Предатель. Вернуть любовь

Глава 5

Утро. Теплое весеннее солнце проникает сквозь створки жалюзи, освещая палату. Маленький проворный луч медленно сползает со стены, бьется в овальное зеркало и снова исчезает, будто растворяясь.

Пустым отрешенным взглядом смотрю ему вслед.

Привет, Аня. Это все еще ты. Другая… Опустошенная. Раздавленная предательством мужа, до сих пор но почему-то живая. Ты дышишь, хоть и с трудом. Анализируешь. И у тебя есть сутки на то, чтобы решить свою судьбу. Хотя в глубине души ты все уже сделала. Еще позавчера. Стоя на пороге той самой квартиры. В момент, когда два крохотных сердечка у тебя внутри замерли навек…

Кусая губы, заставляю себя не плакать. Горло все еще саднит, даже дышать больно. До меня наконец дошел весь ужас произошедшего. Истерика прошла, теперь работает только мозг.

Все вопросы и стенания потеряли актуальность. Произошло то, что произошло. И единственное, что я теперь могу и должна сделать – это уйти. Гордо, молча, без истерик.

Потому что жить с изменщиком и убийцей я не смогу.

Не прощу его!

Никогда не забуду, что он с нами сотворил!

Свесив ноги, шарю в поисках обуви. Простые больничные тапочки находятся почти сразу же. Обуваюсь и, оттолкнувшись руками, пытаюсь встать.

Прислушиваюсь к ощущениям. Будто все затекло, а теперь возвращается в исходное состояние, и этот процесс до скрежета неприятный. Осторожно делаю шаг, морщась от мгновенной стреляющей боли. Готова скулить рыдать взахлеб, но запрещаю! Запрещаю себе любое проявление слабости. Да и толку от моих истерик?

Мои малыши не вернутся.

И я не стану прежней Аней.

Теперь все по-другому.

Маленькими почти невесомыми шагами, цепляясь за стены и рвано дыша, будто инвалид, которого заново учат ходить, я все же добираюсь до ванной комнаты. В зеркало принципиально стараюсь не смотреть. Игнорируя собственное отражение, выполняю все привычные процедуры, которые теперь даются особенно тяжело и занимают уйму времени.

Наконец, сполоснув рот после зубной пасты, разрешаю себе посмотреть вперед. В свои пустые медовые глаза. Напряженно. Неотрывно.

Но ничего.

Никаких признаков жизни.

Саркастически улыбаюсь.

Вот и все, Золушка, закончилась твоя сказка…

Выключаю воду и выхожу.

Не успеваю дойти до середины палаты, как дверь открывается. Заходит мой лечащий врач, но я успеваю заметить в коридоре еще несколько фигур. Егор со своими родителями. Свекры сидят у противоположной стены на диване, сгорбленные и молчаливые. Значит, они уже знают…

Что ж, даже лучше. Потому что сама я не смогу. Не смогу признаться.

Одно дело – узнать, что твоих детей нет, но другое – принять это как данность… смириться.

Нет… я не готова. Никогда не буду готова!

Словно почувствовав неладное, Егор поднимает взгляд на меня.

– Смотрю, вы уже начали вставать, – произносит врач, прикрывая за собой дверь. – Похвально, но не переусердствуйте. Если швы разойдутся, потребуется повторное вмешательство. А вы еще после первого не оправились.

Молчу. Еле доползаю до кровати и сажусь.

Слушаю ее голос и не совсем понимаю. Не могу сосредоточиться.

– Выкидыш, да еще и на таком сроке, к тому же однояйцевые близнецы… Я должна была сказать вам еще вчера, но вы были в таком состоянии… Когда вы поступили на «скорой» ситуация была критическая. Перед нами стояла всего одна задача – спасти вам жизнь. И мы сделали все, чтобы вытащить вас, но… – я с трудом сглатываю ком в горле. – С большой долей вероятности вы уже никогда не сможете родить. Мне очень жаль. Простите…

Интересно, скольким женщинам она говорили эти слова? Сколько раз извинялась за разрушенные жизни? Как часто?

Говорят, у врачей искажено восприятие, они чувствуют и думаю по-другому. Не так, как остальные. А еще они не умеют жалеть. Смерть – это часть их жизни.

Их.

Но не моей.

Не моей, черт вас всех дери!

НЕ МОЕЙ!

Я будто снова в пропасть проваливаюсь. С каждым разом все глубже. Дальше.

Осознание бьет по мозгам. Запоздало. Жестко. Выкручивая притупившиеся эмоции на максимум.

Вспоминаю взгляд Егора. Как он смотрел на меня сквозь дверь палаты. Интересно, он уже узнал хорошую новость?

Детей нет. Возможности забеременеть тоже. Больше ему не придется играть в заботливого мужа.

– Анечка, не убивайтесь вы так. Вы еще молодая, у вас вся жизнь впереди… А деток всегда можно усыновить. Уверена, вы с мужем станете прекрасными родителями…

– Мы разводимся, – обрубаю ее на полуслове. – Нет у меня мужа. Нет и не будет! Как и детей.

– Простите…

– Просто оставьте меня в покое. Я хочу побыть одна.

Я словно в коматозе. Забираюсь на кровать с ногами и сворачиваюсь калачиком.

– Я скажу медсестре, чтобы принесла вам поесть. Отдыхайте.

Она выходит в коридор, и я снова чувствую на себе взгляд Егора.

В его глазах потрясение, боль…

Ему правда больно?

А каково теперь мне? После всего, что он с нами сделал… Рыдания рвутся и моей груди. Прикусываю кулак, чтобы не завыть в голос.

– Аня… Девочка моя…

Ко мне подбегает свекровь. Пододвигает стул и садится. Гладит по содрогающимся плечам. Обнимает, прижимаясь всем телом. Слышу ее сдавленные всхлипы. Как шепчет нежные слова. Говорит, как они со свекром испугались за меня.

– Родная моя, – вытирает слезы с моей щеки. – Как же так, милая? В голове не укладывается…

Скулю.

Не могу сдержаться. Задыхаюсь от боли. Сгораю.

– Девочка моя, – гладит меня костяшками по скуле, вытирая льющиеся водопадом слезы. Снова обнимает, целует в лоб. – Поплачь, родная. Плачь. Я знаю, как это невыносимо. Я все знаю, родная. Когда моя дочь погибла… Мне казалось, что я должна умереть вслед за ней. Но… Как? Как такое могло случиться? Я не понимаю. И Егор молчит. Ничего не говорит…

Всхлипывает. Плачет в голос, а у меня сердце на куски разлетается. Мысленно подмечаю, как она осунулась, будто постарела на несколько лет. Конечно. Мы же так ждали этих малышей. Она вязала мальчишкам пинетки, готовила детскую. А теперь… Надо передать все это в детский дом. Или в больницу. Я займусь этим позже.

– Что случилось, Анют? Вы поругались, да? Медсестра сказала, ты не хочешь его видеть…

Женщина заглядывает мне в глаза с такой нежностью… будто я ей родная. Дочь, которую она потеряла много лет назад.

– Егор… он, – рыдания душат, слова даются с трудом. – Он изменил мне. Я видела все своими глазами, понимаете? Он… Там… с этой блондинкой. Я все видела!

Мотаю головой, пытаясь прогнать навязчивые образы. Утыкаюсь в подушку, но и это не помогает. Болезненный душераздирающий вой рвется на волю. Разрезает мертвенную тишину.

Лидия Петровна с шумом втягивает воздух. Зажимает рот, пытаясь переварить. Не верит. Она в ярости. Красивые зеленые глаза стеклянные от слез. Челюсти плотно сжаты.

– Простите… Я не должна была вам говорить. Простите…

Сглатываю ком в горле. Смотрю на нее с мольбой.

– Пожалуйста, скажите, чтобы он ушел. Я… не хочу его видеть. Пусть не ждет за дверью. Пусть вообще не ждет.

– Да, – женщина медленно поднимается. – Ты права, милая. Ему не надо тут быть. Все верно.

Шаркая, она доходит до двери и, взявшись за ручку, оборачивается.

– Это ты меня прости, Анечка. Прости, что я не смогла воспитать достойного сына… Он не имел права так с тобой поступать. Прости, если сможешь.

Не дожидаясь ответа, свекровь выходит.

– Мам… Как она? – глухой, полностью разбитый голос мужа с силой бьет по нервам.

Меня скручивает новым спазмом. Рука свекрови резко взлетает вверх, встречается с его лицом.

Звонкая пощечина, и яркий отпечаток на щетинистой щеке.

– Как она? Как Аня?! И у тебя еще хватает наглости спрашивать о ее самочувствии? После всего что ты сделал?!

– Лида? Что происходит? – спрашивает подоспевший свекр.

– Пытаюсь понять, как мы могли вырастить такое чудовище!

– Что? Егор?

– Мама права, отец, это все из-за меня… – его голос тихий, как будто… убитый. Егор отворачивается, и снова меня ничуть не трогает его состояние. Наоборот. Я так сильно его ненавижу, что кажется готова испепелить одним взглядом. Растоптать. Разодрать в клочья.

К счастью, в эту минуту к ним подходит молоденькая медсестра, кажется она просит их удалиться. Больница не место для семейных разборок.

Какая ирония.

А ведь именно семья Булатовых вот уже несколько лет активно спонсирует все местные клиники. Именно они финансировали ремонт родильного отделения. И именно здесь я должна была стать мамой.

Пока я еще обеспечена уходом. Лучшая палата, внимание персонала. У меня есть все привилегия. Думаю, развод это изменит.

Вместе с фамилией, я верну Булатовым все, что мне не принадлежит. Драгоценности, студия в центре города, акции семейной компани.

Я не возьму у них ни копейки.

Зачем?

Я уже попробовала богатую жизнь – ничего хорошего она мне не принесла.

Разные мысли носятся в голове. Неприятные. Одна страшнее другой.

Чувствую себя так, будто меня замуровали в огромном аквариуме и заливают ледяной водой. Я барахтаюсь, зову на помощь, но никто не слышит. Утопаю, не в силах сопротивляться.

Но я же сильная.

Всегда была сильной…

Уговариваю взять себя в руки. Осторожно приподнимаюсь на локтях, беру с тумбы свой телефон и набираю единственный, сохраненный в «Избранных» номер.

Глава 6

Очередной осмотр у врача, УЗИ. Тамара Николаевна Новикова – один из ведущих специалистов клиники отрывается от изучения моих анализов и смотрит в глаза. На ее тонких губах играет теплая улыбка.

– Все в порядке, вы смело можете ехать домой.

Она снова что-то печатает на ноутбуке, а меня точно током бьет от ее слов. Дом… Знать бы, где он теперь. С кем…

Сглатываю, пытаясь унять вновь участившееся сердцебиение. Дышу через нос. Маленькими ровными вдохами.

Спокойствие, главное ни о чем не думать.

– Тогда, я пойду собираться? – медленно встаю, потому что резкие движения все еще причиняют мне дискомфорт. Дожидаюсь уверенного кивка и бреду обратно в палату.

Сегодня мне впервые разрешили самостоятельно подняться на пятый этаж. Такое вот небольшое путешествие для ходячего трупа.

Пока иду, снова прокручиваю в голове план действий.

Первое время поживу у подруги, благо у Кати своя двухкомнатная квартира и огромное доброе сердце. Стоило ей узнать, что случилось, через полчаса она уже сидела рядом, обнимая и плача вместе со мной. Мы не говорили, вообще не касались произошедшего. Словно и не было никакого Егора, ничего, что связано с ним и его фамилией. Подруга ни разу не произнесла его имени, хотя в уме (я уверена) насылала на него самые страшные проклятия. Катя никогда его не любила. Не знаю, почему. Просто… терпела. Ради меня. Ради моего, оказавшегося неимоверно хрупким, искусственным, как мыльный пузырь, счастья. Я мечтала, что она станет крестной моим мальчишкам и тогда, волей-неволей ей придется найти с моим теперь уже почти бывшим мужем общий язык.

Бывший…

Еще пару дней назад я бы рассмеялась в лицо любому, скажи он, что однажды я захочу развестись с Егором.

Самое вероятное нам всегда кажется невероятным.

Так и случилось.

Я это сделала. Вчера. Просто зашла на сайт и заполнила заявление. Легко. Ненавязчиво. Без раздумий.

Сама не поняла, как заполнила все данные и нажала на маленькую кнопку внизу.

Это заняло у меня меньше минуты. Совсем, как его решение мне изменить. Уверена, Булатов недолго сопротивлялся. Иначе ему бы хватило ума отвезти ее в отель, да в любое другое место, куда угодно, но только не в нашу с ним квартиру. Не в день нашей свадьбы! И уж точно не за несколько часов до обещанного им сюрприза!

Невероятно, как легко он со мной расквитался.

С моей любовью… детьми…

Он убил ВСЕ.

За что?

Наверное, это единственный вопрос, который я хочу ему задать перед разводом.

За что, Егор?

Что я тебе сделала?

В ответ привычная тишина, бледно-голубые стены и одинокая дорожная сумка на кровати.

Я складываю в нее все свои пожитки – свекровь привезла их из дома, чтобы мне элементарно было в чем ходить, и ничего не чувствую. Абсолютно.

Агонии нет, как и боли. Во всяком случае пока. Внутри – пусто. Голая выжженная пустыня без каких-либо признаков жизни. Только разум, холодный расчет и желание завершить это как можно раньше. Хотя, не понимаю, насколько это нормально. После всего, что со мной случилось… И можно ли такую непробиваемость назвать здоровой?..

Не знаю.

Знаю одно – как раньше уже не будет. Никогда и ни с кем. Ни за что!

Закрываю сумку на молнию и иду переодеваться. Простые черные брюки, футболка в тон, белые носки и кроссовки. Собираюсь я на удивление быстро, по-прежнему игнорируя зеркало и избегая смотреть себе в глаза. Живот тоже стараюсь не трогать. Одергиваю ладонь стоит только оказаться в опасной близости. Сжимаю в кулак, впиваясь ногтями в кожу ладоней. И считаю до трех.

Стресс дает о себе знать. Убийственная темнота в голове, минутное забвение, накрывающее титановым куполом. Несколько секунд прострации, словно меня выкидывает за пределы реальности. Потом пробуждение, откат к прежним настройкам и пресловутый страх неизвестности, будь он неладен!

Моргаю несколько раз.

Подхожу к окну и смотрю вдаль, на раскинувшийся внизу город. В парке как всегда людно, пациенты прогуливаются по тенистым аллеям, то тут и то там мелькают люди в белой, голубой и бордовой форме врачей, в зависимости от их специализации. У одной из скамеек замечаю своего лечащего врача. Тамара Николаевна разговаривает по телефону, и разговор явно не из простых. Я вижу, как она активно жестикулирует, размахивает рукой, объясняя или скорее вдалбливая что-то невидимому собеседнику.

Мне она всегда казалось очень сдержанной, чересчур спокойной…

Вспоминаю, каким тоном она говорила со мной и в очередной раз убеждаюсь, как одни и те же люди могут быть настолько разными в зависимости от ситуации. Даже интересно узнать, что такое должно было случиться, чтобы вывести Новикову из себя…

Тихий голос свекрови словно выдергивает меня из задумчивости.

– Анют, ты готова?

Поворачиваюсь к ней лицом.

– Мы приехали за тобой.

Глава 7

– Где твои вещи? Отец сейчас поднимется, он решает вопрос с парковкой.

Свекровь оглядывается по сторонам и, заметив дорожную сумку, уверенно идет к ней.

– Это все? Ничего не забыла? Не хотелось бы потом возвращаться.

Она говорит быстро, ласково, с напускной бодростью. Держится ради меня, и только уставший взгляд выдает истину. Ей больно, ужасно невыносимо больно. Совсем как мне.

– Лилия Петровна, – подхожу к ней и беру за руки, разворачиваю лицом. – Не надо. Я не вернусь…

Сердце ноет, слова даются с трудом, но я все же произношу их. Медленно, глядя в глаза. Честно.

– Я подала заявление. Скоро нас с Егором разведут и будет странно, если я продолжу жить вместе с вами. Пожалуйста, поймите меня правильно…

– А кто сказал, что я тебя не понимаю? – шумно сглатывает и тянет меня вниз. Не разжигая рук, садимся. – То, что сделал мой сын… – глубокий вздох. – Это ужасно. Подло… Ему нет оправдания! И будь он тысячу раз моим ребенком, я не могу ему этого простить! Как женщина, как мать, да как человек в конце концов! Не могу! И то, что ты сейчас чувствуешь я тоже понимаю. Знаю не понаслышке!

Женщина заглядывает мне в глаза. Застывшие слезы мерцают на фоне радужки, внутри все сжимается.

– Теть Лид… не надо. Только не плачьте, прошу вас. Я и так держусь из последних сил, но если и вы заплачете, я просто сломаюсь, – осторожно произношу я, не отрывая взгляда от свекрови. Хочу прочесть каждую эмоцию на ее лице.

– Прости, милая, прости, – она проводит по моей щеке ладонью, заправляя длинную прядь за ухо. – Все. Я не плачу. Больше никаких слез, – глубоко вдыхает, оглядываясь на дверь. – Что-то Сережи долго нет, застрял что ли? Давай выйдем ему навстречу.

Свекровь поднимается и берет мою сумку. Другой рукой тянется за тонким вязаным кардиганом, протягивает мне.

– Накинь, милая. Там сегодня прохладно, не простудись.

Я устало вздыхаю.

– Теть Лид, я не поеду с вами… Пожалуйста, не уговаривайте. Я уже все решила.

Голос ровный, уверенный. Я говорю предельно спокойно, хотя у самой внутри полный раздрай. Несколько секунд смотрим друг другу в глаза. Она пытается прочитать мои мысли, я – не обнажить больше того, что решила показать. Наконец, свекровь отступает.

– Ладно, может ты и права, – грустная улыбка едва терпится на красивом лице. Она дожидается, когда я надену кардиган и после произносит тихо: – Но проводить тебя мы же можем? Хотя бы до дома.

– Конечно, – прикрыв на мгновение веки, я делаю шаг и обнимаю ее. Крепко-крепко. Прижимаюсь всем телом, наполняя легкие любимым дорогим сердцу запахом. – Спасибо.

Женщина кивает, я чувствую, как она дрожит. С трудом сдерживая слезы.

Закрываю глаза. Ураган внутри усиливается, груди распирает от разных эмоций, но я держусь. Стоически не даю себе сломаться. Ради нас. Ради этой прекрасной, чуткой, необыкновенной женщины, грусть и тоска по которой уже разрывают мне сердце.

Мы всегда были особенно близки со свекровью. Я влюбилась в нее с первого взгляда. Сразу, безоговорочно. Идеальная хозяйка, безупречная мать и жена, добрая, заботливая, родная. Как бы банально не звучало, но Лидия Петровна заменила мне мать. Да, именно мать! Она учила меня всему, она помогала, поддерживала во всем. С ней я узнала, что значит, когда о тебе заботятся, когда тебя ждут, любят и ценят. Она – часть меня, и мне безумно будет ее не хватать.

– Я буду скучать, – отчаянно борясь со слезами.

– Так говоришь, как будто мы больше не увидимся. Ты же не уедешь от нас? Не сбежишь на другой конец мира? Если так, то я поеду с тобой. Ты же знаешь, я могу это сделать.

Она переходит на шуточный тон и нежно треплет меня по щеке,

Я представляю, как моя милая свекровь в плаще а-ля секретного агента крадется за мной по улице, и не могу сдержаться. Улыбаясь, целую ее в лоб.

В этот момент в палату заходит Катя. Секунду смотрит на нас, анализируя ситуацию, и только потом бодро здоровается.

Ее звонкий голосок разносится песней, вызывая у нас искренние улыбки.

Катя моя погодка. Мы познакомились с ней в университете, на паре по психологии. Была практическая работа и преподаватель попросила нас разбиться на пары, чтобы было легче работать. Катя подсела ко мне и с тех пор мы не расставались.

Нам часто говорили, что мы с ней похожи, некоторые даже считали нас сестрами. В какой-то момент нам так надоело всем объяснять, что мы не родственники, что мы просто забили. Пусть думают, что хотят. Тем более со временем наша дружба переросла уже в нечто намного большее, так что я совсем не против иметь такую классную сестру.

Красивую, добрую, честную, да еще и умеющую за себя постоять. Прибавьте к этому еще и строгую внешность, средний рост и идеальную фигурку с длинными темными волосами, и получится моя Катрин. Лучшая из лучших!

Обменявшись приветствиями, Катя забирает у свекрови мои вещи, и мы все вместе выходим в коридор. Заходим в лифт. Двери начинают закрываться, но в последний момент я все же успеваю заметить в проеме девушку. Она стоит спиной и вроде бы не должна привлекать внимание, но яркие блондинистые волосы больно царапают взгляд. Незнакома останавливается, смотрит по сторонам, что-то высматривая…

Меня передергивает. Мысль о том, что это могла быть любовница Егора впивается в голову и затмевает все остальные. Пальцы непроизвольно сжимаются в кулак, обида бьет по венам, мне дико хочется догнать девушку и, развернув ее к себе, потребовать объяснений. Убедиться.

К счастью створки лифта оказываются проворнее. Они бесшумно съезжаются, отрезая меня от блондинки. Дыхание выравнивается, и я разжимаю руки.

Спокойно, Аня. Спокойно.

Тебе просто показалось.

Кажется, тебя еще долго будут преследовать белобрысые видения…

Только на улице окончательно понимаю, как мне все это время не хватало банального свежего воздуха. Делаю глубокий вдох, подставив лицо солнцу, жду, когда свекр закончит укладывать вещи в багажник и после ныряю в его большие теплые объятия.

– Ну здравствуй, дочка.

Он, как всегда не многословен. За что я ему бесконечно благодарна. Мы все еще долго не будем в состоянии о чем-либо говорить.

– Как ты? Я не успел поговорить с твоим врачом.

– Нормально, – сглатываю. На большее элементарно нет сил. – А вы?

Пожимает плечами.

Не смотрит в глаза.

И это новая грань боли. Видеть перед собой некогда сильного, уверенного в себе человека,

который задумчиво смотрит сквозь тебя. В пустоту, которая постепенно заполняет нас всех, и уже видимо никогда не наполнится по-настоящему…

– Катюша, ты не против, если мы подвезем вас? – спрашивает свекровь, становясь рядом с мужем. Я смотрю, как она берет его за руку, их пальцы сплетаются, соединяясь в замок, и внутренне отмираю. Когда-то я мечтала о таком же. Чтобы понимать мужа без слов, помогать и поддерживать, когда это нужно, чувствовать…

Но вместо него рядом Катя.

Я стою в кольце ее рук и отрешенно смотрю на дорогу. Боковым зрением улавливаю движение, и это нормально. Большая, вполне именитая клиника. Люди со всего города приезжают сюда ежедневно. Ненормально другое – меня вдруг бросает в жар от приближающегося к нам автомобиля.

– Конечно, – отвечает подруга, но я уже не слышу.

Шум мотора и шелест шин перекрывают все звуки. Словно кто-то выдернул меня из привычной среды и вмиг поместил в вакуум. Я смотрю на силуэт в окне и сжимаюсь. Сжимают от внезапных ощущений. От ощутимого укола в сердце огромной острой иглой.

Егор.

Какого черта он тут делает?!