– Брейк, пацаны! – вступается Осин. – Игра с минуты на минуту начнётся. Симонов, тебе больше всех надо? Мало тебя Тоха разукрасил? Добавку просишь?
– Давай, Тош, – не унимается Митька. – При всех расскажи в подробностях, как ты меня разукрашивал! Слабо?
– Доказательства тебе нужны? – сипит загнанный в угол Булатов. – Будут! После игры у Владика на даче. Осин, комнату мне отдельную организуй! А ты Митька диктофон наготове держи, будешь стоны Свиридовой записывать. Она у меня девочка громкая, тебе понравится!
– Ты же сказал, что Марьяна не придёт? – взволнованно пищит Осин.
– А я поманю пальчиком, и прибежит! Свиридова от меня без ума!
– Ну смотри, Тоха! – голосит Симонов. – Никто тебя за язык не тянул! Не придёт вечером Марьянка – быть тебе до выпуска брехлом, понял?
– Э, девочки! Какого чёрта мы в раздевалке прячемся, когда команда противника уже на поле? – суровый бас физрука сотрясает стены.– Считаю до трёх, пацаны! Кто не выйдет, останется на второй год с парашей по физкультуре! Раз! Два!
«Три» произносить разгневанному тренеру не приходится: отложив разборки в дальний угол, в момент притихшие атлеты ровным строем выбегают из раздевалки. Только я судорожно шнурую прокля́тые кроссовки в своем углу.
– Ветров, пошевеливайся! – командует школьный надзиратель в тот самый момент, когда последним из раздевалки выходит Булатов. На долю секунды Тоха замирает в дверях, громко ухмыляется и обернувшись презрительно смотрит мне прямо в глаза.
– Лузер, – произносит он одними губами и, не переставая лыбиться, идёт в зал.
– Ветров, очнись! Чего завис? – вопит физрук.
– Я и правда лузер, – зашнуровав наконец кроссовки, признаю своё поражение.
Игра проходит на автопилоте: пробежки, штрафные броски, разрывающий ушные перепонки свисток судьи – всё как в тумане. Несколько раз меня выпускают на поле и столько же удаляют на скамейку запасных. Я не могу думать о баскетболе – только о Нане, только о её предательстве…
– Это не бокс, парень! Полегче! – пытается достучаться до меня тренер, но проще научить ёжика разговаривать, чем умерить мой пыл. Я глух. Зол. На пределе. Моя цель – не кольцо, а наглая рожа Булатова.
Его масляная ухмылка победителя будит во мне зверя, а ехидные гнусности, ненароком долетающие до моих ушей, – лишают рассудка.
«Она меня любит».
«Съел, беспризорник?»
«Думаешь, не придёт?»
«Забегай после игры к Осину, послушай, как нам хорошо вместе».
Подонок, он знает, куда бить, чтобы вывести меня из равновесия и нагло этим пользуется.
– Хватит! – надсаживает глотку тренер, окончательно удаляя меня из зала. Оно и к лучшему!
Порываюсь уйти, чтобы со всех ног рвануть домой. Единственное, что хочу, – это вытрясти из Наны правду и понять, кто лжёт. Но на выходе из спортзала натыкаюсь на Смирнову, с опозданием забежавшую поболеть за наших.
Робкая улыбка, несмелый взмах рукой. Она хорошая девчонка, и было бы правильнее, мне влюбиться в неё, но разве сердцу можно приказать? А даже если и дать команду, то неужели оно послушает?
– Привет! – подхожу первым и лихорадочно оглядываюсь, выискивая поблизости Марьяну. – Ты одна?
– Да, – неуверенно бормочет Злата и как по команде заливается краской. Смущённо отводит взгляд и искренне улыбается.
Милая, скромная, честная – какого дьявола моя душа пропитана не ей?
– Ты кого-то ищешь, Сава? – всего на мгновение мы встречаемся взглядом. Её чистый, влюблённый, умоляющий задержаться, и мой – равнодушный и дотла выжженный болью.
– Не имеет значения, забудь! – хочу протиснуться мимо и уйти: нам не о чем разговаривать, но неведомая сила меня тормозит. – Злата, если я попрошу тебя ответить честно на один вопрос, сможешь?
Смирнова поспешно кивает.
– Уверена? – и снова её безмолвное согласие. – Даже если не захочешь отвечать?
– Спрашивай, Сава! – глупышка смотрит мне в рот, не понимая, на что подписывается. – Я клянусь, что не совру.
– Это правда, что Свиридова пообещала вывести меня на чистую воду? – спрашиваю в лоб, не сводя пристального взгляда со Златы: я пойму, если решить обмануть!
– Кто? Марьяна? – Смирнова меняется в лице.
– Да!
– Сава, ты… я… там такое дело, – перепуганно мямлит, не желая сдавать подругу. Мне бы обрадоваться за Нану, но сейчас я готов свернуть в бараний рог любого!
– Свиридова на меня спорила или нет? – отчаянно хватаю девчонку за плечи и начинаю трясти. – Отвечай! Ты обещала!
– Да, – вырывается из девичьей груди вместе с отчаянным всхлипом. – Только ты не подумай ничего плохого. Марьяна не со зла. Это простое любопытство!
Но я не слушаю. Слова Смирновой бьют в десятку. Лишают меня способности думать и принимать адекватные решения.
Не знаю, как нахожу дорогу до раздевалки: в голове шум, перед глазами – пелена из боли и отчаяния. Не в силах сдержать рвущийся на волю гнев, начинаю крушить все вокруг: я бью кулаками по шкафчикам, всё, что только можно поднять, швыряю в стены; пинаю скамейки и отчаянно вою, отказываясь верить, что так сильно ошибался в Марьяне.
Я прихожу в себя только тогда, когда физрук резко притягивает меня к своей груди. Не орёт. Не читает нотаций. Просто подходит ближе и подставляет плечо. Под глумливые взгляды столпившихся у входа в раздевалку пацанов, он уводит меня к себе в тренерскую и, усадив в потёртое кресло, протягивает стакан воды. Он что-то говорит, наверно, задаёт вопросы, но мозг отказывается воспринимать информацию: я безвозвратно проваливаюсь в темноту своего разочарования и ничего не слышу.
– Иди домой, Сава, а то отец потеряет, – физрук хлопает меня по спине, осознав тщетность своих попыток меня разговорить.
Как зомби, медленно поднимаюсь на ноги и не прощаясь плетусь к выходу.
– Ветров! – окликает тренер. – Ночь не бывает вечной, Сава. Вот увидишь, всё придёт в норму!
Сухо киваю. Он не обязан со мной возиться, но все же тратит своё время и силы. Я благодарен, правда! Но отвечать не хочу, да и не знаю, что принято говорить в таких случаях.
Из опустевшей раздевалки забираю сумку и пешком тащусь домой. Промозглый ветер пронизывает насквозь, кроссовки тонут в грязных лужах. С каждым шагом я уговариваю себя забыть, не думать, не повторять её нежное имя в тысячный раз, но снова и снова мыслями возвращаюсь к Нане. И пусть понимаю, что факты упрямо твердят об одном, я всё ещё лелею надежду, что разговоры про спор – это нелепое недоразумение.
В начале десятого подхожу к дому. Первым делом выискиваю в темноте окна Наны и глупо улыбаюсь, заметив в них свет. Марьяна у себя, а не на чёртовой вечеринке. Она не ушла! Не побежала за Булатовым! Значит, у меня есть шанс! Окрылённый призрачной надеждой, сажусь на скрипучие качели напротив подъезда и алчно наблюдаю за мерцанием ночника через тонкие занавески. Собираюсь с мыслями и пытаюсь придумать оправдания Нане. Уверен, скажи она сейчас, что слова Булатова – пустой звук, и я поверю. Безоговорочно.
В жёлтом сиянии различаю её силуэт и, крепко вцепившись в стальные цепи качели, почти не дышу. Одинокая, беззащитная, хрупкая она смотрит в окно и с кем-то говорит по телефону. Неважно! Главное, Нана дома! Я так увлечён наблюдением за ней, что не сразу замечаю машину такси, практически бесшумно припарковавшуюся возле подъезда, и отмираю только тогда, когда образ Наны в окне погружается в темноту. Мне бы хотелось думать, что она просто легла спать, но, увы, буквально через минуту я слышу писк домофона и вижу её, красивую, немного взволнованную и совершенно чужую. Марьяна с улыбкой наклоняется к водителю, что-то уточняет, а потом изящно заскакивает в салон и растворяется в ночи.
Всё происходит так быстро, что не успеваю осмыслить увиденное. Едва не падаю с качелей и, не чувствуя ног, забегаю в подъезд. На одном дыхании миную лестничные пролёты и врываюсь в квартиру, нос к носу сталкиваясь с отцом Марьяны.
– Куда она уехала? – с ходу набрасываюсь на Свиридова с вопросами, не догоняя, как тот мог отпустить единственную дочь непонятно куда и с кем в такой поздний час.
– И тебе добрый вечер, Савелий! – поучительным тоном вкупе с недовольным блеском прищуренных глаз проходится по мне опекун и идёт на кухню.
– Куда уехала Нана? – забываю снять обувь и бегу следом. Я плевать хотел на приличия и воспитание, какой сейчас от них прок?
– Савелий! – хмурится приёмный папаша, но в последний момент решает отложить нравоучения на потом и с налётом скуки отмахивается от меня небрежно. – У Марьяны свидание с Антоном.
Как ни в чём не бывало Свиридов берёт с полки стакан, а из холодильника достаёт минералку. Его медлительность взвинчивает нервы! Его тугодумие – сводит с ума!
– И вы отпустили её? – чувствую, как немеют кончики пальцев, а горло сдавливает горький ком. Даже если Марьяна меня ненавидит и действительно всё это время использовала, чтобы выиграть дурацкий спор, она не заслужила подобного унижения. Булатов ее не любит – это ясно как божий день! Сейчас он воспользуется её поражением, а завтра снова начнет трепаться, в деталях описывая их первую ночь. Дура! Она же до смерти пожалеет! Возненавидит весь мир и саму себя! А этот чурбан, её отец, невозмутимо продолжает смотреть на меня и улыбаться. Дурдом какой-то!
– А почему нет? – искренне недоумевает Свиридов, залпом осушая стакан воды. – Антон и Марьяна замечательная пара. Пусть гуляют.
– Вы это серьёзно? – пячусь от него, как от чумы.
– Антон хороший мальчик из приличной семьи, – добивает своей недальновидностью опекун и, скрестив на груди руки, спиной наваливается на дверцу холодильника. – Сава, расскажи лучше, где ты сегодня пропадал. Мне звонили из школы.
– У меня были дела, – киваю машинально и ухожу: видеть Свиридова тошно! Как, впрочем, и жить в этом доме.
В спину летят причитания и дешёвые угрозы заняться моим воспитанием. Смешно! Тоже мне педагог нашёлся! Ему начхать на родную дочь, но есть время для нравоучений в мой адрес.
Назидательные окрики пропускаю мимо ушей и с разбегу поднимаюсь на второй этаж. Дергаю ручку двери в свою комнату, но заслышав знакомую мелодию мобильного, доносящуюся из спальни Наны, резко меняю курс.
– Марьянка! – пронзительно голосит в трубку Смирнова, стоит мне только провести по экрану чужого смартфона пальцем.
– Я, кажется, что-то лишнее сболтнула Ветрову. Марьяна, слышишь? Ты уже в курсе, да? Витка донесла?
Но я продолжаю молчать. Пусть Злата и дальше думает, что говорит со Свиридовой!
– Прости меня, Марьяш! – продолжает Смирнова, приняв тишину за нежелание подруги отвечать. – Знаю, что не должна была ему говорить про тот спор в столовой. Да я вообще думала, что вы с Витой и Лизой тогда пошутили. А Сава так напористо стал требовать ответ, что я растерялась и ляпнула не подумав. Марьяна, ну скажи что-нибудь! Хочешь, я завтра к Ветрову сама подойду и всё объясню. Уверена, он поймёт. Тем более ни ты, ни девчонки так ничего о прошлом парня и не узнали. Свиридова, не молчи!
– Марьяна забыла телефон дома, – прижимая трубку к уху, подхожу к окну, где ещё несколько минут назад также точно по телефону говорила Нана. – А у тебя, Смирнова, есть уникальная возможность мне всё рассказать, не дожидаясь завтрашнего дня.
– Сава! – неестественно высоко пищит Злата. – Но как… почему…
– Смирнова, я жду!
Заплетающимся от волнения языком Злата начинает сумбурно рассказывать про их девичьи пересуды обо мне. Но тот спор, о котором упоминает Смирнова, ничего общего не имеет с Булатовым.
– Понимаешь, о тебе никто толком ничего не знает. Вот и ходят разные слухи, а Марьяна просто загорелась идеей раздобыть о тебе чуть больше информации и всё.
– Вот значит, откуда ноги растут о сыне мафиози, – не могу сдержать смех.
– Ну да, – хмыкает Злата и, немного осмелев, спрашивает: – Сава, и всё-таки, что ты делаешь у Марьяны дома. Уже второй раз. Опять за конспектами зашёл, да?
– Нет, Смирнова. Я здесь живу. Считай, что в споре ты всех обошла: тебе первой стала известна правда. Я беспризорник, детдомовец, сирота. Тот самый мальчишка, которого родители Марьяны приютили у себя по доброте душевной.
– Боже, – шепчет еле слышно и тяжело дышит в трубку. – Теперь всё понятно! А я голову сломала в догадках, почему Свиридова не разрешала её навещать.
– Она меня стыдится.
– Нет, Марьяна просто боится, что от неё все отвернутся, а одиночества и пустоты ей в жизни хватает и дома. Кстати, Ветров, а где она?
– Уехала с Булатовым на дачу к Владу.
– С Булатовым? Так поздно?
– Что именно тебя удивляет?
– Так они вроде расстались сегодня? Нет?
– Мне-то почём знать?
– Не нравится мне всё это! – причитает Злата, даже не догадываясь, что мне вся эта история нравится ещё меньше. – Телефон забыла, а за окном почти ночь. Да и компания пацанов у Осина собирается весьма своеобразная. Сава, а если Булатов ее обидит? Там же совершенно некому за неё заступиться.
– Ты адрес этой проклятой дачи, знаешь?
– Я была Влада на днюхе в прошлом году, могу показать, как проехать к коттеджу, но точный адрес не назову.
– Собирайся, Злата! Поедем вытаскивать нашу Марьяну из лап Булатова.
Глава 19. Слепая ревность
Марьяна.
Щелчок двери и тишина.
Ветров ушёл.
Не услышал. Не поверил. Не захотел.
Заглушаю отчаянный стон тыльной стороной ладони и медленно стекаю по стене на холодный керамогранит. Не чувствую слёз, не замечаю времени и, главное, не понимаю, почему так больно, почему мне не всё равно? Снова и снова прокручиваю в голове слова Ветра, пропитанные немым отчаянием, и, кажется, только сейчас начинаю осознавать, как много места мне отводилось в его сердце, а я всё профукала. Не ценила. Не берегла. Упустила.
Затылком упираюсь в стену, равнодушным взглядом скольжу по глянцевой поверхности натяжного потолка. Если бы я только знала, к чему приведёт моя нерешительность!
Заслышав шаги со стороны отцовского кабинета, поспешно встаю и бегу к себе: не хватало только оправдываться за свои слёзы и распухший от всхлипываний нос. Как можно скорее взбираюсь по лестнице и снова путаю двери, без спроса врываясь в комнату Ветрова.
Когда только этот неотёсанный грубиян с непонятными рисунками на теле и трепетным светом во взгляде успел так глубоко забраться под кожу?
Несколько раз обойдя спальню Савы по периметру, обречённо сажусь на диван, тот самый, который стал свидетелем нашего с Ветровым поцелуя. В глазах снова слёзы, а на губах – улыбка. Печальная радость ласково окутывает сознание, а внезапное разумение, что без Ветрова уже не смогу, сжимает жалкое сердце в тиски.
Не сдаваться! Бороться! Всё исправить! Ещё не поздно, верно?
Я снова вскакиваю на ноги и как заведённая суетливо сную из угла в угол. Мне нужен дельный совет!
Наверно, поэтому достаю мобильный и возбуждённо набираю номер Златы. Я готова ей открыться: рассказать о Ветрове и наших с ним бессонных ночах, о гнусном шантаже Булатова и своей трусости, а еще я хочу извиниться. Я виновата перед Смирновой, что, прекрасно зная о чувствах подруги, не сумела сдержать своих. Но в любви и на войне все средства хороши, правда?
Длинные гудки, посторонний шум и запыхавшийся голос Златы:
– Алло! Марьяна?
– Привет, мне очень-очень нужно с тобой поговорить. Я могу к тебе приехать?
– Сейчас? – кричит в трубку Смирнова и, судя по звукам, куда-то заходит. Я слышу её шаги, скрип двери, а дальше дикий шквал голосов и глухих ударов чего-то тяжёлого о деревянный пол.
– Да! Я вызову такси.
– Я не могу, Марьян! – извиняющимся тоном произносит подруга и тут же начинает оправдываться: – Я еле у матери отпросилась, чтобы к Саве на его первую игру успеть. Ой, Марьянка, он играет, как Бог. А какой красивый! Я – не я, если сегодня не осмелюсь к нему подойти, когда всё закончится.
– А как же его девушка?
– А где она эта девушка? Здесь все свои. Знаешь, может, и не было её никогда? А кстати, ты почему не пришла? Антон на поле.
– Мы расстались, – бормочу, смахивая со щёк дорожки слёз. Никогда бы не подумала, что ревность – такая подлая дрянь, способная вмиг пустить яд по венам.
– Марьян, я не знала, – лепечет Злата. – А почему ты мне ничего сказала?
– Вот, сейчас говорю.
– Мне очень жаль, милая! Наверно, ты права, нам стоит увидеться. А Сава… Сава подождет, правда?
– Всё нормально, Злат! – чёртова ревность грызёт изнутри, но я стараюсь держаться. – Завтра увидимся!
Скидываю вызов и, с досадой осмотревшись по сторонам, иду к себе. Злата права: не было никакой девушки, да и меня больше на её пути нет. Ощущаю себя дурой, идиоткой и страшно завидую Смирновой. Чтобы хоть как-то отвлечься, включаю любимый фильм с Райаном Гослингом, но всё равно каждое мгновение смотрю на часы, отсчитывая минуты до завершения игры. Как назло, те тянутся невыносимо медленно, подкидывая воспалённому воображению всё более изощрённые картинки и лишь сильнее распаляя в моей душе обжигающее пламя ревности.
Когда зажатый в руках мобильный внезапно оживает, я отвечаю не глядя, полагая, что услышу Злату. Мне не терпится узнать, что Ветров вновь отказал Смирновой, и наконец обрести покой. Но глупым мечтам суждено разбиться вдребезги, когда вместо нежного голоса подруги в трубке раздаётся противно-приторное кваканье Булатова.
– Привет, Марьяна! – тянет придурок и многозначительно молчит в ожидании моего ответа. На заднем фоне гремят басы, а чей-то пискляво-лающий смех сменяется звоном посуды. Сомнений нет, Булатов на даче у Осина.
– Детка, не хочешь поздравить меня с победой? – надменно спрашивает индюк и снова даёт мне возможность ответить. – Эй, Свиридова, ты оглохла?
– Мне казалось, наши пути разошлись!
Чувствую, как потеют ладони, едва удерживающие телефон возле уха, а непреодолимый страх расползается по телу, – меня не покидает ощущение предстоящей подставы.
– Ага, – насмешливо соглашается Булатов. – Но вроде это не мешает нам оставаться друзьями.
– Друзьями? – моя очередь смеяться. – Ты серьёзно?
– А что?
– Друзья не подставляют, Тоша!
– Ты о чём, Марьяночка?
– Не прикидывайся! Ты прекрасно знал, что Ветров стоял под окном, когда просил тебя поцеловать.
– И?
– Ты даже не отрицаешь? Господи, какой же ты противный, Антон!
– А ты что так в Ветрова-то вцепилась? Заступаешься, переживаешь? Уж не влюбилась ли ты в нашего оборванца? – звуки вечеринки становятся тише, зато ржание Булатова раскатами грома отдаётся в трубке. – Думаешь, нужна ему? – И снова смех. – Ага, держи карман шире! Вон он напротив сидит с банкой колы в руке, и совершенно непохоже, что переживает. Наоборот, Смирнову тискает и лясы точит, не забывая, кстати, свою скромницу совсем нескромно целовать. А ты, дура, убиваешься! Меня из-за него подставила перед отцом.
– Ветров там? – как ни стараюсь, дрожь в голосе скрыть не получается: мой самый страшный кошмар только что обрёл реальные очертания.
– Ну да, вся команда тут, – мычит Булатов как так и надо.
– Он же не хотел идти!
– Дать ему трубку? – спрашивает, не моргнув глазом. – Или, может, Смирновой? Погоди, Марьяна, сейчас позову. Зла…
– Не надо, – ору сорванным голосом, задыхаясь от слёз. Как там Ветров говорил: я была его маяком? Лжец! Негодяй! Как же быстро он нашёл для себя новый источник света.
– Я просто хочу, чтоб ты наконец сняла розовые очки, – продолжает давить Тоха. – Ветров не ангел! Он – покалеченный жизнью беспризорник, хватающийся за любую возможность вылезти из грязи в люди. Ты упорхнула – он пытает счастье со Смирновой.
– Неправда! Я не верю!
– Так приезжай и посмотри. Адрес знаешь!
Булатов сбрасывает вызов, оставляя меня наедине со своими сомнениями и разорванными в клочья чувствами. Знаю, как никто другой, что верить этому уроду нельзя ни на каплю, но больная ревность берёт верх. Вдобавок и стрелка часов лениво указывает, что игра давно уже закончилась, а в комнате за стенкой всё так же темно и пусто.
Второпях собираюсь и вызываю такси. Пока жду автомобиль, борюсь с неимоверной дрожью и желанием остаться дома, но успокаиваю себя, что только взгляну в лживые глаза Ветрова и сразу вернусь.
Чёрный «Ниссан» равнодушно тормозит возле шикарного коттеджа на окраине города. Осин, как и Булатов, живет на широкую ногу: летом здесь, а с началом учебного года в шикарной квартире в центре. Громкая музыка, яркие огни, толпы подвыпивших подростков – здесь не знают слова «нельзя».
Обнимаю себя за плечи и робко ступаю по аккуратной брусчатке к эпицентру веселья. Тут и там замечаю незнакомые лица и бесстыдно целующиеся парочки. Жадно высматриваю Ветрова, но пока не нахожу.
– Марьяна! – расплывается в поддатой улыбке Симонов. И без того не красавец, сейчас он и вовсе напоминает Квазимодо. – Пришла, значит. Ну-ну!
Каким-то липким, до отвращения разнузданным взглядом он проходится по моим обтягивающим джинсам, забранным в высокий хвост волосам и замирает, алчно разглядывая широкий вырез на моей блузке.
– Симонов, иди, куда шёл! – внезапно нарисовавшийся возле нас Булатов тоже замечает неладное.
Небрежным толчком Тоха отодвигает Митю в сторону и по привычке прижимает меня к себе. Я не брыкаюсь. В этом осином гнезде в объятиях Булатова куда безопаснее, чем одной, да и перед Ветровым выглядеть ревнивой дурой неохота.
– Где они? – бормочу взволнованно и смотрю на довольную физиономию Антона.
– Ща найдём!
В отличие от своего шакала, Булатов приятно пахнет и абсолютно трезв. Придерживая меня за талию, он проталкивается сквозь толпу гостей в самую гущу событий и останавливается возле дивана, на котором восседает Осин и компания, но Ветрова среди них нет. Кручу головой, пытаюсь разглядеть его и Злату, но тщетно. Зато меня друзья Булатова рассматривают как диковинную зверушку и мерзко лыбятся.
– Расслабься, – перекрикивая дебильное техно, брызжет слюной Булатов. – На выпей пока, а я разузнаю, куда Ветер делся.
Тоха суёт мне в руки стакан с колой и уходит. Скольжу по запотевшему от ледяного напитка стеклу пальцами и продолжаю осматриваться.
– А Ветер не промах, – гогочет Булатов, минут через пять вернувшись ко мне. – Да и Смирнова, оказывается, не пай-девочка.
– Что? – дурацкий стакан дрожит в руках.
– Что-что! Они у Владика комнату выпросили на втором этаже и уединились.
– Нет, – шепчу пересохшими губами и залпом выпиваю содержимое стакана. – Я тебе не верю!
– Хочешь, поднимемся и посмотрим? – хмурит брови в задумчивости Булатов, но тут же расслабляется. – Нет! Поступим иначе. Мы с тобой просто дождёмся, когда они спустятся. Идёт?
– Ладно, – безвольно соглашаюсь, ощущая, как голова начинает идти кру́гом.
Булатов по-свойски закидывает мне на плечо руку и, согнав с дивана пацана из 10 «Б», помогает сесть, а сам пристраивается рядом. То ли от громкой музыки и гула чужих голосов, то ли от спёртого воздуха, пропитанного кислым запахом пива, спайса и смеси туалетных вод голова начинает трещать по швам. Лёгкая тошнота сменяется белёсыми пятнами перед глазами, а предметы и лица вокруг начинают кружиться и сливаться воедино. Но я продолжаю упорно смотреть на прокля́тую лестницу и ждать Ветрова, но ни через пять минут, ни через десять так его и не вижу.
– Ты меня обманул, Булатов! Нет там никого!
– Не веришь? – сквозь туман доносится голос Тохи, а перед глазами отпечатывается его гнусная ухмылка. – Пошли! Покажу голубков!
Булатов подхватывает меня под локоть и поднимает, а я ничего не чувствую, совершенно не ориентируюсь в пространстве. Я вроде и в сознании, но реальность до жути искажена. Цепляюсь за руку своего бывшего парня, как за соломинку, и даже не замечаю, что сама иду к лестнице. Ступени тают под ногами, а мир вокруг сужается до бессмысленных картинок. Не понимаю, где верх, а где низ, что хорошо, а что плохо.
– А вот и наши голубки, – ртутью по венам разливается ехидный голос Тохи. – Смотри, Марьяна! Смотри! А то потом опять скажешь, что я лжец!
Потерянно озираясь вокруг себя, пытаюсь сконцентрироваться на происходящем, но всё впустую, пока вдалеке не замечаю Ветрова, а рядом с ним Смирнову. Злата что-то шепчет на ухо Саве. Тот кивает и что-то бормочет в ответ, а потом на мгновение сталкивается взглядом со мной. Вот она боль невыносимая, ничем не прикрытая! Булатов не обманул: они здесь! Они вместе! Кусаю губы, крепче перехватываю руку Тохи и, отвернувшись от Ветрова, прошу:
– Отвези меня домой, – не уверена, что получается, но я пытаюсь улыбнуться, чтобы спрятать от Савы свою слабость и боль.
– Ага, – кивает Булатов и, крепче обняв, продолжает куда-то вести.