За что мне это?

Глава 5. Дважды в одну реку.

Ко мне однажды зашла с корреспонденцией сельская письмоносица Карина. Она была словоохотливой и безалаберной толстушкой, своим телосложением с внушительной нижней частью туловища, напоминающую объёмную греческую амфору. Это был ходячий дайджест и ежедневный интерактивный медиа-выпуск местных новостей – она знала всё и обо всех.Она, едва отдышавшись от спешки по пути ко мне, посчитала своим долгом, с порога выпалить свежую новость:

– Николай Куролесов женился в Краснодаре и его мать – Куролесиха очень рада этому событию! Это она сама его сосватала и женила.

Карина ожидала увидеть моё расстроенное состояние, возможно слёзы, и остолбенела, услышав меня. Она, онемев, недоверчиво и изучающее, заглядывала мне в глаза в ожидании появления слёз. А я умела держать удар. За три секунды оправившись от новости, оглушающей меня своей неожиданностью, я произнесла:

– Карюша, ты даже не представляешь себе, как ты меня обрадовала! Я искренне рада, просто счастлива, что он определился в жизни и, наконец, создал свою семью.

Это были не мои слова, говорила Любовь. Карина ушла от меня в тот день очень задумчивая.

А я стала постепенно успокаиваться, перестала вздрагивать от дверных звонков. И на улицу стала выходить спокойнее, не опасаясь неловких встреч с Колей или его мамой. С того дня прошло не больше трёх месяцев, как вдруг, произошло то, чего я очень опасалась раньше, но совершенно уже не ожидала сейчас.

Однажды поздним вечером раздался призывный звонок от входной двери. Я ни кого не ждала, но открыла дверь и застыла, у меня всё оборвалось внутри. Передо мной стоял похудевший и осунувшийся Коля. Он был очень серьёзен и сосредоточен, и волновался, как в тот день, когда сделал мне предложение о замужестве. Смущённо кашлянув от неловкости момента, он произнёс сдавленным голосом:

– Привет, Алла, не ждала? Пусти меня, поговорить надо.

Я не знала что подумать – с чем был связан его неожиданный визит, и неуверенно ответила:

– Ну, заходи, раз надо.

И посторонилась, пропуская его в прихожую. Мои дети уже спали, поэтому на подгибающихся от волнения ногах, я прошла за ним на кухню и, ломая спички трясущимися руками, зажгла газ и поставила на плиту никому не нужный чайник. Просто чтобы немного отпустила оторопь, потом села за стол напротив него, спрятав вибрирующие руки под столом, и как можно спокойней произнесла:

– Слушаю тебя, Коля, с чем пришёл?

Он начал разговор издалека, а я его не слышала, потому что моё настоящее «я» билось и кричало внутри:

"Чего ты сидишь, дурища? Немедленно бросайся ему на шею, вцепись и не отпускай от себя никогда! Ведь хочешь опять ощутить его родной запах и целовать, не отрываясь в течение часа и всей оставшейся жизни!"

Но врождённая порядочность и трезвость ума брала верх:

"Нет, нет, что ты, – нельзя, он ведь женат!"

Только по зелёной тоске в грустных глазах Коли я поняла, что он давно собирался ко мне. И тогда, сквозь шум в ушах, я услышала от него главное:

– Я понял, что не люблю свою жену. Когда я с ней, то перед глазами у меня стоишь ты. И не могу жить с ней, я очень скучаю по тебе.

У меня голова закружилась. Я взмыла на седьмое небо от счастья.

"Какое счастье, – я любима им, так же, как он мной!” – ликовало всё во мне

Потеряв остатки самообладания, я уже привстала со стула, уже потянулась к нему, поддаваясь захлестнувшим меня эмоциям. Из меня вырвалось:

– Так зачем же тогда ты женился? – Воскликнула я с досадой.

И тут же застыла, как каменная скала, услышав Колин ответ, отрезвивший меня, как холодный душ, бьющий на разгорячённое тело.

– Так получилось. Мать настояла. И развестись не могу. Давай будем встречаться!

Я тяжело плюхнулась обратно на табуретку и закричала:

– Горе мне горе! Коля, вот такую роль ты отводишь мне, как любимому человеку! Опять нам встречаться тайком от всех, рвя и терзая свою душу? Снова наматывать один клубок из сплетен сельчан и второй из вражды бабы Вали, получая малюсенький моточек украденного счастья взамен на разного рода унижения? Я больше так не могу – это выше моих сил. А ты – негодяй!

И в неописуемом негодовании я, вскочив, размахнулась через стол, и ударила его наотмашь, что есть сил по щеке за всё, что пережила раньше и за то, что он готовил мне на будущее. Николай стремительно сорвался с места, схватил мои руки и, заломив их мне за спину, сгрёб меня в охапку, упал вместе со мной на пол на колени и взмолился:

– Пожалуйста, не бросай меня! Я для тебя всё, что хочешь, сделаю! Хочешь – дом тебе построю на дачном участке, который ты возьмёшь. Их сейчас бесплатно дают всем сотрудникам санатория. Я сделаю, что ты хочешь, только скажи!

А я, отчаянно отбиваясь, плакала:

– Нет, нет и нет! Пока ты женат – ничего не будет между нами! Не надо обманывать ни себя, ни меня, ни твою жену!

Но всё у нас было с ним в ту ночь, но только один раз и без моей на то воли. Он это прекрасно понял. Так мы и расстались. Вспоминать тот вечер не могу без слёз. Больно.

Глава 6. Бумеранг бабы Вали. Прилёт.

Вдобавок ко всему, что с нами уже произошло, история получила своё ещё более печальное развитие в дальнейшем. Всё село вскоре узнало, что Николай развёлся с женой и вернулся из Краснодара обратно к матери. Но я к тому времени уже вышла замуж за другого человека Андрея, о котором расскажу позже. И уже рассказала в своей книге “Цыганская иголка колдуньи”. А опоздавший с разводом Николай стал спиваться и опускаться у меня на глазах. Его мама баба Валя, глядя на это, сильно сдала, стала постоянно и тяжело болеть.

Николай, пристрастившись к алкоголю, изменился до неузнаваемости. Он стал злобным и желчным, превратился в постоянно пьяного брюзгу. Когда он случайно сталкивался со мной, я видела как его бедного корячит и крючит, прямо всего на изнанку выворачивает. – Жуть! От прежнего человека ничего не осталось, даже во внешности, он почернел с лица, полысел и потерял половину зубов – просто стал выглядеть как настоящий бомж.

Прошли годы, но не сложились семьи ни у меня, ни у моего любимого Николая. У меня тоже всё было совсем не радужно. Мой второй после Салима муж вскоре умер и я опять жила одна с детьми своей жизнью. По возможности обходила стороной этих людей причинивших мне невыносимые страдания. Только сердце моё щемило и болело при случайных встречах с ними во дворе дома, в котором мы получили квартиры как сотрудники одного санатория.

Сердце щемило ещё и от того, что при мне, а может только по моей вине, мать, желая счастья своему единственному сыну, смогла своими руками совершить обратное, чем велит материнский долг. В результате её любовью была убита наша любовь и сломана судьба единственного её сына, погиб внук и стали глубоко несчастными сама баба Валя и я.

Как одна из пострадавших сторон этой трагедии, от моего сокрушения в происходящем с матерью и сыном, я рискнула взять на себя право рассуждать о порядочности в семейных отношениях. И сопоставить безграничную жертвенную материнскую любовь, отказавшуюся от настоящей любви к мужчине ради своих детей и её антагонизм – гипертрофированное эгоистичное материнское чувство любви, превратившееся в нелепую убийственную ревность с ненавистью, которая застила глаза неплохой в принципе женщине, понудив её забыть о порядочности, всепрощении и безмерном родительском терпении.

Эта история подтвердила верность высказывания Михаила Булгакова:

«Злых людей нет на свете. Есть только несчастливые».

Я тоже так считала всегда, поэтому последние дни своей жизни баба Валя провела в моём обществе. Произошло это по воле обстоятельств.

Как то совсем уж постаревшая и больная баба Валя сидела на лавочке рядом с другими соседками. Я, поздоровавшись со всеми, намеревалась пройти мимо, как всегда, но меня остановила старшая по улице, чтобы обсудить вопрос о грядущем субботнике накануне первого мая. Для разговора мы остановились у пышных цветущих кустов сирени на газоне рядом со скамейкой для «аксакалов». И я услышала, как баба Валя жалуется соседкам:

– Я только вчера выписалась из больницы, но без улучшений и по-прежнему очень плохо себя чувствую. – Чуть не плача она продолжает:

– Мне надо продолжить лечение на дому, а уколы некому поделать.

Тут все соседки, как по команде на «раз», повернулись в мою сторону, они знали, что я умею делать инъекции. Я, к тому времени, отучившись несколько месяцев в Туапсинском Гидрометеорологическом техникуме, получила диплом инструктора по оздоровлению. Мне от души стало жаль старушку, но я думала:

“Вот хитрюга, – это же провокация!”

Не думая, что она согласится и, скорее для соседских ушей, я предложила:

– Баба Валя, если хочешь, то я могу приходить к тебе ежедневно и делать уколы, назначенные врачом.

Баба Валя, до этого ненавидевшая меня, молча, покорно кивнула головой в платочке и со стоном встала с лавочки.

"Да, укатали Сивку – Бурку крутые горки, как говорят в простонародье!" – Подумала я.

Тем временем Куролесиха крепко взялась за мою руку, опираясь на меня и трость, еле переставляя больные ноги, повела меня к себе, как впервые много лет тому назад. Нас провожала взглядами молчаливая озадаченная толпа соседей. Это же село и все, всё знали о нас и о нашем непростом бурном прошлом. Представляю себе, какая дискуссия развернулась там, на лавочке, когда за нами закрылась подъездная дверь, громко крякнув тугой железной пружиной! Даже позавидовать можно, сколько пищи для разговоров соседки получили и так неожиданно для себя.

С этого дня я стала ежедневно заходить к бабе Вале измерить её артериальное давление, сделать назначения врача, занести лекарства из аптеки и ещё много чем помочь ей. Спившийся Николай ничем ей не помогал, только устраивал пьяные скандалы, проедал и пропивал её пенсию. Видя моё доброе к ней отношение, стала баба Валя понемногу оттаивать и открываться мне. Она рассказывала про свои накопившиеся обиды на сына, а я слушала, и не могла заставить себя не думать о своей любви, загубленной ею в прошлом.

У бабы Вали в Краснодаре есть родной брат Василий, которому она, предчувствуя свою скорую кончину, дала мой номер домашнего телефона «на всякий случай». Когда мы с Василием по телефону обсуждали ухудшающееся состояние бабы Вали, то он сказал мне:

– Если бы ты тогда не отступилась от Коли, то у вас всех троих всё было бы иначе.

Он поведал мне, что знал, как сильно Коля любил меня и видел, как он страдал после нашего разрыва. Возможно и так, я не уверена, но я знаю точно, что тогда я защищала своих детей, принеся в жертву свою личную жизнь. А сегодня всё уже прошло, всё отболело, я простила всем и всё. Только больно до сих пор почему – то. Может от чувства вины, что не хватило тогда во мне мужества отстоять себя и Колю?

Баба Валя, настолько стала доверять мне, что однажды, когда я проходила мимо лавочки, на которой она сидела в одиночестве, то она попросила меня:

– Посиди со мной немножко, мне и поговорить-то по душам не с кем, а так тяжело на душе, так тяжело!

И задала сокральный вопрос:

– За что мне это?

Когда я присела рядом, она положила голову мне на плечо и горько заплакала. Потом, выплакавшись, как человек, которому нечего терять, рискуя пролить ещё больше слёз, она задала мне провокационный вопрос:

– Ты наверно затаила на меня обиду за то, что я вас с Николой тогда разлучила?

Она крутая и резкая казачка родом из глухого далёкого Кубанского хутора Глубокий Лиман, где бытуют крутые нравы, не умела извиняться. Я ожидала подобного разговора, и предполагала, что прошлое мучает её не меньше, чем меня. Поэтому я поспешила успокоить её, совершенно солгав, на удивление себе:

– Что ты, брось терзать себя! Я даже благодарна тебе. Всё равно я не смогла бы жить с таким, какой он сейчас, помимо всего, он с самого начала был страшно ревнивый и мучил меня этим до изнеможения.

И промолчала о том, что причиной его ревности были её грязные выдумки обо мне. Это опять говорила Любовь. И это была ложь во благо.

Она, совершенно растерявшись, от моего ответа, с удивлением подняла голову с моего плеча, даже плакать перестала. Потом согласно кивнула головой. Старушка согласилась со мной или сделала вид, что согласилась, но успокоилась, хоть по ней было видно, что такой мой ответ порядком обескуражил её, потому что он был полной неожиданностью для неё. Я прямо прочитала её мысли:

«Подумать только! Она не только не обижается, но ещё и благодарит!»

Я окончательно успокоила бабу Валю словами:

– Не из-за Николая я прихожу к вам, а наоборот стараюсь приходить, когда его нет дома, потому что мне очень жалко и больно видеть его таким, каким он стал. И мы оба с ним злимся, если я случайно застаю его дома. Если тебе тяжело на душе, то давай я приглашу батюшку к тебе домой, он совершит обряд полу-соборования, и тебе станет легче?

Так я и поступила. Батюшка был, о чём она ему исповедовалась, мне неизвестно, но он всё сделал, что от него зависело. После этого немного погодя бабуля отошла в мир иной во сне и без страданий.

Рожая и воспитывая своих детей в любви, я желала видеть их счастливыми. Баба Валя наверно тоже. Но что потом произошло с ней, что вместо радости, что сын нашёл свою единственную судьбу, она так озлобилась на нас с Колей. – Из-за потерянного нечестного и несчастного дохода в тридцать рублей? Во – истину, символичная сумма. Многоговорящая.

И этому греху сребролюбия не может противостоять большая часть людей. Но урок от бабы Вали я усвоила хорошо, и никому из своих трёх детей никогда не мешала в личной жизни. Пусть будут счастливы и живут со своими любимыми в любви и радости.

Вот на ваш суд две разные матери и разные судьбы их детей. Два противоположных отношения к жизни своих детей и, конечно, разные результаты. Я уже говорила, что не сложились семьи ни у меня, ни у моего любимого Николая, потому что так захотела и распорядилась его мама, идя на поводу у своей левой ноги. А мои трое детей все живут семьями и растят моих внуков, хоть и тоже бывали на грани развода. Во время раздора в их семьях я не поддерживала их в желании развестись. И напоминала им о родительском долге перед их детьми, которым они дали жизнь и теперь не имеют права лишать их матери или отца.

Глава 7. Клевета и её чёрный шлейф.

Мои взрослые дети только совсем недавно в 2020 году узнали от меня в подробностях причины нашего развода с их отцом, после моего тридцатилетнего молчания. А заговорила я, только потому, что меня опять накрыло такое же сильное возмущение, как и от клеветы соседа юриста Ефима Яковлевича в адрес тёти Нади Черновой. Только на этот раз клевета была направлена в мой адрес, и задевала она даже моих уже взрослых детей, так что молчать дальше было просто невозможно. Причиной нарушения моего душевного равновесия опять стал Салим – мой бывший муж, предавший меня с детьми в трудную минуту, оставив меня в беде с больной дочерью на произвол судьбы. Я получила ещё одно подтверждение тому, что правильно тогда поступила, что не пошла у него на поводу, как раньше. И решилась на переезд к морю без него, потому что надеялась на то, что морская вода окажет своё благотворное действие на здоровье дочери. Дочь, повзрослев, сама стала медиком впоследствии.

Прошло больше тридцати лет после нашего развода, и бывший муж – отец детей, стал приезжать к нашим детям отдыхать на море вместе со своей новой семьёй. От детей я узнала, что Салим приезжает к ним без приглашения и попутно поливает меня грязью, вынужденный отвечать на их неудобные для него вопросы. Он наивно полагал, что вновь проявленная им непорядочность в отношении к женщине уже вырастившей его детей, сможет реабилитировать его в их глазах. Сидя за столом наших детей, Салим заявил им:

– Ваша мать ушла от меня к другому мужчине.

То есть, получается, что это я его предала, а не он свою больную дочь. Я только спросила у детей:

– А вы видели этого мужчину?

В ответ они только пожали плечами. А золовка нашей дочери, имеющая обыкновение докапываться до истины, спросила тогда у Салима:

– Почему же вы не поддержали жену, когда беда постучала в дверь и Дарье нужна было помощь?

Последовал ответ пятилетнего ребёнка, случайно сломавшего свою машинку, но не отца и мужа:

– Я не знал, насколько всё серьёзно обстоит дело с её здоровьем.

Даже комментировать не хочу такую глупость и ерунду.

С оправданием у Салима – получилось полное фиаско и дети резко ограничили своё общение с ним, когда узнали от меня все подробности той давней неприглядной истории. Они только одного не понимали – как я смогла выдержать его инфантильность на протяжении семи лет совместной жизни, а я и сама не понимаю. Вот это у меня терпение, правду говорят, что Господь каждому даёт по его силам! Знаю, что надо нести свой крест и не роптать, что я и делаю всю остальную жизнь. Возмутила только клевета бывшего мужа, вместо «спасибо за хороших детей», какими я их воспитала без него. Но это было отступление и напоминание о причине нашего переезда из Татарстана на побережье Краснодарского края.

Где по причине моего молчания и полного отсутствия информации обо мне, рождались и ходили по селу нелестные сплетни, во многом, благодаря бабе Вале Куролесовой. Она пыталась отвратить от меня своего сына Николая распускаемыми сплетнями о моей "низкой социальной ответственности" и многих сумела убедить в моей общей доступности. По этой причине после нашего разрыва с Колей в угоду его матери, в том же доме в том же году случилось криминальное происшествие, которое в очередной раз встряхнуло всё село. В общем, люди сами не скучали и мне скучать не давали.

Став одиночкой, я точно усвоила, что ни никому не надо слепо доверять досужим сплетням об одиноких женщинах, тем более создавать их. Потому что есть недалёкого ума любители вымазывать чужие ворота дёгтем, в тщетной надежде, что на их фоне свои будут казаться чище.

У меня не было ни малейшего желания с кем либо обсуждать причины своего развода с нелюбимым мужем, инициатором которого была сама, по причине вынужденного переезда за три тысячи километров от своего дома. А уж тем более не испытывала желания рассказывать посторонним о трагедии переживаемой в связи с разрывом отношений со всем сердцем любимым Николаем, потому что раны ещё были очень свежи и болезненны. Моё молчание рождало досужие в основном непорядочные вымыслы сельчан о женщине неизвестно зачем приехавшей и непонятно как живущей. У каждого мысли роились в голове в меру испорченности. Вы поверьте мне, что не стоит этого делать исходя из собственного инстинкта самосохранения после произошедшей со мной криминальной истории, когда я чуть не убила человека осенью 1986 года. Именно сплетни подвигли следующего моего персонажа Арсена на подвиги, в результате чего он чуть не лишился жизни.

Глава 8. Арсенчик пришёл!

Напомню, что наш маленький домик, окрашенный снаружи зелёной масляной краской, совершенно затерялся в зелени, окружающей его со всех сторон. Около домика был шлагбаум, за которым начиналась территория природоохранного лесного заказника. С первого взгляда и навсегда меня заворожила бурная кристально чистая горная речка и красота первозданного леса с величавыми вековыми деревьями с пышными кронами, которые разительно отличаются от растительности в средней полосе России. Дети и я наслаждались тихой жизнью на природе. Я хотела бы вернуться туда снова в то место и то время.

Через дорогу напротив нас жил Миша Базарнов. Сосед одиночка, который жил в таком же маленьком домике, и крепко закладывал за воротник. Но он всегда находил причину, для того, чтобы зайти ко мне: то за солью, то за парой картофелин, за горсточкой стирального порошка и так далее. Или просто так стоял, покуривая у моей калитки, находя тему для разговора.

Миша был симпатичный голубоглазый, но очень худой спившийся, часто чумазый и небритый, но совсем безвредный человек. Но он тоже наслушался сплетен обо мне и однажды крепко выхватив от меня “люлей” за свои шаловливые ручки, так, что отлетел от меня в другой конец коридора, раз и навсегда оставил подобные попытки. Миша тогда от такого "нежданчика" обалдел и обозвал меня бешенной, но не затаив на меня зла, сохранил добрые соседские отношения, стал уважать меня как сестру.

В тот незабываемый день, выдалась тихая пригожая осенняя погода. Было тепло и безветренно, ласково не по-летнему пригревало осеннее солнце, словно прощаясь до весны, а лесной массив заказника шумел вокруг нас волнами золотого и багряно-красного моря осенней листвы. Курортный сезон закончился и у меня был первый выходной день за неделю, когда я решила переделать все дела разом, чтобы завтра уже просто отдыхать.

Миша, возвращавшийся домой, и застал меня, когда я развешивала бельё по верёвкам, натянутым во дворе. Стирала я бельё в машинке “белка три” и выполаскивала тоже вручную в ледяной речке. Напомню, что уже была глубокая осень. Он, как всегда, остановился около нашего дома и, облокотившись о забор, стал расспрашивать меня о делах, здоровье, детях и работе. Рядом с ним стоял незнакомый пузатый низкорослый мужичок, похоже, что армянин по национальности. Он минут двадцать, не вынимая рук из карманов грязных мятых брюк, внимательно рассматривал меня, о чём-то соображая, усиленно морщил свой узкий лоб под лохмами грязных слипшихся волос.

Когда мы с соседом, исчерпав все обычные темы для разговора, уже прощались, незнакомец неожиданно подал низкий хриплый прокуренный голос, чем сильно удивил меня. Даже Миша, оторопело смолк, открыв рот от удивления, отнял руки от штакетника забора и уставился на него. Незнакомец изрёк:

– Меня зовут Арсен. Я приду к тебе сегодня вечером, жди меня.

Я спокойно ответила незнакомцу:

– По доброму не советую тебе, этого делать, ты мне тут не нужен.

Тогда он настырно высказался о своих намерениях, созревших к тому времени:

– Меня зовут Арсен, я сказал. Сегодня я приду, и я тебя куплю.

Я поняла, что он просто пьян и, принимая за шутку шокирующее своей откровенностью высказывание, я рассмеялась:

– Ух, ты! И сколько же ты мне предложить можешь?

Наивный охотник до сомнительных удовольствий на полном серьёзе протянул мне скомканные в грязном кулаке советские трёхрублёвки. Тут нам с Мишкой стало ясно, что человек не шутил, и я так возмутилась его наглости, что раскричалась и прогнала обоих прочь. Миша, крепко подхватив того мужичка за руку, что-то недовольно выговаривая ему на ухо, увёл его прочь. Нетрезвый по всей видимости Арсен подчинился его решительности, и конфликт на этом был исчерпан. – Это я так думала.

День, унося тепло вместе с солнцем, быстро сменился холодным промозглым вечером, который так же стремительно улетел за горы, вслед за солнцем. Из-за близости гор, здесь вечер в этих местах длится не больше часа, как только солнце уходит за горы, почти сразу наступает темнота. Был уже ноябрь месяц, даже на юге дни дышали осенней свежестью, а ночи несли холодную всепроникающую сырость.

Поэтому я, управившись днём со стиркой и уборкой дома, вечером приготовила ужин и, накормив детей, уложила их в постели пораньше. Отправила их в кровати прямо в одежде, чтобы не замёрзли и включили им телевизор. А сама уже поздно вечером ещё нарубила немного дров, чтобы протопить на ночь печь-голландку. Обязательно надо было к ночи прогреть наши остывшие кровати и сам дом. Я занималась дровами и печкой до ночи, и от усталости уже клевала носом около раскалённой дверцы печки в ожидании, когда догорят последние угольки, чтобы закрыть заслонку дымохода.

Наконец, покончив с делами, я и сама юркнула в уже прогретую постель и заснула, как только моя голова коснулась подушки, так я устала за этот длинный полный хлопот день. Часа в два ночи, когда мы все, разомлев от тепла протопленной печи, спали крепким сном, сквозь сон, я услышала, стук в дверь, громкость которого нарастала по мере того, как я возвращалась в реальность. Я очень крепко спала и не сразу проснулась. На мой вопрос:

– Кто это там, что случилось?

Хриплый пьяный голос возвестил:

– Эй, открывай двери – Арсенчик пришёл!

Когда до меня, наконец, дошло происходящее, я вспомнила, кто такой этот Арсенчик и зачем он пришёл. Я, не желая вставать, спокойно проговорила свой дневной ответ во второй раз, открыв крохотную форточку окна возле своей кровати:

– Уходи мужик по-хорошему. Тебя никто сюда не звал!

Но, явно разгорячённый спиртным до невменяемости, человек, продолжал стучать в двери. И, не дождавшись моего появления в дверях, отшвырнув в кусты оторвавшуюся дверную ручку, он стал стучать в окно над моей кроватью. Я захлопнула форточку и молчала, задёрнув шторы, ожидала его ухода, сонно думая:

«Ему надоест стучать, он и уйдёт».

Получив в ответ тишину, бодро, явно глумясь, мужчина заявил:

– Не хочешь открывать дверь, значит, я сейчас зайду в дом через окно.

И, издавая громкое пыхтение, он принялся чем-то усердно выковыривать из оконных рам тонкие рейки для фиксации стёкол.

Только тогда до меня начало доходить, что человек не шутит и уходить не намерен. Но мужчина может сейчас разбудить и напугать моих спящих детей и выстудить протопленный дом, нечаянно разбив оконные стёкла. О том, что всё ещё хуже может быть, если он сможет зайти я и не подумала в тот момент, всё доходило постепенно.

Раздосадованная происходящим, прогоняя остатки сна, я выскочила из кровати и ринулась на защиту сна детей. Дома было очень тепло и, я сначала, как была в одной ситцевой ночной сорочке, только сунув босые ноги в комнатные тапочки, качаясь из стороны в сторону, как зомби, на ощупь направилась к двери, не включая свет, чтобы не будить спящих детей в соседней комнатушке без дверей.

Уже в сенях, я окончательно проснулась, вздрогнув от пробиравшего ночного холода в тёмном коридоре, бегом вернулась в комнату и схватила со стула тёплую шаль. Накинула её себе на плечи и тут у меня, в начавшем просыпаться мозгу, яркой вспышкой мелькнула отчаянная мысль:

«Будь, что будет, – сам напросился!»

Наверно потому что я была в панике, но мне же как-то надо было остановить незваного гостя и, нагнувшись, я заглянула за печку. Я едва разглядела в тусклом свете луны эмалированный ночной горшок, стоявший в тёмном углу за печкой. Взяла его в руки, и ощутив, какой он был полный и тяжёлый, я сообразила, что крышку лучше не трогать в комнате, дабы не испортить воздух внутри дома, чтобы потом не проветривать, остужая прогретое помещение.

Дети даже днём без меня не ходили в общественный туалет, который находился чуть подальше от дома, в лесу за шлагбаумом. При необходимости, когда за окном уже стемнело, то я и сама им пользовалась, потому что страшновато было одной ходить ночью в лесной туалет. Кто знает, с кем там можно было столкнуться. В тот день я так закрутилась днём с делами по хозяйству, что совершенно забыла вылить в уличный туалет содержимое горшка и выполоскать его с раствором хлорки. Не позаботилась я днём о том, что ночью кому-то из нас он мог понадобиться по естественной нужде, а обстоятельства странным образом напомнили мне об этом.

Оружия, разумеется, в доме не было и ни что другое мне не пришло в голову. Я была не просто напугана, а уже возбуждена грозящей нам опасностью. За окном стояла глубокая ночь, и наш дом стоит в лесу на отшибе, а за моей спиной в доме только двое безмятежно спящих и беззащитных маленьких детей. Мне обязательно любым способом надо было решительно пресечь попытку нежелательного проникновения незнакомого человека в дом хоть через окно, хоть через дверь, но не за кухонный нож же мне хвататься! Невменяемый алкаш может меня же им и прикончить, а завтра не вспомнить.

– Ну, держись! – прокричала я громко через закрытую дверь.

И дважды громко щёлкнув, провернула ключ в замочной скважине. Я и предположить не могла о том, какая кошмарная баталия развернётся потом.

Под одобрительные возгласы Арсена, оставившего в покое мои окна, я включила уличный фонарь над входом, который сама же и смастерила, чтобы нам было видно всё, что происходит во дворе вечером. Бывало, что из заказника по ночам близко забредали дикие кабаны и шакалы на запахи из мусорного ведра, стоявшего на улице возле двери, поэтому калитку я всегда запирала на ночь. Змеи тоже не были редкостью. А тут, подумать только! – Впервые чужой кобель забрёл через запертую калитку, да ещё через окно хочет зайти.

Фонарь ярким светом выхватил из темноты Арсена, а я распахнула дверь и стояла в темноте коридора, поэтому он не видел, что за необычное оружие самообороны у меня в руках. На мои настойчивые просьбы уйти гость никак не реагировал, как будто ничего не слышал. Арсен уверенно направился в тёмный проём входной двери, как к себе домой. Тогда я, отшвырнув крышку с горшка, как срывают чеку с боевой гранаты, обречённо сказала ему:

– Да, да, давай ближе подходи, а то же я и промазать могу.

Он даже не насторожился. Это предупреждение он не хотел слышать, он оглох, и пёр напролом, как лось в сезон гона. Возбуждённый мужчина и предположить не мог, на какую мину нарывается.

Я размахнулась и через секунду Арсенчик стоял, облитый с левой стороны с головы до ног зловонным содержимым ночного горшка. Его этот «нежданчик» страшно взбесил, но не остановил. Наоборот, он озверело рыкнул, ударил себя кулаком в грудь, расстегнул куртку и, нагнув голову, медленно пошёл на меня, моментально превратившись из возбуждённого лесного оленя в разъярённого быка на испанской корриде. На меня, увеличиваясь в размерах, надвигался его чёрный силуэт в светлом проёме двери, рычавший, захлёбываясь слюной:

– В рот тебе три кило малины! Ах, ты тварь! Да я тебя сейчас уделаю!

Я, пятясь задом в тёмные сени, запустила в него, ставший уже бесполезным, опустевший горшок. Он громко стукнул Кирюшу по его проблемной голове и с грохотом упал на пол, разбросав во все строны грязные брызги и источая жуткую вонь. Я отступала, лихорадочно хватая трёхлитровые банки то справа, то слева, и бросала ими в Арсена вдогонку за горшком. Стеклянные банки были приготовлены мной днём для заготовки овощных консерваций на зиму. Помытые и перевёрнутые, они стояли на просушке у входа на крышке поломанной стиральной машины справа, и слева на крышке большого оцинкованного бака для питьевой воды с краником внизу.

Войдя в сени, он уже видел меня в отсвете фонаря. И если от горшка он не успел увернуться, то от банок уже отклонял голову, потому что уже видел и мой размах и летевшие в него банки. Но одна из банок вдруг вдребезги разбилась от удара об дверной косяк, и большой прилетевший сзади осколок сильно рассек ему правое ухо.

Поэтому с другой стороны на куртке Кирюши быстро расплывалось второе большое, но уже красное пятно. Почувствовав что-то неладное, он провёл ладонью по разрезанному уху и поднёс руку к глазам. Увидев на своей ладони кровь, он угрожающе зарычал на меня, как раненный зверь, и опять двинулся в мою сторону, уже вглубь темноты коридора.