкзака помятый газетный кулёк с несколькими грибами.
– Ты из зачистки, что ли? – главный заметил пряжку на ремне Берена. – Или так, форсишь?
– Из зачистки, – холодно ответил Берен, опускаясь обратно на брёвнышко рядом с Тари, которая почувствовала его напряжение и тоже забеспокоилась.
– Уважаю, уважаю, – кивнул щербатый, крупно накромсав грибы в котелок вытащенным из-за голенища ножом. – Вон и лиса у тебя интересная какая… И девочки красивые, – незло подмигнул притихшей Эльсе. – Как таких девочек супчиком не угостить, да, Зорга?
– А? – не расслышал плечистый Зорга, тащивший из темноты ещё одно бревно, чтобы всем можно было усесться.
– Давай свою перловку с тушёнкой, говорю! Это он у нас, вообще-то, по части кулинарии, – пояснил щербатый специально для Эльсы, вздрогнувшей от его выкрика.
Зорга вытянул из своего рюкзака консервы, устроился на брёвнышке напротив котелка, вооружившись длинной деревянной ложкой для помешивания. Берен молча протянул ему свою банку, Зорга улыбнулся в ответ и, вскрыв её ножом, плюхнул содержимое в суп вслед за перловкой.
– Ну и добре, – удовлетворённо крякнул главный охотник. – Все мы люди, а не волки какие. С тобой вон, брат, почти коллеги, – он многозначительно хмыкнул, указывая взглядом на ременную пряжку Берена, – нечего нам делить.
Зорга помешивал в котелке, остальные четверо уселись у костра напротив Берена и девочек, но один вдруг встал.
– Куда попёрся, Аям? – поднял на него голову щербатый.
– Отлить схожу, – буркнул Аям, – чай не съедят меня за деревом.
– Не съедят, этот лес тихий, – согласился главный охотник, будто поясняя специально для Эльсы. – Не бойся, лапушка, сюда хищник редко ходит. Да и папка твой вон какой богатырь, с ним не страшно, – мужик помолчал, сцепив пальцы в замок. – Тебя это на службе так покарябали? – спросил он у Берена, кивая на его повязку.
– Угу.
– Вот падаль проклятая эти грапи! Я тоже встречался, смотри, – он задрал рукав, показывая страшный узловатый шрам во всю руку, – секанула своим когтем, тварь, чуть руку вдоль надвое не расстригла! А после них, сволочей, ни хрена не заживает ничего, шей – не шей. Всё будет такими вот рытвинами, – сразу видно, кто пометил! Вот так-то… Опасная работа у вашего мужа и бати, девочки, опасная, – охотник опустил рукав своей «мабуты».
Тари вздрогнула. Берен слегка приобнял её за озябшие плечи, легонько поцеловал в висок: ему нужно было незаметно для остальных посмотреть, куда запропастился Аям. Предчувствие подсказывало, что он пошёл к фургону, оставленному наверху, на обочине: угнать не угонит, но обыщет. И плохо будет, если найдёт Тарин адреномер. Действительно, – прикоснувшись губами к её мягким, пахнущим полынью волосам, Берен заметил мелькнувший сверху луч фонарика. Он почувствовал, как прижалась к его боку Тамари. Догадывается ли она, кто эти люди?
Через несколько минут Аям вернулся, отозвал старшего охотника от костра. Значит, адреномер всё-таки нашёл. Трое остальных пока ни о чём не подозревали: Зорга склонился над котелком, помешивая закипающее варево, двое по краям от него посасывали самокрутки.
– Малая, сходи пока в фургон, дай Максу попить и почитай ему книжку про Гудвина, – сказал Берен девочке. – Мы позовём вас, когда ужин будет готов.
Эльса внимательно на него посмотрела и, видимо, всё поняла: ей с лисом нужно было уйти и запереться в машине.
Её убегающую фигурку проводил взглядом Аям.
– А с мелкой что? – спросил он у главного. – Куда-то уже упазгала, смотри!
– Она нам без надобности, – отозвался тот. Старшая смазливая, за неё хорошо дадут. А мелкую не трогайте, пусть бежит. Может, и к людям повезёт выйти. Нет – ну, не судьба. А мужика – однозначно гасить, от него проблем может быть много. По-тихому корешам передай. Вот ведь шельма, сам из зачистки, а с тварью спутался! – щербатый брезгливо сплюнул себе под ноги.
Берен опустил руку, которой обнимал плечи Тари, ниже, медленно и незаметно достал из-за своего ремня пистолет, положил его ёу неё за спиной так, чтобы она почувствовала и поняла. Тамари вопросительно посмотрела на него, и Берен бросил быстрый взгляд на сидящего напротив неё охотника. Тари едва заметно кивнула.
– Вы сколько женаты? – усмехнулся Зорга. – У вас уж и девчонка большая, а друг на друга смотрите, как будто в медовом месяце!
Берен улыбнулся, приподнял подбородок Тари и медленно склонился к её губам. Зорга отвёл взгляд. А дальше всё произошло молниеносно: Берен взвился на ноги, пнув в лицо Зорге котелок с закипевшим варевом, окатившим охотника с головы до пояса, прикладом винтовки врезал в ухо второму, повалив его с бревна. Хлопнул выстрел: Тари, выхватив из-за спины пистолет, пробила сидевшему напротив неё мужику правое плечо. Ошпаренный заголосил на весь лес, к нему присоединился раненный в плечо: в него из костра прилетело горящее полено, которое пнул Берен.
Щербатый и Аям среагировали быстро: грохнули выстрелы, и Берен, не выпуская из рук ружьё, едва успел упасть на землю, прикрыв Тари собой. Над головой брызнули мелкие щепки от попавшей в дерево дроби. Берен, прижав к себе Тари, откатился за границу света, спрятавшись в густом папоротнике, выстрелил в сторону двоих стрелявших и в одного у костра, который успел очухаться от удара прикладом в ухо. Тот охнул и осел наземь. Щербатый и Аям пальнули ещё несколько раз и затихли. «Надевают противогазы», – подумал Берен, перезаряжая двустволку.
– Уходи, – шёпотом крикнул он Тари, но та замотала головой: «я тебя не брошу!»
– Уходи, увози Эльсу, у них газ! Я прикрою.
Пригибаясь, Берен отбежал в сторону и выстрелил в охотников, отвлекая их на себя. В ответ грохнули дробовики, где-то совсем рядом взлетели листья папоротника, сбитые картечью, следом упало что-то небольшое, но тяжёлое, зашипело, растеклось серыми клубами над папоротником.
Берен вновь выстрелил. Он не видел Тари, но знал, что она послушалась его и побежала к машине. Сейчас он особенно остро чувствовал её, словно она была неотъемлемой частью его самого, и ему даже не требовалось дополнительных усилий, чтобы сдерживать её страх. Он вытягивал этот страх, словно чёрную шёлковую ленту, и тут же вкладывал его в свои выстрелы, перенаправляя на охотников.
О землю бухнулась ещё одна газовая граната, затем – ещё. Охотники стреляли наугад, не видя Берена, ориентируясь лишь на его ответные выстрелы. Они даже не знали, что Тари с ним уже нет. Зато Берен точно знал, что она добралась до машины и пытается завести мотор, но он, сволочь, глохнет.
Газ отравлял: дышать становилось всё тяжелее, слизистую чудовищно жгло, слёзы лились сплошным потоком, сводя и так хреновую видимость практически к нулю. Берен отстреливался, уводя охотников в другую сторону, перезаряжал винтовку уже на ощупь – и вновь стрелял. Он вряд ли долго протянет, но Тари этого времени хватит. И он заберёт её страх с собой, выдернет его из неё, как леску из игольного ушка: он слишком крепко его держит, чтобы оставить ей риск обращения.
Фургон завёлся лишь с третьей попытки. Тари дала по газам так, что земля прыснула из-под задних колёс. Машина вылетела на дорогу, рванула прочь от лагеря. Кровь стучала в ушах, пальцы вцепились в руль, словно в спасательный круг. «Где Берен?!» – не переставала спрашивать Эльса, но Тари не могла ответить: чья-то невидимая холодная рука сжимала её горло почти до хруста. При таком пульсе адреналин должен быть уже выше крыши, но Тари чувствовала, что Берен держит её, не давая обращению подступить слишком близко. И чувствовала, что с каждой секундой Берен становится всё слабей…
Патроны заканчивались, как и силы. Но не у охотников – у них ещё и гранаты не все вышли. Ладно, не беда. Главное – Тари с Эльсой успели уехать. И Макс с ними… Надсадный кашель разорвал грудную клетку хриплыми выстрелами, из носа толчками потекла кровь, верхнее веко опустилось, словно примагнитившись к нижнему, глаз больше не открывался, но жгло его так сильно, будто кислотой закапали, и слёзы продолжали заливать щёку и бороду. Вот тут, пожалуй, и порадуешься, что глаз всего один! Дышать больше нечем. Стрелять тоже. Он впервые убивал «чистых» ради грапи. Обычно всё было наоборот…
«Я спас тебя. Теперь всё будет хорошо».
Жёлтый фургон развернулся так резко, что едва не завалился на бок. Лис не удержался на лапах и откатился к стенке, жалобно вякнув.
– Детка, возьми плед, Макса и спрячьтесь недалеко от дороги! – крикнула Тари Эльсе.
– Ты едешь спасать Берена? – обрадовалась Эльса. – Я с тобой!
– Нельзя! – рявкнула Тамари. – Там газ, а я могу перекинуться в любую минуту. Не трать время, Эльса!
Выстрелы стихли. Газ стоял над землёй серым маревом, и в нём, словно два светлячка, мелькали огоньки фонариков, отыскивая загнанную жертву. Жёлтый фургон летел на полной скорости, Тари погасила фары и заглушила мотор, направив машину вниз, в серые клубы у лагеря, на эти чёртовы охотничьи огоньки. Пистолет подпрыгивал на её коленях на каждой кочке. В голове застывшей смолой горела лишь одна мысль: только бы не сбить впотьмах и Берена, иначе – всё зря. «Уйди с дороги! Уйди с дороги, если ты можешь и если ты меня слышишь!»
Огоньки стремительно приближались, и вот один из этих больших и хищных «светлячков» влажно шмякнулся о капот и скрылся под машиной. Тари зажмурилась, инстинктивно ударила по тормозам, но сшибла и второго – правда, не с такой силой, как первого. Открыв глаза, она рассчитывала увидеть коричневое пятно, какое остаётся от разбившихся о лобовое стекло насекомых, – только размером побольше, но всё было чисто. Удивление мелькнуло где-то на задворках сознания и сразу же скрылось. Тари выскочила из машины, наставила пистолет на лежащего под колёсами Аяма. Мужчина был жив и даже в сознании. Он стянул с себя противогаз и поднял руки:
– Пощади! Пощади! Я не трону тебя, – запричитал он, но Тари продолжала целиться ему в голову, держа палец на курке.
– У меня маленький сын! – взвыл Аям.
Тари зажмурилась, едва не до крови закусила губу. Газ начал щипать глаза, руки ходили ходуном, но с такого расстояния промахнуться сложно. Однако ещё сложнее оказалось выстрелить.
Что-то оглушительно хлопнуло у самого её уха. Тамари резко оглянулась и увидела Берена, всадившего в Аяма последний свой патрон.
– Берен! Выдохнула Тари, едва не бросившись ему на шею.
– Быстрее! – прохрипел он пересушенным горлом, на ощупь отыскивая дверную ручку. – Садись за руль, я ничего не вижу.
Глава 18
На безопасном от лагеря расстоянии они остановились, чтобы умыться и промыть глаза, которые до сих пор щипало из-за газа.
– Поедем до Верхних Чаек, – сказал Берен, отряхивая мокрые руки, – на окраине есть гостиница, там переночуем. А утром уже в Благоград, до него километров пятьдесят всего, не больше. Сейчас туда нет смысла – приедем в третьем часу ночи и до семи утра будем под воротами торчать: на ночь они закрываются.
Тари кивнула, не в силах ничего вымолвить. В то, что цель их путешествия так близка, не верилось. Как уже не верилось и в то, что достижение этой цели – единственное, что имеет для Тари значение. Нет, уже нет. Полчаса назад, когда она крутанула руль жёлтого фургона, разворачивая его обратно к лагерю, она поняла, что благополучие Эльсы – не единственное её желание. Есть ещё кое-что. Обжигающее, щемящее, пугающее. Слишком большое, чтобы удержать в узде, спрятать от других и от себя тоже, продолжать и дальше не замечать. Слишком важное.
– Приедем в госпиталь и… всё? – спросила Тари.
Берен посмотрел на неё как-то особенно внимательно, словно почувствовал что-то иное в её вопросе. А может быть, просто «считал» её эмоции.
– И всё, – подтвердил он, но как-то безрадостно. – Соломир ведь приедет за вами?
– Скорее всего, пошлёт кого-то из своих людей. Зная Соломира… Но Эли будет в безопасности – это главное, – Тари вздохнула, опустила ресницы. – А куда поедешь ты?
– Как можно дальше отсюда. В какую-нибудь глушь, где никто не хочет занять егерскую должность. И где меня будет сложно найти тому, кто идёт по следу.
Тари подняла встревоженный взгляд:
– За тобой охотятся? Кто? Почему?
Зря спросила: понятно же – не ответит. И не ответил.
– Он хочет убить тебя?
Берен неопределённо пожал плечами:
– Скорее – помучить. А уж потом – как получится.
– Тогда почему ты сам не убьёшь его? Вряд ли он хороший человек.
– Потому что это я виноват в том, что он стал таким. Это из-за моей ошибки. Я не мог не сделать того, что сделал. Но я мог иначе вести себя с ним – уже после. Он был бы зол, но он, возможно, когда-нибудь понял бы… Как поняли его родители. Но я дал маху. Упёрся как баран, доказывая собственную правоту – и его глупость, раз он этой правоты не видит. Ему было больно, он был всего лишь мальчишка. Но меня больше волновали мои переживания. Я сам удобрил ту тьму, которая в нём выросла. И я не могу за это его убить.
– Так ты уедешь уже завтра? – грустно спросила подошедшая Эльса.
– Да, малая. Ничего не поделать.
– Тогда я хочу что-то на память! – девочка хитро улыбнулась. – У тебя есть мой браслетик. А я хочу… – она задумалась, ощупывая его взглядом, – о, твою пряжку! Ты ведь штаны без неё не потеряешь, да?
Берен усмехнулся:
– Не потеряю, малая. Может, хочешь весь ремень? Зачем он мне без пряжки.
– Не-а, нет, только пряжку! – замотала головой Эльса.
Он снял с ремня массивный металлический прямоугольник со знаком отряда зачистки и протянул его девочке, присев перед ней на корточки:
– Ну держи.
– Спасибо, Берен! – обрадовалась она и, схватив трофей, убежала обратно в фургон.
Закрыв дверь, она повертела пряжкой над головой, будто хвастаясь ею перед кем-то.
– Умница, Эли! – прозвучал в её ушах низкий голос. – Дело за малым.
Эльса перешагнула лежащую на полу косуху, добралась до рюкзака Тари и, покопавшись внутри, выудила дорожный швейный набор.
– А ты уверен, что это сработает? – уточнила она.
Голос ответил не сразу:
– Нет, Эли, не уверен. Но способа лучше я не придумал.
– Не понимаю, – протянула девочка, – как это вообще может помочь?
Голос вновь долго молчал, но потом всё-таки ответил:
– Видишь ли, Эльса, я не могу рассказать тебе всего. Более того: я почти ничего не могу тебе рассказать.
– Ты не хочешь? Или тебе нельзя?
– Мне нельзя.
– Кто-то не разрешает?
– Можно и так сказать.
– Боженька?
– Помнишь сказку про диких лебедей, Эльса? Элизе нельзя было никому ничего рассказывать, пока она плела крапивные рубашки, которые должны были спасти её братьев. Мы с тобой сейчас плетём такую рубашку. Нельзя переписать историю, поменяв в ней горести на радости. В мире должно быть равновесие. Поэтому любое вмешательство, любое изменение к добру где-то отзеркаливается изменением к худу. Мы с тобой вмешались в порядок вещей, пытаясь кое-что поправить. Но если поправим слишком многое, ровно столько же поломается где-то в другом месте. Поэтому очень важно выбрать те моменты, которые можно исправить, не навредив ещё больше. Понимаешь?
Эльса задумалась, сосредоточенно сдвинув брови.
– Если честно – не очень. Но я верю тебе и сделаю так, как ты мне сказал.
***
Раненный в плечо охотник пришёл в себя, кое-как перевязал свою рану. Шевелиться было больно, пуля осталась в плече – это плохо. Но второму корешу было хуже – он лежал на спине и тихо стонал: газ только ещё больше разъел обожжённую кожу. Раненый отвёл взгляд от его вспузырившегося лица, задумчиво погладил лежащий на коленях дробовик. Может – ну его, чтоб не мучился? На себе кореша не дотащить, а здесь бросишь – вдруг обглодает кто? Но если бедолага доживёт до утра, можно отправить подмогу из Верхних Чаек…
– Это одноглазый вас так отделал? – раздалось из-за спины, и раненый охотник подпрыгнул от неожиданности.
В круг света от догорающего костра вышел молодой мужчина с пистолетом в опущенной руке.
– Ты откуда знаешь? – сипло спросил охотник.
– Не вы одни от него потерпели, – уклончиво ответил пришелец. – Я на машине. Могу подбросить до посёлка. Ещё и деньжат подсыплю, если кое в чём мне подсобишь.
– И чё делать надо?
– Приятели у тебя в Чайках есть? Такие, чтоб грязной, но нетяжёлой работёнкой за неплохие деньжата не погнушались?
– Ну допустим.
– Приведёшь мне до рассвета таких человек семь, получишь, – мужчина сунул под нос раненому пачку свёрнутых денег. – И столько же – как исполнят работу. Замётано?
Глава 19
Гостиница в Верхних Чайках была одноэтажная: номеров восемь, не больше. Дверь открыла заспанная и недовольная бабка в фуфайке.
– Кого чёрт принёс? – проскрипела она в приотворённую щель.
– Два номера, – без лишних слов сообщил Берен. – Заплачу вдвое, если дашь соседние.
Такой подход старухе понравился: звякнула снятая дверная цепочка, и хозяйка посторонилась, пуская гостей в длинный тёмный коридор. Прошаркала к облезлому письменному столу, на котором, прижатые пластиковым стеклом, белели какие-то записки и старые открытки. Грохнула выдвигаемым ящиком, а следом – ключами по исцарапанному прозрачному пластику.
– Седьмой и восьмой, – старуха подслеповато пересчитала взятые у Берена деньги. – Туалет в конце коридора. Душ на улице. Ужина нет. Я, если понадоблюсь, здеся, – хозяйка с кряхтением опустилась на деревянный стул с протёртым мягким сиденьем, и он отозвался ей аналогичными, только более тонкими звуками.
Утомлённая дневными событиями Эльса уже клевала носом и заснула в обнимку с Максом, едва её голова коснулась подушки. Тари места на узкой кровати почти не осталось, но уснуть она не могла не поэтому.
В приоткрытую форточку, затянутую продранной в нескольких местах зелёной москитной сеткой, влажной солёной свежестью дышало море. Оно было совсем близко, пусть и невидимое в темноте. Его тихий гул, такой, какой может издавать только дышащий живой организм, проникал через тонкие гостиничные стены и убаюкивал. Но не спалось.
Благоград тоже был близко – час езды, и они с Эльсой наконец-то окажутся в безопасности, внутри надёжных больничных стен, под присмотром врачей. Наконец-то с лекарством. У них всё получилось, и это радовало. Но не спалось.
Наконец Тари не выдержала, поднялась с постели и вышла из номера. Тихонько постучала в соседнюю дверь, чтобы не разбудить Берена, если он уже уснул. Судя по тому, как быстро отворилась дверь, он не спал.
– Я всё думаю о твоих сегодняшних словах, – произнесла Тари, – про того мальчика…
Берен молча открыл дверь шире, пропуская её в свой номер.
– Ты сказал, что сам удобрил тьму, которая в нём выросла.
Берен слушал, сложив на груди руки, не перебивал.
– Я по себе знаю, что такое эта тьма. И благодаря тебе знаю, как от неё избавиться…
– Нет, Тари! – он понял, к чему она ведёт, и это ему совсем не понравилось.
– У старшей матери такая же мутация, как у тебя. Она сама сказала. И она может без всякой связи и даже без согласия человека вытащить из него любую тьму… или свет.
– Нет, Тари! – повторил Берен ещё жёстче, чем в первый раз.
– Ты забирал тьму у меня, Берен! Я помню то, что ты забрал, но оно уже не доставляет мне прежней боли. То, что мучило меня многие годы, перестало быть болью, превратилось лишь в блёклую картинку на задворках памяти! Забери боль и у него, и он сможет нормально жить, оставит тебя в покое!
– Нет, Тари, этого не будет!
– Почему?!
– Потому что это не сработает! Я не умею управлять этой мутацией, я не уверен, что это вообще мутация, а не что-то другое!
– Но Нила сказала…
– Нила могла ошибиться! Или соврать. Она видела меня пару минут, – откуда ей знать, когда и сам я ни черта не знаю!
– Потому что не хочешь ничего знать. Мне знакомо, как страшно заглянуть в себя. Но ты учил меня не убегать от страха, а правильно его встречать. Ты должен принять самого себя, Берен! Не того, которого ты придумал, а настоящего! Нельзя найти себя, прикидываясь тем, кем ты не являешься. Этому меня тоже научил ты. Пожалуйста, Берен, – она обхватила ладонями его лицо, – пожалуйста, попытайся! Пусть не ради себя, так хотя бы ради тех, кому ты дорог! Ради меня…
– Ради тебя, Тари, я должен уехать как можно дальше, – тихо ответил Берен, убирая её руки, на секунду задержав их в своих ладонях. – Я совершил слишком много ошибок. И я не прощу себе, если под раздачу попадёт кто-то ещё.
– Сейчас ты совершаешь ещё одну, – Тари сбавила голос до шёпота, едва сдерживая подступившие слёзы, – ищешь наказания вместо того, чтобы попробовать решить проблему. Но наказание не поможет договориться с собственной совестью. Я проверяла.
– Ты не должна была возвращаться за мной в лагерь.
Берен наклонился к ней, и их лбы соприкоснулись. Его глаз до сих пор слезился после едкого газа, и из-под опущенных ресниц бежала, петляя по щеке и прячась в бороду, блестящая дорожка.
– Зачем ты вернулась, Тари? Было бы и проще, и легче. Завтра расстаться с тобою будет ещё больнее.
Он не хотел говорить это вслух, слова сами сорвались с губ, и он не смог их удержать. Как не мог удержать и руки, обнявшие Тари и крепко прижавшие её к груди.
– Так не уезжай, – прошептала она.
Берен не верил в то, что Азим успокоится, даже если получится забрать его тьму. Он так долго вынашивал ненависть к Берену, что она срослась с ним, стала его частью, смыслом его жизни. И слишком велико будет искушение отомстить Берену за смерть сестры, воспользовавшись той, что стала ему дороже жизни.
Здесь только два выхода: убить Азима – или уехать как можно дальше, увести его за собой, как и раньше, чтобы Азим даже не заподозрил, кем стала для Берена Тари. И сейчас, в полутёмной комнатушке на краю света, когда он прижимал её к себе, вдыхал полынную горечь и сладкую яблочную свежесть и знал, что его чувства к ней взаимны, желание убить Азима, стереть его с лица земли, чтобы он никогда их не побеспокоил, разрасталось в груди Берена с чудовищной мощью. Убить того, чью жизнь он же и искалечил, чтобы самому получить надежду на счастье. Убить ради собственного будущего. Убить, чтобы стать счастливым…
– Не могу, Тари.
Он чуть отстранился, посмотрел в её глаза, успел заметить, как ярко горел надеждой янтарный ободок вокруг зрачков, – пока не погас спустя мгновение после его ответа.
Тари сморгнула набежавшую в уголке глаза слезинку и потянулась к Берену, обвив руками его шею, но он остановил её.
– Я уеду сразу, как только мы окажемся в Благограде, – тихо сказал он. – У нас нет общего «завтра». Завтра даже «нас» уже не будет, Тари.
– Значит, у нас есть только эта ночь.
– Тари…
– Не гони меня, Берен.
Тари нащупала над своим плечом выключатель, и тусклая лампочка под потолком погасла.
***
Вдох, глубокий и медленный.
Его ладони скользят по её бёдрам, талии, спине, рукам, и тонкое белое платье падает на пол…
Она чувствует его тепло обнажённой кожей, всем телом, каждой клеточкой, кутается в его дымный дорожный запах, ловит каждый вздох, каждый удар сердца, нанизывая их в своей памяти, словно драгоценные бусины. Она сохранит эту ночь, всю до капли, унесёт её с собой, раз эта ночь – единственное, что у них есть.
Вдох, осторожный и долгий.
Он касается губами её шеи, белоснежных в лунном свете плеч и ключиц, не торопясь спускается поцелуями к животу и возвращается обратно к её губам. Её пальцы зарываются в его тёмные волосы, – и они мягче, чем она думала. Море шепчет за окном, дышит глубоко и шумно, в такт с ними. Он – вода. Она – морская соль.
Вдох, неглубокий и резкий.
Тихое «Берен…». И скрип кровати, словно марш в исполнении сверчкового оркестра. Хозяйке наверняка слышно… К чёрту хозяйку, её нет в этом мире. Никого не осталось, только они вдвоём. Их пальцы сплетаются.
Вдох, судорожный и прерывистый.
В висках бьётся пульс: слишком быстро, чтобы остаться в человеческом теле.
– Я держу тебя, – на ухо, ласково, едва слышно.
Они – как два сообщающихся сосуда, и ему уже не нужно прилагать усилий, чтобы удерживать её от обращения: всё получается само собой. И сейчас от неё к нему льётся не тьма, а свет.
Вдох, жадный и слишком громкий.
Вспышка ослепительного света. И шум моря в ушах.
– Берен…