Беглец

* * *

Катенок совсем не рассчитывала на то, что переместившись в тело кошки, она со временем обретет свое почти прежнее состояние. И ее сознание к ней вернется почти в полном объеме. Как оказалось – форма сосуда никак не повлияла на содержание, она лишь немного ограничила его…

Те из эгрегоров, что намеренно скрывались в любом земном существе, либо никогда после не возвращались, либо теряли себя окончательно, либо их уничтожали – но факт оставался фактом – то, что с ними происходило потом – было тайной, покрытой, если не мраком, то домыслами остальных эгрегоров…

Катенок не скрывалась – она сбежала от скуки, из любопытства, ввиду неприятия себя или без видимой причины, то есть просто так. Первые месяцы Катенок действительно видела и узнавала мир глазами обычного котенка. Но позже ей это совсем не пригодилось: ни отличный нюх, ни ночное зрение, ни чувствительность людей, животных и их энергетики – все это не стоило и миллиардной доли того, что умела и знала Катенок ранее.

А потом все стало как всегда…

Только немного сложнее. В мире людей все оказалось гораздо примитивнее, глупее и грубее. Но, пока, интереснее.

Люди, в сравнении с эгрегорами, были визгливыми «рупорами» собственных мыслей, которых было невозможно заткнуть, понять или успокоить. Людей оказалось слишком много, и каждому из них что-то срочно требовалось. Они были не так разумны, как казались с первого взгляда. Словно дети. Но хуже. Взрослые гораздо хуже детей, извращенней в своих желаниях и испорчены жизнью или самими собой. Они все время просили и жаловались. Катенок еще не встретила ни одного самодостаточного, цельного и удовлетворенного жизнью человека.

У Катенка начался сложный период. Трудный, подчас невыносимый физически и плохо переносимый психологически.

Семеныч не раз стал замечать, как Катенок урча и постанывая, пробует зарыться головой под подушку или в стык между сиденьем и диванной спинкой, будто у нее сильно болит голова. После своеобразных «приступов», Катенок выглядела растерянной и беспомощной. Перебиралась к Семенычу на ноги и, притихнув между них, смотрела в никуда. Она стала меньше есть, меньше «говорить», все больше любила тишину, загоняя пульт от телевизора под диван. «Что-то происходит?» – спрашивал Семеныч. «Все в порядке», – следовал неизменный ответ.

Покоя Катенок больше не узнала: непрекращающиеся стоны людей в голове, шум их негодования в ушах и зрительные галлюцинации. Катенок чувствовала все на себе: боль, тоску, голод, зависть, недовольство. Но быть человеком и чувствовать это от собственного единичного экземпляра – это одно, а ощущать себя единым сборищем таких представителей – многократно некомфортнее.

Так, через людей, сознание Катенка сначало распылялось, потом концентрировалось и возвращалось к центру своего энергетического образования, которое сейчас находилось в теле кошки. Катенку казалось, что ее скоро просто разорвет на части.

Катенок пыталась поначалу бороться – то есть пробовала разгребать эту кучу эмоций, чувств, желаний, чтобы они не уничтожили ее саму. Она чувствовала все на всех доступных уровнях – головные непрекращающиеся боли, упадок сил, депрессивное неприятие мира, агрессию, желание уйти и отсюда… – только поэтому Катенок что-то делала. Во время процесса «сотрудничества» с людьми ей было легче, и она немного отвлекалась. Боль проходила на время. Но возвращалась снова.

Катенок понимала всю бесполезность этого процесса, всю его никчемность и ненужность. Она посчитала, что людям лучше бы было: жить сегодняшним днем или не жить вовсе.

«Но счастье без будущего – несчастье. Также как и беда без будущего – не беда. Получается, что всё, не имеющее продолжения – всего лишь точка. Стоит ли о ней беспокоиться?» – раздумывала Катенок.

Присматривалась и прислушивалась к зудящему, как рана, пространству, и старалась сделать все от нее зависящее: «Накричал на жену – забудь ключи дома и мерзни около дома добрые пару часов. Нагрубил нижестоящему по служебной лестнице – застрянь в лифте и подумай о том, что работа лифтеров также необходима, как и президента банка. Осудил кого-то – порадуйся испорченным продуктам и бессонной ночи в туалете. Пожадничал – бесполезная трата не за горами…»

Первое время бежала к сильному источнику возмущения – церкви, и слушала. Никакой благодати Катенок в храме не чувствовала. Но желания людей там были более конкретные и оформленные, а значит, и более слышимые.

…Женщина с угрозой выкидыша на маленьком сроке ждет ребенка и отчаянно просит доносить его здоровым. Смотрит Катенок ребенка, а он – будущий убийца, подлейшее существо. Кроме горя матери и обществу ничего не принесет, а мать слезно умоляет за его здоровье и жизнь, еще нерожденную жизнь. Мать – женщина хорошая, существо жизненно стабильное и положительное. Катенок, нисколько не сомневаясь, принимает решение – не быть этому ребенку – уродливой, больной души, случайно очутившейся в теле человека. Лучше бы этой душе было бы родиться в теле крысы, считает Катенок и начинает работать – мешают. Рядом возникает наисветлейший хранитель: «Не трожь, не распоряжайся душами, которые не ты вложила в тела».

«Молчи, глупый «ангел», я сильнее тебя, я умнее. Души попадают в тела часто также случайно, как если бы их вкладывал человек. И совсем не туда, где их место. Они портят себя и окружающих. Нельзя быть сплошной доброте и любви, она может породить такое зло, которое убьет своего родителя», – трудно быть хирургом Катенку в такие моменты, но не отрезать гангренозную часть нельзя: сгниет еще больше.

Вот дальше, ребенок – инвалид. Физически и психически неполноценный. Генное заболевание. Мать стоит, молится о здоровье и выздоровлении.

«Очнись, мать! Чудес не будет. Ну, есть они, но не в такой же степени! Опять недосмотр при его зачатии и вкладывания души растения в заведомо негодное для жизни человеческое тело. Что же они там наверху, то ли слепы, то ли пьяны? – раздумывает Катенок. Слишком тяжелы их последствия. Тут проще, и высшего существа рядом нет, негоже ему на такого время тратить – ускакал уже куда подальше, как увидел, что получилось. Катенок смотрит линию жизни: мать уходит рано, а ребенок не доживает и до двадцати. Чахнет в своем инвалидном кресле на седьмой день в закрытой квартире. – Ну и ну. Не лучше ли избавить его от ожидания такого «конца» раньше?»

Старуха просит снижения квартплаты и доброй смерти. Старуха «черная», всю жизнь в зависти и подлости прожила. Дети хорошие у нее, помогают. «Живи старуха, помирай своей смертью, не буду тебя трогать. А квартплату повысят, и соседи зальют тебя сверху, чтобы обои отошли, и твой белый потолок в желтых разводах действовал тебе на нервы каждую ночь», – вредничает Катенок.

Мужчина, убитый горем: потерял любимую женщину. Ничего не просит. Что просить-то, коли уже отняли? Отняли случайно, зацепив с кем-то. Стоит в горе мужик, ожидая успокоения. Жалко его, до слез жалко. «А что было бы, останься она в живых? Посмотрим, – Катенку не составляет труда увидеть предполагаемые судьбы. – Ничего хорошего. Прекрасная работа. Деньги, женщины, алчность, зависть, жадность. Что ж, женщину твою избавили от лишних страданий, а тебя – от гибели души».

Мальчишка топчется у порога в рваных ботинках. Погреться зашел. Денег просит. Несчастный ребенок из рядовой семьи алкоголиков. Вырастет – быстро в гору пойдет, за любую работу возьмется, чтобы кров заиметь. Будет и жилье, и деньги, и дело любимое. Правда, с семьей не повезет. Жена – гулящая. Но дети – хорошие, отрадой будут. В них и счастье свое найдет. «Будут тебе деньги! Иди в булочную магазин через две улицы, понадейся оброненный кусок найти, там бумажник под ящиком. Иди, мальчишка! Его богатый дядька уронил. Там визитка. И денег много. Позвонишь по номеру – найдешь себе покровителя. Не позвонишь – на год тебе хватит», – улыбается Катенок.

…Вот и еще один напряженный день пролетел. Устала Катенок не от того, что сделала, а от бессмысленной и нескончаемой рутины.

Катенок прекрасно понимала, что помощь единицам лишь поглощает и убивает ее саму, бесполезно расходуя драгоценную энергию. Но закрыться от всего – не получалось. Скорее всего, посчитала она, что с переходом в тело кошки, как земного физического существа, тонкий, ее собственный, идеальный мир треснул или ослабился. И сквозь него стали проникать человеческие души, их сознания, то есть течь чужая энергия. Катенок, неожиданно для себя, стала нервной клеткой большой человеческой массы.

«К Семенычу!» – бежит Катенок по городу, не придумав еще, как остановить обрушившуюся на нее лавину чужих эмоций и желаний. Стремление очутиться в нежных, любимых руках Семеныча побеждает все. Его ладонь иллюзией создает защиту от физического мира. Его любовь делает головную боль терпимее, скуку превращает в спокойствие, тоску позволяет не замечать, а треснувшую душевную оболочку восстанавливает.

Но внезапно Катенок останавливается. Что-то в пространстве меняется, как предгрозовая туча заслоняет небо. Катенок напрягается: утренняя беременная женщина из церкви находится в больнице после случайного падения на тротуаре. Ей в ноги бросилась кошка, неожиданность и наледь на асфальте свое дело сделали. Но женщине сохранили плод и остановили кровотечение.

«Да что же это такое?! – возмущается Катенок, а лапы безвольно поворачивают к больнице. – Кто-то пошел за женщиной и помог. Оставить все как есть, пусть этот «кто-то» потом очаровывается своим подопечным? Нет, надо. Не попасть сегодня вовремя домой».

Катенок не стала церемониться и внушать надежду на другого ребенка, которого никогда не будет. И в больнице, как и в церкви – тяжелая липкая от чувств атмосфера, от которой сразу не отряхнешься. Кто-то плачет, кто-то боится, кто-то руки наложить на себя хочет, еще и хирург на дежурстве пьяный. Пока в каждую голову влезешь и перенаправишь мысли – с ума можно сойти…

Во время процесса «работы» с людьми Катенку необходимо было быть ближе к источнику возмущения, вероятно, сказывалась физическая форма настоящего существования. Но большей трудностью оказывалось оставить свое кошачье тело, а потом его найти. Покинутый на доли секунды из каждой секунды кошачий организм мог попасть под машину, прищемиться дверьми, кинуться на человека, спуститься в метро или, хуже того, мог быть разодранным собакой. Животного, лишенного разума и инстинктов, на каждом шагу подстерегали смертельные опасности. Несколько раз Катенок пробовала не спать ночами, чтоб днем спокойно «оставить себя» спать в подвале одного из старых домов. После того как мальчишки, обнаружив спящую кошку и долго потешаясь, кидали в нее камни, от этой идеи пришлось отказаться. На крышах от людей укрыться было можно, но Катенок могла упасть, потому что в моменты «отсутствия» не видела и не слышала практически ничего. Несмотря на то, что в кошке Катенок практически была, мгновенно перемещая свою энергию в нужное место и обратно, «быть» полноценной кошкой до полного завершения «процесса» она не могла. А безопасных мест в городе оказалось мало.

Оставаться в квартире Семеныча, Катенок в такое время не хотела, чтобы не беспокоить его своим полубезумным состоянием. К тому же, Катенок не исключала возможности, что кошка могла и наброситься на него, а сонная артерия у людей такая тонкая…

* * *

Осень незаметно встретилась с зимой. Город побелел от снега. Воздух к вечеру сковывался холодом, заставляя сжиматься ноздри. Земля немела от мороза и покрывалась коркой льда на тротуарах, от которой древенели подушечки на лапках. Во двор Катенок попала только после полуночи.

В родных окнах слабое голубое мерцание – работает телевизор.

«Не спит. Семеныч! Погляди в окно, вот я!» – Катенок видит его силуэт, тотчас возникший у окна, будто Семеныч услышал ее.

Его равнодушный взгляд на Катенка. Отводит глаза, словно не замечает, как топчется у подъезда Катенок.

…Вечером Семеныч не торопился домой. Накануне он познакомился с прехорошенькой девушкой. Приятная беседа в ресторане, шутливый диалог, ее тонкое кокетство привели к тому, что они договорились о новой встрече. Все прошло бы по обычному и приятному сценарию, но девушка перезвонила ближе к вечеру. Деловым тоном объявила сумму, которую она хочет получить за встречу; назвала гостиницу, которая ее устроит; озвучила напитки, которые она предпочитает. Легкие закуски она настоятельно рекомендовала заказать из определенного ресторана. Семеныч, в это время выбиравший букет, вмиг остыл: все очарование вечера разлетелось как пыль. Выйдя из магазина, Семеныч выкинул цветы в урну. Настроение его окончательно упало. Он бы и сам не обделил девушку ни вниманием, ни атрибутами вечера, но выслушивать перечень условий, и уж тем более выполнять их, Семенычу определенно не хотелось.

Днем его компания проиграла тендер, и данное обстоятельство тоже внесло свою лепту в раздраженное состояние Семеныча. Он припарковался на стоянке и быстрым шагом передвигался к дому. Возле подъезда обнаружил, что его не встречает Катенок.

Отсутствие Катенка, казалось, переполнило всю чашу оставшегося терпения Семеныча. Ему было, в принципе, наплевать на то, что его кошка не оказалась там, где она должна была бы быть. Но Семенычу было не наплевать на то, что он сегодня ожидал… Кошку! Обыкновенную кошку! Которой можно все рассказать, на которую можно смотреть, с которой уютно молчать, с которой можно даже спорить…

Будто именно Катенок давала ему недостающую энергию, делала мир полноценным и успокаивала пространство одним своим присутствием. Эта зависимость Семеныча невероятно взбесила, как только смутной догадкой проникла в его разум…

«Вот и сиди на улице, раз тебе там интереснее, – в сердцах сказал Семеныч, задернув шторы. – Ешь на моем столе, спишь на моей подушке, днем тебя где-то носит, утром ни свет, ни заря извольте королеве дверь открыть. Не нагулялась за четырнадцать часов? Совсем себя человеком почувствовала?»

Гаснут окна. Чьи-то запоздалые шаги торопятся к подъезду. Катенок отступила: сейчас откроется дверь и можно будет проскочить в подъезд, поскребтись в дверь квартиры или, на худой конец, переночевать в подъезде около теплой батареи. Но желание идти домой растворилось и исчезло. Катенок делает еще шаг назад и поворачивает к дереву.

Свернулась на толстой ветке, уткнулась в шерсть, грея холодный нос.

«Зачем он так? – в душе стало тихо, а в глазах защипало. – А, ерунда. Это снег попал. Всего лишь снег. Белый и холодный. Как Семеныч сегодня».

Катенок чувствует холод сначала с кончиков лап, а потом и во всем теле. Холод подбирается к самому сердцу. Мерзлая жесткая ветка неприятно ощущается животом, шерсть от падающего снега слипается у основания на коже, в уголках глаз застыли маленькие льдинки. Не хочется спать Катенку, не хочется есть. Она лежит и смотрит на искрящуюся крупу, которая сыплется с неба в свете тусклого фонаря.

Незнакомое чувство охватило Катенка. У него нет видимости, нет ощущения, оно черное и пустое.

* * *

Утро пришло в той же темноте неба, что и ночь.

Семеныч появился. Поежился от холода, достал сигареты. Заметил пушистое, седое от заиндевевшего снега облако на ветке, которое смотрело на него. Встретились взглядами. Глаза соприкоснулись. Души вздрогнули. Глаза опустились.

Семеныч уходит дальше. Угол, поворот. Тот поворот, который их разлучал раньше на время. Где-то далеко хлопает дверь машины, но Катенок слышит звук отчетливо. Нехотя просыпается двигатель его автомобиля и монотонно начинает ворчать. Катенок и это слышит. Сейчас все пространство, весь мир состояли только из того, что делает Семеныч: снимает одну перчатку, достает телефон и смотрит пришедшее сообщение, счищает щеткой снег с лобового стекла, постукивает дворниками, стряхивая с них намерзшие куски. Садится в машину. Неторопливо уезжает. Удивительно, но на дороге много машин в утренней суете, а Катенок слышит только одну. В городе больше миллиона человек, а Катенок чувствует сейчас только одного.

Обыкновенное утро обыкновенного дня во вселенной. Катенок не понимает, в чем дело: почему вдруг все оглохло и ослепло, и сжимается до точки, которая находится где-то внутри?

«Что происходит с нами, Семеныч? То же, что и со всеми? Нет желания понять, которое толкало раньше друг к другу? Нет желания быть вместе? Стерлось то ощущение потрясающего комфорта – быть рядом? Стало привычно? Неужели так всегда было, и так всегда будет? Когда восторг сменяется холодом, как день ночью», – Катенок не знает ответов. Это первый страшный холод в ее жизни, первая зима в ее любви.

Она и не заметила, как Семеныч проник в ее душу. Не понимала, что она на данный момент – простая земная кошка. Не знала, что существует огромное чувство, как единый мир, который гармоничным делает только любовь.

Подкралось неясное ощущение, что оставаясь кошкой рядом с Семенычем, Катенок делает что-то не так, словно что-то теряет.

Катенок поняла, что голоса, галлюцинации, эхо, шум – все, что до этого на нее обрушилось от людей и неприятно истязало – внезапно отступило, потеснилось и исчезло за одну ночь.

* * *

Мир эгрегоров, то есть, энергоинформационных сущностей, откуда ушла Катенок, был другим.

Катенок еще не понимала, выше он или ниже земного, где она оказалась сейчас. Слишком быстро все происходило. Сначала Катенок проникла в физическое тело пушистого комка и познавала мир исключительно с возможностями обыкновенного котенка. Катенок не знала, что произошло с так называемой душой самого котенка. То ли Катенок подавила его, взрослея, то есть присоединила к своей энергетической сущности, то ли котенок «умер», то есть его душа преобразовалась в нечто иное, а Катенок вовремя подоспела к маленькому тельцу, физическому организму, которое еще могло возобновить свою жизнь.

А дальше на Катенка выплеснулся мир людей. Она их понимала, смогла видеть их прошлое и наиболее вероятное будущее, могла корректировать их мысли, соответственно и поступки. Словно люди внезапно стали прозрачными проекциями на координатной оси.

Все люди, кроме Семеныча. Его сознание Катенка никогда не беспокоило. Ей ни разу и в голову не пришло узнать, что хочет Семеныч, как он жил, и как будет жить дальше. Семеныч не был для Катенка человеком. Он стал ее любовью, ее миром – которые не разбирают на кусочки, чтобы не потерять ни кванта этого чуда.

Земной мир в эту ночь закрылся и перестал досаждать. Катенок посчитала, что ее собственная разодранная оболочка наконец восстановилась, разрушенная недавним перемещением из одного мира в другой.

Она признала, что люди чувствуют все гораздо острее, чем эгрегоры. Ей пришлось ощутить это на «собственной шкуре». Эгрегоры по «мукам душевным» не шли ни в какое сравнение с сущностями земного мира, которые могли этим самым себя изводить, уничтожать, изъедать. И это Катенку казалось странным. Хотя, она объяснила себе такое явление несовершенства людей ограниченностью материальной оболочки, которая не выпускает энергию: поэтому и чувства у них были еще грубее, неотесаннее, сильнее, как нечто, вроде концентрата.

Катенку показалось, что она нашла одно из значительных отличий мира людей и мира эгрегоров. В последнем отсутствовала любовь. А в первом ее было недостаточно. И люди не могли догадаться, какой ценностью обладает их мир, потому что они не понимали, не чувствовали себе подобных, как эгрегоры. Люди контактировали словами и поведением, эгрегоры – своей душой, для которой не существует лжи, нет препятствий ни во времени, ни в пространстве. У Катенка возникла сумасшедшая идея: соединить эти миры, для того, чтобы эгрегоры смогли чувствовать, а у людей появились сверхъестественные способности, для того, чтобы смешением человека и эгрегора – получился более совершенный вид формы жизни, новая ступенька в развитии души на бесконечной лестнице…

* * *

Возникшее чувство к человеку, мужчине, Семенычу – застало Катенка врасплох и ввело в недоумение. С одной стороны для нее оказалось радостью и открытием – новые тактильные ощущения и появившиеся эмоции, которые иной раз были верхом блаженства и умиротворения, с другой стороны – прошедшая ночь, сумасшедшее одиночество и боль – говорили о том, что дальше так продолжаться не может.

«Люблю его, – вновь вернулась Катенок к своему состоянию. – А дальше что? Мурлыкать от удовольствия в его руках? Естественно, мы можем каким-то образом общаться, и это также приятно. Смеяться, спорить – быть рядом с ним. Могу вернуться назад, но тогда и это исчезнет. Не исключаю, что и мои чувства пропадут, и опять начнется нейтральное существование. А мне уже не хочется терять возможность чувствовать то, что чувствует человек или животное. Все-таки это интересно. Или мне не хочется терять Семеныча? А что значит «терять»? Он-то, относится ко мне как к кошке! Он не может любить меня так, как люблю его я!».

Ошеломленная последней мыслью, Катенок встрепенулась, еще не придумав – свыкнуться с ней, принять или отвергнуть. Когти непроизвольно вонзились в замерзшую кору дерева.

«Не любит!» – ухнуло опять ее сердце.

…Но ошибалась Катенок. Была любовь. И очень сильная. Но не слышала ее Катенок. Не воспринимала и не понимала, что любовь есть. И от этого непонимания ее мысли материализовывались в многочисленные психологические ледяные стрелы, которые вонзались прямо в сердце Семеныча. Сама того не понимая, любя и тревожась за свою любовь, Катенок медленно убивала его…

Она посмотрела в ту сторону, куда несколько минут назад ушел Семеныч.

Нет, Катенок не отдаст свою любовь. Катенок сделает все возможное, чтобы любовь не ушла. Если можно еще хоть что-нибудь спасти, она спасет.

Спрыгнув с дерева на негнущиеся от холода лапы, она помчалась. Она бежала быстро, пульс стучал в висках, дыхание становилось сухим и жарким.

Катенок летела по сугробам, по скользкой дороге, мимо машин на перекрестках, мимо домов, которые проносились сбоку, сливаясь в одну линию.

Она бежала из последних сил, будучи без сна и еды второй день, но силы еще были. Их давала любовь. Их давал страх потерять ее.

* * *

Семеныч очнулся, припарковавшись у здания офиса. Он, не заметив, проехал мимо фитнес-центра, где качался по утрам. Взглянув на время, выругался, но ехать обратно – желания не возникло.

Гнетущее чувство огромной тревоги и опустошенности одновременно заполнило весь его разум. Естественно, он не мог предположить, что происходит с ним. И никакие мысли о любви в его голову не приходили – это было бы слишком абсурдно и нелепо с точки зрения человеческой логики.

У него были женщины. И кошка когда-то была. У него была нормальная человеческая жизнь: дом, работа, дача, родные, знакомые, друзья. Только чувств таких еще не было, и необычного состояния, которое постепенно возникало и нарастало с появлением странного маленького пушистого котенка.

Семеныч не мог совладать с собой, не мог объяснить себе перемены в настроении. Но очень хотел сбросить это наваждение, как пыльный, тяжелый и неудобный полушубок.

Если раньше Катенок веселила его, забавляла, завораживала и вообще казалась пришедшей из другого мира – волшебством, то сейчас он ощущал сильнейшее раздражение, злость, досаду, неудовлетворенность, и, конечно же, не понимал, с чем это связано. Поэтому чувствовал себя еще хуже.

«Апатия. От недостатка солнечных лучей. Над Москвой вечное серое небо. Оно и вгоняет в тоску, как в гроб, – решил он. – Да и жизнь такая же. Серая, скучная».

С разбегу вспрыгнув на капот, Катенок замерла. Взгляд Семеныча был устремлен на панель приборов. Медленно перевел он его на лобовое стекло машины.

Они не двигались и долго смотрели друг на друга, пока не растаяла зима между ними.

И любовь, собравшаяся было с разочарованием и грустью уйти, вновь вернулась.

Катенок умчалась раньше, чем Семеныч вышел из автомобиля.

Она знала, что он не будет ее гладить по спине и не потреплет за ухом, как это делают обычные люди со своими домашними питомцами.

А Семеныч почувствовал, что от его плохого настроения больше не осталось ни следа, и что мир не так уж плох.

Обоим стало ясно, что все вернулось назад. Он и Она. Семеныч и Катенок. Они вместе.

По морозному небу нежно голубого цвета степенно расходились лучи поднимающегося кремового солнца.

* * *

Наступила пора, когда необъяснимое счастье становится достаточным и полным. Исчезает страх его потерять и пропадает тревожность. Потому что все чувства, все мысли утопают в этом самом счастье, они им надежно защищены, как оплеткой для провода.

Именно в такое время приходит беда.

* * *

Катенок больше не пропадала, не задерживалась вечерами, не уходила по утрам раньше Семеныча. Людское пространство больше не проникало в нее, чему она несказанно обрадовалась. Она вела образ жизни обычной кошки, ее не беспокоили эгрегоры. О ней точно все забыли, и Катенок наслаждалась покоем.

О том, что будет дальше, она не думала. Старалась не думать, потому что слишком многое от нее прежней пропало. Как проекция шара становится примитивной окружностью и невозможно понять, чем эта окружность являлась изначально: шаром, цилиндром, так и Катенок ощущала себя. Она решила подождать, думая, что со временем все восстановится.

Земное существование, однако, незаметно для Катенка подминало ее под себя, затягивало: вкуснее становились куски мяса за ужином, приятнее – поглаживания ладоней Семеныча по ее голове, все больше раздражали голуби у помойки и подвальные крысы, вызывая непреодолимое желание охотиться на них. Память и прошлое существование все меньше тревожили, постепенно стираясь повседневной суетой.

Сознание неотвратимо обволакивалось туманом.

Дни пролетали теперь неизменно. Вечером машина Семеныча появлялась на стоянке около дома. Катенок сидела на дереве во дворе. Он шел от угла дома, и, издалека завидев ее, приветствовал взглядом и улыбкой. Катенок приподнималась с излюбленного места на ветке дерева и, дождавшись момента, спрыгивала Семенычу на плечо. С удовольствием вдыхала родной запах воротника его дубленки, тыкалась замерзшим носом в теплую шею. Семеныч, морщась, стаскивал ее с плеча и нес домой на руках. Кормил Катенка ужином: она так и ела с его ладони или осторожно стягивала куски с вилки. А потом они с наслаждением заваливались с айпадом на диван. Семеныч смотрел телевизор, читал новости в интернете, играл в компьютерные игры. Катенка уже мало привлекали недавно интересные занятия. Все чаще она играла со свободной рукой Семеныча или лежала на нем, иногда посматривая на экран айпада или телевизора, но фильмы все больше теперь походили на простые движущиеся картинки, не вызывающие более любопытства.

Семеныч ночью резко вскакивал с постели: то ему хотелось пить, то затекала в неудобном положении рука, то приходила в голову какая-то мысль, мешающая быстро заснуть вновь. Катенок мгновенно открывала глаза и настороженно наблюдала за ним. Будто тревожась, все ли у Семеныча хорошо. Словно никак не могла привыкнуть к тому, что он испуганно, как ей казалось, просыпается почти каждую ночь. Они шли на кухню и пили воду.

Утром он вставал рано: еще ни в одних окнах соседних домов не зажигался свет, и за окном была темнота. Он что-то начинал говорить много и сразу, точно восполнял вынужденный молчаливый промежуток сна, причем шутливо и весело, но с таким серьезным видом, отчего Катенок чувствовала себя самой счастливой…

Утро было немного напряженнее, чем вечер. Утро для Семеныча означало старт нескончаемой, бесполезной гонки на трассе под названием жизнь или работа, которая составляла более шестидесяти процентов его времени и могла бы занимать место жизни, потому что остальное время уходило на ужин и сон. Семеныч уже от подъезда мысленно вливался в перипетии его компании, и разум его наполнялся суетой, а сердце – неудовольствием. Для Катенка – каждое утро могло быть просто последним. Она не знала, не придут ли за ней опять и не вынудят ли вернуться на свое место, не навалится ли еще какая неизвестная возможность чего-либо, как недавно «человеческий мир» рухнул на нее, чуть не уничтожив ее саму и психологически, и физически. Или она в один прекрасный момент окончательно все забудет, полностью превратившись в земное существо с четырьмя лапами, густой шерсткой и милой округлой мордочкой…

Катенок не знала, как сохранить эту «гармонию» с Семенычем. Что конкретно происходит с людьми и животными после смерти их тела – Катенка никогда не волновало, поэтому она в этот вопрос не вникала, а поинтересоваться в мире эгрегоров – она не решалась, поскольку остерегалась, что мир эгрегоров вернет ее назад.

И каждый день теперь для Катенка сопровождался чудовищным страхом неопределенности будущего, который все больше стал походить на неясное ощущение чего-то нехорошего, предвестника скорого несчастья.

* * *

Ранним весенним вечером, когда он еще похож на ледяную и ветреную зиму, но все знают, что это конец одной поры и начало другой, желтое солнце игриво отражалось в стеклах домов, весело поблескивало в фарах автомобилей, сверкало и переливалось в бензиновой пленке на лужах. Воздух пах растаявшим снегом и появившейся густой слякотью на тротуарах.

Катенок не стала ждать Семеныча во дворе, как обычно, а побежала к зданию офиса Семеныча, чувствуя наступающую весну не только снаружи, но и внутри. Усидеть на месте в такой прекрасный день Катенок не смогла.

Она с шумом спугнула стаю голубей, сыто воркующих около помойки, нашла подходящее дерево, откуда было видно крыльцо, и вскарабкалась на него.

Семеныч появился почти сразу, но не один. Он был с хорошей особью женского пола. Они шли к его машине. Катенок затаила дыхание, вернее, оно затаилось само, потому что в горле что-то сжалось, в голове появился гул, в глазах возникла чудовищная резь, а в животе все свернулось.

Семеныч, улыбаясь и смеясь, беспрестанно шутил. Катенок в эти мгновения вдруг перестала понимать слова. Она слышала только звук его веселого голоса.

Автомобиль Семеныча тронулся с места и уехал. Катенок, не чувствуя шевеления ни единой мысли в голове, слезла с дерева и побрела в сторону дома. Внутри все горело, точно Катенок находилось в огне.

Через пару кварталов она внезапно наткнулась на припаркованную машину Семеныча. Катенок уперлась взглядом в знакомое колесо, под которым когда-то давно пряталась от людей и дождя или ночевала, чтобы не возвращаться домой «редкими неприятными» вечерами.

Слева находилось здание гостиницы, на первом этаже которой располагался ресторан с огромными окнами. За стеклами горел свет, и с улицы весь зал ресторана был хорошо виден. Небольшие квадратные столики с белыми скатертями, стулья с высокими спинками, стойка бара с улыбчивым официантом за ней, плавное перемигивание цветных лампочек по периметру потолка.