Мертвопись

– Мною проводятся следственные действия по факту кражи из музея ценной картины! – уже без прежнего апломба объявил несколько «сдувшийся» капитан. – Сколько она может стоить? – голодным удавом воззрился он на окончательно сникшую директоршу.

– Ну, я не знаю… Возможно, тысяч двести рублей… – чуть слышно выдавила та.

– Вот! – с хищным ликованием воздел вверх указательный палец капитан.

– Что – «вот»? – пренебрежительно усмехнулся Крячко.

– Учитывая стоимость полотна и отсутствие следов взлома, я включил данную гражданку в круг подозреваемых! Картину украла она сама, а нам позвонила, чтобы пустить следствие по ложному следу!

– Похоже, господин капитан, с вашей головой не все в порядке! – отчеканила Мария, смерив его убийственным взглядом.

– Ты в самом деле дурак или только притворяешься? – прищурился Станислав, в упор рассматривая Ефашкина.

Побагровев, тот что-то хотел выдать в ответ, но его перебила Ворчунова. С лицом, искаженным обидой и горечью, утирая ладонью обильно побежавшие слезы, она гневно выпалила:

– Как вам не стыдно! Да я здесь, бывает, своих денег трачу не знай сколько на покупку экспонатов! Что же никто из вас не заинтересовался, куда после ухода Мумятина с должности директора подевались самые ценные коллекции старинных монет, столового серебра, фарфоровых миниатюр? Куда два подлинника Шишкина делись? А?!! Я же писала тогда заявление о том, что фонды музея разворованы, и никто ни в полиции, ни в прокуратуре даже не почесался! Ну, где на вас, таких бездельников, найти управу?!! – По ее лицу было видно, что она крайне оскорблена тем, что выдал Ефашкин.

– Но-но! – нагоняя на себя кураж, прикрикнул капитан. – Полегче с необоснованными оскорблениями! А то можно еще и за это предстать перед судом! Вы лучше расскажите, как вы украли картину и кто ваши соучастники.

Поморщившись, Гуров осек расходившегося обалдуя в погонах:

– Слышь, капитан! Прежде чем нести эту свою ахинею, ты хотя бы место происшествия осмотрел? Нет?! Ну, ты и перец! Тогда так… Как старший по званию и как представитель главка, от этого расследования я тебя отстраняю. Данное дело, как особо важное, мы берем в разработку нашего ведомства. Это не в порядке обсуждения, это официальное распоряжение. Ясно? Тогда – кру-гом! Отсюда – ша-а-гом марш! Кстати, это относится и к вам! – строго взглянул он на лейтенанта и сержанта.

– Есть! – козырнув, разом ответили те и, круто повернувшись, поспешили к машине на глазах офонаревшего капитана.

– Вы… Куда?! Стоять!!! – взвизгнул он, но эти двое его словно и не слышали.

Задыхаясь от злости, Ефашкин кинулся к машине, однако сержант дал газу, и «десятка» стремительно умчалась прочь. Операм тут же стало ясно: в здешнем райотделе этого визгуна терпят только потому, что его кто-то хорошо опекает из числа вышестоящих. С ненавистью окинув взглядом всех находящихся у музея, Ефашкин дрожащим от злости голосом объявил:

– Вы поплатитесь за свое самоуправство! Вам сейчас позвонят! Вы сейчас о многом пожалеете! Сейча-а-с, сейча-а-а-с… – Как-то нелепо ставя ноги, он враскорячку зашагал прочь, рывками доставая из кармана телефон.

– Так… Давай-ка я созвонюсь с Петром… – доставая свой сотовый, проговорил Крячко. – А то это чмо с погонами, я чую, сейчас на всю округу, вплоть до министерства, разведет «благоухание».

– Ну, да… – согласно кивнул Гуров. – Это стоит сделать. И еще скажи ему, что в Савиновку надо обязательно выслать главковскую опергруппу, в рамках расследования причин смерти Лунного, поскольку есть обоснованные подозрения в том, что он умер по причине отравления. Дроздов там будет нужен обязательно. Ну а к нам сюда пусть пришлют кинолога с собакой. Время в запасе у нас еще полдня, так что хватит и на эксгумацию, и на все положенные процедуры.

– А мне как быть? – наблюдая за ними, растерянно развела руками Ворчунова.

– Успокоиться, – ободряюще улыбнулся Лев и добавил: – Я сейчас созвонюсь с местным ОВД, вызову их криминалистов, а когда они свои дела закончат, до конца следствия музей будет опечатан.

Набрав номер начальника местного ОВД и услышав отклик, Гуров неспешно заговорил:

– Виктор Степанович, еще раз добрый день! Это Гуров из главка. Я у вас сегодня уже был. Тут такое дело… В вашем районном музее краеведения произошла кража одной дорогой картины, и расследование этого случая мы взяли на себя, как и расследование причин смерти художника Лунного. В Савиновку сейчас выедет наша главковская опергруппа. Ну а к музею прошу направить хороших криминалистов из вашего ОВД. Только не надо присылать сюда капитана Ефашкина. Редкостный идиот, да еще и с амбициями.

– Зна-а-ю… – вздохнул его собеседник. – Только и успеваем жалобы на его необоснованные действия рассматривать. Давно бы уже с треском его выставил, но у него хорошая «крыша» в министерстве – какой-то очень важный дядя… Ладно, сейчас организуем!

И в самом деле очень скоро к музею подрулила та же самая «десятка», с тем же сержантом за рулем. Даже лейтенант был тот же, только старший группы другой – майор с седоватыми усами. Этот смотрелся явным профи. Гуров и Крячко показали майору все, что им удалось обнаружить, и работа началась. Местные опера провели тщательное изучение помещений, замков и прочего и полностью согласились со своими столичными коллегами – вор и в самом деле, скорее всего, когда-то имел к этому зданию достаточно близкое отношение. В тех местах межэтажного перекрытия, где были выполнены проломы, когда-то имелось что-то наподобие технологических окон на период ремонта здания. То есть вор копал не абы куда – он хорошо знал и подвальное помещение и перекрытия проламывал там, где мог проделать для себя лаз без особых усилий. Кроме всего прочего, криминалистами было установлено, что кражу совершили двое – были найдены следы двух пар мужской обуви. Отпечатков пальцев, кроме тех, что были оставлены сотрудниками музея, обнаружить не удалось. Скорее всего, вор (точнее, воры) работал в перчатках.

Поскольку Лев и Станислав были до предела заняты, и их делам конца-края видно не было, Ворчунова пригласила Марию к себе домой – она жила неподалеку. Уведомив Льва, что они уходят, женщины быстро удалились.

Завершив работу, местные криминалисты собирались уже отъехать, пообещав все протоколы, акты и прочее выслать в главк электронной почтой, как в этот момент примчался уже знакомый приятелям японский минивэн. Из его салона выгрузились все тот же кинолог Анатолий и его неизменный спутник Азарт, с которыми им уже не раз доводилось работать. Предполагая, что в краже мог быть замешан кто-то из местных жителей, опера попросили кинолога провести обследование территории, прилегающей к зданию музея. Разумеется, отправной точкой послужил обнаруженный в кустах вход в лаз.

Азарт сразу же взял след и соседними переулками, застроенными старыми особнячками, уверенно повел к окраинной улице. Но, дойдя до обочины дороги, пес беспомощно закрутился на месте, потеряв след. Судя по всему, он здесь обрывался. Видимо, кто-то из воров, или сразу оба, укатил отсюда на машине. Гуров созвонился с майором, и местные криминалисты вскоре прибыли туда. Попросив их «выжать» из этого места максимум информации, он предложил Анатолию вернуться к лазу.

– А смысл какой? – недоуменно поинтересовался Стас. – Азарт сюда же опять и приведет!

– Это если считать, что на машине уехали оба вора, – категорично не согласился Гуров. – А если один из них местный? Вдруг Азарт сразу его след не выявил? Надо попробовать еще раз.

Они вернулись к музею, и Анатолий, поводив пса по территории, снова привел его к лазу. Принюхавшись, Азарт на этот раз побежал совсем в другую сторону. Преодолев около километра по улицам и переулкам, он привел оперов к старой пятиэтажке, зато с новенькими бронедверями. Созвонившись через домофон с одной из квартир, Стас маловразумительно буркнул:

– Я это, я…

Электроника тут же запиликала, и дверь распахнулась. Следом за Азартом опера поднялись на третий этаж и остановились подле старой, обшарпанной двери. Пес поскреб лапой дверь, как бы желая указать на то, что тот, кто нужен всем этим людям, скрылся за ней. На звонки и стук никто не реагировал. Зато из-за соседней двери выглянула бабулька:

– Этот «синяк» Курубякин со вчерашнего дня не выходил. Поди, напился и спит, пьянюга чертов!

Поскольку времени оставалось в обрез (нужно было успеть еще и в Савиновку), опера решили дверь выломать. Они пригласили бабульку и еще одну ее соседку в качестве понятых, Крячко коротко разбежался и одним ударом плеча открыл дверь нараспашку. Оказавшись в грязной и захламленной прихожей, он вдруг крикнул:

– Не входить! Тут газом пахнет!

Побольше вдохнув воздуха, Стас добежал до кухни (благо ее дверь была заперта и газ не разошелся по всей квартире!) и, ворвавшись внутрь, обнаружил шипящую горелку газовой плиты, а также лежащего на полу невзрачного мужчину с бутылкой в руке. Спешно закрыв кран горелки, он распахнул окно, откуда на кухню ворвался порыв свежего ветра. Тронув рукой хозяина квартиры, Стас сразу понял: поздно. Тот уже начал коченеть.

Когда квартира проветрилась, опера изучили возможные обстоятельства кончины ее хозяина. Скорее всего, определили они, у него «горели трубы», и он, выглушив сразу полбутылки водки, тут же свалился в полную «отключку». Правда, успел перед этим поставить на плиту полный чайник. Кипящая вода залила огонь, и на кухню начал поступать газ, от которого пропойца и задохнулся. Уберегло дом от взрыва еще и то, что была настежь открыта форточка и хорошо работала внутристенная вытяжная вентиляция. В противном случае ответом на звонок оперов в дверь могло бы стать мощное «Буммм!» – со всеми понятными последствиями.

Бабульки-понятые, узнав, какая беда их миновала, без конца крестясь и поминая Всевышнего, на все лады костерили «алкаша чертова», который едва не погубил своих соседей. Один из жильцов дома, к этому моменту собравшихся у квартиры усопшего, припомнил, что Окурок, как меж собой соседи именовали пропойцу, лет десять назад работал дворником и сантехником в управлении городского коммунального хозяйства. Позже это здание отдали под музей краеведения… Из разговоров с теми, кто хорошо знал Курубякина, удалось выяснить, что тот когда-то отбывал срок на малолетке за квартирные кражи. Их он совершал, виртуозно владея воровскими отмычками.

– О-о-о, насчет этого он был виртуоз! – засвидетельствовал дед в трениках и пляжной панамке. – Если кто потерял ключ – шли к нему. Гвоздем любой замок мог открыть…

Покончив с делами в Проклове, опера на всех парах помчались в Савиновку. Они уже получили звонок старшего опергруппы главка, которая прибыла туда с полчаса назад. Он сообщил, что к этому времени они уже успели найти землекопов, и те в данный момент полным ходом раскапывают могилу художника Лунного. Когда «мерин» Станислава затормозил у сельского погоста, там, что называется, негде яблоку было упасть. Известие о том, что «для какой-то там проверки» будут выкапывать гроб Лунного, переполошило всю округу, поэтому у кладбищенской ограды собрался не один десяток человек. В разноголосо гудящей толпе, обсуждающей перипетии кончины Виталия трехлетней давности, кое-кто уже начал заключать пари: живым его похоронили или по-настоящему мертвым? Кто-то спорил на бутылку, а кто-то и на десять-двадцать тысяч наличными…

Среди женщин прибывшие сразу же заметили Таисию Максимчук, которая молча стояла в стороне от всех, словно окаменев. Выйдя из машины, Мария подошла к ней и обняла за плечи, говоря какие-то слова поддержки и утешения. Среди толпы тут же побежали разноголосые шепотки:

– А кто это?

– Ты че, тупой? Это же Мария Строева… Да! Та самая, знаменитая…

– Ух ты-ы-ы, какие люди к нам пожаловали!..

– Не толкайтесь, черти! Что ведете себя как бараны?..

Уже знакомый операм мужской голос пробасил:

– Точно – бараны! Давятся, как какое-то дикарье! Что люди-то о нас подумают?!

Глянув в его сторону, Гуров сразу же узнал своего недавнего собеседника Кирина. Тем временем землекопы выбрали из могилы остатки грунта, и все присутствующие явственно услышали глухие удары лопат о крышку гроба. Толпа притихла и насторожилась. Таисия сжалась в комок и закрыла лицо руками. Один из парней, работавших в могиле, выбрасывая последние комья земли, неожиданно сообщил тем, кто был наверху:

– О! Гроб-то – как новенький! Как будто только вчера похоронили.

Это известие тихим гомоном прокатилось по толпе и затихло в самом ее конце. Землекопы, работавшие наверху, спустили вниз веревки и менее чем через минуту по команде «Вира!» начали поднимать гроб. Напряжение в толпе нарастало. Казалось, наэлектризовался сам воздух. Когда над могилой явственно мелькнула красная ткань гроба с черной бахромой, в толпе ойкнула какая-то женщина. Гуров и Крячко, стоявшие рядом с могилой, имея крепкие нервы, были непоколебимо спокойны. Однако и они где-то в глубине души ощущали непроизвольную нервную дрожь. Каждого до крайности интриговало: что может быть там, под крышкой?

Теперь гроб стоял на только что взятом с кладбищенской мусорной кучи полотне старого штакетника. Старший из землекопов – невозмутимый усатый дядька с недельной щетиной на щеках, небольшим гвоздодером с обоих концов гроба оторвал крышку и скомандовал парням:

– Поднимайте!

Настала звенящая тишина. Крышка была убрана, усач неспешно снял с лица обитателя гроба ажурное покрывало и, взглянув в сторону толпы, негромко сообщил:

– Не перевернутый. Как положили, так и лежит.

В мертвой тишине даже эти негромко сказанные слова донеслись до каждого. Бригадир землекопов отошел в сторону, уступив место экспертам, а толпа глухо загомонила. Вполголоса возликовали те, кто ставил на смерть Лунного до его погребения. Одновременно приуныли проигравшие. Однако еще одна реплика усача добавила эмоций всем, без исключения:

– Виталя-то совсем не переменился. Вот, каким его положили в гроб три года назад, таким и остался. Даже и улыбается… Тая, можешь глянуть – не пугайся. Он не испортился. Лежит как живой.

Словно очнувшись от какого-то кошмара, поддерживаемая Марией, Таисия несмело направилась к калитке в кладбищенской ограде. Сельчане, сочувственно вздыхая, уважительно уступали ей дорогу. Но не успели Мария и Таисия подойти к могиле, как всех, можно сказать, наповал сразило восклицание судмедэксперта Дроздова:

– Товарищ полковник! Лев Иванович! – В голосе завзятого флегматика и сухаря звучали совершенно несвойственные ему нотки растерянности и крайнего удивления. – Так он-то, покойничек наш, получается, как бы… Живой!..

Толпа единым выдохом издала ошеломленное «Ах-х-х-х-х!..».

– Ты уверен? – донельзя ошарашенный услышанным, уточнил Гуров, шагнув к гробу.

– Более чем… Вы гляньте! Сколько лет работаю – первый раз с таким сталкиваюсь! Вот, убедитесь сами: тело – мягкое, гибкое, нет трупных пятен, температура… Ну, я бы сказал, градусов на пару теплее, чем глина, что из могилы вынули. Ее рукою тронуть, так она – ледяная. А он – да, теплее ее, теплее. Боже мой… Вот это да-а-а-а!

Следом за Гуровым и Крячко к гробу поспешили и все члены опергруппы. Молча глядя на покойника, который оказался как бы и не совсем покойником, они словно не верили своим глазам: не снится ли им все это?!! Но реальность красноречивее всяких доказательств подтверждала: если в этом мире и есть место чуду, то они стали его свидетелями.

– Стоп! Мы сейчас уточним! – неожиданно спохватился Дроздов и поспешил к машине опергруппы. – Сейчас, сейча-а-с-с… Где оно тут у меня? Ага! Техника точно покажет, что там к чему!

Достав из минивэна чемоданчик со свисающими из него проводами, волнуясь и спотыкаясь на бегу, он поспешил обратно.

– Сейчас уточним… – в который уже раз повторил Дроздов, крепя к рукам и голове недвижимого тела художника какие-то датчики.

– А что это такое? – поинтересовался Крячко.

– Последняя разработка, Станислав Васильевич, позволяет уловить малейшие импульсы мозга и сердца. Если они в состоянии парабиоза, прибор это должен уловить… Это специально для тех случаев, когда надо делать вскрытие, а патологоанатом сомневается, что тело полностью умерло.

Дроздов впился взглядом в монитор прибора и замер в ожидании. Потекли томительные минуты.

– Лева, у меня крыша начинает ехать! – не отрывая взгляда от «усопшего», помотал головой Крячко. – Ведь если кому об этом рассказать, так ни за что же не поверят! Сам ты что об этом думаешь?

Гуров, уже совершенно внутренне освоившийся с этим неординарным явлением, негромко произнес:

– Знаешь, есть такая фраза: не верь глазам своим. Ну, это в том смысле, что мы иногда воспринимаем кажущееся нам объективным и реальным, хотя на самом деле это вовсе не так. Не будем спешить – дождемся выводов экспертов.

Изобразив крайнее сомнение на лице, Стас пожал плечами:

– Но, Лева, согласись, что в мире много такого, что с ходу объяснить невозможно. Помнишь, был случай в Самаре, когда девушка, надумавшая плясать с иконой, якобы окаменела? Об этом еще фильм сняли, по-моему, он называется «Чудо»… Вот ты в это мог бы поверить?

– Конечно, нет! – категорично отмахнулся Лев. – Похожих случаев в истории немало. Человек, например, может впасть в летаргию. Ну а кто-то, из своих собственных побуждений, вокруг этого факта начинает накручивать небылицы. Кстати, не так давно в Интернете прошла информация о том, что вообще никакой окаменевшей девушки не было! Все это выдумка, от начала до конца. В Самаре кто-то специально запустил такую брехню, указав конкретный адрес. Туда и потащился народ, пошли слухи, сплетни, разговоры…

– Ну и ну! – захлопал глазами Стас. – Значит, это все было выдумкой?! Охренеть!.. Ну а как назвать вот то, что мы видим сейчас? Это вот что, по-твоему?

– В данный момент я вижу лишь конкретный факт, выходящий за рамки наших представлений о жизни и смерти. О чем он говорит? Что мы знаем о возможностях человеческого организма слишком мало, раз не можем этого объяснить. Ты не допускаешь, что в целом по России, да и по всему миру, минимум в каждой стотысячной могиле может лежать вот такой же «живой» покойничек, ждущий своего часа?

– Да-а, Лева, допускаю… – потерев лоб, шумно выдохнул Стас. – Теперь уже точно, допускаю на все сто.

В этот момент добравшаяся до гроба Таисия упала на Лунного, обхватила его руками и плачущим голосом объявила:

– Хоронить его больше не позволю! Если его будут закапывать, то только вместе со мной!

Дроздов, проверявший грудь и живот Виталия на наличие следов вскрытия, был вынужден отстраниться. Еще раз взглянув на монитор своего прибора, он удивленно воскликнул:

– О! Что-то появилось! Да, точно! Прибор уловил какие-то колебания. Правда, о-о-о-чень-очень слабые, почти нулевые… Но они есть! Лев Иванович, и что же теперь будем делать-то?

– Надо срочно вызвать реанимобиль! – Лев достал из кармана телефон. – Как бы там ни было, но им теперь должны заниматься медики. Случай крайне необычный.

Крячко тронул Таисию рукой за плечо:

– Успокойтесь! Хоронить его никто не будет! Его сейчас отправят в реанимацию!

– Зачем? Чтобы ставить там над ним всякие опыты? – все никак не могла успокоиться та.

– Никаких опытов! – твердо пообещал Станислав. – Вы же хотите, чтобы он пришел в себя? Вот! Для этого его туда и увезут!

– Лев Иванович, следов вскрытия на теле не обнаружено, – обернулся к Гурову Дроздов. – Но теперь уже, надо думать, к счастью. Иначе, если бы его вскрыли, то на данный момент он был бы тем, чем и ожидалось, – истлевшими останками.

Толпа тем временем потихоньку начала просачиваться за ограду – всякому хотелось хотя бы краем глаза увидеть человека, который, три года пролежав в гробу, остался нетленным и даже вроде бы имел некие признаки жизни.

– Не напирайте, не напирайте! – сердито прикрикнул на них Крячко. – Тут не цирк, а серьезное оперативное мероприятие!

Гуров, не мешкая, созвонился с главком и, вкратце рассказав о случившемся (в том числе и о первых результатах в расследовании хищения картины), попросил Орлова как можно скорее организовать реанимобиль для транспортировки Лунного в какую-нибудь крупную столичную клинику, где есть оборудование для необычных случаев подобного рода. Не отключая сотовый, генерал тут же сорвал трубку городского телефона и в течение пары минут решил вопрос с медиками о выделении спецтранспорта для перевозки тела Виталия Лунного.

– Лева, скажи… – снова заговорил он по сотовому. – Ешкин кот, ты меня так ошарашил этой новостью, что просто мысли путаются! Так вот, скажи: как, по-твоему, могло случиться такое, что человек, который вроде бы умер, пробыл в земле три года и оказался жив? А?

– Петро, ты не горячись насчет «жив». Строго говоря, живым его, в полном смысле этого слова, пока называть не стоит… – неспешно подбирая слова, ответил Гуров. – Хотя выглядит он достаточно необычно для покойника, три года пробывшего в могиле. Могу допустить лишь вариант, как с тем буддийским ламой. Помнишь, по ТВ рассказывали о случае в Бурятии, когда через семьдесят лет из захоронения достали ламу, и он оказался в какой-то мере условно живым? Это состояние на Востоке называют «сомати» – сверхглубокая кома, когда жизнь теплится на грани смерти. Думаю, наш случай – что-то наподобие. Других объяснений нет.

В этот момент до слуха Льва из трубки донеслось тирликанье одного из проводных телефонов Орлова.

– Ладно, Лева, вернетесь – расскажете! – поспешил генерал закончить разговор. – Министерство на проводе…

Нажав кнопку отбоя, Гуров некоторое время стоял в раздумье. Прикинув, через сколько времени сюда может прибыть спецавто из Москвы, он решил ускорить процесс отправки Лунного. Созвонившись с местной «Скорой», представился и попросил выделить машину, чтобы на ней тело художника повезли навстречу столичному реанимобилю. Встретив в дороге коллег, местные медики могли бы им его передать. Старший фельдшер «Скорой», донельзя ошарашенный услышанным, хоть и с некоторой неохотой, но машину выделить все же согласился. Лев тут же снова созвонился с Орловым и сообщил о своей задумке.

– О! Это ты классно придумал! А то – уж не знаю откуда, от наших или Минздрава, – произошла утечка информации, и в Савиновку, того гляди, нагрянет орда и газетчиков, и телевизионщиков. А мне только что первый зам позвонил и сказал, что было бы желательно, чтобы, во избежание ненужного ажиотажа и кривотолков, этот случай обошелся без афиширования. Там, в Савиновке, народу много об этом знает?

– Так сюда, считай, вся деревня сбежалась! Народу – уймища… – коротко рассмеялся Лев.

– Хреново… А съемки никто не ведет?

– Ну, все население сейчас в основном за пределами кладбищенской ограды, а съемки оттуда вряд ли возможны.

– Вот и хорошо! Никаких съемок, никаких ютьюбов! А медиков насчет встречной отправки этого Лунного на «Скорой» я предупрежу! – пообещал Орлов. – Кстати! Хочу спросить по поводу хищения картины… Какие-то подозреваемые, хотя бы условные, у вас уже есть? И еще. Эта картина действительно представляет собой какую-то ценность?

– Думаю, да, – уверенно и твердо произнес Гуров. – Судя по качеству исполнения работы – об этом я сужу по другим его картинам и по психологическому эффекту, который создает это полотно, где-нибудь на Сотбисе оно будет стоить миллионы долларов. Ну а подозреваемые… Пособника вора мы нашли, но, к сожалению, уже мертвого.

И он вкратце рассказал о поисках Курубякина и едва не случившемся взрыве газа в многоквартирном доме.

– Ну, эта алкашня чертова! Надо же, чуть целый дом не взлетел на воздух! – возмущенно произнес Орлов. – Слушай, Лева, а кто автор украденного полотна?

– Тот самый, которого только что извлекли из могилы. Это он и есть! Я же тебе об этом сразу сказал! – ответил Лев, наблюдая за приближающимся фургончиком с красными крестами.

– Да-а-а? – еще больше удивился Петр. – Значит, я тебя плохо слушал. Нет, ну, ты глянь, что творится! Прямо мистика какая-то! Слушай, Лева, я сейчас созвонюсь с Минкультом, с Третьяковкой, переговорю с их экспертами… Но, думаю, в любом случае полотно нам надо найти! Так что вы со Стасом давайте настраивайтесь на поиски!

Прибывшие сотрудники «Скорой», озадаченные выпавшей им миссией, пребывали в ступоре, перекладывая с помощью землекопов тело Лунного на носилки. Накрыв художника простынями, его понесли к машине. Таисия, которую по-прежнему поддерживала Мария, не отрывая от него взгляда, шла следом. Захлопнулись створки задней двери фургончика, загудел мотор, и «Скорая» помчалась в сторону трассы на Москву.

В этот момент к Гурову подошел сельский староста – приземистый широченный гражданин лет пятидесяти.

– Товарищ полковник, я так понял, этого-то Лунного теперича здесь хоронить больше не будут? – дымя сигаретой, поинтересовался он.

– Мне так думается – да, теперь его вряд ли вообще похоронят… – покачал головой Лев, пытаясь понять, к чему он клонит.

– Ясно! – деловито подытожил староста. – Значит, могила освободилась. Да и гроб – тоже… Тая! Таисия! Тебе гроб уже без надобности? Куда ты его думаешь определить?

Уже окончательно пришедшая в себя женщина подошла к ним и, махнув рукой, уведомила, что гроб ей и близко не нужен.

– Да хоть сожгите его! – поморщилась она. – Лев Иванович! Теперь я вам вечная должница! Ведь это благодаря вам случилось такое чудо. До сих пор не могу поверить, что Виталя не в могиле! Да еще и, Бог даст, может, в себя придет…

Разведя руками, Гуров с улыбкой покачал головой:

– Тая, это – судьба. Мы – всего лишь ее живые инструменты…

Староста, вскинув руку, потребовал внимания и объявил:

– Уважаемые граждане, поскольку гроб оказался невостребованным, а он, как можете видеть, добротный, хороший, так, может быть, кто-нибудь его возьмет себе? Вещь нужная, в хозяйстве когда-никогда да пригодится… Или, там, соседям кому при нужде подогнать…

Крячко с трудом сдержался, чтобы не фыркнуть, и поспешно прикрыл рот ладонью. Но сельчане отнеслись к этому объявлению вполне серьезно, как к чему-то обыденному. Одна из женщин тут же откликнулась:

– А давай, Степаныч, я возьму! У меня свекровка со дня на день может преставиться. Так-то, конечно, гроб ей великоват… Ну да ничего, просторный – так даже лучше…

Савиновцы потянулись к селу, и тут… Со стороны трассы к кладбищу наперегонки помчались три разноцветные иномарки. Первым мчался черный «крузак», которого догоняли синий «Форд» и белый «Рено». Сельчане замедлили шаг, с любопытством наблюдая за этой автокавалькадой. А тройка иномарок, подрулив к кладбищенской ограде, лихо затормозила, и из машин начали поспешно выбираться люди с блокнотами, диктофонами, фотоаппаратами, видеокамерами…

Угадав в Гурове какую-то важную персону, они дружно ринулись к нему, наперебой прося дать информацию о сути происшедшего. Сохраняя олимпийское спокойствие, Лев пояснил, что ничего экстраординарного здесь не произошло. Да, была произведена эксгумация тела художника Лунного, умершего три года назад. Это было необходимо для того, чтобы уточнить факт предполагаемого отравления данного человека. Да, его тело, по пока что совершенно непонятным причинам, сохранилось достаточно хорошо. Возможно, это следствие действия яда, если таковой и в самом деле попал в организм. А вот насчет того, что художник все еще жив, Гуров уведомил, что лично он этого не смог заметить.

– Он не дышит, не шевелится, у него нет дыхания и сердцебиения, тело холодное… Основных признаков, присущих живому человеку, не отмечается ни одного. С чего кто-то взял, что он жив?

– А где он сейчас? Где?! – загалдели разочарованные представители СМИ.

– Отправлен на судмедэкспертизу в центральную лабораторию криминалистики, – незаметно подмигнув Таисии, зычно известил Крячко.

– А говорили, что его вроде бы берет к себе то ли Склиф, то ли Бурденко, чтобы там оживить… – нервно куря тоненькую, как спичка, сигаретку, проговорила, и сама тонкая как спичка, корреспондентка какой-то газеты.

– Вот в Склифе и Бурденко об этом и спросите! – усмехнулся Гуров.

Скисшие от такой неудачи репортеры ринулись к сельчанам, прося сообщить любые детали и подробности, каковые те могли заметить. Поскольку очевидцы, смущаясь и пожимая плечами, чего-то такого интригующего припомнить не могли, в руках репортеров тут же появилось нечто хрустящее, и информация тут же полилась рекой. Один из парней-землекопов мгновенно «припомнил», что, еще когда они только пришли со столичными операми на кладбище, из толщи могилы до них донесся еле слышимый протяжный стон.

– …У-у-у, аж мурашки по спине забегали!.. – живописал он.

Еще один из землекопов тоже вдруг начал «вспоминать», что, когда с лица обитальца гроба сняли покрывало, из его глаза (он точно не помнил – то ли правого, то ли левого) скатилась кровавая слезинка. Точь-в-точь как у панночки из фильма «Вий». Кто-то из сельчан повествовал притихшим корреспондентам о том, что не раз видел на кладбище «собственноручными глазами» невероятный природный феномен. По его словам, все три года по весне (нынешняя – не исключение!), чуть начинало пригревать солнце, могила Лунного в момент вытаивала из зимних сугробов первой.

– До кладбища дохожу – глядь: кругом снег, чуть не до верхушек крестов, а его могила – вон она, открытая, как на ладони. На ней даже уже и травка зеленеть начинает!.. Ага!

Втихую пересмеиваясь, наши путешественники, попрощавшись с савиновцами и дав дополнительные гарантии Таисии, что на Виталии никто не посмеет ставить опыты, загрузились в «Мерседес» и отбыли восвояси. Дав газу, Стас направил свое авто к шоссе, ведущему на Москву. Оглянувшись и окинув взглядом толпу у кладбища, Гуров иронично резюмировал:

– Ну, и как после этого верить СМИ, если они любой бред готовы принять за чистую монету? Нет, это же надо такое сморозить – стон, понимаете ли, парни услышали из могилы… Вот до чего доводит жадность одних и глупость других. Как только зашуршало, так сразу информация поперла, будто вода из брандспойта.

– Да-а-а… Представляю, что сегодня вечером выдадут по ТВ и что завтра будет в газетах… – рассмеялся Крячко. – Кстати, Мария Леонидовна, как там полотна Лунного? Понравились?

– Надо же, с этими гробокопательными делами я про картины тоже совсем забыл… – сокрушенно помотал головой Лев. – Рассказывай, рассказывай, счастье мое! Давай свои оценки, как представительница мира искусств!

Немного помолчав, Мария негромко обронила:

– Это был шок… Я такого не припомню, чтобы картина вызывала столь сильную эмоциональную реакцию. Там сейчас три полотна Лунного – два весенних пейзажа и одна картина, я бы назвала, реалистичное фэнтези. Пейзажи, конечно, очень неординарные. От них исходит невероятная энергетика, просто какой-то ее сумасшедший поток… Мне сразу вспомнилось, как я когда-то в детстве ранней весной стояла на какой-то плотинке и смотрела, как через трубу из водоема бежит талая вода. Это зрелище меня тогда словно загипнотизировало. Я не могла оторвать свой взгляд от этой свободной, ликующей воды, убегающей в какую-то неведомую даль… Вот так же и здесь, можно сказать, я купалась в этой энергии, пропитывалась ею. Наверное, только сегодня я по-настоящему ощутила то, что сейчас полным ходом идет весна…