Школьная бойня

Он едва успел убрать телефон, как увидел директора. Немирович встревоженно посмотрел в сторону Арефьевой – выглядела она все-таки неважно. Но обратился Немирович именно к Гурову.

– Что такое? – спросил он, не решаясь подойти совсем близко. – Проблемы?

Непонятно было, с какой целью он пришел именно сюда, и Гуров следил за ним, не отрывая глаз. Однако директор сам решил объяснить причину своего появления.

– Детей ищу. Дошли слухи, что кто-то принес на выпускной алкоголь. Наверняка где-то прячутся.

– Детей здесь нет, – ответил Гуров. – Можно вас на минуту?

– Конечно, конечно…

Гуров решил просветить директора сам, не дожидаясь оперативников. Все равно придется, так лучше уж подготовить прямо сейчас.

Немирович подошел ближе, все еще косясь в сторону Арефьевой. Гуров и сам понимал, что ее нужно куда-нибудь деть, но только не отпускать в актовый зал. Необходимо было хотя бы на какое-то время задержать народ, который непременно захочет поглазеть на труп, а то и сделать фото с места преступления. Учительница, на которой лица нет, вряд ли сможет вежливо улыбаться всем и каждому.

– Ольга Игоревна, сейчас сюда подойдут мои коллеги, – сообщил он. – Будут с минуты на минуту.

– Я знаю. Сама же и вызвала, – одними губами прошептала Арефьева.

– Ну вот видите, – успокаивающим тоном произнес Гуров. – Сами все прекрасно понимаете. Как и то, что не нужно бежать отсюда и сеять панику. Не правда ли, Вячеслав Иванович?

– Вы меня, конечно, извините, но я ничего не понимаю, – заявил директор и решительно направился к дверям библиотеки. Гуров шагнул вперед, преграждая путь.

– Не нужно туда заходить, – предупредил он. – Никто там алкоголь не распивает.

– Да что происходит? – остолбенел Немирович.

– Шлицман умер! – выпалила Арефьева. – Там лежит, внутри!

– То есть? – попытался обойти Гурова директор. – Да не стойте вы у меня на пути!

Лев Иванович, так и не уступив дорогу, снова полез в карман за удостоверением. Зачастую оно производило неизгладимое впечатление на тех, кто его видел. Подобное произошло и сейчас.

– О господи, – выдохнул директор. – Вы же полицейский, а я и не подумал… Ольга Игоревна! Может быть, вы мне объясните, что тут случилось?

– Там Шлицман, – повторила Арефьева. – Умер. Я же сказала.

– Как это умер? – растерялся директор.

– Да вы же не слышите ничего!

– А почему вы мне раньше не сказали?! – взвился Немирович.

– Потише, – попросил Гуров. – Ольга Игоревна поступила правильно. Можно было бы спуститься к полицейским на улицу, но она предпочла остаться здесь и сэкономить ваше и наше время.

Учительница посмотрела на Гурова, словно ища помощи.

– Короче, Вячеслав Алексеевич, – торопливо заговорил Лев Иванович. – Дело серьезное. Ваша задача заключается в следующем: не допустить здесь скопления людей. Оперативная группа вот-вот будет на месте.

– Оперативная группа? – опешил Немирович. – Но ведь полиция приезжает только тогда, когда совершается преступление.

– Полиция выезжает в любом случае, если труп обнаружен в неподходящем месте и при странных обстоятельствах, – машинально ответил Гуров. – По поводу этого трупа глупо было бы не приехать.

По коридору загремели шаги. Послышались голоса. Голос Крячко Гуров узнал бы из тысячи. Немирович тут же вышел в коридор и замер, недоуменно глядя на подходящих к нему людей.

– Вячеслав Алексеевич, – представился он. – Директор школы. У нас сейчас выпускной вечер. Вот здесь, в актовом зале. А вы…

Крячко протянул руку директору.

– Погуляли – и хватит, – с самым серьезным видом заявил он. – Ну что, Лева, отдохнул?

Немирович скрылся в зале. Арефьева медленно пошла за ним следом.

– Далеко не уходите, – напомнил Гуров.

– И где он? Здесь? – Стас заглянул в библиотеку. – Понял. Ну что, ребята, давайте! – обернулся он к остальным.

Первым в библиотеку вошли судмедэксперт Дроздов и его помощник. Дроздов на ходу кивнул Гурову.

– Я там только одним глазком глянул, – предупредил Лев Иванович. – Так что первопроходцы сегодня вы.

– И она, – посмотрел Стас в сторону Арефьевой. – Пойду, поговорю с красивой девушкой… Ольга Игоревна, можно вас на минуточку?

Арефьева остановилась и, пока слушала Крячко, смотрела на него с таким отчаянием, что Гурову стало ее жалко. А через минуту произошло то, чего и стоило ожидать: из актового зала появился директор, вытиравший вспотевший лоб. Следом за ним шла Маша. Задев Немировича плечом, она бросилась к мужу.

– Лева, это не шутка какая-то?

– Людей я предупредил, – перебил ее Немирович. – Посчитал нужным не скрывать от них, – заявил он. – Какое уж тут веселье?

И впрямь, музыка уже не играла. Из зала стали выходить люди, щурившиеся на свет после полумрака. Впереди всех шествовал физрук. Заметив людей в полицейской форме, тут же развернулся и затолкал людей обратно.

– Минуточку, народ, куда вы повалили? – раздался его голос за дверью. – Взрослые же люди…

– Ну, в принципе, все верно, – согласился Стас. – Пойду-ка я, Лева, скажу им пару слов.

«Разбегутся, – понял Гуров. – На раз и два. Уж лучше бы не знали».

От собственных мыслей стало нехорошо на душе. Откуда взялся этот цинизм? Или так выражается внутренний протест, ведь об отпуске теперь можно забыть? Они с Машей планировали поехать в Калининград, она специально подгадала, чтобы в перерыве между съемками. Хорошо, что не успели билеты купить. Вырвались бы всего на неделю, а теперь не получится. Или во всем была виновата адская жара, заставляющая прилипать рубашку к телу? Ответы на все вопросы Гурову были известны. Всего понемногу. Убери одну причину – останется еще сотня поводов, чтобы гневаться.

– Стас, подожди, – остановил друга Гуров. – Дай-ка я сам с ними поговорю. А ты иди в библиотеку.

– Родители захотят увести детей, – предупредил Стас. – Отпускаем или держим?

– Займись делом, – попросил Лев Иванович. – А я решу вопрос и с детьми, и с родителями, и с педагогами. Поговорю с ними сам. Как-никак меня уже видели, не так испугаются. С некоторыми даже знаком лично.

Иметь дело с полицией захотели далеко не все. Две активные мамаши тотчас схватили своих дочерей в охапку и увели домой. Увещевания и мягкие напоминания об ответственности никак не помогли. Женщины категорически не хотели оставаться в одном здании с умершим.

Чуть позже выяснилось, что некоторые ушли с выпускного еще до того, как был обнаружен труп. Директор принес список приглашенных с номерами телефонов. Гуров отложил его в сторону – опрашивать тех, кто уже ушел домой, сейчас не получится. Придется взять у них показания позже.

В числе тех, кто торопился покинуть здание школы, был Серов. Тем не менее он решил не ударить в грязь лицом и предложить свою помощь.

– Да чем же вы нам поможете? – удивился Гуров.

– Вы не отказывайтесь, – ответил Серов. – Все-таки я не последний человек в Москве. Ну ладно, не в Москве, но в административном округе. Кого-то найти, до кого-то достучаться… и так далее.

– Ну хорошо, – согласился Гуров. – А где сейчас ваша семья?

– Жена и дочь уже в машине, – сообщил он, пожимая Гурову руку. – Обе чувствуют себя не очень. Если это возможно, то я отвезу их домой. Конечно, они поговорят с вами, но не сейчас. Жена перенервничала, Олеся тоже не железная. Все устали, и дома меня, скорее всего, ждет двойная истерика. А мне ведь через несколько часов нужно быть на работе.

Лев Иванович машинально взглянул на часы. Четыре утра.

«Конечно, Олеся не железная, – подумал он. – И вино с друзьями выпила, наверное, чтобы успокоить нервы. Другой причины у нее, разумеется, не нашлось».

– Хорошо, свяжемся с вами позже, – согласился Гуров. – Пусть ваши женщины отдохнут. На свежую голову общаться всегда лучше.

Серов с облегчением вздохнул. Гуров понял, что он сильнее жены и дочери хочет убраться восвояси.

– Но если что, то звоните, – словно ставя точку, хлопнул по столу ладонью Серов. – Я предупрежу секретаря, чтобы сразу соединял. Мы пока что в Москве. Правда, собирались на отдых, но отложим, если нужно. На весь период следствия останемся здесь. Поедем только с вашего разрешения. Надеюсь, буду полезен. Лев Иванович… Могу задать вопрос?

– Задавайте, – разрешил Гуров.

– Что же там случилось? Краем уха услышал, но не понял, что именно. А лезть в библиотеку через полицейских не вижу смысла.

– Разбираемся, – уклонился от ответа Гуров.

– Понимаю, – Серов смотрел на сыщика одновременно строго и печально. – Он много пил на выпускном, вы не заметили?

– Мы все там были, – напомнил Гуров. – Кто-то, конечно, увлекался сильнее. Мне хватило двух бокалов вина, например. А вам?

– Понимаю вашу иронию, – едва заметно улыбнулся Серов. – О мертвых плохо не говорят, но у Шлицмана давно были проблемы с алкоголем. Тяжелый был человек. Непростой, своенравный. Для следствия это может быть важно. Я курирую эту школу. Неофициально, конечно. Но Шлицмана знал хорошо, так как неоднократно оплачивал его поездки на отдых с детьми.

– Что, прямо из своего кармана? – не удержался Гуров.

– Не совсем. Подключал спонсоров. Всякие фонды, знаете ли, тоже работают не вхолостую. Но бывало и так, что приходилось лично чем-то заниматься. К примеру, однажды, когда дети были на озерах, нас кинула фирма, предоставляющая транспорт. Просто в назначенный час не приехал автобус, и все. Я разбирался, искал новых исполнителей и, разумеется, оплатил их услуги. Ни с кого и копейки не взял. Так что…

– Благородно.

– Всего доброго, Лев Иванович.

Вручив Гурову свою визитку, Серов ушел. Подошедший Крячко краем уха услышал заключительную часть разговора.

– Ты только глянь, какая важная шишка, – посмотрел он ему вслед.

– Его жена о чем-то разговаривала со Шлицманом на выпускном, – вспомнил Гуров. – О чем-то очень важном. Надо бы расспросить ее.

– Их ребенок тоже был здесь?

– Был. Дочь Олеся. Заносчивая особа, – объяснил Гуров. – Серов не от доброты душевной помогал школе, а делал это для своей дочери.

– Чем же она заслужила?

– Чем-то. Надо выяснить, чем именно. Что там судмедэксперт сказал?

– Сам спроси.

Судмедэксперт Дроздов как раз шел в направлении к Гурову. Они неоднократно сталкивались в коридорах главка и часто назначали друг другу свидания там, куда посторонним вход воспрещен – на местах преступления, в лабораториях и в морге, посему расшаркиваться при каждой встрече давно перестали, – лишь сухо приветствовали друг друга, а далее общались исключительно по делу.

– Ну что тебе сказать, Лев Иванович, – вздохнул Дроздов. – Убили вашего учителя. Как есть убили. Смерть наступила между двумя часами и половиной третьего утра. Он, по сути, теплым еще был, когда его нашли. Девушка, которая вызвала полицию, кажется, тоже что-то говорила об убийстве? Ничего больше не сообщила?

– Ничего. Но если это действительно убийство, то преступник удачно подгадал момент, – отозвался Гуров. – Выждал, чтобы человек напился, стал… немощным.

– Немощным? – хмыкнул Дроздов. – Да нет, Лева, дело было совсем не так. Он сопротивлялся. Там весь пол подошвами измызган.

Гуров, который вскользь осмотрел место преступления, переложив эту работу на Стаса, и впрямь заметил не многое. Но долго задерживаться возле трупа не стал. Все свое внимание он сосредоточил на тех, кто присутствовал на выпускном вечере. Уж очень не хотелось упускать время. Народ, хоть и был на нервяке, но все же мог что-то вспомнить, как того хотелось Гурову, на свежую голову, но, как назло, у всех словно память отшибло.

– Да ладно, ладно, – добродушно прогудел Дроздов. – Знаю, что ты тут со вчерашнего вечера. Вот же занесла тебя нелегкая, ага. Нарочно не придумаешь. Но я не жадный, поделюсь тем, что имею. Значит так, радость моя: скончался ли он от того, что утонул в собственной блевотине, или от того, что его шандарахнули по затылку чем-то тупым и тяжелым, точно сказать пока не могу. Вскроем – узнаем. Однако самому себе нанести удар такой силы невозможно. Ударили его сильно, ушиб мозга я наверняка обнаружу. А вот когда его стошнило и по какой причине, то тут надо разбираться отдельно. Может, до удара. Может, и после.

– То есть он не сам случайно споткнулся и ударился головой о край подоконника? – уточнил Гуров. – Такой вероятности быть вообще не может?

– Все может быть, но только не сегодня, – категорически заявил Дроздов. – Можно, конечно, случайно раскроить себе череп и умереть. Такое случается. Но тут ведь силу удара рассчитывать нужно. И в данном случае сила удара говорит о том, что его чем-то шарахнули.

– Не было там на полу ничего такого, обо что можно было бы споткнуться, – подтвердил Гуров. – И полы не были скользкими.

– Вот и разберись. А я помогу.

Дроздов хлопнул Гурова по плечу и пошел обратно.

– Похоже на убийство, – подытожил Крячко. – Он прав, следы борьбы присутствуют. Но что странно, так это отсутствие четких отпечатков подошв. Словно кто-то потанцевал вокруг.

– Быть не может, – пробормотал Гуров. – Осмотрите все вокруг еще раз.

– Да мы-то осмотрим, был бы толк. А это не к тебе товарищ? Давно кого-то ждет.

Гуров обернулся и заметил Веснина, сидящего на подоконнике. Похоже, он вежливо ждал, пока Лев Иванович освободится. Заметив, что на него обратили внимание, он решился подойти ближе.

– Думал, что вы ушли, – сказал Гуров.

– Ушел, чтобы сына до дома проводить, а потом вернулся. Думаю, это вам пригодится, – сказал Веснин, протягивая камеру Гурову. – Все равно ведь заберете. Только здесь таймер неправильно выставлен, имейте в виду. Да и снимаю я паршиво. Поймите, я не профи. Не готовился. Схватил камеру и побежал. Вот если бы фотографировать, то тут у меня с техникой все в порядке. А видеосъемка – не мое.

– А что там с таймером? – Стас взял камеру и покрутил ее в руках.

– Да там иероглифы какие-то вместо цифр, – объяснил Веснин. – Мы эту камеру однажды в реке утопили, вот потом такая ерунда и началась.

– Сойдет, – решил Стас. – За неимением, как говорится, и рак станет щукой. А ты, случайно, запись еще не проверил?

– Когда? – удивился Гуров и посмотрел на Веснина. – Как вас зовут, не напомните?

– Николай, – протянул руку Веснин. – Действительно, мы же даже не познакомились.

– Ничего страшного. Я Гуров Лев Иванович. Оставьте свои контакты, пожалуйста.

– Тамаре Георгиевне все передал.

– Заместителю директора?

– Ну да.

– Понял вас.

– Активная женщина, – не сдержал улыбку Веснин.

Гуров был рад и иероглифам. О том, что об отпуске можно забыть, он старался не думать.

Краем глаза он заметил знакомое платье – Ольга Игоревна Арефьева брела по коридору и вот-вот должна была скрыться за поворотом. Веснин тоже ее заметил.

– Первая учительница младшего сына, – сказал он. – Это же она наткнулась на труп?

– Да, – ответил Гуров. – Она в жутком состоянии. Едва смогла связать пару слов. Таких свидетелей нужно допрашивать повторно. Ну ничего, придет в себя, тогда и поговорим.

– Я пойду, – заторопился Веснин. – Провожу ее. До свидания.

– Всего доброго.

– Извините за камеру, – смущенно улыбнулся Веснин. – Если бы я знал…

– Все нормально, Николай, – ответил Гуров. – Идите уже. Всего доброго.

Стас ушел в библиотеку. Гуров достал сигарету, помял в пальцах и с досадой убрал обратно в пачку. Долгое время, проведенное без сна, давало о себе знать. Было раннее утро, со стороны Садового кольца доносился шум машин. Но сделано тоже было немало: к этому моменту Гуров уже успел опросить всех, кто еще оставался в школе. Все, с кем удалось поговорить, были готовы предоставить фото и видео с личных мобильных телефонов, но, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, материалов такого плана оказалось меньше, чем хотелось бы, а при виде их качества хотелось плакать. В основном гости лепили групповые снимки на память, фоточки своих детишек и сняли несколько видосов, кривых и косых, на которых с трудом можно было что-то разобрать. Но главное, что интересовало Льва Ивановича, присутствовало – указание времени, когда был сделан снимок или снято видео. Таким образом, замаячила возможность восстановить хронологию событий. Гуров лично присутствовал на празднике и поэтому просмотр медиафайлов в чужих гаджетах взял на себя. Хотел освежить память и лично восстановить ход событий. И тут его ждало полное разочарование. Восстановить порядок действий было можно, но ни в один кадр не попала входная дверь, а ведь она играла важную роль. Тот, кто мог попасть в кадр, мог оказаться убийцей. Любой, кто открыл эту чертову дверь.

Тамара Георгиевна подошла к последнему окну и резким движением отдернула в сторону шторы. Одна из петель, не выдержав напора, оторвалась от карниза. Женщина даже не обратила на это внимание.

– Все. Вот теперь точно все, – сказала она.

Сейчас, при дневном свете, она выглядела лет на десять старше. Гуров оторвался от протокола, вышел из-за стола. Гости с испорченным настроением ушли, забрав с собой своих детей. Час назад отбыли эксперты. Стас болтал с полицейскими, обеспечивающими охрану во время проведения выпускного. Тело Шлицмана увезли в морг.

Директор и его заместитель были последними, кто оставался в здании. Тамара Георгиевна оказалась на удивление мужественным человеком. Именно она, а не Немирович, взяла на себя управление толпой, когда люди узнали о случившемся. Именно ей удалось организовать народ и заставить его остаться, чтобы пообщаться с полицией. Она попросила полицейских поговорить сначала с обескураженными мамашами из родительского комитета, от которых было слишком много шума и суеты, а потом уже с теми, кто более-менее держал себя в руках. Ее слово было законом. Как ей удавалось сохранить ясность ума, Гуров не понимал. Видимо, сказывалось советское прошлое. Некоторые родители категорически отказались общаться с полицией и отправились по домам – Тамара Георгиевна заставила всех перед уходом оставить номера телефонов и даже адреса. Когда же человеческий фактор отошел на второй план, она в одиночку навела порядок в актовом зале, благо никто не требовал идеальной чистоты. Ко всему прочему она успела привести в чувство Арефьеву, у которой после приезда полиции случилась истерика. Параллельно Тамара Георгиевна не теряла связи с директором школы, который зачем-то все время отирался возле библиотеки, тянул шею, задавал вопросы, не смея зайти внутрь и мешаясь под ногами у полицейских. В конце концов ей удалось уговорить его вернуться в актовый зал, чтобы Гуров смог его допросить.

Теперь, когда все были отпущены по домам, а в школе оставались лишь несколько человек, полковник Лев Иванович Гуров осознал всю тщетность бытия. Он больше устал от самого праздника, чем от хаотичного передвижения людей, их вопросов и заполнения протоколов допросов. К последнему он привык больше.

Складывая бумаги в одну стопку, Гуров вспомнил, что Шлицман хотел с ним поговорить. Сказал, что хочет задать какие-то вопросы. Что-то по юридической части.

Не успел.

Глава 4

– Аспирационная асфиксия вследствие вдыхания содержимого желудка в результате получения закрытой черепно-мозговой травмы, – зачитал Орлов заключение судебно-медицинской экспертизы. – Это я коротко, по сути. Заключение предварительное, но обещали не затягивать с результатами.

– Дроздову надо бутылку хорошего коньяка подогнать, – сказал Крячко. – За скорость и преданность делу.

– Давай, давай, спаивай экспертизу, – сыронизировал Орлов и отложил документ в сторону. – Ну что? Какие мысли? Давай, Гуров, выкладывай.

– Темный лес, Петр Николаевич, – устало произнес Лев Иванович.

– Ты же там был, – напомнил Крячко. – Где твоя фотографическая память?

Гуров, которому удалось поспать за последние сутки всего четыре часа, с задумчивым видом перекладывал телефон из одной руки в другую. Ситуация была крайне запутанной. Кому как не ему, казалось бы, легче всего вспомнить все, что произошло прошедшей ночью? Но все было не так просто.

– Давай-ка я расскажу только то, в чем уверен, – предложил Гуров. – А после сделаем все так, как всегда делали.

– Попробуй, – разрешил Орлов.

– Шлицмана я встретил в школе еще до начала праздника, – начал Лев Иванович. – Он уже тогда был пьян. Позже также выпивал, но оставался в той же стадии опьянения, что и при встрече со мной в первый раз. Это говорит о том, что его организм привык находиться в таком состоянии. Не шатался, мыслил четко, выражался ясно. Сам рассказал мне, что пьет давно и на постоянной основе, но при этом старается не переходить черту. Я не психиатр, но он показался мне вполне вменяемым и адекватным человеком, хотя нервная система однозначно была подорвана. Потерял жену около года назад. Все свободное время посвящал работе и общению с учениками. Если, как утверждает экспертиза, его убили, то мне даже в голову не приходит, кто бы это мог сделать. Он попадался мне на глаза несколько раз, никаких конфликтов с другими я не наблюдал.

– Обнаружили следы от удара головой о подоконник, – напомнил Крячко. – В волосах застряли частицы засохшей краски. По предварительным данным, это та самая, которая была нанесена на подоконник.

– Убийцу нужно искать среди тех, кто находился в здании школы, – решил Гуров. – На выпускной просто так было не попасть, только по списку.

– А кто следил за пропускной системой? – спросил Орлов.

– Вот этого я не знаю, – ответил Лев Иванович. – Директор при мне спокойно пропустил внутрь главу Управы, и никакого списка я не видел. Мы с Машей тоже свободно прошли. Директор встретил нас на пороге, как родных. Может быть, он и контролировал прибытие каждого гостя, но я лично этого не видел. Мне кажется, эти списки были только на словах. Но патрульные на улице следили за входом. Они не видели, чтобы в течение выпускного вечера в школу кто-то заходил. Про списки спрошу еще раз у директора.

– Уточни, – согласился Орлов. – Ну что, расследование нужно проводить максимально быстро. Лето вон какое, экзамены позади. Сейчас все разбегутся по курортам – и лови их по всему миру.

– Значит, снова придется садиться за парту, – развеселился Стас, обмахиваясь заключением судебно-медицинской экспертизы.

– В школу поедет Гуров, – перевел на него взгляд Орлов. – А ты, Стас, начни подробно опрашивать остальных.

– Побойся бога, Петр Николаевич, – расстроился Крячко. – Я что, один за ними бегать буду?

– Он прав, опрос может подождать, – поддержал друга Гуров. – Опрос займет очень много времени. Стас, займись видео, которое нам передал Веснин. А я в школу. Сначала поговорю с учителями, а потом уже и по остальным пройдемся. Никуда не денутся, а если и денутся, то достанем.

– А что с той самой учительницей, которая обнаружила труп? – спросил Орлов. – Алиби-то у нее нет.

– Алиби как раз есть, – ответил Гуров. – Ее видела одна из мамаш, когда Арефьева бродила по второму этажу. Сама свидетельница в этот момент находилась на улице – ей стало нехорошо, она вышла подышать свежим воздухом, перебросилась парой слов с полицейскими, которые следили за порядком. Говорит, что с улицы можно было видеть все, что происходит в школе через ярко освещенные окна. Арефьева действительно гуляла по кабинетам довольно продолжительное время, заглядывала в шкафы, стояла возле окна.

– А куда выходит окно библиотеки?

– На другую сторону школьного двора.

На этот раз входная дверь школы была распахнута. На первом этаже по обе стороны от лестницы он увидел сваленные друг на друга стулья. Прошлой ночью их здесь не было. Очевидно, подготовка к сносу здания шла своим чередом, и ничто не могло помешать этому процессу.

Гуров решил пока что не подниматься на второй этаж. Он прошел дальше, оставив лестницу позади, и свернул направо, в длинный коридор, в котором не было ни одной двери. Справа виднелись раздевалки, а за ними Лев Иванович увидел на стене указатель с надписью «Спортзал».

Коридор, шедший вправо, заканчивался столовой. Кухонное оборудование еще не демонтировали, а вот помещение, где завтракали и обедали школьники, было абсолютно пустым.

В спортивном зале тоже никого не оказалось. Гуров надеялся найти здесь физрука, но не встретил ни единой души.

Над головой раздался грохот. Лев Иванович поспешил к лестнице. «Если гремит, значит, наверху люди», – ре-шил он.

Грохот раздавался на втором этаже. Гуров задержал взгляд на том месте, где впервые встретил Шлицмана. Тот собирался собирать атласы, а заместитель директора, задавая ему всякие вопросы, пыталась отвлечь внимание гостей от его, как ей казалось, неудобного поведения.

Гуров шел по этажу, дергая каждую дверь. Некоторые оказались закрыты на ключ, а некоторые были не заперты. Классы были пусты, и в каждом на стене, где раньше висела школьная доска, красовался яркий прямоугольник невыцветшей краски. В одном из кабинетов прямо на полу кто-то оставил цветочный горшок с засохшим растением. Зрелище было печальным.

Он искал учительскую. Маша упоминала, что она располагалась именно на втором этаже, а учительница младших классов это подтвердила в ночь убийства. Гуров опознал ее по тем же двойным дверным створкам – именно за ними слышались глухие звуки передвигаемой мебели.

Он зашел без стука и увидел физрука, который вместе с двумя крепкими парнями в синих комбинезонах пытался отодвинуть от стены огромный дубовый стеллаж.

– Не идет, сволочь, – выругался физрук. – Ну правильно, а чего еще ждать-то? Он тут лет сто уже торчит. Врос в стену небось.

Гурова заметили и остановились. Физрук, обернувшись, смерил его недовольным взглядом.

– Привет, – бросил он через плечо и дал знак грузчикам продолжать работать.

Как ни странно, но с появлением Льва Ивановича дело пошлó на лад. Стеллаж, опасно накренившись, сдвинулся с места.

– Все, ребята! – окликнул грузчиков физрук. – Все, теперь нормально. Передохнем. Пообедайте пока.

Грузчики, отряхивая руки, вышли из учительской. Физрук, вытерев ладони о тренировочные штаны, протянул Гурову руку.

– В такую жару вы хоть бы здесь вентилятор поставили, – посоветовал Гуров.

– Такие капризы никто удовлетворять не станет, – проворчал физрук.

На одном из столов Гуров увидел рулон туалетной бумаги. Физрук отмотал от него здоровенный кусок, скомкал и вытер мокрое от пота лицо.

– А вы что здесь забыли? – спросил он, поднимая с пола упавшую бутылку с минералкой. – Вчера вроде бы я вам все, что знал, рассказал.

– А сегодня я без протокола, – ответил Лев Иванович, присаживаясь на край ближайшего стола. – Найдется время? Или вы тоже обедать собрались?

– Без обеда, – махнул рукой физрук. – Это вон парней из фирмы директор обеспечил едой, но у нас с ними как бы контракт. А я всего лишь учитель, мне персонально не положено. Фиг с ним, в такую жару и есть не хочется.

Он прислонил бутылку к губам, задрал голову и стал шумно пить, после чего бросил опустевшую бутылку в мусорное ведро.

– Вот теперь жить можно, – устало произнес он. – Так что вы там еще хотели узнать?

– Расскажите о Шлицмане, – попросил Гуров.

Физрук уселся на подоконник, на котором лежал на зарядке мобильный телефон, глянул на него и отодвинул в сторону.

– Человек он был сложный. Близко я с ним не общался. Встречались, конечно, но не дружили.

– Разница в возрасте? – предположил Гуров.

– Не только, – поморщился физрук. – Просто он казался мне непростым человеком. Вечно ходил с таким лицом, словно его к пожизненному заключению приговорили. Знаете, бывают такие люди. И на выпускном с тем же лицом сидел.

– Я заметил, что он был чем-то недоволен, – проговорил Гуров. – Но у него ведь не все просто было в жизни, вы знали?

– Да знал я. Все знали. Жена умерла, детей не было. Одиночество, все дела. Вот и стал бухать. До прошлого лета я за ним такого не замечал, но потом понесло мужика. Я все ждал, что его уволят, у нас ведь сейчас строго с этим делом. Ладно бы где-то в офисе, да и то не факт, что на употребление алкоголя на рабочем месте закрыли бы глаза. А тут-то целая школа! Плюс Управа в спину дышит. Не знаю, кто крышевал этого Шлицмана, но ему ничего за его поступки не было.

– А подробнее? Что именно с ним было не так?

– Иду как-то утром на работу, зимой это было, как раз перед каникулами, – оживился физрук. – Впереди, гляжу, чешет историк. А скользко было, жуть. Я хоть и мастер спорта по вольной борьбе, но тоже с трудом шел. Тело-то тренированное, реакция хорошая, но переломы мне ни к чему. И тут – Шлицман. Идет так, словно каждый следующий шаг будет последним. Клянусь. Не верите? Одной ногой за другую цепляется. Я, короче, догнал его, говорю: «Помочь?» Ну, мало ли, он же немолодой и неспортивный. Поддержу, думаю, коллегу, хоть и не очень хочется. А он поворачивается и говорит: «Зачем?» И тут таким перегарищем мне в лицо шмальнуло, что я чуть не задохнулся. Господи, думаю, да он же… того. И взгляд пустой. Он еще в очках этих своих был, которые раз в году по великим праздникам надевает. В общем, дошли до школы. У меня первый урок был. Пока суть да дело – звонок. Детей в раздевалку, а сам я пошел в столовку, чтобы чай в термос налить. Вижу – Шлицман чешет. Взгляд осмысленный, не то что утром. И бодро так идет, ровно. То ли протрезвел, то ли похмелился. Но я-то был уверен, что его с утра в таком виде к уроку не допустят. Наверняка заметят, что от него несет, как из пивной бочки. Но нет! Не заметили.

– Может, все же заметили, но вы просто были не в курсе? – усомнился Гуров.

– Я бы знал, – уверил сыщика физрук.

– И вы точно знаете, что наказания не последовало?

– Если бы его наказали, то только отстранили бы от уроков или уволили, – пояснил физрук. – И все были бы в курсе, такое не утаишь. А он потом не раз в таком виде в школу приходил. Потому и говорю, что, наверное, его кто-то прикрывал. Ну нельзя только из-за жалости всякую пьянь к детям допускать. И потом – он же постоянно увозил учеников во всякие походы. Сомневаюсь, что в его рюкзаке были только необходимые для путешествий вещи. Наверняка еще и бухло прихватывал.

– А что говорят по этому поводу сами ученики?

Вопрос Гурова застал физрука врасплох. Кажется, об этой стороне истории он и не думал.

– Не интересовался, – отрезал он. – Но дети, сами знаете, не всегда находятся рядом.

– Но если, как вы говорите, Шлицман мог заявиться на урок пьяным, то вдали от школы тем более выпивал на виду у детей.

– Я всего лишь предполагаю, – пожал плечами физрук. – Глупо было бы думать иначе, согласитесь? Он наверняка выпивал, когда все ложились спать. Или его специально не выдавали те же дети. Да и само понятие «дети», знаете ли, довольно условно. В основном в дальние походы он отправлялся с учащимися старших классов, а там уже юноши и девушки, вполне взрослые люди. Уезжал на неделю, на две недели или просто на пару дней. Главное, что с ночевкой. А тех, кто помладше, выгуливал в Москве или в ближайшем Подмосковье, чтобы с утра уехать, а вечером вернуться.