Может, взять и влюбиться без ума?!
Ой, кто бы помог?!
Но если признаваться во всем, то было ужасно стыдно перед своей совестью, принципами, телом, в конце концов.
Как назло, Ярослав становился все ненасытней, а я уже не находила поводов отказывать ему.
Так, пожалуй, я сопьюсь, но другого выхода нет. О-о, бедная моя печень, и бедные мои почки, вены, жилы, мозги и прочая анатомическая рухлядь. Сколько я смогу еще так продержаться?
Но все было, как на автомате…
И Кирилл тоже. Как застрявший кадр в проекторе. В темноте лицо Ярослава сливалось с лицом Кирилла, причем даже тогда, когда я вообще не хотела думать ни о ком другом. Даже запах, тепло и движения иной раз заставляли открывать глаза и всмотреться в лицо, глаза, силуэт только для того, чтобы убедиться, что со мной не Кирилл, а Ярослав, и это – галлюцинация.
Мне было и приятно, и гадко. Не знаю, как удавалось переживать оба этих чувства одновременно. Скорее всего, первое я ощущала с закрытыми глазами, второе – когда открывала их. И я не могла заставить себя отказаться от спиртного. Я балансировала на грани разоблачения, всеми способами пытаясь замаскировать свое вынужденное пристрастие.
Я делала вид, что мне безумно нравится его коллекция вин и, заранее выпив что-нибудь покрепче, просила налить к ужину вина. А выпив дома, использовала специальные пастилки для устранения запаха алкоголя. Часто использовала такие уловки, что хитростью вынуждала Ярослава выпить вместе со мной, и он не ощущал разницу в дозах выпитого.
А еще в его холодильнике всегда было пиво и соленые орешки. Это тоже был один из способов затуманить разум. Никто не считал пиво алкогольным напитком. Это как выпить теплого молока на ночь для хорошего сна.
Или же я просила уже знакомых барменов подливать водки или рома в безалкогольные коктейли. А если Ярослав замечал запах, то я растерянно признавалась, что понятия не имела, что коктейль был с добавкой спиртного.
Но когда выпивала больше своей нормы, трудно было контролировать координацию, тогда Ярослав злился, нервничал и недовольным тоном делал замечание.
Хм, тоже мне, папаша нашелся!
Скорее всего, он не понимал, почему я пью, списывал на случай, совпадение. Ведь я никогда его не отталкивала… почти. Когда не удавалось выпить хотя бы рюмку, при малейшем намеке на постель настроение резко менялось, и я делала все, чтобы испортить настроение ему. Ярослав бесился, ревновал. Но лучше так, чем совершать неимоверное усилие, чтобы не представлять на его месте Кирилла и при этом не назвать чужого имени.
Но насколько меня хватит, не представляла. Хорошо, что мы встречались не каждый день. Иногда я, намеренно или нет, задерживалась на работе допоздна. Моя печень могла сделать передышку.
Наши отношения стали более или менее терпимыми и для него, и для меня. Я имею в виду, что перестала слишком задираться и возникать по поводу и без повода.
Ага! Думали на этом всё?!
Меня хватило на один месяц. И то, видимо, весна в расцвете, авитаминоз, мой дрянной характер уснул, да просто не хотелось бурь и штормов. Еще приболела мама, и, если бы не связи Ярослава, вряд ли мы быстро нашли нужное лекарство, которое оказалось как нельзя вовремя и спасло ее от тяжелых процедур традиционной медицины.
К концу весны мама стала прежней: здоровой, сильной и воодушевленной.
Я тоже как-то ожила. Воскрес и мой прежний задор. На носу было лето, море, солнце и песок. А вскоре и приезд Анны и Лизки, по которым я жутко соскучилась.
Кстати, одна сестра не знала, что творится в личной жизни другой сестры. Ярослав был тайной для всех. Смешно, но даже мама до сих пор его не видела и не была с ним знакома.
Но так случилось, что Анна и Лизка сами первыми познакомились с моим «завоевателем».
Двадцать шестого мая самолет Анны и Лизки прибыл в аэропорт Симферополя. И я никак не ожидала увидеть на стоянке такси машину Македонского. Меня прямо заклинило на полушаге. И что удивительно, его глаза точно усекли меня в толпе народа, выходящего из аэропорта.
Что он тут делал, понятия не имела. Только когда Серега погрузил нас вместе с чемоданами в машину, Ярослав рассказал, что был здесь по делу. А когда соскучился по мне, позвонил на мобильный и попал на мою мать. Тут-то он и выяснил, что его обожаемая Полина без его ведома, а самое удивительное, и без присмотра, находится в Симферополе. Ярослав сработал быстро: узнал рейс, время прибытия и с довольным, но загадочным выражением на лице встретил нас на стоянке аэропорта.
Фух, кажется, это было так.
При сестре и племяшке я не стала распыляться и устраивать что-то вроде разборки в Бронксе. Лизка лихо вспомнила лицо Ярослава и завязала дружелюбный разговор.
Похоже, он ей понравился. Да и Аньке тоже.
А я же всю дорогу ехала молча, отвернувшись к окну, и злилась, что в глупую бизнес-историю теперь были впутаны мои родственницы и мать (раз уж он с ней познакомился по телефону).
Нет, ну надо же: почти год его скрывала, а теперь раз – и он в одно мгновенье завоевал симпатию Аньки и Лизки. Я злилась и на них!
Ну как он мог им понравиться? Разве они не видели, что он обычный бабник и ломовой?
Еще больше взбесило то, что Ярослав пригласил моих на прогулку по морю на своей яхте. Лизкин визг прямо-таки пронзил все внутренности. А что в этом было особенного? Яхта как яхта! Большая радость была на ней проторчать!
На вопросительный взгляд Ярослава я ответила испепеляющим взглядом и еле слышным шипением. Тоже мне, любимец публики!
Мама встретила нас у ворот. Анька и Лизка кинулись ее обнимать, а Серега пошел сбрасывать балласт. Я же, перед тем как выйти из машины, снова обожгла Македонского взглядом и недовольно процедила:
– У тебя здорово получается подкупать людей!
На мое высказывание он ответил недоуменным пожатием плеч, а потом и молчаливой усмешкой. Я не пожалела сил и захлопнула дверцу машины с неимоверным грохотом.
– Ты бы хоть машину пожалела!– возмутился Серега, садясь за руль.
– Рот закрой!– хладнокровно улыбаясь, пробурчала я.
На обеде мама, Анна и Лизка бурно обсудили мои отношения с Ярославом. Никакой радости от приезда родственников не осталось.
Что это было за беспричинное бешенство?!
Единственное, что облегчило состояние, так это то, что с началом летнего сезона у Ярослава прибавилось работы чуть ли не в пять раз. По такому случаю я выпросила у Зинаиды Степановны, нашей заведующей, двухнедельный отпуск за свой счет. Скрипя зубами, старушка отпустила.
Лизка снова связалась с местной бандой пацанов: Васькой и Валеркой. К ним присоединилась и я. Мы снова стали болтаться по округе в поиске приключений. Анька застряла в огороде с мамой.
Вот что им было за удовольствие – возиться с землей, цветами, помидорами и огурцами, когда такое лето начиналось?! Понятия не имею!
Все было бы неплохо, но надо было вмешаться Лизке и столкнуть меня нос к носу с Македонским. Она где-то шарилась с пацанами и встретила его. О чем уж они там говорили, ахез, но, видно, мне была передана только малая часть информации.
– Яра передал тебе, что заедет завтра вечером.
– О, а вы уже так близко познакомились?– с внутренним протестом спросила я.
– В смысле, Полин?
– Яра?!
– А-а, ну это же его прозвище?– невинно улыбаясь, ответила Лиза.
– Вот и я о том же. В следующий раз даже не смей с ним заговаривать!
– Я не поняла?
– Чево тебе непонятного?– вспылила я.
Анна тут же бросилась защищать свое «яйцо»:
– Ты что на нее орешь?
– Я не ору!
– Аж на огороде слышно.
– Знаешь, вот иди на свой огород и не лезь в мои дела!– раздражительно бросила я.
Сенька сердито зарычал у моей ноги.
– А ну, пошел вон!– прикрикнула и на него.
Сестра и Лизка недовольно переглянулись друг с другом и обиженно ушли за дом.
– Подумаешь, какие чувствительные!– возмутилась я и пнула землю носком тапки.
Что со мной происходило тогда?!
Как и было сказано, Ярослав заехал вечером. Мы уже помирились с Лизкой и сидели на лавочке за двором с чашкой семечек на коленях. Я не сразу разглядела в клубе пыли машину Ярослава. Но когда Лизка ткнула меня пальцем в бок, я оглянулась и увидела «героя моего романа».
Он весело улыбался в открытое окно.
– Привет красавицам! Как дела?– громко спросил он и вышел из машины.
– Привет, Яра. Все классно,– крикнула в ответ Лизка.
Я осуждающе оглянулась на нее, но промолчала. В груди возникла какая-то неуютная теснота. Я оперлась ладонями о лавку и склонила голову к груди, пытаясь наладить дыхание.
Ярослав обошел машину и достал из багажника ведро, полное черешни.
Ведро черешни?! Которая в этом году вымерзла, а он ее где-то раздобыл?!
– Это вам, девчонки,– довольно поднес ведро к лавке Ярослав и подмигнул мне.
– Ух ты, а я думала, мы в этом году останемся без черешни. Ура!– заликовала Лизка.– Спасибо огромное!
– Да на здоровье! Лето, оно на то и лето, чтобы баловать себя фруктами,– щедро бросил Ярослав.
Тоже мне, добродетель!
– Лиз, давай я помогу отнести черешню во двор?– предложил Ярослав.
– Пошли, я как раз помою ее.
Он донес ведро до веранды и вернулся к моей лавочке за двором. Присел рядом и, как ни в чем ни бывало полез обниматься и целоваться, но я сразу же пресекла его попытки.
– Что нужно?– оборвала его зашкаливающее радостное настроение.
– Полин, я так соскучился, а ты – как неродная?!– растерянно спросил он.
– С каких пор это мы родственники?
– Полина!
– Слушай, грамотей, тебя кто просил с моими знакомиться, а? Мы, кажется, договаривались, что не будем вмешиваться в жизни друг друга?
– Господи, как ты серьезно об этом говоришь, как будто катастрофа произошла?– посмеялся он.
– Да, катастрофа!– повысила голос я и вскочила с лавочки.– Вот щас, зачем ты приехал?
– Хотел забрать тебя с собой…
– А на фига?!
– Я что-то не понял, ты что, снова хочешь поругаться? У меня в коем-то веке выдался выходной. Ты в отпуске. И что, я не могу провести время с любимой женщиной?
Вот странно-то было, что вместо того, чтобы отреагировать на слова «любимая женщина», я завелась оттого, что кто-то разболтал ему о моем отпуске. И я догадывалась, кто это был!
– По-моему, ты в курсе всех моих дел?
Он тяжело вздохнул и, ударив себя по коленям, сухо сказал:
– Ладушки, я буду краток: завтра у меня открытие ресторана «Инь-Янь». Китайские партнеры хотели бы, чтобы и ты присутствовала. Может, помнишь, повар обещал приготовить для тебя особенное блюдо?
Я потопталась на месте и оглянулась вокруг, чтобы понять, что хочу ответить.
– Я тебя не задержу. Можешь быть только на официальной части,– разочарованно продолжил Ярослав, наблюдая за моими выкрутасами.
Я погладила пальцами лоб, опустила глаза и вернулась на лавочку.
– Слушай, прости… Я действительно переборщила. Не знаю, что на меня нашло… Со своими переругалась, с тобой – черт знает что…
– Ну почему же, со мной у тебя полное взаимопонимание и взаимоуважение,– с какой-то горечью проронил Ярослав.
Я устало усмехнулась самой себе и, вздохнув, откинулась на забор.
– Может, нам расстаться? Ты хоть здоровье сохранишь…
Ярослав ненавязчиво склонился надо мной и, заглянув в глаза, будто прося разрешения, нежно поцеловал в уголки губ, кончик носа и подбородок. А я закрыла глаза и подалась ему навстречу…
Мы целовались недолго. Я резко отстранила его рукой в грудь и сухо проговорила:
– Все. Хватит. Я устала.
– Ладушки,– грустно, но с неожиданным пониманием ответил Ярослав.– Если тебе нужен перерыв, хотя я не понимаю, что с тобой творится, то готов дать тебе время?
А какой смысл? Как будто что-то изменится.
– Я пойду с тобой…
– Хочешь, захвати своих? Девчонок пригласи?
– Ты очень щедр, но не стоит,– отказалась я.
– Хорошо,– отступил он и поднялся с лавки.– Ты такая странная… Правда. Я начинаю сомневаться, что тебе знакомы человеческие чувства…
Это был удар ниже пояса!
Я даже ничего не смогла придумать в ответ. Да и все, что бы ни сказала, оказалось бы недостаточным. Двадцати семи градусов по Цельсию не хватило, чтобы согреть меня. Стало мерзко холодно внутри.
Со стороны кажется, что я совсем потеряла рассудок и то самое человеческое лицо?! Но я-то – в полном порядке!
В голубой атласной блузе с вышивкой, широких шифоновых брюках и черным жемчугом в волосах я появилась в холле ресторана «Инь-Янь», заранее договорившись с Ярославом встретиться на месте.
По его взгляду сразу поняла, что он ждал меня, но был в плохом настроении, напряжен и неразговорчив. Я же дала себе слово: держать себя в руках. Хотелось сохранить приятное впечатление у китайских партнеров. Уж больно они понравились своей детской непосредственностью и беспричинным уважением ко мне.
Первый этаж ресторана – кофейня, сегодня был залом для встречи гостей и торжественной церемонии открытия, а зал второго этажа был специально отведен для неофициальной части мероприятия.
Конечно, дизайнер из Кашгара сделал это место божественным, если это сравнение было позволительно для Алушты. Но в отличие от подобных ресторанов где-то еще, сделанных лишь по картинкам из журналов, кадров телепередач и кино или по проектам наших дизайнеров с богатой фантазией – это место отдавало истинным духом востока. Я же как особа впечатлительная и эмоциональная действительно ощущала себя где-то в тихом районе шанхайского городка. Здесь даже за окнами были ставни с пейзажем китайских улочек и богатых садов с сакурой, несмотря на то, что это было совсем из другого огорода!
И все же это был, пожалуй, самый шикарный проект Македонского! И он меня впечатлял.
– Поздравляю тебя! Хорошая работа!– заметила с энтузиазмом и от искренней радости за успешный проект довольно обвила рукой локоть Ярослава.
Он сразу же положил ладонь на мое запястье и, пока не прошла торжественная часть, так и не отпустил от себя.
Зрительно заметила, что на это событие прибыло много новых лиц, которых ранее не встречала, и уровень сегодняшней презентации разительно отличался от презентаций других ресторанов. Было заметно, что прибыла элита в истинном значении этого слова. Приехали гости из Киева, Петербурга, Краснодара, Ростова, Казахстана и, конечно, Китая. Местных толстосумов было меньше, но и они выглядели и держались более солидно, чем на здешних мероприятиях. Проект не на словах был шикарным и значимым. И рисковым. В него были вложены огромные деньги верхушки сообщества этого вида бизнеса, задействованы широкие связи и всевозможные торговые, правовые и исполнительные структуры. Выход на международный уровень франчайзинга открывал Македонцу солидную перспективу в бизнесе.
Я хоть и мало имела отношения к этому событию, но все равно чувствовала свою причастность и гордость за Ярослава. Ведь я же была рядом с ним, когда китайский проект был исполнен в кратчайшие сроки. Конечно, если бы не пустовавшее здание замороженного проекта аптеки, то вряд ли, спустя три месяца после заключения контракта, мы праздновали открытие ресторана.
Хотя, что там вроде бы обустроить готовое здание: тяп – ляп, и готово? Но все материалы до самой незначительной мелочи были поставлены из Китая. Персонал набран самый лучший и выдрессирован, иначе не скажешь, по специальной методике обучения обслуживания восточной кухни. Краем уха услышала, что при подборе кадров имел место фейсконтроль. И неудивительно, что одному официанту за день было обещано столько, сколько зарабатывала я за месяц на своей почте. Во всем этом уже и был семидесятипроцентный успех предприятия.
Все-таки Македонский был талантливым ресторатором и оправдывал свое прозвище!
Ну, а какой оказался шеф-повар! Еда… м-м-м, просто пальчики, то есть палочки, оближешь!
За большим круглым столом в центре зала мы сидели вместе с китайскими партнерами, их переводчицей, неким Петром Алексеевичем Загвоздским, пожилым мужчиной, давним знакомым Ярослава, и супружеской парой, партнеров из Ростова. Все было чин-чинарем: дружелюбно, уважительно, изыскано, безупречно. Я вела себя безукоризненно, даже Ярослав был несколько изумлен моим поведением.
Я же играла роль великосветской стер… нет, не стервы, а дамы (невольно навязывалось это словосочетание, которое я применяла исключительно для госпожи Белохвостовой). Это было даже не актерство, а игра энтузиазма и настроения. Впервые мне нравилось все в этом собрании интеллигентных и деликатных персон. Казалось, и мое общение с Ярославом всегда могло быть таким же…
– Мы, мужчины, хоть и просчитываем всю техническую сторону предприятия, успешно ведем бизнес, но все же не так чувствительны к духовной стороне дела,– заметил господин Загвоздский, когда речь коснулась о вдохновителях идей.– Пусть не обидятся наши восточные друзья, но жизнь и гармонию в наши проекты вдыхают женщины.
– Вы совершенно правы,– искренно согласились китайцы.– Нет Инь без Янь.
– Мне нравится в восточных людях, что их мировоззрение пропитано вековой философией, вековыми традициями,– вдохновенно прошептала я Ярославу.– Когда они что-то делают, что-то говорят – это всегда гармонично, стильно и отдает потрясающей безмятежностью. Вот что значит иметь духовный и культурный стержень! Не то, что мы!
– Ты очень красиво сказала!– приятно удивился Ярослав и ласково посмотрел в глаза, а затем и на мои губы.
– Как вы критичны к своей культуре,– тихо заметил Загвоздский, услышав мое размышление.
– И все-таки, согласитесь, есть определенная красота в фундаментальности, цельности их взглядов?– отметила я.– Нам вряд ли достичь такого высокого уровня культуры. Мы все больше единоличники, верим в то, что хотим, у каждого своя правда, своя хата с краю…
Петр Алексеевич серьезно сдвинул брови и мельком взглянул на Ярослава, и затем снова на меня.
– Вы глубоко мыслите, Полиночка.
На губах Ярослава скользнула загадочная улыбка.
– Какую музу ты себе отыскал, Ярослав!– добавил Петр Алексеевич.
Ярослав молча поцеловал тыльную сторону моей ладони и еще раз улыбнулся.
– Петр Алексеевич, но ведь это же признают все современные культурологи и историки? Если есть что-то незыблемое, простое по своей сути, и к тому же неразрывно связанное с истинным благом, то это несет огромный заряд для долгой жизни и процветания какой бы то ни было цивилизации.
– Что вы подразумеваете под истинным благом?– заинтересованно спросил Загвоздский и откинулся на спинку стула, чтобы полностью обратиться ко мне лицом.
Неожиданно подключились и китайцы, переводчица была с тонким слухом и переводила все без остановки.
Я смутилась от их пристального внимания, но, получив улыбки одобрения со стороны остальных собеседников, снова вдохновлено продолжила:
– Восточная философия построена на принципах гармонии с природой, верно? А если жить в согласии с тем, что произвело нас на свет – это беспроигрышный вариант. Разве не так?
– Вы достойный собеседник за нашим столом,– признался один из китайцев, имя которого, я даже произносить не хотела, чтобы не оскорбить человека своим корявым произношением.
– Ну, конечно, в словах это звучит патетично, но, когда все это обрастает реальной жизнью реальных людей, обстоятельствами и прочим, то, в принципе, все становится понятным и вызывает восхищение. Очевидно же, что у нас этого не хватает? Но это субъективные ощущения,– вдруг начала оправдываться я.
– Русский человек для нас тоже загадка,– перевела переводчица того же китайца.
– А мне нравится, что вы не постеснялись сказать то, о чем думали, и это было откровенно,– рассудил Петр Алексеевич.– Я вас как-то другой себе представлял!
– А-а, вы, наверное, много лестного слышали обо мне от Ярослава?– посмеялась я над собой.
– Действительно так.
Я оглянулась на Ярослава и прищурилась.
– Я всегда говорю только правду,– клятвенным тоном заверил Ярослав,– ты самая замечательная женщина в моем окружении… Да извинят меня дамы за нашим столом.
О-о, как это звучало!
– Да что вы, Ярослав,– улыбнулась Тамара, партнер из Ростова,– приятно знать, что мужчина так ценит свою женщину. Для нас так и должно быть – единственная и незаменимая.
Я смущенно опустила глаза.
Ой, приятно-то как было! А главное – искренне, неподдельно! Прямо как когда-то в кругу своих самых близких друзей и подруг, но только без лоска, церемоний и такой патетики, что ли. Вообще, от патетики всегда немного подташнивает, но когда есть достойный собеседник, или хотя бы понимающий человек, то несложно переключаться на другие волны, по которым тоже иногда хочется плыть. Жизнь ведь не только регулярное избегание скуки, дрыганья до утра под латино, бабский трёп, смена постелей, истерики по вечерам, но и время от времени наслаждение сознанием своего совершенного бытия.
И все-таки мне нравилась жизнь истинной элиты, если она была неподдельно гармонична и глубока. Я видела несколько редких примеров тому, будучи женой Белохвостова.
Ну, надо же, как я спокойно об этом помыслила?! Все-таки ты, Кирилл, уходишь в безвозвратное прошлое. Ну, и бай-бай тебе, мальчик!
Мы еще около часа говорили о культуре современного времени, об искусстве, хотя я мало что в нем понимала, но, тем не менее, высказала свою точку зрения об эстетическом вкусе, затронули политику, экономику (ну, а как же мужчинам не потешить самолюбие, не высказав твердое убеждение в неверности выбранного правительством пути?).
В общем, я находилась в полном удовлетворении от вечера, компании, беседы и ощущения абсолютной гармонии с самой собой.
И Ярослав был рядом. Совсем не мешал. Его глаза сверкали загадочно. Он часто, будто случайно, касался меня, нежно-нежно улыбался, и каждое его слово было обращено ко мне. Только ко мне…
Мне так казалось тогда!
А потом китайцы пожелали отправиться в отель. Пара из Ростова нашла своих партнеров за другим столиком, и за нашим столиком остался только господин Загвоздский, милый старичок, которого я уже где-то встречала.
Ярославу позвонили, и Петр Алексеевич пригласил меня на танец. Мы еще немного поговорили о жизни, деликатно посплетничали, он рассказал пару анекдотов и личных курьезов. А потом нас разбил Ярослав.
– Как ты?– многозначительно спросил он.
– Ты же видишь,– положив подбородок ему на плечо, кокетливо ответила я.
– Ты очень красивая,– слегка отстранившись, полушепотом проговорил он и буквально привязал меня к себе взглядом.
Музыка какая-то была душевная, трогательная, словно в такт с настроением. Мы танцевали, вальсировали…
Он целовал каждый пальчик на моей руке, рисовал каждую черточку моего лица трепетным взглядом, касался губами уха и тихо улыбался чему-то своему, кружил в танце и бережно обнимал, когда я запрокидывала голову назад. Его ладонь нежно огибала каждую выемку на моей спине. Мы смотрели друг другу в глаза не отрываясь, и это было магическим мгновеньем, когда я не чувствовала его посторонним и ненужным…
Но музыка закончилась, мы вернулись за столик, от приятных эмоций слегка кружилась голова… Но на этом и закончилась приятная часть вечера. Шо называется: каюк хэпиэнду!
Видимо, это злосчастная закономерность моего существования рядом с Македонским!
Наша компания разбавилась самыми отсталыми представителями элиты. За стол присели мадам Крэнус, ее сопровождающий, двое старых знакомых Ярослава и их немало известные подружки и еще один, имя которого я вспомнила сразу – Влас Крючко, тоже со своей любезницей. Хотя по внешнему виду и душку той, я бы, скорее, отнесла ее к его «сотрудницам».
Виктория и ее за уши притянутый кавалер (кстати, знакомая морда и не очень приятная по прошлому опыту общения) округлили глаза, когда увидели, что я превосходно владею китайскими палочками и разбираюсь в острых закусках.
Откуда бы это?!– мерцал вопрос в их глазах.
Н-да, откуда бы это? Какое узкое восприятие! И поразительно раздутое самомнение! И как только земля все еще носила таких ублюдков?
Мгновенно всплыл весь запас «очень некультурной речи», ассоциаций, и все признаки нирваны уплыли в форточку.
И вот – я оказалась пленницей обстоятельств, и пришлось услышать немало. Слушала, как Виктория и ей подобные обсуждали романы Ярослава, намекали на неудачные партии, подкалывали его выбором избранниц с сомнительными профессиями, замечали его излишнюю щедрость, которая стала проявляться недавно. И главное, все мужланы включились в этот разговор, словно по уговору. Все это было ловко завуалировано под простой трёп. Но в его центре на самом деле было приклеено мое фото, и никто не гнушался запустить туда как можно больше дротиков.
Сначала я любезно улыбалась, потому что было абсолютно наплевать на прошлое Ярослава и на их неумело прикрытые насмешки в мою сторону. Я начала все чаще подливать вина в бокал. Но потом вдруг поняла, что своими красочными сплетнями и будто случайными оговорками они пытались опустить ниже плинтуса меня и настроить Ярослава против. Но здесь были и люди, которые видели Полину Сосновскую впервые и по красочным намекам уже составляли определенное мнение. Например, Загвоздский.
Как бы там я себя ни вела – это было мое дело. И если кому-то хотелось обсудить мое поведение, то это никак не должно было влиять на мое настроение. И в какой-то момент Ярослав упустил это из вида. И все это вместе раздражало. Видимо, слишком хорошее было настроение до этого, раз я успела вытерпеть целых сорок минут «изысканного» трёпа.
Естественно, что первым козлом отпущения стал Македонский. У меня не хватало ни терпения, ни желания разбирать по полочкам, кто виноват. Главной задачей в таких случаях всегда стояло избавиться от разрушительной силы ярости. А за остальное меня простят боги!
– А, по-моему, вам всем надо выполоскать свой рот доместэсом, чтобы оттуда так не воняло!– в затянувшуюся паузу громко и четко проговорила я с таким выражением на лице, будто давала самый умный и полезный совет безумцам.
За столом все притихли. Вилки и палочки окаменели в руках. А я взяла свой бокал с вином и вылила его в только что заказанное общее блюдо.
– Ух, как живенько получилось!– усмехнулась и даже не подумала встать из-за стола и уйти.
Пусть сегодня они почувствуют себя в полном дерьме!
Кто-то так себя и почувствовал, потому что возмущенно сбросил с себя салфетку и покинул стол. Но кто-то просто молча таращился на меня и на Ярослава. Загвоздский просто пораженно приподнял одну бровь, но не шелохнулся.
О-о! Македонский посмотрел так, что, наверное, мне должно было стать ужасно стыдно за себя. Но я в расслабленной позе сидела за столом и с безучастным выражением на лице рассматривала замысловатый узор на своей блузе. Я думала о том, что производители этой вещи потратили энную сумму на заработную плату творческому директору, который выдумывал этот узор, вероятно, они могли бы упростить себе задачу. Это было не похоже на меня, но я действительно была увлечена своей мыслью об узоре на блузе. И совершенно не трогала реакция, которая была спровоцирована моим дерзким, мягко говоря, высказыванием в адрес партнеров Ярослава и моим, очевидно, свинским поступком.
Куда же подевалась моя совесть? А-а, кажется, я оставила ее на чердаке. Заперла без зазрения совести. Ой-й, тавтология какая! А впрочем, мне нисколечко не стыдно. Чего стыдиться-то? И сколько можно было терпеть?!
Ярослав сам сбросил салфетку с груди и молча опустил глаза.
– Полиночка, вы оригинальны,– деликатно нарушил молчание Петр Алексеевич.
– Смеетесь?– как ни в чем ни бывало, весело улыбнулась я.
– Ну что вы?– покачал головой старик.
– Знаешь, Яра, твоя девка всегда позволяла себе слишком много, но сегодня она превзошла себя. И мне кажется, что ты совсем перестал нас уважать, раз все еще водишься с ней,– вдруг смело высказался бритоголовый Владимир, неформальный хозяин базара в Алуште.
– А по-моему, Полина слишком много пьет и просто не может держать себя в руках после такой порции алкоголя?– заметила Виктория.
Я тихо рассмеялась и хлопнула в ладоши. Но было уже совершенно все равно, о чем они говорили. Я уже была под хорошим градусом и собиралась дождаться момента, когда стол покинут все. Даже если это сделает и сам Ярослав.
Настало время быть беспощадной!
– Полина, а может быть, вы проводите меня на свежий воздух, мне бы сейчас не помешала ночная прохлада?– вежливо попросил Петр Алексеевич.
Я твердо отрицательно покачала головой:
– Ни за что! Вы хотите, чтобы я ушла и не услышала еще много лестного о себе? То, что они обычно говорят за глаза… Хоть буду знать, что регулярно слушает обо мне мой разлюбезный Ярослав.
Я деловито положила ладонь на плечо Македонского. Он не реагировал. Как будто отключился.
– Яра, я бы на твоем месте сейчас заткнул ей рот, а иначе я сделаю это сам!– с яростным румянцем на щеках процедил бритоголовый бандюган.
– Остынь, Володя,– тихо сказал старичок и закурил сигару.
И вдруг Ярослав стукнул ладонью по столу так, что все вздрогнули от удара и звона посуды.
– Если вы сейчас все не заткнетесь, буду вынужден вызвать охрану!– жестко произнес он и требовательно посмотрел в глаза всем присутствующим.
Опа!
Я замерла и быстро пробежала взглядом по лицам сидящих. Похоже, они были оскорблены до глубины души (если таковая имелась). А Петр Алексеевич продолжал курить сигару и без обиды смотреть на Ярослава.
Ярослав же решительно смотрел в глаза присутствующих и будто гипнотизировал их своим гневом.
Тут я впервые осознала, что сидящий рядом со мной мужчина сейчас защищал мое достоинство перед немаловажными ему людьми. Он не боялся быть резким, не подбирал слова, он сделал это спонтанно, как чувствовал и умел.
Он, чужой человек, защищал меня, чего никогда не делал мой бывший самый родной мужчина. А я все чаще думала о Кирилле! Боги, чем была занята моя голова?!
Непроизвольно, само собой у меня вновь возникло ощущение уважения к Македонскому, и стало совестно, что иногда (да что там – практически всегда) я была такой хладнокровной, равнодушной и жестокой с ним.
Однако этого было мало для того, чтобы изменить мое отношение к нашим с ним отношениям. На заднем плане вертелась мысль, что я расчувствовалась лишь из-за того, что на меня действовало китайское белое вино.
После некоторого молчания из-за стола вышли все, кроме Загвоздского и Македонского. Я продолжала сидеть в своем собственном настроении и убеждении: тверда, как скала, упряма, как пружина.
Ярослав, похоже, не знал, как ему реагировать. Он положил кулаки на край стола и, уставившись в мертвую точку, молча мял губы.
– У-у, по-моему, я готова проводить вас, Петр Алексеевич, на свежий воздух,– через несколько минут проговорила я и поднялась из-за стола.
Я пошла к выходу, а Загвоздский еще задержался на секунду у плеча Ярослава и сказал:
– Слав, не бери в голову. Все нормально. Ты лучший! Ну, до встречи, звони…
Я криво усмехнулась ободряющим словам Загвоздского и продолжила спускаться по лестнице.
Мы с Петром Алексеевичем вышли на крыльцо и спустились на тротуар.