Душа

Глава шестая

Тимуру дали два с половиной года условно и ещё столько же запретили водить машину.

По залу пронёсся насмешливый шёпот: «Как будто его раньше останавливало отсутствие водительского удостоверения». Я не могла сказать точно, кто нарушил тишину в зале первым: возможно, это был Ромка, а может, один из свидетелей обвинения. Впрочем, судья на этот выкрик никак не отреагировала, только чуть приподняла левую бровь и продолжила зачитывать приговор вполне ровным голосом:

– …нарушение ПДД, повлёкшее смерть… Суд учитывает раскаяние, возмещение ущерба, возраст подсудимого, а также его содействие следствию… Иск на девятьсот тысяч рублей от отца и супруга погибшей удовлетворить…

Я ждала, что губы Тимура вот-вот изогнутся в улыбке. Ждала вздоха облегчения, прикрытия глаз, покачивания подбородком – жаждала увидеть хоть какие-то эмоции радости на его лице, всё же он вышел сухим из воды, получил два с половиной года условно вместо положенных четырёх колонии, но ничего не заметила. Он даже головы не поднял. Просто сидел и смотрел на свои длинные, тонкие, как у девушки, пальцы, словно знал исход суда заранее и ни на что другое не надеялся.

На минуту горло объял жар, который с каждым словом судьи распространялся по телу всё дальше. На кончиках пальцев зарождалась злость. Настоящая, выстраданная, такая же, как у Саввы. Мне захотелось закричать и наброситься на Тимура. Бить его кулаками по щекам, вырывать клочья волос с корнем, а ещё проклинать, ненавидеть, заставить мучиться. Я уже ринулась в бой, сжала кулаки, но… остановилась на полпути. Вся злость вдруг куда-то исчезла, пропала разом так же быстро, как появилась. На смену ей пришло понимание. Тимур не мог знать. Он надеялся, конечно, надеялся, верил в благополучный исход дела и своему адвокату, но сейчас вряд ли понимал, что говорит судья. Слушал, но не слышал и не осознавал. Его руки по-прежнему сковывала мелкая дрожь, ногти были сгрызены до основания. В глазах то и дело мелькал страх. И не просто страх – ужас. Тимур боялся тюрьмы, и в этом я его понимала.

Я слышала все аргументы прокурора и хотя мысленно соглашалась с ними, всё равно не могла считать Тимура убийцей. Он не выскочил на меня ночью из-за угла, не приставил к горлу нож и не потребовал кошелёк с мобильником. Не сел пьяным за руль. Не растоптал меня из мести. Он просто хотел бургер и торопился домой. Его торопливость стоила мне жизни, но я не считала его убийцей, потому что он не хотел меня убивать…

В ушах набатом зазвучали слова из характеристики, написанной классным руководителем, которую в начале суда зачитывал адвокат: «Умный, воспитанный, не высокомерный. Зарекомендовал себя как трудолюбивый ученик. Участвует во многих олимпиадах, учится без «троек». Занятий не пропускает. Общителен, с учителями вежлив, Занимается баскетболом. Ранее за совершение правонарушений к ответственности не привлекался».

«Ранее не привлекался, а сегодня получил два с половиной гола условно», – прошептала я и перевела взгляд на судью, которая что-то говорила про апелляцию и десять суток, а потом стукнула по столу деревянным молоточком и скрылась в крохотной угловой комнатке.

Я вздрогнула. Зал начал пустеть. Первым его покинул Тимур, и я слышала, как в дверях он тихо обратился к отцу:

– Это всё? Меня действительно не посадят в тюрьму?

Крупный мужчина с большим животом и лысеющей головой похлопал его по плечу.

– Всё. Мы можем ехать домой.

И только тогда Тимур облегчённо выдохнул…

Я наконец-то заметила на его испуганном, белом, как полотно, лице радость и облегчение. Так выглядят младшие школьники на уроке математики, когда вдруг учительница настороженным голосом объявляет, что забыла карточки дома, а потому решила потратить ещё один урок на подготовку. Облегчение и радость. Радость и облегчение…

Папа и Ромка выходили из зала суда молча, Оксана Леонидовна всхлипывала:

– Два с половиной года условно за жизнь молодой девушки! Где это видано? У меня подруга больше получила за неправильные операции с ценными бумагами.

За какие именно «неправильные операции» Оксана Леонидовна не уточняла. Когда мимо нас прошли репортёры, Ромка буркнул себе под нос что-то не особо разборчивое про апелляцию. Папа прикрыл глаза и потёр левую половину груди. Комментировать что-либо сейчас ему, по всей видимости, было трудно.

На ступеньках у дверей в здание нас ждал Костя. Как всегда выспавшийся, одетый с иголочки и с намазанными гелем волосами.

– Ну, как? – спросил он, оттопырив шлёвку на дорогих джинсах. – Видел, как этот ублюдок вместе с батей в машину садился. Тюрьма, значит, ему не светит?

Ромка хмыкнул. Оксана Леонидовна промокнула глаза платком. Папа резко засобирался домой.

– Устал. Простите. – И, пожав руку Ромке, направился в сторону остановки.

− Надо что-то делать! – Костя обхватил руками голову и взъерошил волосы. – Подключить общественность. Устроить «шум». Я видел такое в кино – помогает.

– Я подам апелляцию.

– Этого мало. На их стороне деньги. Нам нужны люди. Много людей. Очевидцы. Сторонники. Журналисты.

Костя размахивал руками и изредка косился в сторону ступенек. Молодой парень с громоздкой камерой и плотная девушка с микрофоном со всех сторон обступили адвоката Тимура. «Семён Иванович Габардаев», – подумала я, заставив напрячься память. Маленький, жилистый, с большим черепом и в дорогом тёмно-синем костюме, он отдувался за всех разом – за отца, сына и себя любимого − без устали улыбался и всем видом показывал, насколько он доволен судьёй и приговором:

– В тот день на дороге оказался испуганный ребёнок… Семнадцать лет отроду – мальчик исправится. Ему надо дать шанс. Это не прожжённый вор, наркоман или насильник… Неосторожность. Всему виной неосторожность и случай.

Костя сплюнул. Я отвернулась: на белые мужские слюни, стекающие с асфальта, смотреть было по-прежнему противно.

– Вот пройдоха, – с чувством сказал он. – Павлин недоделанный. Слышали бы вы, что там папаша наговорил. Перед судом такой немногословный, а тут прям расщедрился: «Судьба. За нами криминала нет. Пусть земля Наташе будет пухом». Ещё и оправдаться пытается.

– Даже с похоронами не помогли, – вдруг зачем-то добавила Оксана Леонидовна, шмыгая носом. – Сами выкручивались, как могли… Слава Богу, друзья и соседи не бросили.

– И хорошо, что не помогли. – Ромка с такой злостью взглянул на мать, что та вздрогнула. – Не надо нам их сраных денег! Не хочу быть обязанным. Но «условку» ему тоже дарить не собираюсь. Не приговор, а насмешка.

– Может, вам на «Пусть говорят» съездить? А что? – Костя пожал плечами, – и группу «ВКонтакте» создать. Вообще я бы ещё и интервью дал какой-нибудь газете или телеканалу.

Оксана Леонидовна покачала головой, а Ромка как будто задумался. Я видела, как загорелись его глаза, чувствовала, как зашевелились извилины в черепе. Костя не просто подал ему идею, он посеял в его сердце надежду. Увидеть Тимура за решёткой Ромка хотел больше всего на свете, а потому медлить не стал.

Группа Натальи Ивановой появилась «ВКонтакте» вечером того же дня. Несколько моих фотографий, снимков автомобиля Тимура с места аварии и ссылок на статьи в интернете гордо открывали первую закреплённую запись, текст к которой начинался со слов: «Если у вас есть какая-то информация, которая поможет делу, то, пожалуйста, напишите нам». А далее прилагались Ромкина почта и объявление о новой дате суда.

В течение двух первых дней было тихо, даже очень тихо. Все как будто приходили в себя, отряхивались, вставали с колен и читали газеты, типа «В эфире», на одной из последних страниц которой напечатали статью обо мне. Ещё одна фотография в полный рост, краткая информация об аварии, итоги суда, выдержки из интервью Габардаева и старшего Алишерова. Последний абзац посвятили Ромке и его желанию подать апелляцию.

Первые комментарии прилетели третьего сентября утром. Десятки людей писали о том, что хотят справедливости, выражали сочувствие Ромке и папе, обещали молиться за мою душу, и в это же время выливали ушаты грязи на Тимура и его семью. Уже к вечеру мне стало казаться, что они подписались на мою группу только ради того, чтобы обвинять и оскорблять, словно именно от этого получали немалую порцию эндорфинов. Вот так… Казнь ради казни. Обвинения ради обвинений и неважно кого и зачем:

– Народ, бойкотируйте бизнес семейства: мойки, заправки, магазины. Игнорируйте сами и запретите родным, скиньте инфу друзьям. Нужно понимать, что на ваши деньги был куплен этот BMW, вашими деньгами оплачены взятки, а убийца сейчас жирует. Ваши деньги вновь понесут судьям, чтобы опять получить «условку». Ни копейки убийцам! Будьте принципиальными! Поддержите семью Наташи. Им очень тяжело.

– Этот гад с самого начала был уверен в своей безнаказанности. Бойкотируйте Алишеровых. Во вложении адреса их магазинов и моек. Пишите знакомым. Пусть все знают

– Сжечь ублюдков!

Я читала все комментарии из-за спины Ромки. Временами группа и писавшие в ней вызывали во мне отвращение и непонимание, но Ромке они как будто давали какую-то внутреннюю силу. Он перестал проводить вечера в компании с бутылкой. Начал читать статьи из интернета, связанные с аварией и судом над Тимуром, перебирал заметки о похожих ДТП, случившихся несколько лет назад. Даже вернулся в университет, особого усердия в учёбе, конечно, не проявлял, но лекции и семинары посещал исправно. Он словно хотел что-то кому-то доказать, а потому старался держаться, но по ночам, когда никто не видел, с педантичностью отставного солдата, вычёркивал из календаря даты до нового заседания.

Пару раз в неделю к Ромке заглядывал Костя, тогда они смотрели кино, выпивали по бутылке пива и читали комментарии людей, которые вновь и вновь собачились друг с другом, оправдывая и обвиняя Тимура.

– Вчера несколько ребят из района разбили стекла и разрисовали стены на их автомойке. Слышал?

– Нет. Твоих рук дело?

Костя не ответил и нервно дёрнул верхнюю пуговицу на рубашке. Краем глаза я заметила, как напряглись его скулы.

Я никогда не питала к Косте большой симпатии. Ромка знал его с детства. Они жили на одной площадке и с ясельного возраста бегали друг к другу в гости. Костя был на год старше нас и учился в политехническом университете на программиста. С хорошим чувством юмора, верный, но мог запросто обидеть человека излишне жестокой шуткой. В школе он напоминал мне Рона Уизли, причём не только россыпью веснушек на лице.

– Не переживай, – наконец заговорил он, – сотрудники быстро всё закрасили. А продавцы в магазине прям готовы умереть за них. Хотел узнать адрес этого говнюка, так они на меня всех собак спустили. Козлы.

Прикусив губу, чтобы не закричать, я выскользнула за дверь. В последнее время я не могла слышать Костю, всё больше и больше убеждаясь в том, что первый самый гневный комментарий принадлежал именно ему. Будь его воля, он бы устроил огромный костёр на площади Пионеров и зажарил бы на нём Тимура вместе с отцом и адвокатом. Благо, что теперь я научилась выходить и входить в запертые двери, а не шмыгать вслед за Ромкой, пока тот топтался на пороге.

Меня тянуло на улицу Братьев Райт. С Саввой после ночи в участке я так и не встретилась. Сначала «Демидыч» помешал, потом суд, а за ним группа «Вконтакте».

«Может быть, сегодня мне повезёт, и он окажется дома», – подумала я, выискивая ящик с большой фотографией и гвоздиками. Но вместо Саввы на пешеходном переходе заметила чересчур знакомую копну курчавых чёрных волос. Сегодня он надел тёмные очки, поношенные джинсы и синюю застиранную футболку явно с чужого плеча. BMW заменил самым обычным велосипедом. Угрюмый и тихий, он без конца следил за сигналами светофора. Люди не узнавали его и шли мимо, спешили по своим делам и иногда бранились из-за того, что он мешал пройти, но он всё равно продолжал стоять – даже, когда загорался зелёный свет, словно снова и снова «смотрел» то самое ДТП, но теперь уже в замедленной съёмке.

Говорят, что преступников тянет на место преступления, как корову на скотобойню. Похоже, не зря говорят, потому что, по крайней мере, двое на эту удочку клюнули. Как знать, может, таким образом чувство вины и проявляет себя? Может, тем самым преступники пытаются оправдаться, но уже не в глазах общественности, а перед собой?..

Тимур молчал и пожирал глазами мигающий светофор – я исподтишка наблюдала за ним. Пыталась запомнить его сегодняшним: в тёмных линзах, чужой одежде, вновь и вновь грызущего ногти, от которых уже давно ничего не осталось. Думала ли я проследить за его велосипедом? Думала. Хотела ли узнать адрес? Хотела, не сомневайтесь. Зачем, сказать трудно, да и не дали мне. В тот момент, когда Тимур вскочил на велосипед, я затылком почувствовала на себе чей-то взгляд – оценивающий, внимательный, долгий. Резко повернула голову и вздрогнула от неожиданности. Рядом стоял «Демидыч» и, раскрыв «В эфире» на предпоследней странице, сравнивал меня сегодняшнюю с той, что была на фотографии…

Глава седьмая

Со дня похорон прошло без малого четыре месяца, и я успела отвыкнуть от взглядов, обращённых в мою сторону. Конечно, время от времени папа и Ромка поглядывали на кресло, в котором я теперь проводила большую часть дня, но смотрели они всегда либо сквозь меня, либо чуточку выше. Скорее всего, в глубине души, на уровне подсознания, они чувствовали моё присутствие, чувствовали, но не находили этому логического объяснения. По натуре они оба были рационалистами, не верящими в то, что не могут лицезреть собственными глазами.

Но с «Демидычем» дело обстояло иначе. Он видел меня так же ясно, как остатки жёлто-красной листвы на дороге, а это означало только одно: я ошиблась. Тогда в следственном изоляторе «Демидыч» так странно реагировал на Савву, не потому что Савва был суперменом среди призраков. «Демидыч» так странно реагировал на Савву, потому что сам в некотором роде являлся суперменом. Он видел призраков…

И я не могла не использовать это.

«С его помощью я объясню папе и Ромке всё, что чувствую и чего не чувствую… Теперь дело за малым, потому что медиум, которого я так долго искала, нашёл меня сам…»

Сложив на груди руки, я выдавила дружелюбную улыбку. От нашего первого разговора зависело слишком многое, и я изо всех сил хотела понравиться своему будущему «помощнику»:

– Вы не ошиблись! Я действительно Наталья Иванова, – и, продолжая улыбаться, я протянула ладонь, желая пожать его пальцы.

Он резко попятился назад и уронил газету. Любопытство в глазах сменилось сначала недоверием, а затем – страхом. «Демидыч» крестился, вновь и вновь шепча какую-то тарабарщину.

– Я не причиню Вам вреда. Я всего лишь хотела…

– Тебя нет! Ты только кажешься мне! Таблетки? Где мои таблетки?

«Демидыч» отчаянно шарил по карманам, пытаясь отыскать что-то важное. Из его замызганного плаща выпало несколько металлических шариков и маленьких календариков с давно истёкшим сроком годности. Таблетки не находились, а вот ноги то и дело заплетались. Он так сильно мечтал сбежать от меня, что не заметил бордюра, запнулся за него и навзничь повалился на землю.

– Призраков не существует! Тебя не существует. Ты умерла! Умерла! – продолжал мычать он, тыча в меня грязным ногтем.

Спешащие с работы люди почти не обращали на него внимания, лишь несколько прошедших мимо подростков покрутили пальцем у виска да для пущей важности обозвали «дебилом». Помочь встать не пытались, но поглумиться успели:

– Опять этот сумасшедший! И почему его до сих пор не закрыли в обезьяннике?

Как ни странно, но слово «убийца» не прозвучало ни разу. «Скорее всего, о той аварии давным-давно позабыли – в конце концов, «Демидыч» мало походил на себя прежнего. По всей вероятности, прохожие считали его душевно больным без особого места жительства.

От досады в груди закололо. Разве такой человек мог помочь кому-то? Нет… Нет, потому что ему самому требовалась помощь. Он нуждался в ней похлеще папы и Ромки. Прикусив губу, я задумалась. Встречались ли мы раньше? До того, как я стала призраком?.. Вероятно, встречались. Замечала ли его? Весьма сомнительно. Люди редко замечают тех, кто ниже их по социальному статусу, а если и замечают, то помнят крайне недолго…

– Я не сделаю Вам ничего плохого. Не бойтесь.

Я подалась чуть вперёд, наклонилась над ним, протянула руку, но лишь «царапнула» по кисти. Моя ладонь, как обычно, прошла сквозь его пальцы.

– Тебя нет! Тебя нет! Ты мне мерещишься!

Не желая нагнетать обстановку, я вернулась на старое место. Моё присутствие явно заставляло «Демидыча» нервничать. Люди всё чаще и чаще оглядывались на него, и я боялась, что кто-то может позвонить в полицию или вызвать бригаду из психиатрии. Мне не хотелось его мучить, по крайней мере, сегодня. Возможно, «Демидыч» и не догадывается о своих способностях. Скорее всего, какой-то человек внушил ему, что общаться с призраками могут только сумасшедшие, а сумасшедшим ему по понятным причинам быть не хочется.

– Ухожу, – прошептала я, стараясь унять в голосе дрожь. – Не бойтесь. Я ухожу.

***

Когда я вернулась домой, часы показывали половину десятого. Костя ушёл, а Ромка сидел за столом на кухне и перебирал пожелтевшие страницы учебников по анатомии. Читал он про кровеносную систему и сердечно-лёгочную реанимацию. Ещё раз. Снова. На всякий случай.

Наверное, вам хочется знать, радовалась ли я тому, что мой муж вернулся в университет? Радовалась, но каждый день боялась, что завтра он опять его бросит. Ромка с завидной регулярностью балансировал на краю пропасти. Один неверный шаг, и мог полететь вниз. Стать ещё одним человеком, дошедшим до дна колодца.

Закрыв учебник, он включил ноутбук. Знакомая лента новостей вызвала приступ удушья. Я больше не нуждалась в кислороде, но задыхаться от чьей-то кипящей ненависти мне это нисколько не мешало. Новые комментарии принесли новую ругань. За последние три часа их набралось больше сотни. Самое противное, что Ромка прочитывал каждый. Я старалась не подходить к экрану: на нём раздражало практически всё, и, когда Ромка решился кому-то ответить, я зажала уши руками и выбежала на улицу. В этот раз ноги принесли меня на проспект Декабристов, в папину угловую девятиэтажку.

Отца я нашла в спальне возле кровати. Уставшего и не слишком здорового, с кожей землистого оттенка, с полопавшимися в глазах капиллярами и скрюченной спиной, которая окончательно приобрела форму знака вопроса. Похоже, Ромка был прав: папа действительно сдался ‒ жизнь медленно угасала в нём, и он всячески способствовал этому: почти не отдыхал, ел помногу и на ночь и забывал принимать лекарства от давления.

В голове что-то щёлкнуло – я моргнула. На кончиках пальцев запульсировал страх. Времени оставалось всё меньше ‒ счёт шёл буквально на минуты. Папа болел, Ромка сгорал изнутри, и помочь им могло только одно средство. Если они узнают, что я по-прежнему рядом и ни на кого не держу зла, то наверняка успокоятся. Всё будет по-старому. Всё станет так, как было…

Конечно, я могла бы поискать какого-нибудь человека, называющего себя магистром Тёмных искусств и гадалкой-экстрасенсом в седьмом поколении. Мне бы хватило одного взгляда, чтобы понять врёт он или говорит правду, но, к сожалению, о людях, общающихся с духами, в нашем городе я ничего не слышала, а потому видела только один выход из сложившейся ситуации ‒ помочь «Демидычу» принять свой дар.

«Охоту на медиума» я начала в среду вечером. Сначала обошла местные вытрезвители и следственные изоляторы, потом долго дежурила возле столба с гвоздиками на улице Братьев Райт. Удача мне не способствовала, час проходил за часом, день за днём, а «Демидыч» у ящика не показывался. Но зато в пятницу вечером я встретила Савву. Он улыбнулся и помахал мне, как старой знакомой. Я решила продержать его возле пешеходного перехода как можно дольше. Если Савва был на Братьев Райт, то явно не мог «дотянуться» до «Демидыча».

– Ты знаешь что-нибудь о своих родных? – осторожно начала я, пока Нестеров от скуки лаял на одну из дворовых собак.

– Нет, – он покачал головой и присвистнул – дворняжка, жалобно завыла, легла на асфальт и, вытянув морду, накрыла голову лапами так, словно пыталась спрятать уши. – Я же говорил, что в приюте вырос.

– А ты знаешь, как попал туда? Возможно, твои родители умерли.

– Или отказались от меня. – Савва оголил зубы и зарычал, собираясь взять палку.

Погрозив ему пальцем, я почувствовала зависть. Этот мальчишка с лёгкостью управлялся с любыми предметами, брал их в руки, бросал или просто замахивался. Мои же пальцы только скользили по ним, не имея возможности сдвинуть даже на сантиметр.

– Сила не в руках, – повторял Савва с серьёзностью умудрённого опытом старика, – сила в голове. Подчини её и станешь королевой района.

Я кивнула и прикусила губу. Мысль отправить Савву в свет не оставляла меня ни на минуту. Покой для Нестерова означал покой для «Демидыча». Оставался только один вопрос: как это сделать, если Савва не раз видел свет, но упорно оставался в мире живых? И пока я не находила на него ответа.

Тему «суд над Тимуром» мне поднимать не хотелось. Спрашивать про «Демидыча» было откровенно страшно. Савва мог что-нибудь заподозрить, и тогда его главному врагу пришлось бы очень несладко. Оставив собаку, Нестеров переключился на светофор, запретив ему показывать «зелёного человечка». Я засмеялась и обозвала его Томом Сойером. Уловка сработала. О романах Марка Твена Савва никогда не слышал. Так «Демидыч» получил ещё два часа спокойного времени.

***

Охота на медиума не приносила результатов целую неделю. Рыжий бородач объявился на улице Братьев Райт только во вторник вечером. Его левая нога совсем перестала сгибаться, а под правым глазом разливался фингал размером с грецкий орех. Похоже, в выходные ему здорово от кого-то досталось.

Я посчитала лишним донимать его ненужными вопросами и, спрятавшись за деревом, решила просто последить. Жил он, оказывается, неподалёку, в двухэтажном доме на восемь квартир. Зайдя в подъезд, сразу шмыгнул налево, у дверей тщательно вытер ноги о коврик, а затем быстро крутанул ключ. Удивительно, но за всю дорогу он оглянулся всего раз – на пороге, когда освобождал от ключа замочную скважину.

Его квартира была маленькой и грязной. Пол в прихожей мыли лет сто назад, штукатурка на стенах содержала такое количество трещин, что походила на гигантскую паутину. На дверцах шкафов виднелись следы жизнедеятельности тараканов. В кухне насекомыми кишели все углы. Но, несмотря на общую неухоженность, в жилище «Демидыча» не валялось ни одной бутылки из-под спиртного.

Скинув плащ, он упал на кровать. Укрылся каким-то тряпьём и захрапел. Я выбрала самый чистый угол и села на пол по-турецки. До утра оставалось не более шести часов.

Когда «Демидыч» проснулся, я не стала заговаривать с ним. Некоторое время он молчал, но потом вновь начал повторять, что я всего лишь плод его больного воображения. Я ждала, а когда он не видел, исподтишка читала бумаги, разложенные на столе в спальне. Так я выяснила, что его настоящее имя – Антон Павлович Демидов. В конце прошлого месяца ему стукнуло сорок. Разведён, детей нет. Два года назад едва не умер во время крупного пожара на стройке. Обгорело тридцать процентов тела. Сердце останавливалось два раза.

Похоже, именно после пожара он и начал «шептаться» с призраками. Все эти экстрасенсы и магистры Тёмных искусств всегда сходились в одном: что получили свой дар либо в наследство от бабки-колдуньи, либо в результате клинической смерти. Выходит, Ромка говорил правду: дефибриллятор действительно творил чудеса, причём во всех смыслах этого слова.

– Тебя нет! Ты кажешься мне, как те люди Джону Форбсу Нэшу из фильма «Игры разума». Он тоже болел шизофренией и понял это, когда заметил, что девочка не растёт. Он старел, а девочка не росла. Понимаешь?

Я плохо понимала, но, чтобы лишний раз его не нервировать, от стола на всякий случай отошла. Мне хотелось сделать что-то хорошее, и я отчаянно думала, с чего бы начать.

– Я прочитал статью о тебе, и ты тут же возникла из воздуха. Точнее, из моей головы. Раньше я тебя не видел. Ты существуешь только в моём сознании. Призраков нет. И я должен пить таблетки, но они тормозят мой мозг, и из-за этого я не могу писать музыку, но когда я не пью эти чёртовы таблетки, галлюцинации причиняют такую боль, от которой не помогает ничего. Я не хочу, чтобы меня снова били током и не могу больше бороться с образами в голове. Точнее, могу. Есть один способ. Если не будет меня, вас тоже не будет.

И, сглотнув, «Демидыч» открыл клапан на газовой плите…