Те, Кто Живут Давно. Сердце Рэдмаунта

Глава 3.

Начало двадцатого века, Россия…

Внутри было душно натоплено, пахло сладкими духами, пряным женским потом, хересом и хорошим табаком. В передней, принимая шинели и пальто, околачивался крепкий вышибала с внешностью мясника, с подозрением разглядывающий гостей, особенно Колычева. Ему редко доводилось сталкиваться с теми, кто не только не уступал ему в фактуре, но и существенно превосходил его.

Через мгновение к ним вышла экономка, назвавшаяся Кристиной Карповной, пикантная кудрявая дама в синем шерстяном платье и жемчужном ожерелье. Она деловито приняла деньги от новых посетителей, разрешив им пройти и присоединиться к танцующим парам. Чигарёв и Синицкий, оглушённые музыкой, светом и жарким воздухом, обомлевшие, шагнули в гнездо разврата. А Колычев, подождав, пока спутники исчезнут за портьерами, подал экономке карточку.

– Благоволите передать вашей хозяйке!

– Мадам Эмер не принимает, извините, господин хороший! – сверкнула она глазами.

– Уверяю вас, для меня она сделает исключение, – мягко и настойчиво кивнул он, и поверх визитки в ладонь Кристины Карповны легли три золотых. Экономка поднялась наверх, и вернулась через несколько минут, удивлённая и притихшая. Пригласила пройти во второй этаж.

Он, слегка нагнувшись в дверях, вошёл в уютный тёплый кабинет. Слева весело потрескивал камин с часами и высокими стопками книг на серой мраморной полке. Направо – два узких окна, тщательно занавешенные, и три полукресла для посетителей. Прямо – крепкий стол, украшенный резьбой, на нём два подсвечника, кипа бумаг и писем, счета, чернильный прибор. На углу небольшой серебряный поднос с чашкой чая, чайником, бутылкой вишнёвого ликёра, рюмкой и блюдцем подсыхающих ломтиков сыра. За столом, позади высокого кресла виднелась за драпировкой дверь, наверняка ведущая в личные комнаты хозяйки.

Невысокая женщина стояла около стола, внимательно и выжидающе смотрела на него чёрно-карими глазами. Свежее овальное лицо, нежный пушок на персиковых щеках. Тонкие волосы шатенки с редкой сединой собраны высоко и тщательно заколоты в узел. Тёмно-зелёное шёлковое платье, скрывающее тело и чуть переливающееся, придавало её облику нечто змеиное и драгоценное одновременно.

– Сейчас не твоё время. Соскучился? – голос низкий, но не грубый, она нетерпеливо постукивала визитной картонкой по сукну стола.

– Не так, как ты по моей фамилии.

Её гость чуть улыбнулся, поставил саквояж у кресла, снял и сложил очки, тихо клацнув тонкой металлической оправой. На Елену взглянули разные глаза давнего возлюбленного, правый сине-голубой, левый – золотисто карий.

– В моём непростом деле иностранное имя только помогает репутации, добавляет веса, – слегка пожала она шёлковыми плечами.

– Это же работорговля! – возмущённо вскинул он густые брови.

– Эй! Давно в святоши записался? – изогнулись в усмешке полные чувственные губы. Она бросила взгляд на массивное обручальное кольцо гостя. – Против проституции всегда громче всех выступают завсегдатаи публичных домов, кому давно надоели жена, горничная и дама на стороне! – оттолкнув ногой длинный шлейф, она вернулась к своим бумагам.

– Леночка, это мерзко! Не говори так! – он приблизился к ней, обойдя стол.

– Ты первый начал!

Она протянула Колычеву руку для поцелуя. Он прижал к красиво очерченному рту маленькие тёплые пальцы с двумя пятнышками от чернил, и посмотрел на серебряное кольцо с гранатом.

– Пражский сувенир? – усмехнулся он, чуть удержав мягкие пальчики.

– Не волнуйся, – Елена с усилием высвободилась. – Он получит его обратно.

– Почему ты ему потакаешь? – он осторожно устроился в полукресле напротив. – Зачем было возвращать ему воспоминания? Ты знаешь, что он творил в Лондоне пятнадцать лет назад?

– Конечно же, знаю! Не трави, и так тошно! – поморщилась она. – Но я виновата перед Генрихом, перед всеми вами. В том, как поступила с ним. И этого уже никогда не избыть.

– Ты чересчур балуешь его, и слишком многое спускаешь с рук…

– Андрей, прошу тебя, не нужно об этом сейчас. Он всё равно скоро вернётся, – она вздохнула настолько глубоко, насколько позволял хрустнувший корсет. – Ты был в городе в девяносто девятом году, я видела тебя в театре. Почему не зашёл?

– С тобой был Эмер, а я не хотел встречаться с Арманом.

– Исчерпывающее объяснение, – хмыкнула Елена.

– Йен всё ещё здесь? – спросил он, стараясь казаться равнодушным, хотя сердце его оглушающе колотилось.

Есть всё же что-то непостижимое, колдовское в том, как этой женщины не касается время. Как же он тосковал без неё! Какой восторг снова чувствовать столько запахов, различать яркие и насыщенные цвета, снова жить! И как хочется прикоснуться, ощутить вкус её губ и кожи!

Стало трудно дышать, его душила настоящая жажда обладания. Колычев поднялся и, подойдя к окну, с треском открыл раму. Порыв сырого ветра принёс глоток обжигающего свежего воздуха, чуть охладившего и отрезвившего. Сквозняк, взметнув огонь в камине, потушил половину свечей. Елена, с досадой ахнув, поймала несколько исписанных цифрами листков.

– Конечно же, здесь! Скоро должен прийти. Играет где-то в клубе, не знаю. Я запретила ему обирать клиентов, так что развлекается он на стороне. Когда-нибудь нарвётся, опять прирежут в притоне где-нибудь.

Оглядела беспорядок на столе, вздохнула, и с раздражением щёлкнула пальцами, погасшие свечи вспыхнули новым пламенем. Затем подошла и захлопнула окно, остановилась, подняв к Андрею лицо. Только любимая понимала и принимала безусловно и без исключений. Она была так близко, что он услышал её тонкий медовый запах нагретого солнцем цветущего луга. Но только успел протянуть руку, чтобы прикоснуться к ней, как в этот момент в комнату быстро вошёл высокий молодой мужчина в чёрном креповом костюме.

На ботинках уже не осталось следа от мокрого снега, но казалось, облако тумана вплыло в кабинет вместе с ним, и растаяло в горячем воздухе. Он резко остановился, с неудовольствием разглядев нежданного гостя. Елена, вздохнув, вернулась к столу. Господа сдержанно кивнули друг другу.

– О’Лири.

– Койл.

Больше восьми веков прошло с момента, как могучий русский, занявший своё место в круге Живущих Давно, пытался растолковать близнецам, как читается и пишется его имя. Но братья, да и остальные, до сих пор часто обходились коротким прозвищем, по их мнению, достаточно созвучным непонятной фамилии. К Елене Йен обратился с лёгким поклоном:

– Госпожа!

– Как развлёкся?

– Мне везло сегодня! Я в выигрыше, – обаятельная зубастая улыбка элементаля засияла на бледном лице.

Он с аппетитом хлопнул рюмку ликёра, облизнулся и стал наливать себе чай на подносе.

– Как будто бы бывает иначе! – она смотрела на него с нежностью.

– А давеча на Казанской не сложилось? – небрежно осведомился Колычев.

Чашка внезапно звонко ударилась о блюдце. Улыбка Йена растаяла. Он уставился на Живущего Давно, потом метнул беспокойный взгляд к Елене.

– О чём ты сейчас, Андрей? – встревожилась она, не понимая.

– О том, что О’Лири опять перегнул палку в погоне за наживой. Я за обедом читал. Это попало в «Ведомости».

– Что там было? – нетерпеливо переспросила Елена.

В ответ Колычев молча поднял руку и сжал раскрытую ладонь, будто скомкав лист бумаги. Женщина, ахнув, повернулась к замершему Йену:

– Как ты мог!?

– Я всё объясню! Я… Дело в том, что… Я защищал свою жизнь! – попытался он оправдаться.

Их гость в это время спокойно достал из кармана сложенную сероватую страницу из газеты с отчёркнутой короткой заметкой, и положил на стол перед Еленой. Та пробежала глазами текст: «…посреди улицы обнаружены два искалеченных раздавленных тела, …кости раздроблены, …проломленные головы не сразу позволили опознать, …внутренности разорваны, …ранее привлекались за подлог и мошенничество, …не имеется свидетелей происшествия». Её полные губы сжались в злую линию.

– Скройся с глаз! – прошипела она, пламя в камине полыхнуло и заревело.

Стиснув зубы и наградив Колычева ненавидящим испепеляющим взглядом, О’Лири быстро вышел из кабинета. Елена оперлась на подлокотник, прижав сжатый кулак к губам, на лбу обозначилась сердитая морщинка.

– Ты даёшь ему слишком много силы… – выдержал паузу Андрей.

– Обойдусь без твоих советов! – фыркнула она.

– Леночка, я не хотел расстраивать, но…

– Ах, оставь! – отмахнулась Елена. – Ты же нарочно…

– Нарочно, – согласно кивнул Колычев. – Хотел, чтобы ты услала его.

– А с чего бы вот просто не договориться, как культурным людям?!

– Мы не люди, – негромко проговорил он.

– Я не об этом! Почему непременно нужно клинья вбивать между нами! – она побарабанила по злосчастной газетной странице. – Катись-ка ты тоже куда подальше!

– Что ж! – он с театральным вздохом разочарования поднялся, и уже сделал шаг к двери, как спохватился. – Погоди минутку! Я тут тебе… – он взял саквояж и щёлкнул замком. – Посмотри, привёз прелюбопытную публикацию, вдруг ты пропустила! Взял на себя смелость и уже разрезал нужный рассказ, там отметил, есть удачное место, тебе понравится. Пожалуйста…

Разноцветные яркие глаза смотрели нежно и кротко, он умел казаться таким уязвимым и беззащитным перед нею. Елена взяла журнал с недоверием и недовольством, но всё же согласно пролистала сложенные листы, пока не дошла до обведённого серебряным карандашом абзаца, от которого у неё перехватило дыхание: «… – А какая цель у вечной жизни? – Как и всякой жизни – наслаждение. Истинное наслаждение в познании, а вечная жизнь представит бесчисленные и неисчерпаемые источники для познания…».

– Боже! Как это прекрасно! Андрей! – перечитав, она ахнула. – Это изумительно! Спасибо! – она подняла на него благодарный взгляд, и он почувствовал, как его качнуло в этот бездонный чёрно-карий колодец.

– Позволь мне остаться! – прошептал он, тихо накрывая своей ладонью её руку, легонько погладив. Он всё верно рассчитал, и знал, что эта партия его.

– Хорошо, – всё же поколебавшись, вздохнула она. – Давай позавтракаем и побеседуем, – Елена лукаво улыбнулась. – Но, учти, я всё ещё немного сержусь!

– Мадам, извините за беспокойство! – в кабинет заглянула экономка. – Внизу небольшой скандал намечается. Вам бы спуститься на минутку!

– Что там такое, Кристина? – она вышла из-за стола, видя, с каким жадным любопытством разглядывает экономка её гостя.

Чем им на первом этаже ещё развлечься на досуге, кроме как домыслами, что связывает хозяйку с таким примечательным мужчиной.

– А только вот, Елена Францевна, что один новый гость со своим начальником в кабинетах столкнулся, теперь вот ругаются. Девицы смеются, а эти только пуще бранятся.

– Не один ли это из тех двух болванов, что привезли меня сюда? – склонил на бок голову Колычев.

– Правда ваша, сударь! Господин Йен хотел разнять их, да ему лицо разбили. Лола ему холодный компресс принесла с кухни.

– Зачем холод тому, кто и сам лёд? – свысока усмехнулся Андрей.

– Перестань, прошу тебя. Подожди здесь. Идём, Кристина! – подхватила она тёмно-зелёный шуршащий подол.

Семь комнат, где работали девушки, располагались на первом этаже и выходили в общий коридор, у арочного входа хохотали три румяные женщины, одна из них, в халате, в изнеможении опустилась в кресло. Две были в кофточках и пеньюарах. В зале у буфетной стойки крепкая девица в рубашке с кружевами прижимала кусок льда в салфетке к окровавленной личности О’Лири.

«Ну, да, конечно же, полез в драку, дали в морду бедняжке! Вот зачем выставляется, знает же, что виноват, а всё равно будет подлизываться?!» – с досадой вздохнула Елене.

Из передней заглянул вышибала, пытаясь разобраться в происходящем.

– Спасибо, Викентий, помощь не потребуется, – кивнула она и подошла к своим работницам. – Что там, девушки?

– Ой, Елена Францевна! Этот, без панталон, ножки лохматенькие кривенькие, а верещит: «Да я этот вертеп с землёй сровняю!», а этот, что брюхастый, мол, подайте ему сейчас полицию, вынь, да положь! Сам в брюки никак не попадёт, задница трясётся! Друг на друга лаялись сначала! «Вы развратник и прелюбодей, милостивый государь!» Потом на нас! Умора! Два глиста в орденах! Ой, мамочки, сейчас умру со смеху! – в три голоса смеялись проститутки.

Елена, придерживая платье, прошла по тёмному коридору с неистребимым запахом результата всех мужских удовольствий, его не могли заглушить надолго никакие парфюмерные ухищрения. В нужном кабинете нашла поссорившихся сослуживцев уже в пьяном дружном разговоре о судьбах страны и моральном облике государственных чинов.

Совсем легко коснувшись чужой воли, как следовало всегда с нетрезвыми людьми, она отправила их спать в кладовую, велев оставить для девушек дорогие подарки, а после ухода забыть об этом месте. Кристина Карповна получила деньги от постоянных гостей, оставшихся у двух барышень, остальные разбрелись по комнатам.

Рассветёт только через пару часов. Елена распорядилась о завтраке на троих в зале, потом подошла к буфету. Хотя девушки знали, что О’Лири никогда не разводил романов в доме, ему продолжали оказывать внимание из-за приятной внешности и манер. Но сейчас одного взгляда хватило, чтобы Лола с прекрасной льняной косой, (по паспорту числилась девицей Ольгой Федотовой), исчезла, как будто её и не было рядом с фаворитом хозяйки. Рассечённая кожа Йена уже стянулась, синяков не осталось. Он пытливо смотрел на неё сверху вниз серо-голубыми глазами, выжидая, пытаясь угадать настроение.

– Зачем ты так подводишь меня? Ведь нам нельзя рисковать! – с усталым вздохом обратилась она, прикоснувшись к его щеке.

Елена знала, он почувствует, что сейчас она уже не сердится по-настоящему. О’Лири тихонько поцеловал её ладонь, и прибёг к излюбленной работающей тактике: умилительный и трогательный виноватый взгляд себе под ноги, потом на подол платья, ей в лицо, обратно, и заново. Обычно она сдавалась в этот момент, в очередной раз, простив, и забывая о наказании за проступок.

Глава 4.

Начало двадцатого века, Россия…

В доме замерла сонная жизнь. За ранним столом в зале расположились практически по-семейному, мужчины в жилетах без сюртуков и галстуков, Елена с удовольствием сняла хрустящий корсет и сменила сложное шёлковое платье на свободную домашнюю блузку и шерстяную юбку с оборкой. Кухарка подала румяный омлет с ветчиной и сырники с густой сметаной, белый сдобный хлеб и сливочное масло. Чайник и горячий кофейник, чашки, колотый сахар и жирные сливки дожидались на столике рядом.

– Я пробежала тот рассказ, что ты привёз. Такая прелесть! Знаешь, герой болен и общается со своей галлюцинацией. Сходит с ума, и умирает.

– И как тебе?

– Отлично написано, прекрасный автор, знаю его пьесы. А вещь довольно символическая: у каждого свой иллюзорный мир, только одни тщетно бегут из него, а другие доверительно общаются со своими призраками. Вот, кстати, например, и в этот дом господа приходят за иллюзиями и фантазиями.

– И как только в голову взбрела такая дикая идея? – возмущённо вскинул густые брови Колычев. – Ведь ты собиралась поступить в гувернантки.

– Мужчины, зачастую, что дети. Капризничают, требуют игрушки, разрушают всё вокруг, просят нежной любви и жёсткой руки, – улыбнулась Елена. – Дом развлекает и приносит хороший доход.

– В чем исключительность? Такая непомерная цена!

– Ты же заплатил. Вот и остальные платят, – она стала намазывать кусочек булки маслом. – У меня работают только семь девушек. Тщательно выбранные, как жемчужины в браслете. Тут нет неграмотных крестьянок, которых соблазнили работодатели, или жертв растления в детском возрасте, как в обычных домах. Мои девицы образованы и умны, и за это ремесло принялись по своей воле. У каждой свои резоны вымещать на мужчинах обиды, или подниматься за их счёт, прикрываясь жёлтым билетом, желая составить себе капитал единственным, приемлемым обществом образом. У них есть банковские счета, моя бухгалтерия совершенно прозрачна в этом отношении, ведь я не имею необходимости выпивать из них всю кровь. И деньги в этом плане, скорее, продукт побочный.

– Гости у нас тоже исключительные, тут не бывает вереницы студентов, мелких канцелярских, и загулявших купцов, – О’Лири не без изящества орудовал ножом и вилкой. – Эти редкие, но состоятельные господа жаждут нового. А что для них может быть новее, чем женщина, которая разговаривает с ними на равных, знает языки и имеет право отказать в близости! К тому же, очень часто эти мужчины, – он с издёвкой посмотрел на Андрея, смерив его смеющимися глазами. – Склонны к подчинению, им втайне по натуре необходимо, чтобы женщина помыкала ими!

– Сладостно сидеть на цепи?

– Хоть и так. Не тебе одному утомительно нести раскачивающийся мир на плечах, – ядовито усмехнулся Йен. – Снаружи, за стенами этого дома, эти господа ворочают огромными средствами, решают судьбы государств. Но, только придя сюда, отпускают себя и расслабляются. Многим просто хочется хоть ненадолго побыть «снизу», ничего не решать, не претендовать ни на что.

– Ты-то, смотрю, привык к коврику у кровати, – бросил на него пренебрежительный взгляд Колычев.

– Завидуй молча, – зубасто ухмыльнулся довольный О’Лири.

– Хватит! – стукнула она ложечкой по столу. В трёх репродукциях на стенах треснули стёкла, огонь в очаге взметнулся и погас. – Прекратите ссориться. Оставьте сейчас же эту пикировку.

– А мне вот всегда было интересно. Когда она с твоим братом, ты выходишь из комнаты, или сидишь и наблюдаешь со стороны? – с невозмутимым презрением продолжил великан, глотнув горький кофе.

Йен, задрожав от ярости, сжал кулаки. Послышался тихий морозный хруст. Высокие окна в зале потемнели, стали матовыми ото льда, покрывшего их и подоконники изнутри, со стороны тёплой комнаты.

– Андрей! Прекрати! Йен! Хватит! – воскликнула Елена. По стене у лестницы с изломом, громко скрипнув, пробежала трещина, разорвав золотистые кремовые обои. – Боже! Нас только трое, и это уже невыносимо! Мне нравится мой дом! Пожалуйста, остановитесь! Иначе, сейчас же оба выкатитесь к чертям отсюда! И я даже буду благодарна Вольмеру, если он измордует кого-то из вас в закоулке!

– Он будет здесь? – чуть повернулся к ней Колычев.

– Да, Арман писал, что встречал его в Константинополе два месяца назад. Тот говорил, что приедет в Россию.

– Когда?

– Не знаю точно. Но уж будь уверен, лучше бы вам не встречаться. Это всегда заканчивается одинаково, – Елена тяжело вздохнула. Поставила чашку на стол, и устало потёрла лицо ладонями. – Нужно отдохнуть, уже давно утро. Йен! – Он поднял на неё серо-голубые глаза, того же цвета, что и лёд на окнах. – Иди к себе.

Метнув в соперника злобный взгляд, но не став спорить, он поднялся из-за стола, сложил салфетку и вышел из зала. Елена встала и смотрела ему вслед, когда Андрей обнял её и привлёк к себе, усадив на колени. С одной из ножек, не достававших до пола, упала мягкая туфелька.

– Зачем ты постоянно обижаешь О’Лири? Неужели тебе доставляет удовольствие язвить его за то, какую жизнь он выбрал?

Она погладила его по голове, рассеянно перебирая чуть вьющиеся тёмные пряди.

– Да, – просто согласился он, зарываясь носом в складки ткани на груди, и с наслаждением вдыхая её запах.

Елена подняла его лицо и крепко прижалась к крупным горячим губам, у этого поцелуя был вкус кофейной кислинки.

– Ты останешься, только если помиришься с ним сейчас, – улыбнулась она, глядя в почерневшие от широких зрачков глаза.

– Это же невозможно! Ты знаешь! – с раздражением нахмурился гладкий лоб.

Колычев прижал её к себе, чувствуя через ткань тепло и мягкую тяжесть женского тела.

– Значит, иди к Кристине. А то она там за дверью извелась уже вся, подслушивая! А после уходи, – она вывернулась из объятий и соскользнула с колен.

Мужчина удержал её, сжав тонкое запястье и притянув к себе. Елена резко вдохнула и поморщилась.

– Не вздумай! Пусти сейчас же! – прошипела она тихо сквозь зубы.

Ему было страшно признаваться самому себе в том, насколько будоражит желание причинить ей боль. Он не двинулся с места, и женщина ударила его по лицу свободной рукой.

– Ты не моё божество! – прошептала Елена.

Каменная ладонь разжалась. Не оглянувшись, она поднялась наверх, сердито шурша юбкой. В тишине и одиночестве Колычев огорчённо вздохнул. В который раз этот мерзкий щенок портит ему все планы! Он допивал кофе, машинально скатывая между пальцами в блестящий шарик серебряный столовый нож, как если бы тот был из мягкого воска. Затем встал, потянулся и, придав лицу безразлично вежливое выражение, шагнул к двери, из-за которой высунулась и радостно блеснула глазами кудрявая экономка.

Елена прошла через свою спальню дальше, в комнату поменьше, с одним окном. Тут не было очага и давно уже стало тесно от книг. О’Лири стоял к ней спиной, раздеваясь. Чёрные прямые пряди рассыпались по плечам.

– Не играй обиду. Я знаю, что ты улыбаешься сейчас, – сказала она от двери.

Йен обернулся, сдерживая торжествующую усмешку, но увидел, как она растирает одной рукой синяки на другой. Страшные пятна бледнели на глазах, но всё же, выглядели ужасно. Он, было, бросился вон из спальни, но Елена остановила его на пороге.

– Нет, не надо! Оставь. Всё в порядке. Кости целы.

– Прелесть! – возмущённо всплеснул он руками. – Прибил, но не убил! Потрясающе! И как ты прощаешь ему такое?!

– Так же, как тебя за то, что нарочно выводишь его на ссору каждый раз! Брось! Я наблюдаю за этим уже несколько веков, вы никогда не переменитесь! – разделавшись с застёжками, в одной короткой рубашке она забралась под одеяло. – Давай поспим немного, ночь была шумной.

– Моя госпожа! – тихо скользнул он следом, обнимая и прижимаясь к ней, согревая и успокаивая.

Жадно вдыхал медовый запах волос на затылке и прикасался к нежной коже, горячей и в отшлифованных временем шрамах по всему телу. Много сотен лет назад он поклялся служить ей, сопровождать и охранять. Ни разу не став любовником, он не отлучался от неё, и почти всегда был рядом, с небольшими перерывами. Он оставлял Елену лишь на время, доверяя её безопасность и благополучие не всем Живущим Давно. Его любовь и преданность питали и поддерживали древнюю ведьму, а её близость делала дар элементаля сильнее, а самого Йена – счастливым.

Узкое окно давало мало света, особенно в такой ненастный день. Какой-то стук… Елена медленно просыпалась, какой-то неясный звук повторяется в комнате.

Первое же, что она увидела, был ироничный взгляд синих холодных глаз, насмешливо разглядывающих в упор. От неожиданности она испуганно подскочила, резко сев в кровати. Одновременно удержала за плечо проснувшегося Йена. Нельзя дать им сцепиться!

– Здравствуй, милая, – Генрих чуть склонил голову.

Он сидел в кресле у окна, постукивая заострённым железным крюком, заменявшим правую кисть, по подоконнику. Именно этот звук разбудил её. Белоснежный воротничок упирался в выбритое лицо, широкий узел шёлкового галстука серо-серебристого цвета, тёмно-серый костюм с чёрным бархатным жилетом. Волосы брюнета коротко острижены. Он с удовольствием разглядел кольцо с гранатом, которое она до сих пор носит. Это его подарок, купленный в Крумлове в позапрошлом веке.

– Ты напугал меня! – переводила она дыхание, придерживая на груди сползающую рубашку. – Не пробовал приходить в гости, предупредив, как все приличные люди?

– Хелена, ты должна уехать из страны. Арман Эмер просил передать тебе его убедительную просьбу покинуть Россию. Не рискнул писать, опасался, что письмо перехватят.

– С каких пор ты служишь Эмеру?

– Я никому не служу, ты знаешь, милая. А если и помогаю, то исключительно из своей выгоды. У меня готовы билеты. Соберись быстрее, пожалуйста. Приближаются непростые времена.

– Когда они были другими?! – буркнула она.

Недовольно дёрнув голым плечом, выбралась из кровати, и прошла босиком по холодному полу к стулу, на который бросила чулки, блузку и юбку. Вольмер не сводил с неё глаз, ловя каждое движение. Он так соскучился без неё.

– Арман считает обстановку весьма неблагоприятной, и хочет, чтобы ты переждала грядущие перевороты рядом с ним, в Италии.

С трудом оторвавшись от любования женщиной, он перевёл взгляд на растрёпанного О’Лири, который полулежал, опираясь на подушки, и хмуро смотрел на незваного гостя.

– Собачку можешь взять с собой! – пренебрежительно усмехнулся Вольмер и обратился к элементалю. – Каково это: никогда не получать того, что страстно желаешь?

– Ой! Не дёргай хоть ты его, ради Бога! Вот привязались! – она раздражённо возилась с крючками и пуговицами. Потом обеспокоенно обернулась. – Ты встретил Андрея?

– Нет, но сожалею об этом, – вздохнул он.

– Вот ещё вашей драки тут не хватало!.. Хорошо, пройдём ко мне, – кивнула она, пытаясь хоть немного заколоть волосы. Одновременно на ходу повернулась к Йену. – Приведи себя в порядок.

В кабинете потух камин, Елена раздвинула шторы на окнах, впустив матовый зимний свет, и села за стол. Генрих с нежностью разглядывал её.

– И что тебе сделали эти несчастные шлюхи в Уайтчепеле? – спросила она, сцепив пальцы в замок.

Он поджал губы, но выдержал её взгляд, и опустился в полукресло напротив.

– Их не всех нашли…

– Генрих, это отвратительно! Почему ты это делаешь?

– Потому что могу! – его губы усмехались, но синие глаза оставались холодными и неподвижными.

– Маккинли присылал мне эти тошнотворные газетные вырезки! Это мерзость!

– Хелена! У нас у всех есть свои слабости. Например, я – одна из твоих, милая, – обворожительно улыбнулся он. – Сколько времени тебе потребуется, чтобы покончить с делами?

– Неужели настолько всё сложно? – удивлённо приподняла она тонкие брови.

– Эмер убедил меня в этом.

– А он признался, что в очередной раз снабдил оружием обе стороны?

– Нет, но не удивлюсь, если так оно и есть, – кивнул он.

– Хорошо. Так. Подожди. Тогда я должна оформить дарственную на дом и землю в пригороде, сделать переводы моим барышням, и отправить деньги в Вену и Неаполь. Так. И нужно оставить письма, – делала она отметки в толстой тетради.

Он смотрел на неё, любуясь, стараясь дышать медленно. Цвета и запахи становились ярче, будто проявлялись, нарастая оглушающей волной. Он не брал в расчёт О’Лири, собака не помеха. У неё сейчас нет любовника. И Генрих будет с ней сначала в купе поезда, потом они отправятся путешествовать в одной каюте на пароходе. Предвкушение удовольствия – не меньшее удовольствие…

Но Вольмер не сдержался, встал и обошёл стол, подойдя к женщине, наклонился к ней с поцелуем, запустив левую руку в рассыпавшиеся без шпилек тонкие волосы. Елена подалась к нему, прячась в объятиях. Только от его прикосновений по всему телу словно искрились тёплые солнечные блики, и кружилась голова. Лишь он касался так, что она на время была готова забыть обо всём и про всех.

Неслышно захлопнулась дверь, скрытая драпировкой. За окном потемнело от набежавших снежных туч, и сырая ледяная негодующая буря обрушилась на серый город.