10. Выстрел.
– Я не приняла решение, убеди меня! – откинувшись на спинку стула, с вызовом произнесла я.
Вечером дядя Гена, как и обещал, отвез меня ужинать. Есть совсем не хотелось, еда мне в тот момент была мне совершенно не интересна. Мне нужны были ответы.
В кофейне я решила, что не хочу притворяться и становиться другим человеком. Сколько это продлится – месяц, год, десять лет? Смогу ли я вновь потом стать собой? Не потеряю ли я снова всех, кто станет мне дорог? И больше всего на свете мне не хотелось врать. Пусть с Егором мы были знакомы всего ничего, но начинать общение с обмана я не хотела.
Да и зачем мне все это? Неужели они, и правда, считают, что из-за маминого каприза я решу изменить свое имя и записать в отцы пусть и уважаемого мной, но все же чужого человека?
От заполнения анкеты нас отвлек Реми, сказав, что приехала противопожарная проверка. Егору пришлось уйти, а я обещала заполнить анкету дома.
– Ксения, я же сказал: так надо! – отчеканил дядя Гена.
– Давай начистоту: мне не надо! Надо маме, но мне какое до этого дело? Она бросила меня четыре года назад, впрочем, как и ты.
– Все не так, ты заблуждаешься. – Дядя Гена как ни в чем не бывало спокойно отрезал кусочек стейка и даже не посмотрел на меня.
– Вот и объясни мне. Ты просишь слишком много от меня, но кроме своего «так надо» не можешь привести ни одного аргумента. Зачем это все мне? – Последнее я произнесла чуть медленнее, выделяя каждое слово.
– Ксения, что ты знаешь о своем настоящем отце?
– А это здесь при чем?
Опять он решил сменить тему?
– Повторяю вопрос. Что ты знаешь о своем настоящем… – Договорить он не успел.
– Ничего, я ничего не знаю о своем отце! Кроме того, что мама так его любила, что простила ему все на свете.
– А вот он не простил. Он нехороший человек, Ксюша. Очень нехороший. И ему совершенно не стоит знать, что ты его дочь. По уму, рассказывать тебе все это должен не я. Я же прошу просто довериться мне. – Он смотрел прямо мне в глаза, гипнотизировал, как удав свою жертву.
– Кто должен мне рассказать? Мама?
– Думаю, да, но она не может.
– Почему? Так противно иметь дочь от плохого человека?
– Всему свое время. Не стоит думать так о матери. Повторю, ее вины в том, что сейчас происходит, нет.
– Тогда почему о моем отце говоришь мне ты, а не она? Или мама думает, что если она поговорит со мной хотя бы раз, мой отец сразу меня найдет? Какая глупость! Ну и найдет он меня, что с того? Каким бы он ни был, он мой отец, он не причинит мне зла. Я даже хочу его увидеть.
– Ксения, мама не может сейчас поговорить с тобой. Всё. Точка. А что касается твоего отца, пойми: у него нет к тебе отцовских чувств. Я вообще сомневаюсь, что он способен чувствовать.
– Не укладывается в голове! Дядь Ген, ну как так? Он же мой отец! Зачем мне прятаться от него? Пусть не полюбит, но и обижать меня ему нет никакого смысла. Есть что-то еще?
– Есть. Если он узнает о тебе, я не смогу тебя защитить!
– От кого? От родного отца? Так и не надо! Чего ты боишься?
Повисла пауза. Дядя Гена отвернулся к окну и замер. Казалось, он даже не дышал. Потом тяжело вздохнул и пристально посмотрел на меня. От отчаяния в его глазах у меня по всему телу поползли мурашки. Я чувствовала, он хочет рассказать мне что-то важное, но не решается.
– Ксюнь, ты вчера спросила, куда я пропал тогда, помнишь?
– Да, и ты мне соврал. Ты не был в Москве, да? – решив подтолкнуть его к разговору, еле слышно произнесла я.
– Не был… Помнишь тот день, когда мы виделись в последний раз?
– Наверно, но он мало отличался от остальных. Ты приехал утром, чтобы отвезти меня в школу, но я в тот день неважно себя чувствовала, и мама разрешила мне остаться дома. А потом ты исчез.
– В то утро вместо тебя в машину села Наташа, дочка Галины Юрьевны, она работала у вас на кухне. Мне было по пути, и я согласился подвезти ее до города. Когда мы выехали на трассу, рядом с нами поравнялись два джипа. Нутром чуял: что-то не то. Но они просто ехали рядом – точнее, один рядом, а один прямо за мной. На мосту через переезд из окна того, что был справа, вылез мужик и несколько раз выстрелил по колесам нашей машины. На скорости, конечно, машину резко повело, и мы вылетели с моста. Очнулся я через несколько дней в больнице. Наташа скончалась на месте.
Он замолчал. Говоря о том, что случилось, он заново переживал все те эмоции: страх, боль, вину за гибель Наташи. Хоть я ее почти не знала (дома у нас она редко появлялась, иногда забегала к матери), но мне стало жаль их. Никому не пожелаю пережить подобное!
– Это страшно, очень… и мне так жаль, что все это с тобой случилось. – Я понимала, что должна поддержать дядю Гену, но не находила нужных слов.
– В тот день в машине должна была сидеть ты. – Его слова прозвучали как приговор.
Нет, нет, это все недоразумение! Я смотрела в пустоту и на автомате мотала головой. Кому может понадобиться убивать простую школьницу? Дядя Гена, верно, что-то путает. Это он у нас бывший военный, в кругу знакомых которого много темных личностей, на него и покушались. От этой мысли, конечно, тоже страшно и противно, но хотя бы похоже на правду.
– Поэтому меня отправили в Лондон? Из-за этого случая?
– Да.
– Ничего не понимаю: зачем кому-то убивать меня? – Мой голос предательски дрожал, но желание узнать больше пересилило всё.
– Мы склоняемся к тому, что твой отец хотел таким образом отомстить Екатерине. Все пути вели к нему. И поверь, он бы не остановился. Но во всех сводках сообщалось, что произошло ДТП по вине водителя, не справившегося с управлением. Водитель остался жив, а пассажирка, молодая девушка, погибла на месте. Максим решил, что на этой волне и надо вывезти тебя за границу. Твой отец в тот момент был уверен, что его план сработал. Тебя больше не было, месть удалась. Для него ты погибла в той страшной аварии. А о том, что ты в Лондоне, знали лишь мы.
В моей голове начал складываться пазл: зачем меня увезли, почему не звонили и для чего теперь мне становиться якобы дочерью Гены. Но мысль, что родной отец хотел меня убить, разрушала сознание. Я четыре года не могла поверить, что мать отказалась от меня, а сейчас должна поверить, что делала она это только для того, чтобы родной отец не довел начатое до конца!
– Это не может быть правдой! – Глаза застилала пелена слез, а внутри все сжалось в комок. Я не хочу в это верить, я не хочу знать, что самые родные люди могут быть настолько жестокими. – Пожалуйста, разреши мне поговорить с мамой! Я сделаю все, что скажешь. Буду кем угодно! Но сначала, мне необходим разговор с ней! Это все, о чем прошу тебя!
11. Папочка
Около девяти вечера мы подъехали к моему подъезду. Всю дорогу дядя Гена молчал, и было видно, что он ушёл в себя. Мне хотелось поговорить с ним, точнее, меня пугала тишина. От нее в голову лезли страшные мысли, а я их не хотела. Во мне поселилось новое, незнакомое до этого чувство – страх. Что я там говорила о лжи, о том, что я взрослая? Сейчас мне как никогда хотелось стать маленькой, прижаться к маме и никогда не быть дочерью своего отца.
– Думаю, тебе стоит какое-то время пожить у нас. Конечно, если ты все еще планируешь оставаться в городе.
– Я не знаю… – Сейчас перспектива остаться одной дома меня пугала: я же от каждого шороха буду вздрагивать. – А Софья Александровна не будет против?
Жена дяди Гены всегда мне очень нравилась. Добрая, кроткая, нежная, она всегда была полной его противоположностью, и не только по характеру. Она была миниатюрной и очень стройной. Когда они вместе приезжали к нам, мысленно я всегда называла их Дюймовочкой и Великаном. Но при всех различиях они всегда казались единым целым, а их нежность и забота друг о друге были видны невооруженным глазом.
– Софа с сыном в Испании. Ты им точно не помешаешь. Тем более, это ее идея.
– Тогда поехали, мне боязно оставаться одной.
– Ксюш, люди Максима следят за Николаем, пока нет причин волноваться. Но все же и тебе, и нам будет спокойнее, если ты будешь под присмотром.
Мы вместе вошли в квартиру, где я собрала самое необходимое на первое время, а затем уехали к Мироновым.
Дядя Гена с женой и восьмилетним сыном Гришей жили в центре города, в престижном и современном жилом комплексе. В их распоряжении была просторная квартира с огромной кухней-гостиной и несколькими комнатами. Мне выделили небольшую уютную комнатку, где обычно останавливалась бабушка Гриши.
– Располагайся! В доме всё в твоем распоряжении, если что-то будет нужно, скажешь. – С этими словами дядя Гена вышел из комнаты, а я осталась наедине со своими мыслями.
Ворочаясь и прокручивая в голове вечерний разговор, я долго не могла заснуть. Что же мне делать? Может, мне лучше уехать? Но я не могла, не сейчас, не до разговора с мамой. Я должна ее выслушать, сейчас этого разговора я хотела больше всего на свете! Что такого ужасного она совершила, чтобы мой отец захотел отомстить подобным образом, и почему она не может мне все объяснить?! На мою просьбу поговорить с ней дядя Гена ответил, что сейчас это невозможно. Он не вдавался в подробности и просил меня подождать. Я ждала четыре года, смогу и еще немного потерпеть!
Утром я проснулась разбитая, с ощущением, будто по мне за ночь проехало с десяток грузовиков. Еле поднявшись с кровати, я отправилась на кухню, где дядя Гена уже вовсю жарил яичницу.
– Доброе утро! Могу я помочь?
– Доброе утро, соня-засоня! Завтрак уже готов. Шустро едим, да мне пора на работу. Кстати, расскажи, куда ты там собралась устроиться?
– В кофейню недалеко от дома, помощником бариста. Это тот, который кофе варит, – зачем-то решила уточнить.– А еще с мальчиком одним английским занимаюсь.
– Понятно. Знаешь, я не очень поддерживаю совмещение работы с учебой, но пока лето, работай. Только давай имя свое не свети. Кофейне твоей без разницы, Романовская у них работает или Миронова, а для тебя вопрос жизни и … короче, ты меня поняла.
– Этой Мироновой всего 17…
– И что? С шестнадцати у нас можно работать, и, заметь, без письменного согласия родителей. Так что, если будут возникать вопросы, посылай ко мне. Договорились?
– Я не знала…
– Ну, теперь знаешь. И еще, Ксения: раз уж я тебе теперь за отца, называй меня соответствующе. А то все «дядя Гена», «дядя Гена». Спалимся на раз-два с этим «дядей Геной». Не можешь «папа» – зови просто «Гена». Уяснила?
– Да… папочка. – Почему-то сразу на лице расцвела улыбка. Пусть выдуманная, пусть временная, но за последние несколько лет у меня вновь появилась семья. – Получается, Соболев все это время меня не ненавидел? И мама… А ты? Ты же рискуешь, прикрывая меня? Если он узнает, что ты … Ты Гришку с женой поэтому увез?
– Стоп, Ксения! Хватит на сегодня вопросов, да и на завтра тоже! Мне, правда, некогда. Но в одном ты права: Максим никогда тебя не ненавидел, как и Катя.
Он вышел из кухни, и через десять минут щелкнул замок входной двери. Он ушел. Я осталась одна. И опять мне стало не по себе. Понимая, что в этом доме я в безопасности, всё же не могла перестать бояться. А еще не могла не прокручивать в голове все, что узнала. И с каждым разом вопросов все больше и больше! Например, почему я не могу поговорить с мамой? Или зачем Гена так рискует ради меня, особенно после того, как однажды уже пострадал по моей вине? Кто мой отец? За что он так нас ненавидит? И что будет, когда он узнает, что я не погибла в той аварии?
Последний вопрос пугал меня больше всего. За это время его обида уже могла остыть, желание мести испариться, и тогда вся эта опасность – не более чем выдумка. Но в чужую голову не залезешь. Вдруг, узнав, что его обманули, он обозлится еще больше? Гена сказал, что пока он ничего не знает и я могу не переживать. Но он прав: только от моей осмотрительности теперь зависит моя жизнь и безопасность Мироновых и Соболевых.
12. Штиль
Всё лето я прожила в квартире Мироновых. День за днем страх отступал все дальше. Нет, я не переставала думать о своем положении, мечтать увидеться с мамой или стать невидимкой для отца, но мое отношение ко всему стало спокойнее. С Геной мы быстро нашли общий язык, и наше совместное проживание было легким и комфортным. Через пару недель после того, как я переехала, с отдыха вернулись его жена и сын. Софья Александровна приняла меня, как родную. Как бы я ни пыталась вернуться к себе, чтобы не мешать их семье, она меня не отпустила. А с Гришей мы вообще крепко сдружились. Я помнила его совсем малышом. Теперь же с ним можно было поболтать почти на любые темы, вместе посмотреть кино, поиграть в приставку. С Гришей время пролетало незаметно, а вместе с тем из головы на время исчезали все гнетущие мысли.
Каждое утро мы вместе готовили завтрак и все дружно собирались за столом. Пожалуй, это было единственное время, когда мы были все вместе. Днем все разбегались по своим делам. А вечером мы обычно ужинали без Гены: он возвращался с работы почти ночью.
Раньше Мироновы часто приезжали в особняк Соболева, а Софья Александровна была в очень хороших отношениях с мамой. Несколько раз я пыталась завести с ней разговор о маме, но обычно сразу замечала печальное выражение ее глаз, и наша беседа заканчивалась всегда одним и тем же: «Ксюша, мы сейчас не видимся и не общаемся. Я ничем не могу тебе помочь». В том, что Гена часто бывал в доме Соболева, я знала точно. Вот только жену с собой он больше не брал.
Однажды я сорвалась. По пути на занятия с Матвеем не удержалась и зашла в мамин бьюти-центр. Меня встретила девушка-администратор и деликатно сообщила, что Екатерина Михайловна здесь практически не бывает. Оставался только особняк Соболева, чтобы найти ее, однако Гена настоятельно просил не рисковать и не появляться там. Но терпение у меня не резиновое, и я решила, что если в ближайшее время мама не выйдет на связь, придется наплевать на все обещания и поехать к ней домой.
Три раза в неделю по утрам я продолжала заниматься с Матвеем. За это время он не только догнал школьную программу, но и хорошенько подготовился к новому учебному году. Если вдруг он опять заболеет, так сильно уже не отстанет. Родители Матвея хотели, чтобы и во время его учебы наши занятия не прекращались, но, понимая, что я тоже скоро начну учиться, особо не настаивали.
Все остальное время я проводила в «Кофеине». Егор многому меня научил, и теперь я могла брать самостоятельные смены, а не только помогать ему. Работа в кофейне доставляла мне несказанное удовольствие. Мне нравилось учиться новому, общаться с посетителями, да и просто ощущать себя частью небольшого, но очень дружного коллектива. С Егором у нас ничего не получилось, но мы стали неплохими друзьями. Как оказалось, у него давно была девушка, а то, что я сочла за флирт, было просто дружеским вниманием. Аня, его девушка, была очень симпатичной и приятной в общении. Она часто зависала с нами в кофейне после закрытия, и постепенно мы с ней сдружились. А еще с Реми. Он оказался душой компании: всегда веселый, остроумный, интересный собеседник. Мы часто созванивались, могли часами болтать почти ни о чем, а еще он всегда был рядом со мной в кофейне, стал моим ангелом-хранителем. Если возникали сложности, недоразумения с гостями, Реми умудрялся свести конфликт на нет и помогал выйти из любой ситуации с высоко поднятой головой.
Проблем с моим возрастом, конечно, не возникло. Зря я себя накручивала и переживала. Вообще тот факт, что я стала Мироновой, никак не отразился на моей жизни. Гена был прав: всем вокруг было без разницы, Миронова я или Романовская. Это был лишь вопрос моей безопасности.
Через несколько дней начиналась учеба в университете. Ребята из кофейни по этому случаю решили собраться в клубе, понимая, что потом, совмещая учебу и работу, выбраться куда-нибудь всем вместе будет не просто. На вечер был забронирован столик в местном модном клубе «Розмарин». По словам ребят, место пафосное и дорогое, где обычно собиралась золотая молодежь нашего города. В этот вечер там к тому же играл какой-то известный столичный ди-джей, а потому попасть туда было очень сложно. Выручил Егор. У него были знакомые в администрации клуба, а потому столик в крутом месте был за нами. Честно говоря, мне не приходилось бывать в подобных заведениях. Пару раз Аня звала меня провести вечер в клубе или баре, когда они выбирались туда с Егором, но я все время отказывалась. Здесь же увильнуть не получилось.
И вот я в шоковой заморозке стояла перед зеркалом, глядя на свое отражение. Аня решила помочь мне собраться и захватила пару своих платьев, поскольку в моем гардеробе, кроме толстовок и джинсов, было трудно найти что-то еще.
– Ты уверена, что это можно носить? – Мне казалось, что я стою перед зеркалом голая. Да, на мне было черное платье по фигуре без рукавов и со скромным вырезом-«лодочкой». Но его длина!.. Мои футболки явно были более целомудренными, чем это платье.
– Ксю, да у тебя же ноги от ушей! Кому, как не тебе, такие платья носить! Тем более, в клуб идем, а не в драмтеатр, – не унималась Аня. – Нет, ну можно голубое оставить, тем более, там такой вырез… м-м-м!
– Ань, ты издеваешься? Да Гена, меня за порог в таком не выпустит!
– Ксю, давно хотела спросить: почему ты отца по имени зовешь?
– Не знаю, так повелось… – Ненавижу врать, но не правду же ей говорить.– Я в Лондоне долго училась, виделись мы редко, так он и стал постепенно Геной.
– Понятно. Классный у тебя папа, Ксю! – подмигнула подруга. Это точно, такой классный, что убить меня хотел! Хотя речь же идет о Гене, а не об отце…
– А вот давай у него и спросим, раз он такой классный, какое платье выбрать – черное или голубое. – Я решила раз и навсегда закрыть тему о моем отце.– Гена, можешь зайти?– сказала я громко, чтобы создать впечатление, что зову его. Хотя знала, что слышимость из моей комнаты никакая и никто не придет. Но захотелось немного подшутить над Аней. Сработало.
– Погоди, – засуетилась подруга. – Нас же так никуда не отпустят! Не кричи! Уйдем по-английски.
– В этом? – спросила я, указав на себя. – В этом я сама никуда не пойду.
– Пойдешь, – твердо ответила Аня. – Хватит прятать себя от мира. Ну, серьезно, ты же красавица! Взгляни на себя! Ну, давай же!
Она вновь подвела меня к зеркалу и продолжила осыпать комплиментами, лишь бы я перестала сопротивляться. Она и сама была в короткой юбке и облегающем топе. Наверно, в клубах примерно так все и выглядят, но мне было некомфортно.
– Смотри, если остановиться на черном платье, но к нему взять не шпильки, а твои белые кеды, вот ту белую бейсболку и этот винтажный браслет, то получится совершенно другой образ. Сейчас слегка подзавьем твои волосы, и, поверь, наши все с ума сойдут!
Спорить с Аней мне не хотелось. С кедами платье действительно смотрелось не так откровенно, да и мне было удобно. Через час за нами заехал Егор, и мы отправились отдыхать.
13. Он
Суета, неон, басы.
Темнота и сжатый воздух.
Хаотичное движение людей.
Боже, куда я попала! Никак не могла сориентироваться, поэтому держалась за Анину руку, как за единственный спасательный круг. Мы всё куда-то шли: бар, коридор, танцпол, лестница, еще один бар… Дым от электронных сигарет, а может, от кальяна… Постоянное движение людей… Сколько же их здесь, и куда они все идут? Наконец, нашли свой столик. Под нами танцпол, второй этаж, наподобие огромного балкона, обнимает его сверху буквой «П». Один край нашего стола упирался в перила, вокруг остальных стояли диванчики. Все наши уже здесь. На столе коктейли, пиво, немного еды.
– Ксю-Ксю, ты ли это? Вот это да, детка, ты просто огонь!– Реми встал и чмокнул меня в щеку, а потом добавил шепотом: – Садись со мной и перестань бояться, я никому не дам тебя в обиду!
Я лишь благодарно кивнула и села рядом. С другой стороны устроились Аня с Егором. Музыка оглушала. Мне она не нравилась, к ее громкости я не могла привыкнуть. За столом тоже было шумно, все пытались перекричать творение ди-джея, чтобы и их услышали тоже. В голове всё смешалось: голоса, вибрация басов, звон посуды.
– Эй, Ксю не наливать! – Голос Реми пробился сквозь ураган других звуков. – Хочешь, возьму в баре что-то легкое для тебя?
– Да, давай. – Я была благодарна ему за то, что помнит и заботится. Реми знал, что я не пью ничего, кроме шампанского, и то совсем немного. От большего количества у меня сразу начинает болеть голова, и мне становится совсем плохо. Остальные не в курсе, но, помня, что мне еще семнадцать, не настаивали.
Вскоре официант поставил передо мной высокий бокал с полосатым коктейлем, украшенным долькой апельсина.
– Он безалкогольный! Не переживай! Лучше расскажи, как Анька умудрилась сделать из тебя такую сексуальную красотку? – Реми, как всегда, был в своем репертуаре.
Ему удалось-таки вернуть меня в нормальное состояние. Паника отпустила, и я снова смогла спокойно дышать, болтать, смеяться. В этой компании мне было легко и весело. Я постепенно привыкла к шуму и суете и осматривалась. На танцполе под ритмичные биты скакал народ. Я бы так не смогла. Никогда не танцевала на людях. В Лондоне занималась хореографией, но здесь она явно неуместна.
– Погоди, это еще не Пит играет. Паренек местный на разогреве, – словно прочитав мои мысли, сказала Аня. – Согласись, как табун лошадей скачут? Хотя под такое нельзя иначе, конечно. Пойду в туалет, не хочешь со мной?
Отрицательно помотав головой, я села на самый край, к перилам. Прямо подо мной был первый этаж. Медленно обведя глазами танцпол, зону бара, стала внимательно рассматривать молодого ди-джея. Рядом с ним на огромных бочках красиво танцевали девушки в откровенных костюмах. Подняв взгляд, принялась изучать второй этаж. Здесь были только столики, никто не танцевал. По центру располагался небольшой бар, возле которого толпился народ. Люди за столиками шумели, разговаривали, провозглашали тосты, смеялись. Только один столик напротив нашего был погружен в сумрак. Над каждым столом на втором этаже висела лампа, освещающая гостей. Там же она не горела.
– А-а-а-а, началось! – Реми толкнул меня в бок.
– Что? – Я не могла понять, о чем он.
– Пит! Детка, это Пи-ит! Я пошел в отрыв, увидимся на танцполе! – Реми быстро вскочил и стал протискиваться к лестнице на первый этаж.
Ну, Пит, и что с того? Я сомневалась, что сейчас что-то сильно изменится – просто новый ди-джей будет бить по ушам своей якобы музыкой.
Чуть перегнувшись через перила, стала свидетельницей настоящей вакханалии, происходившей внизу: казалось, народ просто сошел с ума, все прыгали и кричали: «Пит! Пит! Пит!». Прямо безумие какое-то! Я не представляла себе, как здание выдерживает эту беснующуюся толпу, но всё вокруг вибрировало и тряслось. И вдруг резко всё стихло, погас свет, чтобы взорваться новыми звуками и ощущениями. Судя по всему, за пультом появился самый долгожданный Пит. А я начала понимать, чего все ждали. В отличие от местного юного дарования, игравшего до этого, музыка Пита действительно таковой и оказалась. Она обволакивала слух, ласкала его. При этом тело начало непроизвольно двигаться в такт. И, вроде, играл он что-то знакомое, но приходит понимание, что слышишь это впервые. Но то, что я слышала, было так близко и по душе, что хотелось раствориться в этом ритме. Это был настоящий кайф! Я и не заметила, как начала улыбаться.
Подняв глаза от танцпола, я остановила взгляд на пустующем столике. Там все так же не горел свет. Сначала я решила, что там никого пока нет, но теперь отчетливо разглядела парня, сидевшего так же, как и я, только в темноте. У него были темные, почти черные волосы, на нём – черная футболка. Он устремил взгляд на меня.