43
Женя растерялась. Куда идти?! Но Элен решительно зашагала в темноту, и сестра поспешила за ней.
Прошли они недолго, буквально через пару минут послушался стук копыт, рядом с сестрами остановилась коляска. Прохор привстал на козлах и закричал со слезою в голосе:
– Барышня! Что это вы затеяли, на ночь глядя?! Меня же Надежда Никитична живьем съест!
Выскочивший из коляски Вольф подал руку вначале Жене, помогая ей подняться в коляску, потом Элен.
– Хорошо, что господин Вольф озаботились! – не успокаивался Прохор. – Не поверил он студенту! Но что вы потеряли в этих трущобах?!
Вместо Жени ответила Элен:
– Не твоего ума дело, поехали домой!
Прохор развернул коляску, и подбодрил лошадей кнутом, не переставая причитать.
– Что это было? – тихо спросил Вольф у Элен.
– Похоже, кому-то интересны мои качества, – так же тихо ответила она.
– Это тот, о котором я думаю? – спросил Вольф.
– А у тебя есть еще кто-то на примете?
Женя поняла, что они говорят о Зимине. Это ее не удивило, но появление Вольфа на темной улочке предместья казалось чудом.
– Это что-то меняет в наших планах?
– Нужно дождаться Ирил. Если этот тип действительно – предводитель местных демонов, наше путешествие может осложниться. Смешно, что он не похож на демона!
– И я не чувствую его демонической сути! – сообщил Вольф.
– Зато Чердже, кажется, чувствует. У меня такое впечатление, что он напуган.
– Ты шутишь?! – Вольф удивился. – Чердже напуган?
Коляска между тем достигла центральных улиц города. Прохор придержал лошадей, обернулся к седокам:
– Барышня, заночуем у Горюновых! Не хочется мне в темноте через Улатинский лес ехать!
Женя стряхнула с себя оцепенение, взглянула на сестру. Элен наклонила голову в знак согласия.
– Поворачивай к Горюновым!
Прохор радостно прикрикнул на лошадей. Коляска вывернула на Базарную площадь. Всегда горевшие театральные фонари сейчас были погашены, и только слабый свет луны озарял здание театра с выбитыми окнами и закопченными стенами. На мостовой все еще стояли лужи.
Откуда они вывернули, Женя не успела понять. Извозчичья пролетка, набитая людьми. Извозчичья лошадь грудью налетела на Рыжего, затрещали оглобли, коляску ощутимо тряхнуло.
– Прохор, увози барышень! – крикнул Вольф, выскакивая из коляски навстречу нападавшим. Прохор натянул вожжи, осаживая лошадей, но те сцепились оглоблями с чужой. Далжик ржал, пытаясь подняться на дыбы, а Рыжий хрипел и тянулся зубами к холке чужой лошади.
Вольф зацепил сразу двоих и потянул вслед за собою на мостовую. Элен опрометью выскочила из коляски, схватила под уздцы чужую лошадь одной рукой, а второй тем временем расцепила оглобли. Кто-то из нападавших попытался схватить Элен, но она, не глядя, ударила острым каблучком назад, поднырнула под руку второго налетчика и прыгнула в коляску. Прохор остервенело стегал кнутом налево и направо, одновременно натягивая вожжи и заставляя лошадей поворачивать. Внезапно лошади дико заржали, Рыжий взвился на дыбы, потому что из-под самой его морды вдруг вынырнул огромный волк. Извозчичья лошадь шарахнулась, пролетка ударила кого-то в бок, раздался крик боли, а вслед за ним отвратительный хруст, так как пролетка переехала ногу упавшего. Волк метался между людьми, то и дело прихватывая кого-то зубами. Это было последнее, что успела увидеть привставшая в коляске Женя, так как испуганные лошади рванули вперед, и ее отбросило обратно на сидение.
Прохор не сдерживал лошадей, в диком испуге они пронеслись мимо дома Горюновых и летели вскачь еще несколько кварталов. Замедлили бег уже на выезде из города, потом перешли на шаг. Только теперь Прохор обернулся к сестрам.
– Что будем делать, барышни?
– В Арсеньевку ведет одна дорога?
– Не одна, но надо делать большой крюк.
– Ночью ехать опасно. Где-то надо отстояться до утра.
– А что будет с Вольфом? – спросила Женя.
Ей никто не ответил. После недолгого колебания Прохор предложил:
– Поедем к Никитке! Переночуем в его мастерской, а утром поищем господина Вольфа.
44
Ночевали не в мастерской. Жена Никитки – дородная баба Прасковья позволила барышням лечь в доме. Прохора, правда, отправили ночевать в дворницкую: к барышням приставать с расспросами Прасковья не решилась, а вот у кучера надеялась вызнать подробности ночных приключений. В том, что приключения были, Прасковья не сомневалась. Лошади, которых Прохор ставил в конюшню, выглядели необычайно усталыми. Прасковья хорошо знала Прохора, частенько заглядывавшего к Никитке, знала арсеньевскую пару. Обычно Прохор не позволял себе так загонять лошадей!
Прасковья попыталась растолкать мужа, надеясь, что встреча с собутыльником сделает кучера более разговорчивым, но Никитка спал беспробудным сном. Его накануне хорошо угостил один из Лукашиных за ремонт своего автомобиля. Провозившись минут пять, Прасковья бросила мужа, достала из подполья припрятанную бутыль самогона и отправилась беседовать с Прохором сама.
Однако произошло невероятное: Прохор отказался пить.
– Я вас, Прасковья Матвевна, очень-но уважаю, но выпить не имею возможности по причине, как станционный фельдшар запретил! Ты, говорит, Прохор, должон меру знать, а не то болезнь приключится!
– Кака така болезнь? – растерялась Прасковья.
– Жжение в кишках с последующей лихорадкой!
– Хоть бы на моего Никитку лихорадь какая-никакая напала бы! Пьет, басурман окаянный, без меры! Проша, ты сказал бы ему! – взмолилась уставшая от мужниных запоев жена.
– Извиняйте, Прасковья Матвевна, правов я таких не имею, говорить. Никита Степаныч пьет строго после работы. Клиент не жалуется. А вы бы сами с фельдшаром побеседовали, пусть он его поучит.
– Никитка сам кого хошь поучит, если пьяный! А тверезый и слушать его не станет!
Прасковья хотела еще пожаловаться на нерадивого мужа, но Прохор, сославшись на усталость, выставил ее из своей каморки.
– Вона что! – огорошенно сказала Прасковья закрывшейся перед носом двери. – Прохор пить отказывается: не к добру это!
45
Женя думала, что не уснет, но заснула сразу же, едва голова опустилась на подушку. Сны снились странные: вначале Женя долго бродила по деревенскому кладбищу, а отец Федор грозил издали пальцем, потом пытался читать молитву, да сбивался и замолкал. А потом стая черных собак гнала мимо кладбища волка, который перескочил через ограду да сорвался в свежевырытую яму. Собаки с рычанием окружили яму, но тут откуда ни возьмись выскочил Кертон, и с рычанием вцепился в горло главаря. Вся стая бросилась на Кертона. Женя вскрикнула в страхе и проснулась. Рядом, подобрав под себя ноги, сидела Элен. Женю поразило выражение ее лица: тоскливое и испуганное.
– С Максом что-то случилось!
– Откуда ты знаешь?
Вместо ответа Элен указала на пол: там сидело штук пять жирных серых крыс вокруг одной более крупной и черной. Женя набрала в грудь воздуха, но завизжать не успела: Элен зажала ей рот.
– Тихо! Это местный хозяин крыс. Его никто не вытащил бы из норы, если бы Герни был… Если бы он был… Он меня чувствует даже на расстоянии! Он не позволяет Чердже слишком уж дебоширить!.. Хозяин крыс выходит только, если в город приходит чума.
Чума?! В Улатине?! Женю прошибла дрожь. Черная крыса встала на задние лапки, потянулась носиком к Элен. Дрожали крошечные усики, глаза-бусинки отблескивали почему-то красным, хвост вытянулся в струнку. Элен протянула руку крысе навстречу. Хозяин крыс обнюхал протянутую ладонь.
– Он говорит, что чума пришла сама! Он не звал ее! Он пришел говорить с Чердже.
– Я слушаю!
Откуда она взялась? Между двумя кроватями стояла еще одна Элен, абсолютно похожая на первую, только без слез на щеках.
– Я слушаю! – повторил Чердже. Эта Элен была старше или казалась такой. Глаза были строже, морщинки пролегли над бровями, опустились кончики рта.
Черная крыса тоненько запищала, серые, припадая к полу, неслышно разбежались. Чердже слушал хозяина крыс молча, только тонкие ноздри трепетали. Сестры в оцепенении следили за разговором до тех пор, пока Чердже не сказал:
– Довольно!
Женя на секунду отвела взгляд, а когда вернула обратно, в комнате уже не было ни Чердже, ни крыс. Элен тихо плакала, закрыв лицо ладонями. Женя с силой отвела ее ладони и спросила:
– Что. Что он решил?
– Здесь нарушены местные законы. Хозяин крыс просил Чердже убраться из города и отозвать чуму, иначе все смерти в округе лягут на его счет. И на мой тоже.
– Что он ответил?
– Дал им отсрочку. Если кто-то восстановит равновесие…
– Надо искать Вольфа! – Женя соскочила с кровати, готовая бежать, но тут же остановилась. Элен все так же сидела, подобрав под себя ноги, бледная, испуганная. – Что ты?
– Чердже никогда у меня не прорывался напрямую! У Нэти – да. А у меня – нет!
– Когда-нибудь это должно было случиться! Поехали искать Вольфа! Только нам в Улатине чумы не хватало!
46
Едва серел рассвет, когда хмурый Прохор запряг не слишком-то отдохнувших лошадей. Поднятый все-таки женой Никитка, сонно щурясь, приветствовал барышень.
– Ты обожди чуток, Проша, я те покажу новую машинерию!
– Некогда мне, Никита! – сурово ответствовал Прохор. – Потом как-нибудь!
Коляска загрохотала по сонным улицам, но только пара собак ленивым лаем проводила приезжих – Улатин спал.
На Базарной площади Прохор остановил лошадей почти напротив театра. Почти ничего здесь не напоминало о ночной стычке, но на камнях мостовой темнели несколько подозрительных пятен, глядя на которые Элен вновь заплакала вначале тихо, потом все громче и громче.
– Барышня, не нужно так убиваться! – осторожно сказал Прохор. – Сейчас мы в городскую больницу съездим…
Женя глубоко вздохнула и выдохнула:
– Прохор, езжай-ка ты с барышней к отцу Федору! Оттуда заедешь в Арсеньевку к маменьке, скажешь, я что остановилась у Горюновых. Завтра утром заберешь меня.
Она обняла Элен и повела ее к коляске.
47
У Горюновых Женя взяла шарабан с кучером Василием и отправилась в городскую больницу. Но Вольфа там не оказалось. Тогда она поехала в полицию и нарвалась на долгий неприятный разговор в кабинете полицмейстера. Убийство градоначальника наделало в Улатине много шума. Вдова покойного Зинаида Павловна показала, что Вольф первым оказался в их ложе после смертоносного выстрела. Именно он вывел ее из горящего театра и оставил на попечительство исправника. С одной стороны вдова была искренне благодарна иностранцу, а с другой стороны он являлся важным свидетелем.
Женю долго расспрашивали о подозрительных особах из публики, но она ничего такого припомнить не могла. Полицмейстер пожелал лично побеседовать также с гостями Арсеньевых. Особенно его заинтересовала личность Зимина, но именно о нем Женя могла рассказать меньше всего. Она адресовала полицмейстера к Поливанцеву, который лучше знал петербургского студента. О ночном нападении полицмейстеру Женя рассказала не все. Она не стала ничего говорить о своем с Элен предшествующем похищении, так как объяснить их чудесное спасение было практически невозможно. Она сказала, что они с сестрой на извозчике покатались по окрестностям Улатина, а на обратном пути пересели в свой экипаж и уже ехали в гости к Горюновым, как внезапно налетевшая шайка оборвала их прогулку самым жестоким образом.
В свою очередь полицмейстер заверил Женю, что никакой информации о ночной стычке к нему не поступало. Он предложил госпоже Арсеньевой осмотр найденных за последние сутки в окрестностях города мертвых тел на предмет возможного обнаружения среди них господина Вольфа. Не без внутренней дрожи Женя согласилась на эту процедуру, но в полицейском морге ей сделалось дурно, и полицмейстер был вынужден вызвать из больницы доктора Святкина. Доктор попенял Жене, что она так и не занялась собственным здоровьем и приписал для успокоения нервов нюхательную соль. Обмахиваясь заботливо поданным полицмейстером носовым платочком, Женя думала о том, что в морге, к счастью, Вольфа не оказалось, но где теперь искать беднягу, она не представляла. Заскучавший Василий заметно оживился при виде барышни Арсеньевой, но полицмейстер напомнил ему о недозволенных на территории города гонках с лукашинскими рысаками, и кучер снова загрустил.
– Возвращаемся домой? – спросил он, имея в виду дом Горюновых.
– Знаешь, где гадалка живет? – вместо ответа спросила Женя.
– А то! – обиделся Василий. – Мы у нее часто бываем.
«Мы» – это значило, что Анна Горюнова посещала Нинель Ботвееву довольно часто.
48
Гадалка как раз собиралась куда-то ехать, но Женя уговорила ее вернуться в дом. «На минутку!» – как она просила. Гадалка небрежно бросила на стол шляпку, щедро украшенную искусственными цветами и с ворчанием полезла за картами.
– Ох, уж мне эти дела сердечные! Никакого у вас терпежу нет, у молодых! Замуж бы выходили да остепенялись!
Все так же ворча она бросила карты.
– На какого короля гадаем? Червовый, трефовый?
– На пикового!
Нинель зачем-то постучала рубашками карт о столешницу и начала раскладывать. Минут пять она изучала получившуюся комбинацию, Женя ждала, затаив дыхание.
– Плохо твое дело, девка, – сказала наконец Нинель. – Военного ты, что ли, себе высмотрела? Смерть возле него стоит. И колдовство злое. Сильное колдовство. Позавидовали вам, что ли?
– Где он, Нинель?
– Несколько человек возле него! – Нинель потыкала пальцем валетов. – А вот этот среди них главный!..
Неожиданно она взвизгнула, потому что по ее затянутой в узкую туфельку ноге скользнула крыса. Прибежавшая на крик горничная вооружилась щеткой, но крыса, ловко ускользая от ударов, металась из угла в гол, пока не забилась под гигантских размеров комод. Чтобы сдвинуть этот комод с места требовались усилия нескольких человек. Горничная побежала за помощью.
Попытались вернуться к гаданию, но выяснилось, что в процессе погони за крысой карты смешались.
– Забудь о нем! – Посоветовала Нинель, принимая обычную плату. – Все равно он не жилец!
Женя добавила еще одну бумажку:
– Посмотри на воде! Где он?
Нинель вздохнула, спрятала деньги.
– Погубит меня моя доброта! Пройдем в другую комнату!
Дворник и садовник, руководимые горничной, взялись двигать комод, а Нинель повела клиентку вглубь дома. Стакан воды, аккуратно прикрытый салфеткой, ожидал своего часа в столовой. Нинель сняла салфетку, села, придвинула стакан, принялась вглядываться вглубь. Женя терпеливо стояла рядом.
– Ему очень плохо. Лежит в какой-то темном помещении. Рядом находятся еще два человека…
Внезапно Нинель ахнула, потому что стакан раскололся, и осколки врезались ей в ладонь. Вода хлынула на платье. Женя машинально выхватила подаренный ротмистром платок, торопливо вытянула осколки, платком перетянула Нинель руку. Все это время гадалка молчала, только кусала губы и морщилась от боли. На предложение поехать к доктору молча кивнула и пошла вслед за Женей к двери. На выходе они столкнулись с карательным отрядом.
– Барыня, а крыса-то убегла! – мрачно сообщил дворник. – Дырка под комодом нашлась!
Нинель не захотела воспользоваться шарабаном Жени, ее собственный экипаж уже ожидал ее у ворот.
– Оставь ты это дело, барышня! – посоветовала она Жене, взбираясь в коляску.
49
Волк метался между людьми, то и дело прихватывая кого-то зубами. Слышались проклятия, ржание испуганной лошади, кто-то безуспешно пытался обрушить на волчью голову дубинку. Волк уворачивался и вновь бросался в атаку. Наконец, Зимин, все это время, сидевший в пролетке и наблюдавший схватку, неторопливо вынул из кармана пистолет и прицелился в голову волка. В полутьме целиться было неудобно. Зимин щурился, несколько раз порывался спустить курок, и каждый раз останавливался. Наконец он дернул пальцем, грянул выстрел, волк взвизгнул и завертелся на мостовой: пуля пробила ему плечо и прошла в нескольких миллиметрах от позвоночника. Зимин выскочил из пролетки, сунул пистолет за пояс, вынул нож с узким лезвием. Зверь злобно оскалил зубы. Зимин улыбнулся и коротко, резко ударил. Зверь дернулся и обмяк. Несколько секунд Зимин смотрел на неподвижное тело, потом наклонился, поднял его на руки и понес в пролетку. Лошадь, храпя, попятилась.
– Держи ее! – крикнул Зимин. Чьи-то руки услужливо придержали лошадь, пока Зимин втаскивал волка в пролетку. – Дайте ремень!
– Да ты, кажись, убил его! – возразил хозяин лошади.
– Это у тебя мозги убиты. Наповал. Ремень!
Кто-то подал ему ремень, и Зимин стянул вместе все четыре лапы зверя. Вторым ремнем была перехвачена волчья пасть, после чего наконец удовлетворенный Зимин уселся и велел: «Трогай!»
– Возьми Севку! – крикнул кто-то вслед уносящейся пролетке, но Зимин только махнул рукой: «Сами справитесь!»
– Совсем озверел Юрик! – мрачно сказал один из налетчиков. Подобрав своего искалеченного товарища, шайка потянулась в предместье.
Пролетка остановилась у одноэтажного кирпичного дома, окна которого были снаружи плотно закрыты ставнями. Зимин при помощи кучера занес волка в дом, где и бросил на пол. Нож все еще торчал в груди зверя.
Зимин зажег висящую над столом керосиновую лампу и поправил фитиль.
– Я поехал, Юрий Викторович? – кучер неопределенно махнул рукой куда-то в сторону станции.
– Погоди! Поможешь мне! Куда ты дел святую воду?
– Да вон, в углу она! – кучер протопал через полутемную комнату, чтобы подать Зимину бидон с плотно пригнанной крышкой.
Зимин взял бидон, сорвал крышку и со всего маху обдал зверя водой. Волк шевельнулся, раздался вполне человеческий стон… Через несколько секунд на полу перед Зиминым и его товарищем вместо зверя на полу лежал человек в окровавленной одежде. Руки и ноги человека оказались стянутыми одним ремнем, отчего скорчился он в самой неудобной позе.
Кучер машинально перекрестился.
– Что же это, Юрий Викторович? – спросил он жалобно. – Выходит, попы правду говорят, и бесы есть?
– Это, Никола, не бес. Здесь имеет место гипнотизм. Тебе только казалось, что он – волк! Это – иллюзия!
– А кусался он вполне по-волчьи!
– Я тебе потом объясню природу этого феномена. Помоги мне!
Один из ремней оказался лежащим рядом с головой пленника, второй так плотно захлестнул его конечности, что Зимин едва снял его. Этим ремнем Зимин связал руки пленника за спиной, а вторым стянул ноги. Только после этого Зимин принялся осматривать раны человека-волка. Пуля прошла чуть ниже левой ключицы и вышла рядом с позвоночником. Сгусток крови закупорил рану, и она почти не кровоточила. Зато из второй раны кровь хлынула, едва Зимин вынул все еще торчащий нож. Этим же ножом Зимин разрезал куртку и сорочку пленника на полосы и вполне умело сделал перевязку.
Кучер издали наблюдал с отвращением.
– Так я поеду, Юрий Викторович?
Никола, пришли мне пару человек из пятерки Шабирова. Этого типа нельзя оставлять без охраны!
– Так он же почти дохлый!
– Никола!
– Пришлю-пришлю! – пятясь к двери, пообещал кучер.
Закончив перевязку, Зимин огляделся, взял кувшин с остатками святой воды и слил себе на руки. Желая просушить руки, он стряхнул капли воды на лежащего, тот дернулся и, застонав, открыл глаза.
– Как вы себя чувствуете, господин Вольф?
– Вашими молитвами! – прохрипел Вольф. – Очень даже приятно.
Зимин взял стул и присел напротив пленника.
– Как вы это делаете? – спросил он с искренним любопытством.
– Это очень простой фокус! – сообщил Вольф. – Я вас как-нибудь научу!
– Знаете, я немного растерялся! Хоть и перечитал за последнее время много, даже ходил к ксендзу консультироваться насчет борьбы с заграничной нечистью, а все равно растерялся! Барышень вот одних зря оставили да и с вами чуть маху не дали! Слава богу, хоть серебряный кинжал с собой захватил.
– Лучше бы вы его забыли! – кончиками губ попытался улыбнуться Вольф. – Такая мерзость! Вы не могли бы мне дать немного обычной воды?
– Сожалею! – Зимин поддал ногой бидон. – Я припас только святую. Хотите?
– Спасибо, вы дали мне ее уже достаточно. – Вольф закрыл глаза, помолчал, потом заговорил снова: – Полагаю, торг уместен?
Зимин скривился?
– Господин Вольф, мы же с вами – интеллигентные люди, и вдруг будем торговаться, как два мелких лавочника! Чуть позже я привезу сюда наших барышень, и тогда мы обсудим нашу с вами работу.
– Я полагал, Юрий Викторович, что вы еще учитесь. Нельзя с незавершенным образованием за серьезную работу браться!
– Все шутите, господин Вольф, а между тем вам должно быть не до шуток. – Зимин вновь взял в руки нож, погладил серебряное лезвие и покачал рукояткой в воздухе. – Я консультировался. Оборотня очень даже можно убить серебряным оружием!
– О чем речь, Юрий Викторович, любого можно убить. Вас, скажем, убить можно даже обычным ножом.
Зимин расхохотался и посмотрел на Вольфа почти дружелюбно:
– Я чувствую, мы с вам поладим, господин Вольф! Нам нужны такие, как вы!
– Я многим нужен, Юрий Викторович! Вопрос только в цене на услуги.
Зимин встал и подошел к Вольфу почти вплотную:
– Я хорошо плачу, господин Вольф, – кончик кинжала уперся в забинтованную рану на груди человека-волка. Оборотень дернулся, зрачки его расширились от невыносимой боли. Зимин наблюдал с любопытством, постепенно увеличивая давление. Кинжал прорезал импровизированную повязку и вошел в рану. Вольф издал тихий рык и потерял сознание. Зимин поспешно выдернул нож и, как нашкодивший мальчишка, спрятал за спину. – Не столь уж вы грозны, господин Волк! Найдется и на вас управа!
Вольф ничего не ответил. Если у оборотней есть душа, то в этот момент она блуждала где-то далеко отсюда, в джунглях острова Сазе, где вокруг храма богини Кеоде выли ее псы.