Дверь открыл высокий плотный старик в очках на кончике носа, с большой совершенно белой копной волос на голове и такой же густой седой бородой, похожий на деда Мороза без шубы, шапки и посоха, так сказать, в домашней обстановке. Увидев гостей, он широко заулыбался и посторонился, давая пройти.
– Милости просим, гости дорогие! – приятным и неожиданно молодым, без старческого дребезжания, баритоном, сказал он.
– Дедушка! – радостно закричала Ира и потянулась к нему. Толстый подкатил кресло, Климов посадил в него Иру, и она покатилась к Черникову.
– А, здравствуй, здравствуй, стрекоза! – еще шире заулыбался в свою белую дед-морозную бороду Иван Николаевич, наклонился и обнял девочку.
– Может, мы пойдем? – шепнул Толстый Климову. – Мы ведь только отвезти подрядились.
Климов согласно кивнул и они оба развернулись к выходу.
– Куда же вы? – задержал их Иван Николаевич. – Я как хозяин не могу вас просто так отпустить. Задержитесь ненадолго, а я напою вас чаем, нашим, местным, северным. Отменный чай. Вы не пожалеете. Раздевайтесь и проходите, Таечка покажет, куда.
В большой гостиной, куда Таисия повела Климова и Толстого, пахло, как в библиотеке. Все стены от пола до потолка занимали шкафы с книгами.У высокого окна, задрапированного тяжелыми темно-красными портьерами, спинкой к нему стоял старыйдиван с деревянными резными, ручной работы подлокотниками. Перед диваном располагался низенький стеклянный столик на массивных металлических ножках в виде львиных лап. В единственный свободный угол напротив окна втиснулось кресло с высокой спинкой и маленькой выцветшей подушечкой под спину. А в центре потолка, украшенного лепниной, висела на цепочке затейливая литая черная люстра в виде подсвечника на пять свечей. Основной ствол и гнезда для лампочек были обвиты ажурным плющом, на каждом листочке которого, словно на живом, были видны все прожилки и изгибы. Климов невольно залюбовался редкой работой. Вошедший вместе с Ирой Иван Николаевич перехватил его взгляд.
– Нравится? – довольно спросил он.
– Очень, – искренне сказал Климов. – По работе приходилось сталкиваться с антиквариатом, но такой красоты не встречал.
– Каслинское литье, дореволюционное, родительское наследство, – сказал Иван Николаевич. – Ручная работа. Клеймо мастера имеется, жаль, отсюда не видно. Кстати, мы еще не знакомы. Таечка, представишь мне наших гостей? – обратился он к Таисии.
– Ой, простите, Иван Николаевич, я как-то растерялась совсем, – виновато заторопилась Таисия. – Это – Андрей, у окна – Вадим, мои гости из Москвы, – Климов и Толстый по очереди кивнули, потом Таисия представила хозяина. – Про Ивана Николаевича я вам уже немного рассказала.
Черников по очереди подошел к гостям и не спеша поздоровался с каждым за руку. Климов отметил, что рука у ученого крепкая, сухая и теплая, рукопожатие твердое и приятное.
– Не успел подготовиться к вашему приезду, – извинился Черников и повернулся к Таисии. – Таечка, заваришь нам чайку? Тот, в синей банке. Воду в холодильнике возьми, мою, не водопроводную.
Таисия кивнула и ушла. Черников повернулся к гостям и, жестом приглашая сесть на диван, сказал:
– Я человек достаточно замкнутый, гостей у меня не бывает. Таечка с Иринкой наезжают иногда, вот, пожалуй, и все. Вы уж простите старика, что задержал, хотелось поговорить с новыми людьми. Каким ветром занесло вас в нашу глушь, дорогие москвичи? Дела службы или какое-то любопытство?
Климов посмотрел на Толстого, тот еле заметно пожал плечами.
– Ну, скажем, вынужденное любопытство, – произнес Климов, криво улыбнувшись. – Даже не знаю, с чего и начать. Думаю, Таисия вам лучше расскажет.
В это мгновение на пороге комнаты появилась Таисия с подносом, на котором стоял дымящийся чайник, пять чайных пар с миниатюрными ложками и сахарница.
– А, вот и чай, – обрадовался Иван Николаевич. – Наш, северный, рецепт мне одна старушка подарила. Очень рекомендую. А вот сахар этому чаю ни к чему, и так сладко будет, увидите. Но пусть стоит.
Таисия разлила чай по чашкам, Климов отхлебнул и удивленно отметил, что Черников прав: чай на вкус оказался сладковато-терпкий и очень приятный.
– Прекрасный чай! – довольно крякнул Толстый. – Иван-чай узнал. Но тут что-то еще есть. Рецептом не поделитесь, Иван Николаич?
– С удовольствием! – отозвался Черников. – Я вам потом продиктую, запишете. Там секрет один есть, без него ничего не получится.
– Я так и понял, – сказал Толстый. – Разные чаи пробовал, но этот – что-то особенное.
Черников довольно улыбался. Климов рассматривал люстру, прихлебывая из кружки, потом переключился на библиотеку. Сфера интересов Ивана Николаевича была чрезвычайно обширна: на полках стояли справочники по этнографии, лингвистике, психологии, книги по астрономии, физике, химии, медицине, богатая подборка художественной литературы и дажеэзотерика.
– У вас прекрасная библиотека, – похвалил он.
– Да, – улыбнулся Черников. – Я библиофил со стажем. В моей коллекции есть и дореволюционные издания. Настоящих редкостей нет, конечно, но кое-что интересное найти можно. Вот, например, собрание сочинений Ницше 1910 года выпуска. Или диссертация этнографа Дмитрия Зеленина с автографом автора, 1917 год.
– Это тот самый Зеленин, что написал труд о русалках, заложных покойниках и прочей нечисти? – удивленно спросил Климов. Черников довольно кивнул. – Читал. Интересная книга.
– Вы увлекаетесь этнографией? – в свою очередь удивился Иван Николаевич.
– Вообще-то нет, – сказал Климов, немного смущаясь. – Просто не так давно возникла необходимость получить кое-какую информацию. Но мне действительно было интересно. Очень занимательно написано.
– Да, Зеленин – исключительный автор, – согласился Черников. – Жаль, что труда своего он так и не закончил. Это была бы фундаментальная, образцовая этнографическая работа. Сейчас таких ученых нет.
Он повернулся к Таисии, молча отхлебывающей чай.
– Андрей отказывается раскрывать причину своего визита в наш город и ссылается на тебя, – хитро прищурился он. – Что за интригу ты затеяла?
Таисия вздрогнула, беспомощно посмотрела на Климова, потом на Толстого. Те молчали и выжидательно смотрели на нее.
– Я бы все равно вам рассказала, – вздохнула она.
И Таисия поведала обо всем, что случилось на болоте. Черников внимательно слушал. Когда она закончила, на его лице было написано удивление и даже неприязнь.
– Ты хотела утопить вот этого юношу и вылечить Иру? Убить одного, чтоб жила другая? – глухо спросил он.
– Я… Я не знала, что делать! – в отчаянии вскрикнула Таисия. – Ире становилось все хуже, ее судороги повторялись несколько раз за день, я чуть с ума не сошла… Ведь вы сами знаете!
– Знаю, – сказал Черников. – Но очень уж странный способ вылечить девочку ты выбрала. Почему со мной не посоветовалась?
– Я знала, что вы не одобрите, – ответила Таисия и заплакала.
– Конечно, не одобрю, – сердито сказал ученый, хмуря брови. – Чуть не убила такого славного парня! Я тоже очень люблю Ирочку, но твой поступок, милая, очень уж смахивает на фашистский.
Климов посмотрел на Толстого и незаметно показал ему большой палец, дескать, молодец дед. Толстый в ответ улыбнулся уголком губ.
– Пусть это останется на твоей совести, – сухо сказал Черников. Он немного помолчал и добавил: – Мне интересно другое. Ты упомянула, что вместе с Ведьмой пришла девочка, похожая на Иру? Ира, что скажешь? Ты была там? – спросил он у девочки.
– Я все видела, – ответила Ира без малейшей заминки. – И я знаю, Хозяйка не хотела, чтобы дядя Андрей утонул.
– А чего она хотела? – продолжал спрашивать у нее Иван Николаевич.
Ира молчала и комкала в пальчиках одеяльце на коленях.
– Ты не знаешь? – не отставал Черников. Ира помотала головой и ничего не ответила.
– Андрей, расскажите, как вы узнали о нашей болотной Хозяйке и как оказались здесь? – спросил Черников Климова. Климов, стараясь не отвлекаться на детали, коротко рассказал свою историю.
– Неужели вам ничего не ясно? – недоуменно оглядел гостей Иван Николаевич, когда Климов закончил. Толстый уставился на Черникова с удивлением, Таисия с надеждой, а Ира смотрела с радостной широкой улыбкой. – Все просто даже до смешного. Время, место и люди для проведения ритуала выбраны верно, иначе Хозяйка не явилась бы к вам. Но сам ритуал – явно не тот. Наверное, поэтому Хозяйка пришла не одна, а с девочкой, чтобы в случае чего остановить Таечку от необдуманных действий. Я не думаю, что на болоте была Ира: в славянской мифологии я нигде и никогда не встречал упоминаний о том, что русалки или ведьмы могли перемещать человека в пространстве целиком. Запутать, сбить с дороги – да, но телепортация… Это оксюморон, конечно. А вынуть дух, незримую сущность из человека и перенести ее в другое место – пожалуйста. Обычно они проделывают такие штуки со спящими. По славянским, да и не только, преданиям, именно во сне душа человека приобретает способность покидать тело и потому особенно беззащитна перед разной нечистью.
Климову вспомнились слова старухи-соседки, что примерно во время появления Ведьмы на болоте Ира загадочным образом уснула. Украдкой взглянув на Таисию, он понял: она думала о том же самом. Черников продолжал:
– У меня есть версия, почему ты решила утопить этого молодого человека, Таечка. Ты решила, что он умрет и заменит Хозяйке ее жениха, так? Ты подумала: раз твой дед забрал у Хозяйки любимого, а она указала тебе на Андрея, значит, она хочет, чтобы ты исправила дедову ошибку, отдав ей свеженький мужской труп?
– Да, так я и думала, – тихо подтвердила Таисия, избегая встречаться взглядом с Климовым и Толстым.
– Тебя подвел слишком поверхностный взгляд на проблему, милая, – укорил ее Иван Николаевич. – Если бы Хозяйке нужен был покойник, она бы убила его сама, как делала это много раз.
– А что ей нужно? – спросила Таисия, а Климов и Толстый молча наблюдали, воспринимая все происходящее, как захватывающее кино.
– Я не могу утверждать наверняка, аргументов у меня немного, поскольку мы имеем дело с мифом, – начал Черников. – Ноя думаю, наша история, как и многие мифы, с большой долей вероятности имеет под собой реальную основу. Другими словами, и болотная Хозяйка, и ее жених существовали на самом деле и действительно их души много веков обитали здесь, на болоте.
Черников оглядел слушателей: все молчали, с интересом уставившись на него.
– Я позволю себе немного углубиться в историю, чтобы моя мысль была понятнее, – продолжил ученый. – В славянской мифологии христианского периода колдуньи и ведьмы, а также умершие неестественной смертью люди, которые потом могли превратиться в русалок, упырей и так далее, – существа, связанные с нечистой силой, бесами, имеющими черты древних языческих божеств. Преимущественно негативную характеристику искусителей и вредителей они приобрели благодаря христианской пропаганде, проповедникам, которым хотелось истребить любое упоминание о старых, языческих богах славян. В дохристианскую пору многие из этих божеств были или помощниками людей, или олицетворением природныхсил, или высшей справедливости, а часто – всего этого вместе. И служители языческих культов, не являясь христианами, не подпадали под христианскую трактовку их функций и, соответственно, не могли нести христианское наказание, и загробный мир у них разный. Примерно так же, как граждане разных стран подчиняются разным законам. И вот тут возникает очень важный вопрос, когда жили наши влюбленные. Я думаю, что жили они приблизительно во время крещения Руси, когда христианство только устанавливалось, и многие люди, особенно здесь, на Севере, на территории Новгородской республики, долго сопротивлявшейся православному Киеву, оставались истинными, некрещеными язычниками. Болотная Хозяйка при жизни была именно такой. А поскольку она обладала некоторыми магическими способностями, вероятно, еще и являлась служительницей культа какой-нибудь языческой богини.Далее: наши герои умерли неестественной смертью, и, вероятно, остались на болоте потому, что над ними никто не осмелился провести погребальный обряд. За всю свою жизнь я не встречал мифологии, где не было бы погребальных обрядов, и могу сделать вывод, что для любой человеческой общины, или племени, или народа проводить душу умершего в мир иной – чрезвычайно важная задача, без которой дух покойного не сможет покинуть мир живых, хотя сам уже живым не является. А быть мертвым среди живых – противоестественно, не так ли? Как мы знаем из дневника священника, после того, как он отслужил сорокоуст, христианский обряд проводов души умерших, жених нашей Болотной Хозяйки покинул этот мир навсегда. Почему же не ушла за ним и сама Хозяйка? Да потому, что она язычница. Исорокоуст, как обряд проводов души покойного, ей не подходит. Оговорюсь, что это всего лишь моя догадка.
– А может быть, ей не нужно в иной мир? – подал голос из своего угла Толстый. – Может, она на болоте остаться хочет?
– Зачем ей наш мир и болото, если единственное ее желание – быть со своим женихом? – резонно возразил Черников. – Насколько я понимаю, Ковалевку она уничтожила из-за того, что их разлучили. И Андрей рассказывал, что Ведьма говорила «за ним», верно? – повернулся он к Климову.Тот кивнул. Иван Николаевич продолжил: – Мне кажется, это самый логичный вывод из всего, что я знаю из легенды и ваших рассказов.
– Я же говорила, дедушка все знает! – восхищенно крикнула Ира. – Он самый умный и добрый. Самый лучший!
Черников улыбнулся девочке своей широкой, в усы, дед-морозовской улыбкой.
– Мда, стройная теория, черт бы меня побрал, – сказал Толстый.
– Стройная, – согласился и Климов. – Но все же ваша логическая цепочка построена на слишком большом количестве умозрительных допущений, например, что Ведьма была язычницей, а ее жених – христианином, что мир мертвых для людей разных вероисповеданий разный, и, наконец, Ведьме нужен именно погребальный языческий обряд, а не что-то иное.
– Увы, вы правы, – согласился Черников. – Я рассуждаю, опираясь на собственные мысли и догадки, а не на факты. Но точно установить, прав я или нет, сейчас не представляется возможным. То, что Ведьма, или как у нас ее называют, Болотная Хозяйка, существует – установленный факт. И собрала вас всех вместе именно она – это, я надеюсь, тоже не вызывает сомнений. Остальное, как ни крути, приходится домысливать.Знаете, в медицине есть такое понятие: диагностическое лечение. Когда не удается достоверно поставить диагноз, иногда врачи прибегают к пробной терапии по схеме лечения похожей известной болезни. Если терапия эффективна и больной выздоровел – значит, догадка была верна. Может быть, попробовать, так сказать, пробно полечить?
– А у вас есть какие-то конкретные предложения? – спросил Климов.
– Мне тоже кажется ваша версия несколько надуманной, – с сомнением сказала Таисия.
– Слушайте, у нас все равно нет другого выхода, – подал голос Толстый. – У Ивана Николаевича есть хоть какая-то версия, а у нас – вообще ничего, даже догадок. Давайте послушаем, что он предлагает?
– Вывод достаточно прост, – сказал Черников. – Надо провести погребальный языческий обряд.
– Вы знаете, как? – спросил Толстый.
– К сожалению, я не знаю точно, как хоронили и поминали своих покойников язычники, – развел руками ученый. – Письменных источников о славянском дохристинском язычестве не осталось, а то, что мы знаем – сильно искажено христианством.
– А вот я читал, есть Велесова книга, – начал Толстый. – Это разве не письменный источник?
– Знаете, Велесова книга – весьма сомнительный документ, – сказал Черников. – Она не выдерживает никакой исторической критики. Официальная наука не признает Велесову книгу литературным памятником. Это новодел, фальшивка. У этнографов позапрошлого столетия есть подробнейшие собрания народного фольклора, и нигде я не встречал даже упоминания о ней.
– Если даже вы точно не знаете… – растерянно сказала Таисия. – Ведьма может убить нас всех: и меня, и Иру, и Андрея…
– Не надо отчаиваться раньше времени, Таечка, – сказал Черников. – Да, мы не знаем языческих похоронных обрядов. Но у нас есть фольклорный материал. Попробуем собрать воедино то, что известно, – и неожиданно закончил: – Собирайтесь, нам пора.
– Куда? – хором спросили Таисия и Климов.
– Обратно в Ковалевку, друзья мои, – ответил Иван Николаевич. – Сегодня особенный день – Семик, Таечка совершенно верно его выбрала. Но нужно успеть до захода солнца. По дороге я вам все расскажу. Одевайтесь и выходите, я соберу кое-что, что может нам понадобиться, и догоню вас.
Через несколько минут Иван Николаевич с довольно увесистой сумкой через плечо вышел из подъезда и сел в машину, которую Толстый подогнал прямо к двери.
Пока внедорожник мчался обратно в сторону проклятой деревни, Черников рассказывал все, что знал о языческих обрядах:
– Семик, или Зеленые Святки, или Троица умерших – очень почитаемый на Руси праздник. Праздновали его в последний четверг перед Троицей, он же седьмой четверг после Пасхи. В христианском календаре Семик никак не отмечен, поэтому есть все основания считать этот день праздником языческим. В этот день принято поминать всех умерших неестественной смертью и пропавших без вести. Долгое время таких покойников разрешалось поминать и служить по ним панихиду только в Семик, и только в девятнадцатом веке отошли от строго соблюдения этого правила. Причем интересен и способ поминовения: люди веселились, пели, плясали, ели крашеные яйца, устраивали кулачные бои и свистели. Кстати, термин «свистопляска» означает неуемное веселье на Семик со свистом, разгулом, плясками и буйством. Не очень похоже на христианскую панихиду, правда?
Слушатели молчали. Ученый продолжал:
– У этого дня есть еще одна сторона. Весна, в особенности пора цветения, по верованиям язычников, – время пробуждения не только природы, но и душ умерших людей. Вера в то, что именно в эти дни мертвецы приходят в мир живых и их можно попросить о помощи, если они хорошие, или умилостивить злых, чтобы не вредили, сохранилась, несмотря на тысячелетие христианства. Для язычников-славян, поклонявшихся в том числе умершим предкам и своему Роду, подобный праздник должен был иметь колоссальное значение. И я думаю, лучшего момента, чтобы справить тризну по Болотной Хозяйке, придумать невозможно.
– Хорошо, – сказал Толстый, сворачивая на проселочную дорогу, где машину немедленно начало трясти и подбрасывать на ухабах. – А делать-то что надо?
– Справить настоящую тризну по Болотной Хозяйке мы вряд ли сможем, не сохранилось ни одного достоверного описания этого обряда. Но все не так плохо. Вадим, у вас не найдется тонкой бечевки в машине? И топора?
– Есть, конечно, – отозвался Толстый, поворачивая к Ковалевке. – Я же турист со стажем. Чего в этой машине только нет!
– Прекрасно! – обрадовался Черников. – Спички или зажигалка, я думаю, тоже отыщутся.
– А спички зачем? – удивился Толстый.
– Как же, это очень нужная нам вещь, – сказал Черников. – Притормозите где-нибудь поблизости, где вам будет удобно, нам понадобится несколько березовых поленьев, небольших, сможете добыть?
– Если вы хотите разжечь костер, то нам нужно было дрова купить. Свежесрубленная древесина сырая, особенно весной, и горит плохо, – сказал Толстый.
– Мда, я и не подумал, – задумчиво отозвался Черников. – Что же делать? Нам нужны именно березовые дрова…
– У меня где-то была жидкость для розжига, – сказал Толстый. – Костер будет.
Он остановился на обочине, чуть не доезжая до лесного массива, на живописной полянке, покрытой остренькими стебельками ярко-зеленой, недавно пробившейся из-под земли весенней травки с редкими желтыми и белыми цветочками, вышел из машины, открыл багажник, немного порылся там и достал топор. Потом быстрым шагом направился к зарослям деревьев и минут через десять вышел с небольшой охапкой дров, нарубленных из тонких молодых берез, которые свалил вместе с топором обратно в багажник.
– Этого будет достаточно? – осведомился он у ученого. – Или еще сбегать?
– Думаю, хватит, – кивнул Черников. – Поехали!
Толстый тронулся, и машина вновь запрыгала по неровной дороге. Таисия еле удерживала на коленях Иру, и Климов предложил:
– Давайте я подержу девочку, – Он протянул к девочке раскрытые ладони. – Пойдешь ко мне?
Ира кивнула, он перетащил ее к себе и крепко обнял худенькое тельце. Вскоре за окном появилось знакомое болото с останками деревни.
– Приехали! – сказал Толстый и заглушил мотор. – Дальше земля слишком мягкая. Машина завязнет.
Все, включая Климова с Ирой на руках, вышли из машины. Предзакатное солнце окрасило полуразрушенные дома, лес вдалеке и сухие стволы берез, торчащие из болота, в красноватый тревожный цвет. Черников выбрался из машины, прихватив с собой свою увесистую сумку, и нарвал небольшой пучок сухой травы.
–Вадим, будьте добры, захватите с собой нож, зажигалку или спички и бечевку, – обратился Черников к Толстому. Тот послушно накинул на плечо моток бечевки и сунул в карман небольшой складной нож.
– Я готов, – отрапортовал он.
– А Ире тоже нужно идти? – спросила Таисия.
Черников задумался.
– Да, ее помощь нам понадобится, – после некоторой паузы произнес он. – Коляску лучше взять с собой. И дрова с розжигом обязательно захватите.
Они гуськом двинулись к деревне: впереди Иван Николаевич, потом Таисия со сложенной коляской в руках, за ней Климов с Ирой. Замыкал шествие нагруженный всем необходимым Толстый. Приблизившись к дому священника, Черников остановился.
– Вадим, будьте любезны, отрежьте от бечевки приблизительно метр, – обратился он к Толстому. – И расплетите на тонкие нитки.
Когда тот расплел бечевку, Иван Николаевич взял нитки и ловко свернул из пучка травы куклу, похожую на женщину в сарафане.
– Как вы умело делаете, оказывается, кукол! – удивилась Таисия.
Черников лукаво ухмыльнулся.
– Я не только книги читать умею, – и заговорщицки подмигнул улыбавшейся Ире. Потом обратился к остальным.– Нарвите еще сухой травы, нам нужно свернуть четыре символических снопа сена. Андрей, посадите Иру в коляску и помогайте.
Все занялись делом. Когда достаточно травы было собрано, Черников так же быстро оформил их в маленькие, словно из мультфильма, снопики.
– А теперь пойдемте во двор, – пригласил Иван Николаевич и отворил калитку. Не доходя до калитки примерно полпути, он остановился, положил на землю сумку и сказал:
– Здесь. Вадим, давайте дрова.
Из поднесенных Толстым дров Черников сложил небольшой четырехугольник, в середину накидал сухой травы таким образом, чтобы она заполнила все внутреннее пространство. Потом вынул из сумки модель трехмачтового корабля и без сожаления отломал все, что напоминало о том, что это был парусник: в руках у него остался только корпус.
– Что вы делаете! – ахнула Таисия. – Это же ваш любимый корабль… был…
– Ничего, Таечка, – утешил ее Черников. – Таких моделек сейчас пруд пруди. Достать можно. А возможности вам помочь, как сегодня, больше не будет. Не жалей.
Он положил корпус корабля на сделанное им костровище, сверху водрузил травяную куклу, головой на запад, к солнцу, висевшему в небе настолько низко, что нижний край багрового диска почти касался верхушек деревьев вдалеке. Потом расставил по углам костровища свои кукольные снопики травы.
– Андрей, подойдите ко мне, – обратился он к Климову. Когда тот подошел, Черников что-то быстро сказал ему на ухо и потребовал повторить. Климов пробубнил в ответ, и ученый довольно кивнул.
– Теперь Вадим, Тая, Ира, вставайте каждый к снопу,– скомандовал Иван Николаевич.– По моей команде каждый из вас подожжет ближайший к себе снопик и отойдет на безопасное расстояние. Вадим, пожалуйста, облейте дрова и снопы вашей жидкостью для розжига: нам нужен будет хороший, жаркий костер.
Наконец все приготовления были закончены.
–Русалка, царица, красная девица, не загуби душки, не дай удавиться, а мы тебе кланяемся, – звучным голосом произнес Черников.
На этот раз Ведьма появилась просто из воздуха: легкое облачко мгновенно загустело и превратилось в женщину, одетую так же, как утром на болоте, только простоволосую, с сияющими зеленоватым цветом белками глаз без зрачков. Она висела в воздухе, прямо над куклой, лежащей в корпусе корабля.
– Твою мать! – услышал Климов потрясенный шепот Толстого.
Ведьма оглядела присутствующих и широко улыбнулась. А через мгновение вдруг исчезла.
– Начинайте, – вполголоса сказал Климову Иван Николаевич.
Климов сделал шаг вперед, и начал говорить чуть дрожащим от волнения голосом:
– Провожаю тебя, Хозяйка, на сторонку закатную, из Яви в Навь, через речку Смородину да по Калинову мосту. Земля отпускает, небо принимает. Родители-покровители, что народили – к себе примите, простите и благословите.
Потом он подошел к костровищу и поджег его.
– Поджигаем снопы! – скомандовал Черников и поднес горящую спичку к своему. Потом передал коробок Толстому, тот – Таисии. Последней сноп подожгла Ира.
Пламя взметнулось вверх и неожиданно пять маленьких костров объединились в одну сплошную стену огня.
– Осторожнее! – закричал Иван Николаевич. – Назад!
Дальше все происходило, как в дурном сне: огонь, словно живое существо, начал какую-то неистовую, дьявольскую пляску вокруг кораблика с травяной куколкой. Всех, кто стоял поблизости, обдало обжигающей волной. Зачарованно Климов смотрел, не обращая внимания на жар, опаляющий лицо, как огонь перекинулся на избу священника и как за ее черный силуэт с вырывающимися из окон языками пламени опускалось все ниже красное, как кровь, солнце. Он обернулся и увидел, как огонь начал пожирать остальные дома, уничтожая останки Ковалевки.
– Бежим! – издалека донесся до него крик Толстого, но Климов не трогался с места: его заворожила огненная красота этого места. Он любовался танцем пламени на чернеющих старых бревнах, видел, как проваливается крыша старого дома священника, обнажая печную трубу, торчащую в небо, словно мачта тонущего корабля. Не замечая, что пожар полыхает уже вокруг него самого, Климов восхищенно смотрел на огонь и никак не мог оторваться. Вдруг пламя, словно по чьей-то команде, немного отступило, и в оранжево-желтом мареве проступила женская фигура. Постепенно приближаясь, она вышла из огня и оказалась той самой женщиной, которая была на болоте утром, только моложе и красивее. Глаза ее были такого же невероятного, глубокого синего цвета, как у Иры, но из-за вуали черных длинных ресниц смотрели они маняще и пронзительно, словно просвечивали насквозь. На ней была длинная, до пят, белоснежная рубаха без рукавов. Блестящие, цвета вороного крыла волосы струились по ее плечам, спускаясь до середины бедер, и Климов залюбовался ее совершенством, как будто она была не человеком, а античной богиней. Ни одна женщина, которую он когда-либо видел, не могла сравниться с нею, и в то же время в ней было что-то смутно знакомое, словно он когда-то знал ее, но забыл.
– Здравствуй, – сказала она, и голос ее показался Климову приятнее любой самой прекрасной музыки на свете.
– Кто ты? – осипшим от волнения голосом спросил он.
– Я – та, кто тебя сюда привела, – улыбаясь, ответила женщина. – Ты так и не вспомнил меня?
– Я… нне знаю, – растерянно сказал Климов. – У меня такое чувство, будто я тебя когда-то встречал, но где?…
Она подошла и легонько прикоснулась губами к его лбу.
– Так лучше?
Климов посмотрел на нее и вдруг понял, что действительно знает эту женщину. Он вспомнил, как она умеет смеяться, в полный голос, с закрытыми глазами запрокидывая голову, как она иногда улыбается, когда спит, как краснеет кончик ее носа, пока она плачет. Он вспомнил, что она любит ромашки и васильки, обычные полевые немудреные цветочки, и плетет из них огромные роскошные венки на голову, так красиво контрастирующие с ее волосами. Он вспомнил, как она, подоткнув подол, босая, бегала по болотным кочкам, ничуть не боясь оступиться, как будто под ней не вязкая трясина, а твердая земля; как ловко управлялась с русской печью; как, склонившись к тоненькому язычку пламени от лучины, вышивала на вороте его рубахи узоры красной ниткой, а он сидел напротив и любовался ее тонкими умелыми пальцами… Он вспомнил все.
– Это – ты?
– Я, – она счастливо улыбнулась. – Вот и встретились.
– Как же ты меня нашла? Или не искала?
– Я искала. Но найти тебя среди живых людей было трудно. Почти невозможно. До тех пор, пока ты сам не подал мне знак.
– Я?!
– Ну да. Ты же нарисовал меня.
– Это случайность!
– Случайностей не бывает, – она покачала головой.
– А почему сразу не сказала, кто ты? И кто я?
– А ты бы мне поверил? Ты же все время убегал, – она лукаво улыбнулась. – Или я не нравлюсь тебе больше?
– Очень нравишься, – искренне сказал он. – Но все же – зачем так мудрено?
– Чтобы ты пришел сюда не один, а со всеми, кто был сегодня с тобой, – ответила она. – И сделал то, что было предсказано.
– Что дальше? – спросил он.
– Я ухожу, – сказала она, дотронувшись до его щеки тонкими пальцами. – Мой путь здесь окончен.
– Как уходишь? Я снова останусь один? – воскликнул он. – Я с тобой!
– Нет, – покачала она головой. – Твое время еще не пришло. Но не огорчайся: мы обязательно встретимся. Мне нужно уйти, чтобы вернуться. Обычным человеком. В моем нынешнем облике ты меня боишься, – и она прыснула со смеху. Он не удержался и тоже захохотал.
– Благодарю, что проводил меня, – сказала она, отсмеявшись. – Я в тебе не ошиблась.
– Я буду ждать нашей встречи! – сказал он.
– Я подам тебе знак, только не пропусти, – прошептала она и, привстав на цыпочки, поцеловала его в губы. Он крепко обнял ее, и она исчезла, на прощание погладив его по щеке легким прохладным ветерком. И тут же навалился нестерпимый жар: Климов закашлялся и, прикрывая руками слезящиеся глаза, начал искать путь к спасению.
– Беги влево и назад, – прошелестел в ушах знакомый голос. Климов оглянулся в указанном направлении и увидел, что стена огня здесь не такая плотная. Он рванулся, проскочил через огонь и упал на землю, кашляя, выворачивая наизнанку легкие, заполненные едким дымом. Кто-то быстрыми ударами какой-то большой тряпки, очевидно, куртки или большого мешка, начал сбивать огонь с его головы, рук и спины, а потом подхватил под мышки и поволок прочь от пожара.
– Вставай, Андрюха, вставай, – донесся до него голос Толстого. – Сейчас мы тут сгорим к едрене фене! Поехали! Все уже в машине!
Климов обернулся, мутнеющими глазами увидел, как полыхают останки проклятой деревни, окончательно уничтожая все, что не разрушило время, и его накрыла тьма.
***
«Здравствуй, Андрей!
Прости, что так задержалась с ответом: столько всего произошло в последнее время, что я иногда даже забываю поесть или поспать. Но все события радостные. Во-первых, Ире наконец-то поставили диагноз: у нее оказалась сосудистая опухоль в головном мозге. Нам дали направление в институт имени Бурденко и выделили квоту. Когда соберем все необходимые анализы – сразу на операцию. Врачи говорят, что это довольно распространенная болезнь и после операции у Иры исчезнут головные боли и судороги. Также обещают курс реабилитации, который поможет ей встать на ноги и ходить самостоятельно. Бегуньей ей не стать, конечно, но даже просто передвигаться без коляски – настоящее чудо. И конечно, без помощи Саши нам вряд ли удалось бы так быстро получить все необходимые документы для лечения.