Глава 13
Я подошла к борту, подальше от обалдевшего от неожиданных нежностей Стэфана. Слышала, как Мариота извиняется перед ним "за несдержанность", но куда больше объяснений между ними меня волновал крысюк. В пылу схватки я не заметила, в какой момент он слетел с моего плеча, и теперь всматривалась в воду – благо, расступившийся туман позволял видеть уже довольно далеко, – в попытках заметить белую тушку с блестящим хвостом. Но нашла я зверька совсем не там, где ожидала.
– Ловите крысу! – разнёсся над палубой женский визг.
Всё, кто был поблизости, как по команде обернулись. Я с нескрываемым интересом оглядела дородную женщину с тёмной кожей, необъятную талию которой кое-как сдерживал белый фартук, надетый поверх ядовито-зеленого платья с длинной юбкой. Волосы женщины, заплетенные во множество тонких косичек и собранные в тугой низкий узел, перехватывал ярко-жёлтый платок. Сейчас полные губы исказились в гримасе омерзения, большие глаза прищурились, но мне показалось, что когда эта женщина улыбнётся, станет очень красивой.
Незнакомка одной рукой указывала куда-то в дальний конец палубы, но я, проследив её взгляд, никого не заметила. В другой ладони она сжимала нож. Я поежилась и ещё раз осмотрелась: лучше бы мне первой найти крысюка.
– Где ты? Йо! – позвала я.
Что-то шевельнулось в тени, но выходить крыс явно не хотел.
Тогда я подошла ближе к лестнице на капитанский мостик и наклонилась. Никто мне не препятствовал, но я чувствовала на своей спине любопытные взгляды.
– Не бойся, я рядом, – обещать крысюку, что ему не причинят вреда, я не могла, но его, наверное, успокоила интонация моего голоса, так что он выбежал из тени, метнулся ко мне и через пару мгновений уже гордо взирал на всех, сидя на моём плече.
– Фу ты, – удивлённо выдохнула женщина, опустив нож.
Теперь, когда она расслабила лицо и его не бороздили глубокие складки, я поняла, что она из местных племён. Может, майя? Интересно, как она тут оказалась?
Я оглядела удивленную толпу, ненадолго задержала взгляд на Фредерике, в глазах которого пляса хохочущие черти, и вздохнула. Качать права на чудом корабле, наверное, не стоит, так что попробуем вежливо.
– Прошу прощения, – обратилась я к женщине, которая, видимо, и есть корабельный кок. – Надеюсь, Йоханнес, – я указала рукой на крыса, – ничего не погрыз. Обычно он сам добывает себе рыбу в море, а тут, видимо, просто напугался. Не трогайте его, пожалуйста.
Под конец мой голос стал настолько жалостливым, что самой противно сделалось, но на кока это, похоже, подействовало. Она опустила плечи и вскинула голову, видимо, довольная моим обращением, а потом взглянула с немым вопросом на Фрэдерика. Тот улыбнулся и кивнул нам обеим.
– Ладно, пусть остаётся. Но если увижу его хвост на камбузе ещё хоть раз, выброшу в море. По частям, – припечатала кок и с достоинством удалилась.
Я выдохнула и потрепала Йо по холке.
– Понял, дружок? Отныне охотиться тебе…
Я замолчала, только сейчас вспомнив про старика-рыболюда. Огляделась, но нигде на палубе его не заметила. Напуганный Ги всё ещё не мог отдышаться, но уже скатилась от уха до уха. Осберд, который теперь щеголял острыми плавниками ещё и на локтях, беседовал с ем-то из местной команды. Стэфан мелкими шажками незаметно отдалялся от Мариоты. Я заметила и других моряков – всех, кроме старика.
– А где наш кок? – спросила я, подойдя к Стэфану. Тот помрачнел и кивнул куда-то на воду.
– Ушёл на зов моря. В минуты штормов и опасностей он особенно силён, противиться с каждым разом всё сложнее.
В груди всё похолодело. Я мельком взглянула на Мариоту, она вздрогнула и сжалась, обхватив руками плечи. За спиной я слышала Фрэдерика, который отдавал приказы о размещении остальных моряков, а мы трое молча стояли, и каждому хотелось почтить память старика хотя бы недолгим молчанием.
– Дамы, вам придётся спать на камбузе. Там найдётся место для пары гамаков. Капитан, для тебя есть одна из офицерских кают. Тесновата, зато…
– Я буду спать там же, где и мои матросы, – оборвал Стэфан. Фредерик пожал плечами и указал на трюм.
– Как пожелаешь.
Остаток дня Мариота лечила кого-то из моряков. Кок, которую звали Кацка, вытолкнула меня с камбуза, заявив, что над её печью хозяйничать будет только она, а капитаны вообще пропали из виду. Моё испорченное современностью воображение подкинуло пару неприличных шуток на счёт того, чем они могли бы быть сейчас заняты, но, боюсь, такой юмор тут никто не оценит.
В общем, я остаток дня слонялась по палубе и пялилась на бесконечное море, пытаясь осознать произошедшее. Корабль затоплен, мы теперь на судне Фредерика. Он, кстати, меня удивил: ведь не обязан был спасать нас – в конце концов, вся команда Стефана может дышать под водой – но сделал это как само собой разумеющееся. Хотя, может, прямо сейчас капитаны и торгуются о цене.
Попытки снять проклятье с помощью любви между мной и капитаном бессмысленны. Это все уже осознали, я думаю. Так что буду надеяться, что меня просто высадят в ближайшем порту. Если решат пустить по кругу, придётся драться и топиться в море – если я, конечно, успею утопиться раньше, чем меня оттуда выловят.
Беспокойство учащало пульс, отдавалось дрожью в руках и холодными мурашками на шее. Чем больше я думала о будущем, тем страшнее становилось. Чувствуя моё беспокойство, крыс возился на плече и ещё плотнее ко мне прижимался – с тех пор, как я подобрала его под лестницей, он ни на шаг от меня не отходил.
Когда моя тревога достигла почти что апогея, за спиной послышалась возня и крики матросов. Обернувшись, я поняла, что настало время ужина.
Ветер почти улёгся, туман рассеялся и воздух потеплел, так что все – и матросы Фредерика, и беженцы во главе со Стефаном, разместились на палубе. Меня же какой-то мелкий мужичок с лицом, которого я, как ни вглядывалась, не могла запомнить, отвёл в помещения офицеров.
"По приказу капитана", – объяснил он, потом толкнул передо мной дверь и испарился.
Я вздрогнула, но вошла, стараясь гнать из головы любые, даже самые е оптимистичные предположения.
Оказавшись в полутемном посещении, я несколько раз моргнула, привыкая к полутьме. Стол здесь накрыли на троих. Как только я вошла, мужчины встали. Капитана Фредерика я узнала сразу, а вот второго моряка вообще не видела на палубе. Сухой старик с белыми, аккуратно подбритыми бакенбардами на впалых щеках и серыми, почти прозрачными, но удивительно живыми глазами, блестящими из-под кустистых бровей – своей военной выправкой и лёгким серым шарфом, очевидно прикрывавший жабры, он походил на тех археологов, этнографов и зоологов, о которых я так любила читать, когда была подростком.
– Разрешите представить вам, Эстер Бенавидес, – капитан выдержал театральную паузу, и, судя по его бесстрастному лицу, формальности не доставляли ему ни удовольствия, ни дискомфорта. – Дуглас О'Ши, штурман этого корабля.
– Очень рада знакомству, – так же спокойно ответила я, поражаясь собственной выдержке. Мысленно мне уже хотелось с криком и слезами выбежать отсюда и куда-нибудь спрятаться – я накрутила себя так, что стала похожа на сжатую пружину.
– Взаимно, – сказал старый штурман. Голос его показался мне слишком тихим после криков моряков, но в нём чувствовалось какое-то особое величие и достоинство.
Дуглас отодвинул для меня стул и лёгким движением руки пригласил присесть. Всё ещё не понимая, к чему приведёт этот спектакль, я опустилась за стол и осмотрела еду. Даже по запаху стразу стало понятно, что готовила местная стряпуха гораздо лучше старика-рыболюда: обильно сдабривала рыбу водорослями и даже какими-то специями, отчего она приобретала совершенно разные привкусы.
Какое-то время все мы, трое, молча жевали, но даже хорошая еда не могла отвлечь меня от бесконечных предположений, которые сменялись в мыслях одно за другим. Может, меня сейчас скормят акулам? Или проводят в каюту капитана для «особых развлечений»? Или начнут что-нибудь выспрашивать о Стэфане и о том, удалось ли ему найти способы избавиться от проклятья? Последний вариант казался вполне логичным, и штурман, насытившись, действительно задал мне вопрос о капитане-рыболюде.
– Правда ли, что Стэфан учил вас навигации, леди?
Я поднять на него удивлённый взгляд, но быстро вернула себе равнодушный и уверенный вид. К чему бы они ни клонили, но страх показывать нельзя. Раз они желают разговаривать, значит, к чему-нибудь да придём.
– Да, это так. Около месяца я изучала карты, способы измерения места положения и скорости корабля, работу с навигацкими приборами, знаю порядок ведения корабельного журнала, – как можно пространнее ответила я, стараясь хоть ненадолго оттянуть дальнейшие расспросы. Я начала понимать, к чему клонятся эти двое. И оказалась права.
Вопросы посыпались на меня, как на выпускном экзамене в вузе. О принципах чтения карт, об изменении скорости корабля, о работе с приборами и вообще почти обо всём, о чем я успела узнать у Стэфана. И даже о том, чего узнать не успела. Поначалу я отвечала вполне неплохо, но спустя полчаса запас моих знаний сильно истощился, да и на многие задачи – почти что кейсы по навигацкому делу – мне неоткуда было знать ответ. Быть может, если бы Стэфан оказался более разговорчивым, я продержалась бы подольше, но увы, через час я выжатой тряпкой растеклась по стулу и смотрела то на штурмана, то на капитана почти умоляющим взглядом. Идея переспать с одним из них, а может, и с обоими сразу, уже не казалась такой ужасной – что угодно, лишь бы от меня отстали.
– Довольно, – наконец, с усмешкой произнёс Дуглас О'Ши, промакивая губы салфеткой. – Не бриллиант, но для рутинной работы подойдёт.
Фредерик ещё раз окинул меня взглядом и кивнул штурману, а потом повернулся ко мне.
– Видите ли, леди Эстер, на своём корабле я не держу тунеядцев. Быть может, на "Голландце" Стэфана вы и были на особом положении, но здесь всё иначе. Я долго искал вам занятие: наша госпожа кок наотрез отказалась пускать вас на камбуз, на работу с парусами у вас не хватит сил, а больше двух юнг нам ни к чему. Так что, раз уж у вас есть начальные знания, передаю вас под крыло Дугласа. И очень надеюсь, что вы поладите, – последнюю фразу Фредерик произнёс с нажимом, покосившись на штурмана.
По моей коже пробежала нервная дрожь: разве я смогу сохранить человеческий облик, если буду тут работать?
– И да, на счет этого, – Фрэдерик, заметив мое напряжение, прищурился и едва заметным жестом указал на свои жабры, – не волнуйтесь. На моем корабле частью команды вам никогда не стать.
Спокойное лицо Дугласа совершенно ничего не выражало, но я почти кожей чувствовала его въедливый, по-стариковски брюзгливый характер, который столетия на корабле вряд ли смягчили. Однако Фредерик сделал мне отличный подарок.
– Благодарю, Капитан, – я даже слегка наклонила голову в знак признательности.
Фредерик едва заметно улыбнулся, в уголках глаз тут же скопились тонкие морщинки, и только сейчас я поняла, что на вид он даже немного старше Стэфана. А ещё, судя по одобрению в тёплых глазах, капитан остался доволен тем, что я по достоинству оценили его щедрость.
Глава 14
На палубу я выбралась со смешанными чувствами. С одной стороны, бесплатно научиться всему тому, что делает штурман – идея заманчивая. Судя по тому, как на этих кораблях обращаются с женщинами, вопрос неравенства в этом мире если и стоит, то не так остро. Впрочем, ничего удивительного: умы местных не испорчены христианскими идеями о слабости, смирении и подчинении всех всем. Так что, возможно, я смогу позже стать штурманом на корабле. Или наняться в качестве исследователя, а потом, когда-нибудь, купить себе маленькое торговое судно и гонять его от берега к берегу, попутно выискивая дорогие, но забытые вещи.
План выглядел слишком идеалистичным, но внушал надежду, однако один нюанс всё портил и внушал сильное беспокойство: если я слишком заиграюсь, если от роли ученицы штурмана перейду к действующему члену команды, то, возможно… О том, что у меня есть все шансы превратиться в рыбину, я старалась не думать вовсе. Но именно эта мысль бесконечно вертелась в усталом сознании.
За своими мыслями я, почти ничего вокруг не замечая, доплелась до камбуза. Там Кацка, окинув меня недовольным взглядом, всучила гамак и указала в дальний угол. Я покорно пристроила его на крюки, на которых, судя по запаху, недавно висела рыба, и меланхолично улеглась на него.
Вскоре неподалёку пристроилась Мариота. Она долго ворочалась – уж не знаю, как ей это удавалось в гамаке – и тяжело вздыхала. Так что в итоге я не выдержала.
– Что случилось? Отвалились остатки волос? – шепнула я, краем глаза наблюдая, как Кацка тяжело заваливается на гору каких-то не то мешков, не то тряпок в другом углу.
– Да ну тебя, – Мариота махнула рукой и отвернулась.
Гамак качнулся, крюк на стене тихо скрипнул. Мариота поморщилась и демонстративно закрыла глаза, но я продолжала смотреть на нее и ждать: она сосредоточенно жмурилась и стискивала губы, и явно не могла сейчас уснуть.
– Ты же видела, как Стэфан на меня посмотрел, когда я обняла его, – наконец, зашептала Мариота, наклоняясь ко мне. – У меня нет шансов.
На миг показалось, что она сейчас вывалится из гамака, но она умудрялась ловко держать равновесие.
– Ты налетела на него слишком неожиданно. Сдаётся мне, тут надо действовать мягче.
Советчик из меня, конечно, так себе: весь мой опыт отношений исчерпывался несколькими мимолетными связями, и я даже не уверена, что хоть раз по-настоящему влюблялась в мужчин, с которыми иногда делила постель. Но я хотя бы читала пару любовных романов в далёкой юности, так что могу попытаться найти баланс между идеальной теорией и неудачной практикой.
– Ты думаешь, всё еще может сработать? – даже в темноте большие глаза Мариоты блестели с азартом, и я кивнула, хоть сама и не слишком уверена в успехе.
– Надо только заранее продумать, что ты будешь делать и говорить.
– Но я же не куртизанка-соблазнительница! – тут же возмутилась лекарка, и только я собиралась успокоить её на этот счёт, как Кацка повернулась на своём высоком ложе и, тяжело вздохнув, села.
– Поспать не дадите, трещотки, – проворчала она.
Мы с Мариной повернулись к ней и с удивлением смотрели, как аборигенка, кряхтя, начала возиться в нижних ящиках. Вскоре она выудила оттуда бутыль из мутно-зеленого стекла, ловко откупорила её и вытащила с полки два стакана. Всё это Кацка с глухим стуком сгрудила на стол.
– Вот, берите и гнездуйте на палубу, канарейки. Ночь тёплая, и вино хорошее – не бойтесь, пейте. Только не шумите там сильно, – прошептала она и вернулась в свою импровизированную постель.
– А… разве можно? – спросила я, с сомнением поглядывая на стол. Насколько я знаю, без разрешения капитана спиртное на кораблях пить нельзя.
– Если никто не увидит, то и запретить некому, – философски изрекла Кацка и отвернулась к стене.
Мы с Мариной переглянулись и, не сговариваясь, поднялись. Я подхватила бутыль, она – медные стаканы, и мы выбрались под лунный свет, прямо в объятья теплого морского ветра.
Мы уселись неподалёку от двери на камбуз. Из-за качки приходилось постоянно придерживать и стаканы, и бутылку, но нам это не мешало. Какое-то время мы пили молча. Я смотрела на незнакомые звезды, лунную дорожку и паруса, которые в слабых отблесках воды, казалось, мерцали как-то мистически, хотя, по сути, наверное, всего лишь отражали лунный свет. Мариота смотрела в одну точку, и точка эта явно находилась где-то внутри неё. Я не хотела прерывать ход её мыслей, поэтому решила просто подождать, пока она оттает сама.
– Но разве любовь вот так можно спланировать? – наконец, спросила Мариота, будто мы и не прерывались на полчаса.
Я выпила остатки вина из стакана и потянулась за бутылкой. Кацка не обманула – и в самом деле дала хорошее.
– Любовь спланировать нельзя, к сожалению. Но вот рассказать о ней аккуратно, а не как кулаком по лбу, можно и даже нужно, – пояснила я.
Мариота ненадолго замолчала, снова погрузившись в свои раздумья. Я ей не мешала. Впервые с того момента, как я оказалась в этом мире и в этом теле, мне удалось хоть немного расслабиться. Пусть и с помощью алкоголя. Так что теперь я наслаждалась лёгкой заторможенностью собственных реакций и тем, что мысли в голове больше не скакали как бешеные, а успокоились, пусть и всего на пару часов.
Луна проделала по небу немалый путь, пока мы с Мариной обсуждали, как бы поаккуратнее намекнуть капитану о её чувствах. Рассматривали и вариант с заботой, и больше общения, и даже пытались продумать ситуации, в которых они могли бы хоть ненадолго остаться наедине, но чем больше Мариота рассказывала мне про Стэфана, тем сильнее я убеждалась, что она, как говорится "во френдзоне". Это не приговор, но в том, что ей удастся преодолеть незримый бартер, я сомневалась. Но лекарку старалась поддерживать, и она ушла спать довольная созревшим планом, а я осталась на палубе, чтобы ещё немного насладиться тишиной и хотя бы мнимым подобием одиночества.
Я сидела в тени, и наблюдала за белыми бликами на волнах, за тем, как постепенно светлеет горизонт и мутнеет глубокая небесная синева. Приближался рассвет, но спать всё еще не хотелось. Тяжесть в голове уже понемногу перерастала в головную боль, и стоило хоть немного вздремнуть, чтобы остаток дня не слишком заметно клевать носом, но подниматься на ноги было лень, так что я продолжала отсиживать попу на жестких досках и вслушиваться в тишину.
На миг задумавшись, я потянулась рукой к груди и нащупала нитку амулета, который всё так же висел на шее. Бог, дар… Точно! Я же могу попытаться найти что-нибудь, что поможет Стэфану и его команде избавиться от проклятья. Надо только сосредоточиться.
По опыту прошлых экспериментов я уже знала, что стоит мне чего-то захотеть, как странная сила будто тянет меня в направлении искомого. Правда, путь мне приходится прокладывать самой, и как я выяснила, пару раз вписавшись носом в стену, прямой – далеко не самый лучший.
Но в этот раз всё получилось совершенно иначе. Меня никуда не тянуло и не манило, я только ощутила, будто уже имею то, что необходимо для осуществления цели. Попыталась ещё раз подумать о своём желании – но с тем же результатом. Неужели старая ведьма всё же оказалась права, и снять заклятье должна я? Но каким образом? И как вообще звучало это заклятье? Стэфан отказывался говорить мне, так может Фредерик проболтается?
Когда я все-таки вернулась на камбуз, за моей спиной раздались глухие шаги. Я замерла, приоткрыла дверь и выглянула на палубу. Тень от паруса падала прямо на меня, матросы не то дремали, не то просто отдыхали в другом конце борта, а почти в центре палубы, у мачты, стояли оба капитана. Волосы Фрэдерика едва доставали длиной до плеч, но их трепал ветер, так что я не могла разглядеть выражения его лица, зато прекрасно видела загорелое тело, не прикрытое ни чем, кроме тонких штанов. Рядом с ним Стэфан казался немного субтильным и слишком бледным, зато рыболюд заметно выигрывал в росте, а его тело, покрытое чешуёй уже едва ли не на половину, блестело в первых лучах восхода. И к счастью, тоже оказалось прикрыто хотя бы штанами.
Я поежилась. Когда Фрэдерик подошёл к борту и встал совсем рядом со мной, я разглядела на его левом боку шрамы, кое-как замаскированные татуировками.
Дыхание перехватило от беспричинного страха. Мне почему-то очень хотелось остаться незамеченной, даже глаза прикрыла почти полностью, чтобы не выдали меня блеском.
– Оставь девчонку в покое. Видно ведь, что вы не пара, – сказал Фрэдерик, всматриваясь куда-то вниз, в воду.
– Я сам решу, кто мне пара. Ты давно мне не командир. Да и вообще, откуда тебе знать – мы на корабле всего день, – ответил Стэфан. Всё его хладнокровие и выдержка сейчас куда-то будто испарились, он едва ли не рычал, в то время как обычно весёлый Фрэдерик оставался спокойным и задумчивым.
– Как знаешь, – похоже, Фрэдерик не собирался ничего объяснять. – Но ты и сам знаешь, что из этого ничего не выйдет. Она ведь тебе даже не нравится.
– А может, я её люблю без памяти, – слова Стэфана прозвучали саркастично и одновременно грустно. Я не сдержала ухмылку: натянуто называя меня "милой" и "дорогой", он скорее походил на уставшего от капризной супруги мужа, чем на пылкого любовника.
– Ты уж как-нибудь разберись. Готов спорить, ты её ни разу не целовал ещё, не то что… А заодно и её спроси, а то вдруг она тебя придушит от омерзения в первую же совместную ночь, – хохотнул Фрэдерик и кивнул на воду.
Стэфан скривился, но промолчал. Подошёл к борту и оба они, не сговариваясь, нырнули.
Я захлопнула дверь и вернулась на гамак. Попыталась задремать, но голова окончательно прояснилась на сквозняке, и хоть отдохнуть очень хотелось, беспокойство не давало сомкнуть глаз. Мысль о том, что Стэфан не отказался от своего безумного плана, одновременно и пугала, и льстила. Он настолько одержим идеей избавления от проклятья, что готов держаться за соломинку, или и в самом деле что-то чувствует ко мне, но не знает, как это показать? Но какое бы из этих предположений ни было верным, оно не отменит моего плана – я сбегу. Или хотя бы попытаюсь.
Успокоенная собственной решимостью, я, наконец, забылась прерывистым сном.