Английский в Зазеркалье

Глава 6. Один на один

Такса за индивидуальные занятия также была задрана до небес. Ученики, занимавшиеся одни или парой, платили по повышенному тарифу, примерно шестьсот рублей за академический час. Данные занятия оплачивались постфактум на стойке администратора. Ко мне на такие уроки ходили две очень обаятельные и весьма способные девушки. Как-то раз одна из них не смогла прийти по уважительной причине, и мы отзанимались со второй положенные два академических часа индивидуально. На выходе из кабинета, администратор, увидев лишь одну девушку, удивлённо осведомилась, а где же вторая. Получив ответ, что ее сегодня не было, она слегка изменилась в лице, и тревожно поглядывая на мою подопечную, с досадой зашептала мне:

– Что же вы сразу мне не сказали, Алиса Дмитриевна, считать-то теперь дороже придётся!

После чего моей ученице было объявлено, что за сегодняшнее занятие с нее причитается ровно две тысячи четыреста рублей, что, по логике вещей, было в два раза больше ожидаемой суммы. Предугадав наше резонное возмущение, она пустилась в путаные объяснения о том, что раз в списке на занятие их числится двое, то и платить девушка должна за двоих, то есть как два ученика по два часа. И, несмотря на то, что подруги фактически не было, пересчитать сумму за урок как за индивидуальный она не может. Ведь в списках числятся две фамилии.

Все доводы разбивались о глухую стену твердой уверенности в том, что лингвистический центр недополучить свою прибыль не должен. В итоге, чтобы не подставлять мою ученицу, которая на такую сумму явно не рассчитывала, я договорилась с администратором указать в таблице занятие как часовое.

– Но вы же не дополучите зарплату за это время! – недоумевала она.

Что ж, мне проще было убавить час себе, чем пытаться уложить в голове этот двукратный скачок оплаты «за себя и за того парня».

Глава 7. Простая арифметика

Бизнес по-русски проявлялся на каждом шагу. Родители, платившие в начале месяца две тысячи шестьсот рублей за восемь занятий, и не подозревали о хитросплетениях в расписании. Теоретически одно занятие длилось два академических часа. Директор особенно гордилась тем, что учитывает самые полные варианты академического часа, по пятьдесят минут, без перерывов и перемен, щеголяя перед родителями солидными цифрами в час сорок минут астрономического времени. В среднем группа насчитывала от пятнадцати до восемнадцати человек. Однако на деле, если два-три ученика не являлись на занятие, расписание шло под нож. Время урока сокращалось, подростков полагалось научить за час пятнадцать (полтора академических часа). После чего учитель должен был объявить тему пройденной, урок оконченным, распахнуть двери на выход и распустить школьников, еще не до конца поверивших в такую нежданную удачу, по домам. Я все никак не могла понять, как объяснить детям столь внезапное получасовое сокращение урока. Администратор же продолжала твердить мне:

– Да так и скажите им, мол, раз вас пришло не пятнадцать, а двенадцать человек, класс превращается в малую группу. А согласно тарифам, занятие в таких группах стоит дороже, вот мы и сокращаем им время.

Мои рассуждения о том, что их родители заключали договор, в котором указана длительность урока (один час сорок минут), да и оплату они все уже внесли, наталкивались на искреннее недоумение:

– Верно, в договоре написано так. Но мы всегда пересчитываем по-своему.

Кстати, и зарплату за такие урезанные занятия преподаватели получали неполную (ведь учитывались фактические отработанные часы). Не то чтобы мне принципиально было получить на сто рублей больше, просто в моей голове, еще светлой после педагогического университета от недавно вложенных в нее идей и методик преподавания, никак не укладывалась этот тезис: «Раз уж у вас пришло на три человека меньше, то и тему вы пройдете на тридцать минут быстрее».

Но дискуссия о том, что время, затраченное на обучение класса, не может быть прямо пропорционально количеству учеников в нем, показалась мне слишком глубокой и оторванной на тот момент от главного принципа школы «Быстрее, больше, выгоднее!».

Однако это было еще не самое худшее. В случае с младшими школьниками, ситуация осложнялась присутствием их сопровождающих, ожидающих окончания урока за дверью. Ведь детей из начальной школы на занятия приводили родители, бабушки или дедушки, которые располагались молчаливыми стражами на стульях вдоль всего коридора, читая журналы и вполголоса беседуя о школьных успех своих ребятишек. Естественно, я не могла обойти каждого из них, в подробностях разъясняя все тонкости такой зависимости продолжительности урока от количества человек в классе. Оставалось только выпустить детей на полчаса раньше положенного времени и с невозмутимым лицом продефилировать мимо них в учительскую.

А ведь некоторых ребят привозили на машине издалека. Родители помогали им раздеться и убегали по своим делам, рассчитывая забрать их ровно через полтора часа. Видимо, предполагалось, что такие дети проведут тридцать минут внезапно выпавшего им свободного времени, слоняясь по коридору и разглядывая карты Соединенного Королевства на стенах.

В общем, мое педагогическое сознание оказалось не готовым к таким арифметическим выкрутасам, и я вела уроки как обычно, не урезая объяснение темы и не отпуская детей раньше времени. Часы в ведомости мне, конечно же, указывали сокращенные, в результате чего стабильно недоплачивали. Что ж, как сказал один великий человек: «Учитель – это призвание».

Глава 8. Хождение по мукам

К слову, о призвании. Раньше я наивно полагала, что тесты призваны сделать контроль знаний более удобным. Но если сегодня кто-то скажет мне, что тесты облегчают жизнь учителю, я готова от души плюнуть ему прямо в лицо. В моем случае тесты могли облегчить только мой кошелек.

В нашей школе имелась специальная папка, где хранились тесты всех видов: проверочные по разным темам, четвертные, полугодовые, тесты на повторение и итоговые для всех видов учебных пособий. Несомненным плюсом являлось то, что все они были уже распечатаны. Минус же заключался в том, что каждый тест насчитывал лишь десять экземпляров. Логика была такова, что преподавателю полагалось раздать по одному тесту на двоих с расчетом на группу из двадцати человек. При этом следовало объяснить, чтобы ученики не совещались между собой при выполнении теста, а ответы каждый записывал на отдельном листочке. В моем воображении сразу же всплыла красочная картина того, как я, представ перед двадцатью взрослыми солидными людьми, посещавшими вечерние курсы после работы, внушительно заявляю им:

– У вас будет сорок минут на тест. Пожалуйста, приготовьте листочек в клетку и не забудьте подписать свою фамилию в правом верхнем углу.

Подальше отогнав от себя эту бредовую идею, я не придумала ничего лучше, чем пойти к администратору и попросить распечатать мне недостающие тесты. Она как всегда была по горло завалена работой, поэтому просто молча кивнула мне на свободный компьютер методиста, подключенный к принтеру. Благо, все тесты имелись у меня в электронном виде на флешке. Однако по мере того, как принтер выплевывал мне все новые и новые страницы свеженапечатанного текста, лицо администратора приобретало все более хмурое выражение. В конце концов, она не выдержала и принялась уточнять, что это я там печатаю в таких объемах. Получив ответ, что я всего лишь готовлю пятнадцать тестов по числу взрослых в моей группе, она повторила мне мантру про один экземпляр на пару учащихся. Пока я лихорадочно думала, как бы мне смягчить фразу «Но это же полнейший идиотизм на платном занятии предлагать взрослым людям писать ответы на листочке!», принтер выдал мне последние страницы, и я ретировалась, при этом отметив про себя, что она как то странно смотрит мне вслед.

– Алиса Дмитриевна, вы уж предупреждайте в следующий раз, что так много будете печатать, – крикнула она мне вдогонку.

– Окей, – отозвалась я из-за угла, уже на пути к кабинету.

На следующее утро, едва я переступила порог офиса, та же администратор с ходу сунула мне под нос лист бумаги со словами:

– Вот, новое уведомление от директора. Пожалуйста, ознакомитесь под роспись!

Бумага гласила, что отныне и впредь преподаватели не могут пользоваться офисной техникой сами. В случае острой необходимости сделать копии или распечатки, мне полагалось записаться в специальную тетрадь, указав фамилию, имя, отчество, группу, название теста, количество экземпляров, и общее количество печатных страниц. Учитывая вечную занятость администратора, копии и распечатки делались ей раз в неделю. С этой тетрадью она уходила в отдельную комнату, куда теперь перенесли принтер и, если успевала, печатала там сразу все заказы за семь дней. Промучившись пару раз, когда сначала мне размножили лишь одну страницу из двух требуемых, а затем и вовсе не успели сделать копии к занятию, я приняла единственно возможное решение. Учитывая то, что мои семь групп регулярно требовали тестов, раздаточных материалов и разнообразных методических «примочек» из книги учителя, у меня не оставалось иного выбора, кроме как пойти в ближайший копировальный центр, благо он находился в библиотеке на первом этаже моего дома. Я приходила туда каждый день за полчаса до начала занятий и оставляла там столько денег, что хватило бы на закупку книжных новинок для всех библиотек в городе. Честное слово, мне стоило бы вручить медаль почетного мецената этой библиотеки.

Как-то раз коллега, увидев меня перед кабинетом с толстой пачкой листов в руках, поинтересовалась, где я беру распечатки.

– Делаю в полиграфическом центре.

– А как же деньги?

– За свой счет.

Она задумчиво покачала головой и сказала:

– Да, но работа все же должна приносить и экономическую выгоду.

Думаю, в душе она посмеялась над моей детской наивностью и верой в большую светлую миссию учить любой ценой. Я ведь и вправду полагала, что каждый ученик должен иметь возможность нормально заполнять бланк с тестом, а задачей учителя было обеспечить ему комфортные условия обучения. Ну, или меня следовало бы обеспечить мозгами.