– Сейчас пойду в душ. А ты хочешь? А хочешь, я приготовлю тебе ванну?
Я хочу, и он поднимается с постели. Я смотрю на его крепкие ягодицы и, улыбаясь, потягиваюсь как кошка. Секс – чудное дело. Возвращается: бедра спрятаны в полотенце. Отводит меня принимать ванну. Дает мне большое мягкое полотенце, тапочки, и, поцеловав, выходит из ванны и закрывает за собой дверь.
Я ванну не принимала давно, поэтому не спешу. Только минут через тридцать, стоя перед зеркалом и расчесывая волосы, удивляюсь тому, что Доберман за все это время ни разу не счел своим мужским долгом заглянуть в ванну.
– Юль, хочешь что-нибудь почитать? – доносится из-за двери и сразу за этим какой-то шум. Открываю дверь.
– Что это у тебя здесь падает?
– Книги, – отвечает он, оглядывает меня с ног до головы, берет за руку и отводит в спальню.
Октябрь
3 октября
Вот, неделю просидела без работы. У меня появилось чувство какой-то нереальности происходящего. Я выспалась, отдохнула, и бесконечно устала, пытаясь понравиться работодателям, вытаскивая из себя знание то английского, то итальянского, словно жонглер, в зависимости от желания публики. Хожу на эти дурацкие собеседования и продаю себя. Продаю себя в деловом костюме, в белом свитере с воротом, в трикотажном пестром костюме; продаю себя уверенной и активной (но это только утром), а после обеда – все чаще равнодушной и рассеянной.
Вечером встретилась с Наташкой. И сейчас она исключительно благодушна и доброжелательна. Заказываем чай и горячие булочки. Наташа спрашивает меня про Добермана.
– Так, иногда встречаемся – раз или два в месяц, – отвечаю.
– Тебе он нравится?
– Да.
– Не думала, что вы могли бы встречаться чаще?
– Нет. То, как сейчас, для нас комфортно.
Пока пьем чай, рассказываю Наташке, как в детстве моя мама зашла в комнату и увидела следующую картину: я стою возле электрической розетки, и в руках у меня вязальные спицы. Одну спицу я уже вставила в розетку и тяну руку с другой спицей ко второму отверстию. Говорю Наташке:
– Видимо, я уже тогда решила, что моя жизнь не удалась.
Мы смеемся. А ведь если подумать…
10 октября
Собеседование очередное. Менеджер по персоналу – мужчина с козьей бородкой видит меня и дрожащими руками вытаскивает свою визитку.
– Почему такую красивую девушку еще никто замуж не взял?
Я теряюсь. А он продолжает:
– О! Да Вы Дева! Я Козерог. Думаю, взаимопонимание между нами гарантировано. Холост. Эх, но Вы так молоды… Постойте, у Вас нет старшей сестры?
Отвечаю:
Нет, но у меня есть младший брат, но ему это не интересно.
И ухожу.
Собеседование последующее. Генеральный директор.
– Ого! Зачем Вам столько денег? – восклицает он, читая мою анкету. – Жадность?
– Нет, стремление к лучшему, – парирую.
– Скупость, – убежденно заявляет он.
– Нет, стремление к материальной независимости.
– Независимости от кого? От мужчин? – он пытливо смотрит на меня поверх анкеты.
– И от мужчин тоже, – отвечаю.
Здесь я работы не получаю.
Ноябрь
Однажды приходит в сердце тоска, от которой никуда не уйти. Она повсюду, она – в тебе. Чтобы не сойти с ума, тебе приходиться с ней подружиться. Ходить с ней по парку, сидеть на деревянной скамье в кафе и ждать официанта с твоим (или вашим?) горячим шоколадом, читать книгу, смотреть фильм – и все это вместе.
А еще приходят воспоминания. Словно ты в лесу, а на ветвях каждого дерева по призраку. А может, это погода так действует…
Декабрь
Когда приехала к друзьям, то увидев Катю у зеркала в прихожей, забыла обо всем, что хотела рассказать. Все оттого, что Катя строила в зеркале забавные рожицы.
– Что такое? – спросила я.
– Катя ищет свое интеллигентное лицо! – прокричал Миша из комнаты. – Катя, но ты напрасно ищешь – оно либо есть, либо его нет!
Из кухни появился Дима. Он вытирал руки полотенцем.
– Привет, мамочка, – улыбаясь, говорю я, и целую его в щеку. – Миш, ты принес мне журналы?
– Да, пять номеров, – доносится из комнаты. – Хотел больше, но подумал, что тебе будет тяжело их потом нести.
– Спасибо!
Дима по-прежнему стоит рядом.
– Какие журналы? И зачем тебе столько?
– «Гео». Не хватает информации.
– Для чего? – удивился Дима.
– Понимаешь, не хватает фактов, давно известных и никем не оспариваемых. Я их забрасываю в себя, как камни.
– Не понимаю.
– Что-то внутри стало слишком легким, – пытаюсь объяснить я, – знаешь, как вешают неустойчивую картину: в каждый угол – по гвоздю. Вот эти журналы – мои гвозди.
Январь
Что делать, когда тебя никто не ждет дома? Можно пойти в филармонию, и слушать музыку, и вернуться домой поздно, и сразу лечь спать. Но что делать, если в кассе филармонии говорят, что на сегодня все билеты проданы, а здание филармонии недоступно высится перед тобой и его колонны освещены огнями?
Я иду в маленький парк рядом с филармонией и сажусь на снежную скамью (а небо тихо осыпается белой мелочью мне на ладони), и думаю – что же делать, когда тебя никто не ждет дома?
Февраль
8 февраля
Не спится. Удивительно, как с возрастом меняются наши мысли перед сном. Когда ребенком я опускала голову на подушку, тут же перед глазами возникали самые яркие картины дня. Вот я стою под мостом и смотрю на воду и на крупные камни, на высокие сосны на другом берегу, бросаю в воду камни – бульк, бульк… Думаю: вот бы завтра не забыть понаблюдать за облаками – не будут ли они похожи на странную волчью лапу, как сегодня?… А потом подбиралась к подушке моя лучшая детская мечта – поезд. И ночью, также как и днем, но только не по рельсам, разделяющим лес и бабушкину улицу, а за опущенными веками, по краю ресниц, замкнувших глаза, проносятся вагоны: первый, второй, восьмой, тринадцатый…
Сейчас, в двадцать шесть, у меня другая мечта: светлый холодный день, каменистый пляж, теплый домик у края моря. Я хожу по крупным, тусклым камням, кутаюсь в свою толстую кофту (под ней – кажется длинное платье). Я смотрю на волны, на море, провожаю глазами чаек, и знаю, что вернусь в свой домик, где у кресла сугробами лежат теплые одеяла, а в кресле – быть может кошка.
…Когда мне немного грустно, вот как сейчас, я представляю рядом с собой призрачного, любящего меня мужчину, который спрашивает тихо и ласково:
– Что, Юль? Что?
И гладит меня по голове. Больше он ничего делать не умеет…
12 февраля
– Где Дима? – мрачно спросил Миша, заходя в прихожую.
– Э-э-э… Привет, Миш! – отвечаю я, выглядывая из-за Катиной спины. – Дима ушел за вкусными предсвадебными плюшками.
И я подмигнула Мише. Однако когда увидела Мишину реакцию, то решила сегодня больше не подмигивать.
– Миш! Говорят, что тебя можно поздравить? – воскликнула сияющая Наташка, выплывая из комнаты.
– Я ей сказала про твою свадьбу, – пояснила Катя Мишке. – Давай, проходи в комнату.
Мишка сел в кресло и начал мрачно царапать обивку. Я забралась с ногами на диван.
– Белое платье, Миш, представляешь? – фантазировала Наташа. – Прозрачная фата. И все такое… И она будет кусать свои неровные бледные губы…
– К черту! – раздраженно воскликнул Миша. – К чертовскому черту все эти неровные бледные губы!
– Да что с тобой? – испуганно спросила Наташка: Миша никогда не ругался.
– Не хочу я слышать все эти разговоры о свадьбе.
– Да? Ну, конечно, мы больше об этом не будем, – быстро пообещала я.
– Слушайте, мне надо покурить. Так я покурю? – с вызовом спросил Миша.
– Ну, конечно, кури, – растерянно пробормотала Катя.
Миша тут же вынул из кармана сигареты. Наташка молчала.
– Я просто не знаю, что мне делать… Я совсем не уверен, что хочу жениться. Нет, я даже уверен, что мне не надо жениться.
Миша выпустил густую струю дыма.
– Ах, только вот не кури, пожалуйста! – вскричала Катя.
Миша заморгал и потушил сигарету. Наташа тут же прикрыла пепельницу салфеткой. Раздался звонок в дверь – пришел Дима. Миша быстро встал и бросился к нему.
– Дим, надо с тобой поговорить. И не в этой квартире! – прорычал он, оглядываясь на нас.
Они вышли. Минут через двадцать в дверь позвонили. Но оказалось, что назад вернулся только Димка. Катя выхватила у него пакет с плюшками и побежала ставить чайник.
– Что это с ним? Что такое? В чем дело? – перебивая друг друга кричали мы Диме из комнаты.
Он молчал, и слышно было, что он моет руки, а потом пришел к нам в комнату и сел на диван рядом со мной.
– Сомневается? – спросила я. Дима молчал.
– Не одним же женщинам впадать в истерику перед свадьбой, – сказала Катя, и нервно высыпала плюшки в глубокую тарелку.
На кухне засвистел чайник. Катя поднялась.
– А хотите, я расскажу вам кое-что о свадьбе? – наконец произнес Дима
– Ну-ну, – презрительно бросила Катя, но передумала идти за чайником, и опять села в свое кресло. Мы тоже сидели и не собирались никуда идти, и делали вид, что наблюдаем за пепельницей. Димка вздохнул, ушел на кухню, и вернулся с чайником и упаковкой чайных пакетиков.
– А знаете, что такое свадьба? На самом деле?
– Что?
– Белое платье со штампом «если что, разведусь».
Мы замерли.
– Что, согласны?
– Ну вот еще! Свадьба – это так романтично. Это любовь, понимаешь? Не всегда бывает так банально, – возмущается Наташка.
– Хотя бы раз у любой пары возникает эта мысль перед вступлением в брак. Это точно. Даже думаю, что эта мысль – как белое платье невесты, как униформа. Это штамп в голове у каждого.
– Я тоже так думаю. Даже если любишь, пытаешься себя немного подготовить к не очень хорошему продолжению романа, – размышляю я.
– Ну и какие еще ты придумаешь штампы?
– Спокойно, Катерина. Я не придумываю. Они просто существуют. Тем более у женщин…
– Что?! – рычим мы на Димку. И, видя, как полные Димкины губы кривятся в улыбке, я тоже начинаю улыбаться.
– Да-да. У каждой из вас – штамп на платье.
– И какой же?! – восклицает Наташа.
– Хм… Дайте подумать. Ага. На каждой девушке старше 18 лет – платье со штампом «можно».
Я удивляюсь и хохочу, Наташа фыркает и оправляет голубую кофточку.
– Дим, если это о сексе, то… – начинает Катя.
– Не совсем. Это знаете, как «годен» в военном билете у мужчин.
– Что?! Годен?! Тогда мужчинам на брюки такой штамп надо ставить после… Нет! Его вообще не надо ставить! – возмущается Катя.
– А какой же штамп на платьях у девушек, которым еще нет 18? – интересуюсь я.
– Какой угодно. Пока в женщине не скопилось достаточно индивидуальности, у нее много штампов. И мало платьев. А после 18-ти наоборот. Понимаешь?
– Кажется, да.
– Предательница! – бросает Катя в мою сторону.
– Я пошел мыть посуду.
Я иду следом за Димой. И тихо спрашиваю:
– Дим, какой штамп у Наташи?
Он задумался.
– Понимаешь, она немного чувствует. «Немного». Это ее штамп.
Я помолчала.
– Про мой штамп ты же мне не скажешь? – спросила я наконец. Хотела, чтобы прозвучало равнодушно, вышло – просительно.
– Если ты не спросишь, не скажу, – светло улыбнулся мне Димка.
– Я не спрошу, – быстро пообещала я.
Он включил воду.
– Как твои дела? Расскажи мне.
– Да вот, подсела на аттракционы…
– Куда ты ходишь?
– В Парк Победы или на Крестовский… Мое любимое – карусель с длинными цепочками. Просто восторг. Моя начальница говорит, что люди часто посещают такие мероприятия, когда им чего-то не хватает в жизни, – жалуюсь я Диме.
– Она права. Кто такая?
– По образованию – психолог.
Мы помолчали.
– Ненавижу психологов, – наконец сказал Дима. – Иди-ка сюда.
Я подошла и уткнулась лицом в его плечо. Он погладил меня по спине. Я тихо вздохнула.