Улыбка ей не к лицу

Глава 6

Варя Сауткина работала администратором в парикмахерском салоне «Золотой локон». Ей недавно исполнилось тридцать лет, она была симпатичной, ухоженной, компанейской девушкой. Семьи у Вари не было, отношений тоже, поэтому на работе Варя не теряла времени даром. Всем мало-мальски привлекательным мужчинам, от двадцати пяти до пятидесяти лет, она загадочно улыбалась и старалась лишний раз пройти мимо, вроде как по делу, чтобы продемонстрировать стройную фигурку в коротком платье, или кожаных шортах. Клиенты салона с интересом провожали ее взглядами, отмечая красивые, длинные ноги, а порой проявляли инициативу и, пытаясь познакомиться с Варей, угощали шоколадкой, приглашали на кофе, оставляли чаевые, шутили и заигрывали. Но ее статус «в поиске» по-прежнему не менялся.

Годы шли, многие подруги уже имели детей, некоторые успели развестись и найти нового мужчину, а Варя все продолжала подпрыгивать, чтобы ухватить за хвост птицу счастья. Для усиления своих позиций девушка каждый месяц кардинально меняла облик, цвет волос и прически удивляли разнообразием, косметика накладывалась щедрыми мазками, а маникюр всегда выбирался сложный, расписной, как хохлома. Хозяйка салона с усмешкой смотрела на титанические усилия Вари Сауткиной, но предпочитала молчать, так как девушка хорошо выполняла свою работу, не курила, в отличии от других администраторов, не болтала постоянно по телефону, не выпивала по двадцать чашек кофе, как некоторые сотрудники, и внимательно относилась к клиентам.

В этот день настроение у Вари было замечательное. Новый симпатичный клиент обратил на девушку внимание и после того, как его подстригли, он выскочил на улицу и купил для нее в цветочном магазине, находящемся в этом же здании, крупную, красную розу. Кроме того он взял у Вари номер телефона и пригласил ее на завтра в кафе поужинать.

– Я бы с удовольствием провел с Вами и сегодняшний вечер, но Ваш салон работает до двадцати двух часов и лучше мы перенесем встречу на другой день, – с обаятельной улыбкой произнес мужчина, представившийся Денисом.

Варя порхала от счастья на работе. После закрытия салона девушка навела порядок на стойке администратора, спрятала в сейф выручку, проверила все помещения, замкнула двери и включила сигнализацию.

Но из-за того, что мысли ее витали в облаках, она дольше обычного выполняла свои привычные обязанности, а уходя забыла на стойке телефон, пришлось вернуться. Затем увидела, что в туалете не потушен свет, вновь пришлось открывать салон и обходить его по новой. Только с третьего раза все оказалось на своих местах, выключено и закрыто. Домой девушка отправилась в двенадцатом часу ночи. Жила Сауткина недалеко, примерно в трех остановках от работы, но транспортом Варя не пользовалась принципиально, во-первых ходить полезно для фигуры ,а во-вторых, после запахов салона необходимо подышать свежим воздухом и очистить легкие.

Глава 7

Тридцать пять лет назад маленький пятилетний Саша играл на ковре с машинками. Мама протирала в комнате пыль, когда в квартиру ввалился пьяный отец. Он был военнослужащим, звание капитана имел уже много лет, командование его не сильно ценило и лишь алкоголь помогал офицеру примириться с этим обстоятельством. Горячительные напитки делали мужчину злобным и агрессивным. А на ком можно безнаказанно разрядиться как не на жене? Всякий раз, придя не трезвым домой, Петр Николаевич принимался воспитывать свою супругу. Только рядом с ней капитан ощущал себя большим начальником и настоящим боевым командиром, он становился умным и сильным в собственных глазах. Жена испуганно жалась в угол и выслушивала критику в свой адрес молча, опустив голову и вытирая слезы кухонным фартуком или полотенцем, что было в этот момент под рукой. Петр Николаевич получал свою порцию удовольствия и отправлялся спать с чувством выполненного долга. И жена, и ребенок к этому успели привыкнуть и терпели молча, как что-то неприятное, но необходимое, например, лечение зубов, уколы, обработку разбитого колена, ранний подъем по будильнику или, скажем, мытье унитаза.

Но шли годы, а карьеры Петр Николаевич так и не сделал, звание майора все никак не присваивали, начальство не уважало, коллеги посмеивались, а алкоголя требовалось все больше и больше. В последнее время, домой он являлся такой злющий, словно жена была виновата во всех его проблемах. Крик и оскорбления супруги уже не приносили былого удовлетворения, требовалось чего-то большего. И вот в один из дней, после очередной выволочки от полковника Иванова и брезгливого взгляда, которым он проводил горе-капитана, Петр приполз домой чуть живой. Алкогольные пары затуманили его и так не слишком развитый мозг, злость, как пена из супа, лезла безостановочно через край, язык не ворочался, а руки, наоборот чесались. Едва переступив порог квартиры, Петр сразу начал орать на жену. Было около полудня, супруга с сыном собиралась на спектакль в детский театр, и Саша уже сидел на диване, нарядно одетый и причесанный, а его мать красила губы в коридоре перед зеркалом. Петр схватил жену за волосы и начал остервенело трясти, затем размахнувшись хотел ударить по лицу, но промахнулся и попал в плечо. Супруга не ожидала удара, рука дернулась и на лице, от уголка рта до самого уха, остался ярко-красный след губной помады. На лице зияла нелепая нарисованная улыбка клоуна. Женщину никогда никто не бил раньше, она испугалась и растерянно улыбнулась мужу. Эта нервная гримаса, похожая на улыбку и дорисованный с одной стороны рот, окончательно взбесили бравого капитана.

– Ты еще будешь улыбаться, сука? Я тебя сейчас придушу, на хер! – завопил он, вырвав из ее рук помаду и быстро провел яркую, кривую линию от уголка рта, до второго уха, а затем сорвал с гвоздя ремень, висевший для воспитательных целей в коридоре, и накинул на шею жене.

Мальчик, как завороженный, наблюдал за этим зрелищем, он не мог пошевелиться, не кричал и не плакал, а только смотрел и смотрел во все глаза.

Наконец женщина пришла в себя, оттолкнула пьяного мужа и спрятала ремень.

Сын от страха описался и после этого начал кричать во сне. Саша рос нервным, закомплексованным ребенком и частенько попадал под горячую руку отца. Офицерский ремень то и дело летал в воздухе, опускаясь на жену и сына, обиженного жизнью капитана. Позже мужчину комиссовали из армии, и он продолжил выпивать, только светлые промежутки стали гораздо короче. Дома Петр теперь появлялся редко, он переехал жить на дачу к своему армейскому приятелю, такому же выпивохе, которого измученная супруга выставила из квартиры. Офицеры пили и спали, опять пили, бегали в село за самогоном и обсуждали ежедневно своих жен и женщин в целом.

– Какие они подлые суки! – кричал Петр и остервенело стучал по столу кулаком.

– Забыли, твари неблагодарные, что мы за них кровь проливали! – подхватывал приятель, не принимавший участия ни в одной военной операции.

На грязной, липкой клеенке валялись куски засохшего хлеба, шкурки сала, рваные пакеты от продуктов. По всей кухне, в том числе и на полу, стояли немытые тарелки и чашки с остатками пищи, они уже давно засохли и покрылись плесенью.

Два небритых, грязных мужика в рваной, старой одежде, жили в хлипком, летнем домике, нигде не работали и пропивали пенсию, в свои, еще далеко непреклонные годы. Они не вспоминали о детях и родителях, а только жены, воплощая в себе все зло Мира, мешали им жить счастливо, и в этом оба приятеля были полностью солидарны.

Воды на даче не было, приходилось растапливать снег, мужчины не мылись уже больше месяца, зубы тоже не чистили, спали в одежде и иногда забывали топить печку. Дрова брали на соседских участках, где не было заборов. Февраль в тот год выдался особенно морозным и снежным. Ночью Петр отправился в уличный сортир, а по дороге споткнулся о какой-то ящик упал в снег и забылся пьяным сном, приятель обнаружил тело капитана лишь к обеду следующего дня.

Известие о смерти супруга женщина приняла, как указ об амнистии. Жена облегченно вздохнула, организовала скромные похороны, на которых кроме соседей и нескольких ее коллег по работы больше никого не было. Отдав последний долг покойному супругу, она продолжила тихую, скромную и размеренную жизнь. Женщина работала, растила сына и больше ни хотела никаких мужчин, кроме своего Сашеньки разумеется.

Мальчик рос не слишком проблемным ребенком, но учился слабо, способностей к наукам не имел и усидчивостью не обладал. Близких друзей у мальчика не было и девчонкам он не нравился.

У Саши, возможно, на нервной почве, выработалась дурная привычка постоянно почесываться. Он скреб руки, шею, затылок, ноги и т.д. Если мальчик не нервничал, то движения были, как в замедленной съемке, он почесывал себя небрежно и с ленцой, а когда был повод для беспокойства, то Саша чесался с таким остервенением, что возникали опасения о возможном кровотечении.

Дети издевались над ним постоянно, наблюдать за Сашкой в школе и во дворе было одним из главных развлечений для его одноклассников. Как они его только не обзывали за эту дурную привычку и Шариком, и Дворняжкой, и Блохастым, но потом класс остановился на кличке Блохастик и она прочно прилипла к пацану. Его не били ни разу, но относились с какой-то брезгливостью и придерживались в отношении него дистанции, не принимая в свои игры и компании.

Мальчик не жаловался ни учителям, ни матери, так и жил вроде в коллективе, но, одновременно, и вне его.

Елена Ивановна много работала и не часто бывала дома, но мать чувствовала, что сын одинок и решила записать его в секцию бокса, чтобы ребенок не болтался один после школы и имел какое-то увлечения. Саша занятия посещал регулярно, но усердия не проявлял и успехами похвастаться не мог.

– Не страшно, что мальчик не станет профессиональным боксером, зато будет при деле и в жизни это пригодиться, сможет дать сдачи хулиганам, – думала мать, после разговора с тренером.

Так их семья и жила, звезд с неба не хватали, но и не хуже других, ничуть не хуже. Крыша над головой была, сыты, обуты, одеты и не надо прислушиваться больше, в страхе, к звуку открываемой двери, будучи уверены в том, что никто не ввалится в их дом с претензиями, кулаками и оскорблениями.

А это, если разобраться, и есть настоящее счастье, конечно, для тех, кто понимает…

Глава 8

Алла Максимова уже пятнадцать лет работала участковым терапевтом в районной поликлинике. Она с детства мечтала лечить людей, но не потому, что в семье были медики, вовсе нет, Алла с рождения очень часто болела и детская поликлиника стала для нее практически вторым домом. Ей нравился запах дезинфицирующих средств и кварцевых ламп, строгие, но не злые лица врачей, шумные, веселые, слегка грубоватые медицинские сестры, блестящие стетоскопы и испуганные маленькие пациенты под дверью. Все это внушало девочке восторг и уважение к этому волшебному миру, в котором врач мог вылечить любую болезнь.

Алла старательно училась в школе, чтобы поступить в медицинский институт и в последствии стать кардиологом. Но жизнь быстро избавила ее от юношеских иллюзий. По окончании учебы на узкие специальности, такие как гинекология, нейрохирургия, кардиология и т.д. распределяли только по блату, а обычных студентов, за которыми не было ни родительских связей, ни денег, отправляли закрывать собой амбразуру в районных поликлиниках. Работа оказалась крайне тяжелой и неблагодарной. Участковых терапевтов хронически не хватало, и на каждого работающего врача сваливали двойную, а порой и тройную нагрузку. Под кабинетом постоянно толпились пациенты, очередь никогда не уменьшалась, а настроение больных людей еще больше портилось. Жалобы на врача сыпались как из рога изобилия. Руководство злилось и угрожало сотруднику наказанием, нервы у всех были напряжены до предела. А нельзя забывать и о визитах на дом. «И дождь, и снег, и ветер, и звезд ночной полет…», к этому добавьте отсутствие машины в поликлинике (она либо ломалась, либо была занята), неработающий лифт в высотном доме и пациент живущий на последнем этаже, темный страшный подъезд, бесконечные стопки медицинских карточек, отчеты, рецепты, больничные листы и при этом копеечные зарплаты. От работы порой головы некогда было поднять. Да, совсем не так представляла Алла Максимова профессию своей мечты!

Но ничего, прошли годы, и она постепенно втянулась, разобралась что к чему, и пациенты к ней привыкли, легче конечно не стало, но работать надо. Должен же кто-то лечить больных и в районной поликлинике. Как бы ей ни было трудно, на ее лице всегда играла доброжелательная улыбка, даже когда глаза порой закрывались от усталости.

А сегодня доктору Максимовой казалось, что этот день длится вечно и конца ему не будет никогда. Зимняя эпидемия гриппа, казалось, скосила целые семьи на ее участке, почти в каждой квартире кто-то болел. У Аллы по расписанию была вторая смена, но вызовов на дом было такое огромное количество, что уже с восьми утра она бегала по визитам. Когда Максимова вышла от последнего пациента, ноги с трудом двигались, а надо было еще отработать до вечера в поликлинике. Врач прошла в свой кабинет через строй чихающих, сморкающих и кашляющих пациентов, под дверью яблоку негде было упасть, то и дело вспыхивали перебранки, на тему кто здесь самый больной, у кого выше температура и кто зайдет первый к участковому терапевту.

Алла Максимова вела прием пациентов на автопилоте, пожилая медсестра выписывала рецепты, больничные листы и направления на анализы и флюорографию. На каждого больного приходилось не более пяти-семи минут, люди мелькали как в ускоренной съемке, в глазах у врача рябило, мозги плохо соображали, желудок уже перестал подавать сигналы SOS от голода. Поликлиника работала до восьми вечера, но последний пациент был принят только в десять часов. После этого необходимо было оформить всю документацию, иначе на следующий день количество неописанных карточек выросло бы в геометрической прогрессии и завалило лавиной врача Максимову.

Наконец все дела были завершены, и она измученная буквально вывалилась из кабинета. Алла жила на окраине города в спальном районе. Добиралась до дома она не менее часа и двумя видами транспорта, а несчастный, десятилетний сын Денис сидел один в квартире.

– Наверняка ребенок опять голодный, обед сам ни за что не разогреет, а колбасу он доел еще вчера и больше в доме ничего нет съедобного, – с уже привычным чувством вины подумала женщина.

– Сейчас зайду в магазин и куплю что-нибудь в кулинарии, – озабоченно решила Алла.

Два года назад от нее ушел муж, устал от того, что она редко бывала дома, практически жила на работе, но при этом не зарабатывала денег.

– Можно понять, если бы ты так убивалась, работая на себя. Тогда и я больше времени занимался домом или помощницу по хозяйству могли найти. Но ты дома не бываешь, не готовишь, мы с сыном заброшены, а жена и мать приползает вечером, как шахтер из забоя и валится без сил в кровать. Нет, извини, но дальше без меня! – заявил он, собрал вещи и демонстративно хлопнул дверью.

Теперь они жили с сыном вдвоем. Максимовой сорок лет, у нее каторжная работа, квартира на выселках, никакой личной жизни и постоянное чувство вины перед ребенком. Слезы выступили у нее на глазах, но Алла сразу взяла себя в руки, вздернула вверх подбородок и решительно вошла в магазин. В кулинарии в такое время выбор уже был невелик. Женщина купила четыре куриные отбивные, тушеный картофель, салат оливье и творожную запеканку на завтрак.

– Видела бы меня сейчас мама, как я покупаю приготовленную кем-то еду и особенно картофель, – печально подумала Алла и направилась в кассу.

Несмотря на позднее время покупателей было много, особенно мужчин и все брали пиво либо водку, от одной до нескольких бутылок. А вот закуску почти никто из них не покупал. Кассы работали не все и пришлось выстоять большую очередь. Когда Максимова наконец вышла из автобуса на своей остановке, было почти двенадцать часов ночи.

– Бедный Дениска, не повезло ему с мамашей, – с тоской констатировала она и шагнула в темноту.

Короткая дорога проходила через пустырь и мимо гаражей, на улице никого не было видно, но ходить ночью кругами, да еще с тяжелой сумкой, у Аллы не было ни сил, ни желания. Она прошла метров двести по кромешной темноте, впереди тускло светил фонарь и за поворотом уже показался угол ее дома, когда Максимова заметила стоящего под деревом мужчину. Алла не успела его рассмотреть, но по привычке широко улыбнулась. Он метнулся к ней резко, как тигр за добычей, ее шею перехватил ремень, в глазах потемнело, сумка выпала из рук, и женщина потеряла сознание.

Глава 9

Утром следственная группа толпилась возле гаражей. Милицию вызвал собачник, который первый вывел на прогулку своего «барбоса». Жильцы микрорайона, идущие на работу привычным, коротким маршрутом, с ужасом и любопытством пытались заглянуть на огороженную территорию. Их разворачивали сотрудники милиции и отправляли в обход, людям приходилось делать большой крюк, чтобы обогнуть место преступления.

Женщина лежала чуть в стороне от протоптанной тропинки. На шее была широкая странгуляционная борозда. Плащ распахнут и пуговицы от него валялись рядом с телом. Юбка задрана, колготки и трусы разорваны. На лице ярко-красной помадой нарисована улыбка до ушей. Вокруг были разбросаны продукты, неподалеку лежала застегнутая дамская сумочка. В ней – косметика, расческа, кошелек с небольшой суммой денег, мобильный телефон, врачебная печать и пачка рецептов, со штампом поликлиники. В ушах убитой золотые серьги, на левой руке два кольца, одно из которых обручальное.

Дежурный по городу сообщил о преступлении в СК и там приняли решение объединить оба уголовных дела и поручить их майору Поляковскому.

Картина преступления была аналогичной, как и в первом эпизоде. Единственным отличием было то, что преступник попытался изнасиловать жертву и сорвал с нее белье, но опять не успел, семяизвержение произошло раньше и на теле убитой остались следы биоматериала преступника. Свидетелей опять не нашли, служебная собака довела до проезжей части, неподалеку от автобусной остановки след потерялся. Камер поблизости не было, сторож из гаражного кооператива ничего не видел и не слышал, а из окон соседних домов место преступления не просматривалось. Поквартирный обход результатов не дал, а опрос знакомых и коллег дополнительной информации не добавил.

Поляковский ломал голову над тем, что он может предпринять в такой ситуации.

– Таракан будет кричать и топать ногами. В газетах напишут мерзкие статейки и как-нибудь броско их озаглавят: «Последняя улыбка» или «Смерть ей улыбнулась», или еще эдак паскудно и витиевато, чтобы милицейское руководство исходилось в бессильной злобе. А я переселюсь из дома на работу, в ожидании пока этот мерзкий извращенец не задушит еще одну женщину, – Юра мысленно обрисовал свои перспективы на будущее и обреченно поехал в СК.

А уже вечером Таракан вызвал его на ковер, размахивая газетой, он таращил глаза и выкрикивал, срываясь на хрип:

– «Улыбка смерти!» Правоохранительные органы бездействуют! Все женщины города в опасности! Серийный убийца с красной губной помадой вышел на охоту! Уже в нескольких газетах расписали журналюги это преступление и в таких красках, что мама не горюй!

– Час назад звонил генерал Малышев. Пообещал мне нарисовать такую же улыбку во всю морду. Так и сказал. А уж выражений и не выбирал вовсе, – орал Таракан, заикаясь от злости и унижения.

– А что ты собираешься делать? – слегка снизив тон, поинтересовался он у Поляковского.

– К сожалению пока зацепок нет. Серийный убийца не оставил нам ни одной улики, нет свидетелей, нет записей с камер, – пояснил ему майор.

– Так что, будем сидеть сложа руки? Ждать пока он еще нескольких женщин задушит? – полковник вскочил из-за стола и заорал так, что голос сел и в конце фразы раздался слабый хрип.

В другое время Юрий бы хмыкнул, но сейчас ему было не до смеха.

– Нет конечно, бездействовать я не собирался. Сегодня поеду на кафедру психиатрии к профессору Славину. Побеседую с ним, возможно он что-либо подскажет, по психологическому портрету преступника, а на данном этапе больше предпринять нечего, – объяснил он полковнику.

– Поляковский, ты смерти моей хочешь? Если ты его не найдешь, меня генерал Малышев живьем сожрет, – прорычал раскрасневшийся Таракан.

– Я все понял, товарищ полковник. Разрешите идти?

Таракан махнул рукой, опустился в кресло и обессиленно вытер потный лоб.