Не буди девочку! До утра…

Участковый Колдомасов предпринял попытку установить: кто воткнул иголку в вену. Анка утверждала, что это сделал сам Васёк. А иголка, как крошечная ракета, стартовала внутрь и, направляемая толчками крови, начала движение по телу.

Срочно вызвали из Москвы Михея Беспоповцева.

– Папа, я умру? – первое, что спросил мальчик у примчавшегося в больницу родителя.

У того лицевые мускулы свело судорогой от попытки сдержать плач, и это неконтролируемое движение мышц сказало больше, чем любые слова.

– Ты будешь жить,– Михей Михеевич справился с лицом,-мы не умираем навсегда. Мы живём вечно .

– Где? В «Другом Месте»?

Но «Другое Место» было уготовано не сыну. Иголка, гулявшая по кровеносному руслу мальчика, непостижимым образом погубила организм его матери. Она сгорела за считанные месяцы. От острого лейкоза.

С тех пор за Анкой прочно закрепилось детсадовское прозвище –« девочка-беда».

ЭКСТРИМ ПО-ТАРАКАНОВСКИ

– А можно осмотреть дом?– Эрик перешёл к цели своего визита на мызу.*

В «копилку» Э.Э.: мыза- дом на отшибе, хутор, удалённая дача.

– Зачем тебе?– зыркнул на посетителя Вован.

– Собираю местный исторический материал.

– Собиратель, значит…-Левый глаз Вована располагается чуть ниже правого, а сползшее веко придаёт бывшему монастырскому труднику заспанный вид. Он опрокидывает очередной стакашек и суёт в ротовую щель перо зелёного лука.

– Пошли!– рубит он по воздуху.

Они двинулись в переднюю, затем заднюю части дома, уставленные мебелью первой половины двадцатого века. Особенно Эрику приглянулась железная кровать с никелированными шариками на спинках и горой подушек. Над ней репродукция «Лунной ночи» Василия Перова. Сидящая ночью у пруда девушка вызвала щемящее чувство узнавания.

Показал Вован и узкий, тёмный промежуток между стенами:

– Тихарились от чужих.

Эрик кивнул, а про себя подумал: бывшие обитатели не просто староверы, а так называемые скрытники, не имевшие даже паспортов.

У лесенки, ведущей вверх, Вован притормозил:

– Эх, жить весело, да бить некого! Выпьем по маленькой?

– Сначала чердак осмотрим!

И мужики полезли наверх.

Помещение увешано пучками трав. У противоположной стены- сено, на нём перина. Тут же замызганные обложки какого-то чтива. В дальнем углу колышется паутина с коричневыми остовами насекомых. Со стропил свисают связки чего-то, не поддающегося определению. Гость делает несколько шагов.

«Верёвки. Они закреплены на…»

– Что это?

– Подойди да посмотри!– нехорошо ощерился Вован.

Прорвавшийся солнечный зайчик упал на предмет-осветилась одна из граней.

В воздухе висел гроб.

Видимо, зрелище Вовану не в новинку. Он сохраняет бесстрастный вид, лишь слегка косит мутно- слюдянистым глазом в сторону гостя. Но тот не из пугливых.

– Готовить гроб заранее –древнеславянская традиция, – произносит Эрик тоном лектора.-У староверов его не обивали тканью. В противном случае покойнику, согласно поверью, пришлось бы простоять под дождём сорок дней, пока не смоется красный цвет обивки. Можно глянуть?

Хозяин идёт в сторону «экспоната». Гость –следом. Общими усилиями они спускают гроб со стропил.

– Дно устилали свеже-наструганной стружкой, а затем накрывали светлой домотканой тканью,-сообщает Эрик со знанием дела. –А вот староверов-отшельников без гроба хоронили.

– Как это?

– Ночью в лесу, в тайном месте закапывали. А сверху камни. Даже крест не ставили.

Между тем Вована охватывает пьяный кураж. Мужик решает примерить домовину и, сбросив тапки, ложится в гроб.

– Господи, упокой душу раба Твоего Владимира!– Эдик подражает басу отца Авеля. «Раб Владимир» опускает веки и складывает руки на груди.

Но скоро игра прискучила. «Покойник» поднялся. Как панночка из гоголевского «Вия».

– А ты, Вован, боишься смерти?

– Я после ШИЗО ничего не боюсь!

– «Шизо» – это болезнь?

– ШИЗО – это штрафной изолятор на зоне! Салага!

Теперь твой черёд примерку делать!-объявляет мертвец, вылезая из домовины.-Что, слабо тебе?

– Не слабо!-В крови молодого человека вовсю шурует выпитая водка.-Только… давай усложним испытание. Закроем гроб… Чтоб в реале!

И мужики стали искать крышку.

Обнаружилась она в подёрнутом паутиной углу. Рядом пристроился столярный ящик с молотком и заржавевшими гвоздями.

Эрику было шесть, когда умерла папина мама. Из всего ритуала прощания в памяти остался стук забиваемых в гроб гвоздей. Именно в те минуты пришло осознание: бабушка уже не встанет на ноги, не дотронется до его макушки и не скажет: «Ребёнок ести хочет!»

– Чего? Поплохело? –голос слышится, будто сквозь ватный компресс, который маленькому Эрику накладывали на воспалившиеся уши.

– Всё-окей…

– Начнём тогда!

– Погоди! На какое время заключим договор?

Вован замер, переваривая вопрос.

– Давай на минуту,-предложил Эрик.

– Не-е-е! Это не для мужиков. Три минуты! Вот это крутяк! – И Вован лезет в гроб. На этот раз с большей сноровкой.

Эрик с натугой поднимает крышку. Один конец он укладывает в ноги «покойнику» и пытается двигать к изголовью, закрывая как пенал. Ничего не выходит.

Вторая попытка оказывается удачней. «Могильщик» укладывает крышку на бок и аккуратно опускает. «Покойник» не издаёт ни звука.

Эрик отсчитывает секунды: « Один! Два! Три!» При « 180» мертвец колотит в крышку, и его выпускают на свободу.

Потом следует предложение пропустить по стаканчику, которое принимается в надежде, что озяин захмелеет и… Что последует дальше молодой человек представляет смутно.

– Я когда откинулся, меня за воротами никто не ждал, -пускается за столом в откровения Вован.-На полном голяке* был. Квартиру я ещё до первой ходки по венам пустил. Жена нашла другого. Мать померла. А дружбаны… Короче,история простая. Как формула воды.

В копилку . Э.Э: «голяк»– отсутствие чего-либо.

На несколько секунд оба целиком ушли в созерцание своих стаканов.

– А что дальше?

– Решил жить с чистого листа. Пока на зоне был, познакомился с женщиной. По интернету. Жизнь у неё не сложилась, но человеческая баба. Поставила условие. Типа испытательного срока… Пожить в монастыре. Я согласился. А куда деваться? Вот и пахал на отца Авеля. А потом она сказала: «Вижу, не альфонс какой…» Доверила эту дачу, чтобы жил и в порядок её приводил.

Гость слушал вполуха. Больше всего его заботило – как выбраться. Единственно уважительный предлог: по нужде… К его разочарованию, сортир располагался не во дворе, а внутри дома, что усложнило задачу. Правда, в помещении имелось оконце. Но пролезть в него мог только ребёнок. Выломать пару досок –наделаешь шуму. Оставался последний вариант –через выгребную яму. Но глянув вниз, Эрик решил: лучше лечь в гроб.

Взгляд блуждал по стенам уборной, пока не наткнулся на висевший на гвоздике мешочек со старыми газетами. Но взяться за макулатуру заставило отнюдь не отсутствие туалетной бумаги. На дне лежало что-то твёрдое. Эрик запустил руку…

– Ну, долго ты там?-послышалось за дверью.

– Извини, брат, что-то со мной не то… Слабит…

– В голове твоей слабит…

Эрик возобновил попытки разглядеть содержимое мешка.

Из глубины показалась… ступня. Судя по размеру, она могла принадлежать женщине или подростку.

"МОСКОВКА" СОБИРАЕТ ИНФУ

Сельскому поселению «Таракановка», в которое входили деревни Халуй и Архангело, исполнялось двести лет. Отцу Авелю, члену организационного комитета грядущего юбилея, пришла идея издать книгу местных легенд. В процесс подключился и юный краевед Василий Беспоповцев. В надежде добыть какую-нибудь информацию о собственной могиле за ним увязалась «московка».

Для начала им поручили посетить столетнюю Домну Трофимовну Селиванову из Дома почтенной старости. Так районная газета «Двинская правда» окрестила таракановский дом престарелых.

В тот день, когда коллекционер предпринял экскурсию на мызу, Алиного напарника припахали по хозяйству, и девушке пришлось сыграть роль главного интервьюера. Собирая жиличку в Дом почтенной старости, Светлана-Соломия обрядила её в юбку и косынку.

– Прямо как в церковь!-не преминула заметить новоиспечённая собирательница фольклора.

– А ты предпочла бы заявиться к старикам в драных джинсах и…-Здесь «большуха» прикусывает язычок, считая неуместным упоминание Алькиного шлема, который зовёт про себя «скафандром». Москвичка делает вид, что не слышит хозяйку.Уложив рядом с диктофоном сладости, припасённые всё той же Светланой-Соломией для обитателей ДПС, барышня направляется к Монастырке.

Стариковское пристанище располагалось в бывшем купеческом доме. После революции купца с домочадцами отправили в зону вечной мерзлоты, а здание передали сельскому совету. В тридцатые помещение облюбовали энкавэдэшники: в нём разместилась администрация так называемого Тарлага. После смерти вождя народов большинство заключённых отправили домой, а в купеческом доме из-за бэби-бума открыли школу. Этим и объяснялось наличие во дворике скульптуры читающей девочки.

Встретила посетительницу «культмассовик» – женщина с замысловатым сооружением на голове. В её сопровождении Аля прошла в светлую просторную комнату, где бабушки в платочках и дедушка в капитанской фуражке что-то мяли в покрытых старческой гречкой кулачках.

– Мы делаем мукосольки,-пояснила культмассовик. -Данное занятие полезно для пальчиков. Мелкая моторика играет важную роль как в детстве, так и на закате жизни.

Аля попыталась вычислить долгожительницу, но все обитательницы ДПС казались на одно лицо. Угадав её затруднение, « головная башня»наклонилась к бабушке в вязаной кофте:

– Домна Трофимовна, к вам гости… Из самой Москвы!

Слабая тень улыбки осветила старушечье личико.

Васёк перед тем как доверить девушке диктофон провёл инструктаж, из которого та уяснила: самый непродуктивный ход – обращаться к информанту с просьбой общего характера: «Расскажите, пожалуйста, какую-нибудь местную быличку!» Нет, следует задавать конкретный вопрос, основанный на ранее полученной информации. Например, а правда ли, что в таракановских лесах водились волки с гривами?

– А правда, что здесь есть волки с гривами? Как у львов?

– Нынь нету. Сейцяс все вывелись.

– Кто ёго знат,– подключилась соседка Домны Трофимовны справа,-место худоё, проклёнутоё. Всяка нежить может приключиться.

– Слыхал я тожо. Была какая-то история про это. Забыл я цё-то,-заметил старичок в капитанской фуражке и тельняшке.-Помню только-зоопарк в войну разбомбило. Вот зверьё и набежало.

– Но если в избу зашли правильно – с Господом Богом да со священником… Или кота впереди пронесли. Дак это хорошо! Значит, хозяева ужо приняли …-вступила соседка Домны Трофимовны слева.

– Какие хозяева?-позволила себе вопрос Аля.

– Домовые,-буднично ответил старичок, как будто речь шла о домашних любимцах.

– Но тут скорее всего беспокоят нижние…– вмешалась соседка старичка.

– Нижние?

– Ну да. Те, которы расстреляны.

– О чём они?-обратилась к культмассовику обескураженная гостья.

– Не обращайте внимания! В старых головах много чего намешано.

Однако через некоторое время дама сочла возможным дополнить:

– В этом доме лагерное начальство располагалось. Случалось, что приговор незамедлительно приводили в исполнение. Прямо в подвале. –Женщина указала глазами на дощатый пол.– Но давайте не будем о печальном. У нас скоро музыкальный час. Послушаете наших певунов.

Алька не возражала. А чего оставалось делать, если она позабыла включить диктофон?

Между тем разговор шёл своим чередом.

– Старицёк там жил,-плела нить повествования Домна Трофимовна,-а после его смерти опохабили дом. Танцы там производили. Винцо пили. Стал унижаться дом. Вецёрухабыла. Народу полно! А дом –ухти!– в землю ушёл. Крицали там и шумели. И петухи пели. А нет –далёко вытащить. Нонь дак краны есть –дак, может, бы кого и выволокли. А тогда цего где было-то? Ницего – нигде. Вот цего!

– А вот есть ещё камень со следом святого!-подкинула тему интервьюер.

– Ферапонт был широкий…-согласилась миниатюрная старушка, располагавшаяся напротив долгожительницы. -Он был настоящий, он был натуральный. Его произвели в святые, потому цо он был оцень хороший целовек.

– Во так-то, сугревушка!*– старичок в «капитанке» повернулся к гостье.

В копилку Э.Э.: «сугревушка»– ласковое обращение к молодой особе.

– А почему они так говорят? Цо да цо?-приглушённым голосом спросила Аля «даму с башней».

– Потому как цивкуны!– разулыбалась культмассовик.– Родом из деревни Халуй. Там все так говорят.

– А дедушка –капитан дальнего плаванья?

– Что вы! Он дальше областного центра не бывал. Фуражка- это дань несбывшейся мечте.

– А вот говорят, что девочка в лесу похоронена.

Старики и старушки на эту информацию никак не прореагировали. Может, не расслышали.

Через некоторое время яблочки, домики и человечки из теста отправились на просушку. В комнату доставили гармонь и вручили «капитану». Стариковские пальцы задвигались по белым кнопочкам, и как по мановению волшебной палочки, божьи одуванчики обернулись молодухами. «Капитан» молодцевато тряхнул головой.

– Таракановски девцоноцки- отцаянный народ, ноци тёмные осенние гуляют напролёт!-

завела миниатюрная старушка.

– Молодец, Махонька!– похвалил «дюймовочку» кто-то из слушателей.

– Твой черёд, Домника!-обратились бабушки к Домне Трофимовне, и та не заставила себя ждать:

– Таракановски девцоноцки,

– Цёво-цёво-цёво!

Но дыхания долгожительнице не хватило – на помощь пришла культмассовик:

– Одна юбочка в коробочке

– И боле ничево.

Башня на дамской голове качнулась. « Сейчас рухнет!» Но она устояла.

И МОЛОТОЧКОМ- БЯМЦ-БЯМЦ!

Ножка была прохладная.

«Так холодит серебро».

Положив находку на дощатый пол, гость осмотрел мешок. На дне – кулёк из газеты. Верхние концы согнуты к центру и примяты. По канонам советской торговли. Пара секунд ушла на то, чтобы их разогнуть. Внутри – металлические пластинки.

« От четырёх до восьми сантиметров».-Определил на глазок Эрик.

« Спаси Господи и помилуй рабу болящую Екатерину» -значилось на одной.

Вотивные подвески!

Обычай подвешивания их к иконам пришёл из католичества, из Украины. Votum – на латыни «обет». По сути смягчённая форма жертвоприношения. При Петре Первом «воты» попали под запрет. Однако на Севере они сохранялись до начала двадцатого века.

Присев на стульчак, Эрик принялся рассматривать пластины. Сделаны из листового серебра в технике штамповки. Судя по клеймам – в мастерских серебряников Архангельска. На части из них – святые, стоящие в полный рост с руками, сложенными в молитвенном жесте, на других – руки, ноги, глаза, уши,сердца и даже грудная клетка с выпирающими рёбрами –то,что болит. Изготовлены скорее всего в начале двадцатого века, а может, и… Прийти к окончательному выводу не позволил грозный фатум в лице Вована. Под его ударами металлический крючок выскочил из петли- в дверном проёме нарисовался испещрённый татуировками торс.

– Всё слабит, аспирант?-ехидно вопрошал он, а не получив ответа уставился на ножку: -Что за хрень?-Повисла томительная пауза.– Клад? Тралли-валли- пассатижи…

Эрик прокашлялся и, наконец, выдавил:

– Для коллекционеров-сенсация.

Хозяин хмыкнул:

– Гляжу, у тебя, аспирант, челюсти с петель послетали.–Повелительный дёрг скошенным подбородком:– Пошли. Обмоем фарт*.

Из коллекции Э.Э.: «фарт»– удача.

И они вернулись на кухоньку. Расчистив стол от бутылок и закуски, в центр водрузили ногу, вокруг разложили пластинки. Подобную коллекцию «аспирант» видел лишь в Архангельском музее, куда она была доставлена историко-краеведческой экспедицией в шестидесятые годы прошлого века из церкви села Лельма.

Меж тем Вован раскупорил чекушку- водка яростно забулькала в стакане. Одним махом мужик влил его содержимое в глотку.

– У меня глаза внутрь перевернулись, когда увидел клад…– задушенно просипел он и потянулся за краюшкой хлеба.

Эрик продолжил изучать находку.

– Хорэ!– рыкнул хозяин и сгрёб серебро в кучу.-Пошли, аспирант! Продолжим испытание.

– Может, ещё по сто грамм? Для храбрости…

Вован согласно мотнул головой, даже не удостоив искусителя взглядом.

И вот приятели- за столом.Оба налиты до бровей. Гостя так и подмывает дать заднюю, поведав, к примеру, о боязни замкнутого пространства. Дескать, фобия открылась во время посещения Тараканьей Щельи. Кстати, собственноручно записанная легенда об щелье войдёт в юбилейный сборник.

«Местные жители пожаловались святому Ферапонту на тараканов, против которых не помогало даже традиционное вымораживание изб. Вот тогда и посоветовал старец собрать кучку насекомых и отнести к ущелью, по местному щелье,и прочитать заклинание: «Блохи, клопы, тараканы и всякая тварь! Вот иду я, гость, к вам: моё тело, как кость, моя кровь, как смола. Ешьте мох, а не меня. Слово моё крепко. Ключ, замок. Аминь, аминь, аминь».

С тех пор насекомые в этой местности повывелись.

Но привлекла любителя старины в Тараканью Щелью не красота, а обнаруженный ещё ленинградскими спелеологами провал в земле. С той поры жители ближайшего села Архангело водят в подземные лабиринты туристов.

Отправился туда и Эрик. Вооружившись фонариками, касками, его группа спустилась под землю по деревянной лестнице, хлипкость которой внушала опасения.

– Глянь, вода как будто на цыпочки поднялась!– восторженно констатировала какая-то туристочка, когда они добрались до входного грота. Действительно, мороз-скульптор выточил причудливые фигуры. А филолог в Эриковой голове подумал: следует внести эту метафору в «Копилку».

Они пробыли под землёй полтора часа, но казалось, что на экскурсию ушёл весь световой день. Такой же эффект дали и нынешние посиделки.

– И что? Ёлка не сохнет?

Эрик заморгал, силясь стряхнуть сонливость.

– Слышь, аспирант?– туркнул его в плечо хозяин. Выходит, он успел поведать слушателю о лишённом корней, но при этом вечно зелёном деревце, которое видел в одной из пещер.

– Ёлка воздухом питается, – заключил Вован.– Атмосфера под землёй особенная.

На зоне он приохотился читать про чудеса, а ещё больше -объяснять их с научной точки зрения.

– А шары светящиеся на фотках откуда берутся?-вопросы сыпались, как из рога изобилия.

– Понятия не имею.

– А я считаю, что никакая это не мистика. Простой дефект. Я такое видел. Отец Савва отчитывал бесноватую, и один мужик сфоткал. А потом суёт мне: гляди, мол, на роже у бабы третий глаз. Не иначе, сатанинский. И вправду- из переносицы кто-то зырит. Жуть! А потом смекнул я: руки от страху у мужика потряхивало, вот и смазалась картинка. Лишний глаз возник.

Вовановская речь становилась всё тягучее, что давало надежду: вот-вот отключится. «Аспирант» стал потихоньку подтягивать рюкзак: «Хвать – и на волю».

– Ды-ы-ы!-прогундосил собутыльник.-Вот бутылочку и уговорили. Но не боись… У меня ещё имеется.

И мужик с усилием отделился от табуретки. Поднимаясь, он упёрся ручищами о стол, повалил пустую бутыль, но вниманием сей факт не удостоил.Когда он, наконец, скрылся за дверью, гость, не мешкая, метнулся в сени. Он натянул кроссовки и бросился к проёму, по деревенской традиции завешанному тканью. И тут что-то хрястнуло ему промеж глаз. Дверной косяк? Если бы…Могучий черепок вернувшегося хозяина! Вован запутался в занавеске, а получив в лоб, ослабил татуированные клешни. Тралли-валли-пассатижи! Бутылка выскользнула! И в силу вступил закон гравитации.

Порой время растягивается, как обмусоленный комок жвачки. Так было в подземном лабиринте, многие метры которого Эрик пропахал на животе. Так случилось и сейчас.

На сетчатках глаз – траектория скольжения сосуда в бездну. Остановить его – вне человеческих возможностей. Но в следующее мгновение вовановский торс согнулся, как перерубленный вражеским мечом. И хрясть… рухнул вслед за ёмкостью. Затрещала занавеска. «Аспирант» зажмурился в ожидании апокалипсического звука битого стекла.

Когда он приподнял веки, дивное зрелище предстало ему: бывший трудник стоял на коленях, голову венчал тюрбан из драной занавески, а в вытянутой руке победно поблёскивала целёхонькаябутыль.

Вован сбросил тряпку жестом стриптизёра.

– Моли Бога, аспирант, что содержимое не растеклось. Тогда бы ты узнал про «розочку».*– А поднявшись с колен, осклабился:– Шутка юмора.

В словесную копилку Э.Э.:

«Розочка»– отбитое, с острыми краями горлышко бутылки, орудие нанесения телесных повреждений.

Зажав бутылку под мышкой, Вован дёрнул за рюкзак:-Чего тормозишь? Сымай!

Эрик не стал возражать, а двинулся следом, наступая на собственные шнурки.

На кухне хозяин раскупорил «беленькую», плеснул в стакан и залпом отправил в глотку.

– Пошли!

В чердачном воздухе кружились мириады пылинок. За окном плавно, как в трансе, раскачивалась берёза, а на её ветках резвились солнечные зайчики. Ещё оставалась нелепая надежда: гроб- это всего лишь порождение помутнённого алкоголем мозга. Но домовина ожидала их на старом месте. Рядом валялась крышка.

Как перед прыжком в прорубь, испытуемый набрал в лёгкие воздуха. «Где-голова, а где-ноги?» Поставил на днище одну ступню, следом другую. Присел, а затем вытянул конечности. Они упёрлись в торец.

Вован подхватил крышку, как пёрышко. Без всяких церемоний покрыл «покойника». Солнечные зайчики пропали.

– Один, два, три…

На цифре «сто» крышка затрещала и прогнулась. Это могильщик водрузил на неё свой зад.

А потом прямо над его ухом «покойника» раздалось: « Бямц-бямц!»

Да, это был звук забиваемых гвоздей.

"ГРОБ! И ОН ШЕВЕЛИТСЯ…"

После дома почтенной старости Аля, переодевшись в джинсы, направилась к магазинчику «Триада», чья площадка служила своеобразным дискуссионным клубом. Как обычно, перед торговой точкой было людно, но знакомая футболка нигде не просвечивала. Она схватилась за мобильник, но вспомнила: здесь он без надобности.

Прождав с полчаса, она отправилась в обитель.

У ворот согбенным стражем сидел, обстругивая деревяшку, послушник. Какой-то неведомой силой уголок рта юноши был задран вверх. « Человек, который смеётся.» Этот роман Гюго мама пересказывала Альке в детстве. Правда,у главного героя ( как же его звали?) изуродованный рот был растянут в обе стороны.

Юрочка- в курсе всех передвижений монастырских насельников.Вот и сейчас, не дожидаясь вопроса,он объявляет:

– Блат Элик ушёл!

– Когда?

– Тла-а-а-пезу плопустил!

В глазах послушника- происшествие чрезвычайное. Пустой Алькин желудок также напомнил о себе. Пришлось тащиться домой, где её ждали с обедом.

– Васёк, требуется помощь!-объявила она, управившись с едой.

– И чё? Опять…

– Не опять, а снова!-осекла его девушка.– Следует проверить одну версию…

Но пацан лишь хмуро заметил:

– Надо воды в баню натаскать.

– А если помогу?

– Посмотрим…

Управились за полчаса. Но пока то да сё, перевалило за полдень.

Тем не менее, сделав крюк, зашли в монастырь, чтобы удостовериться:не вернулся ли « блат Элик». Однако Юрочка лишь покачал головой, увенчанной чем-то вроде схимнического куколя, и показал деревяшкой на закат.

– Иди туда- не знаю куда!-едко прокомментировал Васёк.

Шли не так чтобы споро: сказывалась усталость, а от ведра саднили ладошки. Когда вдали показалась какая-то фигура, близорукие Алькины глаза приняли его за Эрика. И правда, рост и сложение схожи. Но всё остальное…

– Здравствуйте!-первым, как и подобает, приветствовал путника Васёк.

– Здорово…-облако перегара накрыло молодых людей с головой.

– Вам не встречался человек в коричневой футболке и джинсовой куртке?-скороговоркой проговорила Алька, стараясь не дышать.

– Коричневая футболка?– сморщил переносицу мужик.-Вроде видал…

– У него ещё рюкзак « милитари».

– Какой?

– Зелёный.

– Дак он шёл туда. -Незнакомец махнул татуированной кистью-клешнёй в сторону Таракановки.

– Давно?

– Врать не буду. Может, с час.. А может, поболе…

И мужик зашагал прочь.

– Выходит, всё нормально с Эриком,– сделал вывод Васёк.

– Наверное, мы разминулись.

– Тогда айда домой!– предложил пацан, у которого имелись планы на остаток дня.

Так бы они и поступили… Если бы не жажда. Ведь на обед подавали местную достопримечательность -солёные рыжики.

В будущий сборник легенд планировалось включить историю о том, как великий Фёдор Шаляпин, большой любитель северных рыжиков, обратился в Гаагский суд с требованием- платить ими за прослушивание его грампластинок в СССР.

Как-то незаметно,за разговором про рыжики они достигли уединённого строения, естественным ограждением которого служила разросшаяся растительность. На стук никто не подал голоса. На огороде тоже пусто. Но картошка окучена.

– Что-то слышно…– мальчик насупил переносицу. Ему не доставало словарного запаса для передачи донесенияушей-локаторов. Тем временем Аля дёрнула за дверную ручку…

В сенях стояли вёдра с водой, на одном висел алюминиевый ковшик. Васёк как джентельмен протянул ковшик спутнице, после чего зачерпнул себе.

– А теперь уносим отсюда ноги!-объявила Аля, когда он опустошил ёмкость и принялся оглядывать кроссовки, аккуратно выставленные у порога.

– Владелец использовал их сравнительно недавно…-с глубокомысленным видом констатитровал пацан.

– Господин Шерлок Холмс! Я хочу домой!

– Мужчина косолапит. Внешняя сторона сношена больше.

Аля глянула на находку. Обычные кроссовки : не из дешёвых, но и не фирменные. А Васёк уже открывал дверь в заднюю избу.Неприглядная картина предстала их взглядам: надкушенные куски хлеба, ощерившиеся консервные банки, опорожненные бутылки. Девушка повернула было назад, но…

– Слышь?

Алька добросовестно задействовала слух, но, кроме мушиного жужжания…Тогда Васёк предложил установить «минуту тишины».

– Будто дятел долбит!– сделал он вывод, когда минута истекла.

– Хватит с меня!-объявила ничего не услышавшая напарница и ринулась прочь. А пацан пошёл на источник звуковых волн. Одна комната… Другая… Ничего! Раздосадованный, он вернулся в сени. В дальнем углу-лестница на чердак. Добравшись до середины, он понял: на этот раз не ошибся.

Чердачный люк был закрыт, и скромным пацанским бицепсам пришлось поднапрячься, чтобы поднять его. Солнце висело над горизонтом низко, отчего по помещению расползлись тени.

– Есть кто-нибудь?

В ответ- придушенный вскрик.

«Бросить крышку и бежать?»

Мало-помалу глаза привыкли к жидкому сумеречному свету. По натянутой паутине сновали возбуждённые пауки. Последний луч солнца упал на предмет, напоминающий… Напряжённые нервы не выдержали. Васёк кубарем скатился вниз.

Алька нежилась в закатных лучах на завалинке.

– Гроб ! И он шевелится!

Но от сенсационного заявления поспешили отмахнуться:

– Прикалываешься? Как с лешаком на кладбище?

– По правде!

Но Алька непреклонна:

– Пошли домой ! А то сестрица разбухтится.-И они повернули на Таракановку.В дороге захотелось пить – снова напомнили о себе солёные рыжики. Пожалев, что не запаслись на мызе водой, путникизавернули к источнику рядом с валуном, на треть ушедшим под землю.

– Когда камень совсем провалится, наступит конец света,-оповестил Васёк.

Напившись из родника, оба не удержались и вскарабкались на мшистый камень. Аля разулась и поставила ступню в запечатлённый в каменной поверхности след.

– Загадывай желание!– велел мальчик.

– Зачем?

– Говорят, сбывается…

Тем временем Алькины кроссовки, оставленные без присмотра, покатились по каменной поверхности. Завороженно проследив за их полётом, «московка» завопила :

– Карамба!

– Чего ругаешься-то?

– Вспомнила!

– Цё ты вспомнила?– осведомился пацан, дурашливо намекая на то, что происходит из деревни «цивкунов».

– Это кроссовки Эрика!

– Ну и цё из того?

– А то, что надо вернуться в тот дом.

И что оставалось делать пацану?

Кроссовки были месте. Алька потрясла ими перед Васиным носом:

– Это его обувь!-Лёгкое пожатие плечами было ей ответом.

Василий снова задействовал слух, но ни одна звуковая вибрация не тревожила больше ушные мембраны. Они принялись осматривать комнаты.

– А где гробик?

Василий ткнул пальцем в потолок.

– Пошли!– скомандовала Алька.

И вот уже белобрысая макушка выныривает над чердачным проёмом. За ней следует бейсболка с принтом в виде всевидящего ока- замена шлему инопланетянки.

– Ы-ы-ы!– доносится из дальнего угла. Оба застывают, готовые дать дёру.

И тут громыхнуло. А следом поднялось пыльное облачко. Оттуда выплыл гроб. Из него показались окровавленные кисти рук.

О, РЕВНОСТЬ! ТЫ КАК ЗУБНАЯ БОЛЬ В СЕРДЦЕ!

Хозяйка выкладывает из буфета чайные принадлежности. Все они из разных сервизов и представляют собой пёструю смесь стилей и вкусов. Самая древняя в посудно- чайном сообществе – розовая сахарница. Досталась от прабабушки Евстолии, предпочитавшей пить чай вприкуску.Этот способ угождения плоти практически исчез с российских просторов. Правда, ещё остались кое-где конфеты-подушечки «Дунькина радость», принявшие эстафету от кускового сахара.

Хранится в буфете и другая прабабкина вещь – на половину сократившаяся в размерах алюминиевая ложка. Это про неё в Таракановке говорили: «Староверка свою ложку съела». Не мудрено, если доживёшь до 90 лет.

В тех же сумрачных недрах притаился ещё один предмет. Извлекают его перед Пасхой, в генеральную уборку. Это керамическая кружка, на которой изображён луг скоровками. Из неё сделала последний свой глоток Поликсея Беспоповцева. Кружку из больницы привёз отец. Вместе с ночнушкой и халатиком.

–  Матушка родимая,

–  Свеча неугасимая,

–  Горела да растаяла,

–  Любила да оставила…

Так поётся в северной песне.

Когда мама заболела, на семейном совете решено было зарезатькорову Зорьку. Беспоповцевы надеялись, что вырученные деньги помогут приобрести дорогие лекарства. Когда Соломка узнала о заклании любимицы, плакала три дня. А потом не то что есть мясо – смотреть на него не могла.

– Эка, девка, тебя отвернуло!– дивился отец.

Думали, пройдёт. Но нет, с той поры не берёт в рот говядину. Впрочем, никто особенно и не предлагает: на Севере предпочитают рыбу.

…В день субботней приборки всё идёт по заведенному порядку. Нет, не всё. Девичьи помыслы занимает библиотека, вернее, предложение коллекционера Эрика. По прошествии времени оно не кажется уж таким неприемлемым, по крайней мере, в отношении сочинений этой самой баронессы. « Метод молитвы»– это не староотеческие предания, а всего лишь писанина какой-то католички. И почему бы не обсудить всё с потенциальным покупателем? Деньги были бы кстати.

Управившись по хозяйству, Светлана-Соломия выходит на Монастырку. Под ногами пружинят деревянные мостки. Весь её вид говорит: « Не задавайте лишних вопросов, и мне не придётся врать». И действительно, врать не приходится, потому что жиличка в этот момент в нерешительности топчется в подлеске – напротив монастыря. В струящемся свете лунного серпа всё преображается: и эти старые заборы, и новая крыша дома Анфисы Павловны, на которую, по словам бабушки, ушло двести листов шифера.

Из переливчато-серебристого сияния вырисовывается знакомый силуэт и тут же исчезает в лесистых складках речной кручи.Алины ноги несут её в сторону, где в сыром воздухе растворился этот любитель вечерних прогулок.