сидит! Сам чай пьёт, а его коровы в сельнике сено жуют! Забегат в дом, орёт:
– Коровы в сельнике!
Родьев аж чуть не захлебнулся.
–Неужели мои?! Вот подлюги, так подлюги! Я ить сёдни всю ночь их искал! Давай, давай,
выгоняй этих подлюг, скорее!
И правильно, их уж выгонять надо. Наелись – поить пора.
Огородами
Раньше водку-то ведь меньше пили. Людей боялись. Один раз летом я попросил соседа Илью
Котельникова печку мне разобрать – он свободный был, не работал чо-то. Пообещал ему бутылку
поставить. Ну, он быстренько всё сделал, в окошко кирпичи повыкидывал. Надо расплачиватца. Я
ему деньги даю, а он не берёт.
– Давай, – говорит, – лучше выпьем. Доставай твою бутылку, котору обещал.
Я говорю:
– Так, на вот, возьми деньги, сходи в магазин.
– Да ты чо! – говорит он. – Как же я средь бела дня пойду бутылку покупать? Нет уж, давай ты.
Ну, а чо мне делать? Я же обещал. Работу он сделал. А как по улице идти? Пошёл огородами.
Прошёл незаметно и как раз в магазинный двор перескочил. Сижу. В магазине у меня тётка
продавцом работала – думаю, может, выйдет. Сижу, жду. Точно, вышла. Повезло, значит. Я ей
кричу:
– Тётя Оля, иди-ка суды!
Она подходит.
– Чо тебе?
– На деньги, бутылку принеси.
– Так заходи в магазин, да бери.
– А там люди-то есть?
– Есть.
– Нет, тада не пойду. Ты мне суды принеси.
Принесла она мне эту бутылку. Я её под мышку, и опять огородами домой. Принёс, выпили. И
вот Илья-то потом до вечера у нас дома сидел. Выпил же – как на улице покажешься? Ушёл уж
потом, когда стемнело.
Удобство
А как работали-то раньше… Я пахал на «Беларусе» в ночну, без кабины. Холодно. Сам сидишь
в куфайке, а коленки другой куфайкой завернёшь, да проволокой свяжешь, чтоб не дуло.
Зато на «ДТ-75», ну это вообще! На этих-то тракторах мы даже не останавливались. Ели на
ходу и оправлялись на ходу. А чо? Скинешь штаны и сядишь прямо над гусеницей. Трактор пашет,
гусеница мелькат, а ты своим делом занимашся. Сидишь и смотришь, скоко, примерно, метров
пахоты не додал бы, если б остановился. А так-то чо? Удобство одно.
«Аркашка»
К нам тут Абсур недавно с военхоза приезжал. Мотоцикл новый, красинький купил. А тут как раз
дожь прошёл, на дороге скользит, он куда-то в яму и улетел. И мотоциклу фару разбил. Злой
приехал.
– Вишь, – говорит, – чо я сделал, подлец! Всю морду своему «Аркашке» расхлестал.
– Да, ладно, – говорю, – у меня есть фара от трактора, стекло подходит, потом заменим.
Поставили чайник на плитку. А Абсур кругами ходит, все успокоиться не может. Подойдёт к
окошку, глядит на мотоцикл, трёт подбородок, да опять:
– Ты уж прости, «Аркашка», что я тебе всю морду-то расхлестал…
Подлюга
Алексей Калинин работал чабаном. А коня своего всегда водил в поводу и почти никогда на нём
не ездил. Пасёт баран, ходит весь день за отарой и коня за собой водит. Мог бы и один ходить, да
скушно одному-то. А коню надоест весь день еле-еле ноги переставлять, он вырвет повод,
закозлит и убежит. Алексей до вечера злитца на него, на отару приходит, а конь уже там.
– Ох, и подлюга же ты, – говорит он, – заставил меня весь день пешком ходить.
Поругат, поругат его, потом овса подсыпат да приговариват:
– Жри, жри, подлюга, да завтра ишо Дале убегай.
Подшутили
Парфентий Золотухин работал у нас на ферме сторожем. А чо там сторожить-то? Мы молоды
были, всю ночь кружам, так что никаких сторожей не надо. Он упадёт, да спит. Даже свою челюсть
снимет, да в стакан с водой закинет. Ну, а мы как-то взяли воду-то вылили, да вместо неё водки
линули.
Он утром проснулся. Зубы достал, вставил, постоял, почмокал. Потом взял стакан, да хлесь его
сразу до дна. Потом подходит к столу.
– Дайте, – говорит, – хоть огурец или чо, а то тут кто-то подшутил…
Винная жила
А вот был ещё случай, готовили мы как-то дрова в лесу. Ну, и от одной лесины отскочил
здоровенный сук и прямо Царю по башке. Царём-то мы Николая Исаева звали, он ростом был под
два метра. Царь упал в снег и лежит. Мы к нему подскочили, не знам чо делать-то. Глядим, он
вроде отошёл маленько, садитца. Сидит, башкой трясёт. Из-под шапки кровь капат. Потом на ноги
встаёт, стоит качатца. Снимат шапку и щупат голову. Медленно так, долго щупат. Мы стоим, ждём,
чо же дальше-то будет. А он щупал, щупал, нашёл там чо-то и остановился. Поглядел на нас, да и
говорит:
– Ну, ничо, мужики, всё нормально – винна жила цела и ладно.
Но у нас, конечно, с души-то отлегло.
Культурно
Руфович работал конюхом, а жена его Лиза в ОРСе. И вот как-то затеяла: давай купим
шифоньер, да давай купим.
– Да на хрена он нужен, этот шифоньер, – говорит Руфович, – и без него жили…
– Мы в него вещи будем вешать, всё же покультурней как-то…
Нудила, нудила… Короче, Руфович рукой махнул – а, чо хошь, мол, то и делай.
Ну, а Лиза-то боится, как бы он не передумал. Купила шифоньер, когда Руфовича дома не было,
попросила мужиков, они занесли, поставили. Сама на работу ушла.
Руфович приезжат на телеге с конного двора, заходит в дом, глядит на покупку. Потом пошёл,
коня распрёг, принёс хомут и повесил в шифоньер. Вышел в ограду и сидит. Приходит Лиза.
– Ну, чо как тебе покупка?
– Кака ещё покупка?
– Так я же шифоньер-то купила.
– Ну, купила, так и купила, делов-то… Обмыть токо надо.
– Пойдём, покажу.
– Да я чо шифоньеров не видал?
Входят.
– Вишь, как красиво, – говорит Лиза, – гляди, как блестит. А скоко вещей туда войдёт, всё
культурно, на плечиках.
– Культурно, культурно, – соглашатца Руфович.
Лиза шкаф открыват и ничо понять-то не может.
– А-а… – кричит, – ни стыда ни совести у тебя нет! В новый шифоньер хомут повесить!
– А чо? – говорит Руфович. – Гляди-ко, как культурно…
Разозлился
А вот был ещё случай. Дело-то как раз летом было, Никита Дементьев сидел вечером у окошка
валенки подшивал. Видно к зиме готовился. Поздно уж было, тихо так. Окошко открыто. А Кешка
Коренев, он в соседях жил, к девкам пошёл. Глядит окно светитца, Никита сидит, ковырятца чо-то.
Кешка подкрался, да резко выглянул:
– Ку-ку!
Никита вздрогнул. Потом отошёл, озлился, схватил с подоконника горшок – и в окошко! Старуха
у него цветочки любила, на подоконнике пять горшков стояло. Никита орёт:
– Ах ты, паразит!
Хватат второй горшок – и туда же! Так со зла-то все пять горшков и выкинул. А Кешке чо: сидит
под окном, горшки считат.
Старуха прибежала, за голову схватилась:
– Оё…ё…ё…ёй! Чо это с тобой тако-то? Ты это чо же все горшки-то на дорогу повыкидыва-ал?!
– Так я же ему, подлюге, всю мор-рду хотел расхлестать! – орёт Никита.
Выпили…
Праздник был какой-то. Мы с Пашкой Корытковым выпить собрались. Я у своей и прошу:
– Тоня, дай на бутылку, а?
А она и глазом не ведёт, будто не слышит. Я говорю:
– Ну, праздник же сёдни.
– А денег, – говорит, – нет. Все на книжке лежат. Да вон ишо лоторейны билеты под клеёнкой на
столе.
Уговаривали, уговаривали её – ничо не получатца. Ну, ладно, погоди, думам мы, всё равно
выпьем, если захотели. Счас мы тебя обманем.
Стали пусты бутылки собирать. У нас все углы обшарили, Пашка домой на велосипеде съездил,
посмотрел, три штуки под столом обнаружил, две бутылки у соседки Тумарихи выцыганили. В
общем, на чекушку наскребли. Съездили, взяли.
– Ну, чо, – говорю, – Тоня? Всё равно наша взяла. Вот так-то. Дай-ка нам чо-нить закусить.
Ну, ладно, она нам картошку на стол ставит, капуску, огурцы. Мы раздевамса, садимса,
разливам сразу всю чекушку на двоих.
– Во, видела, – говорю я, – а ты ишо стырила с нами. Денег нету, билеты лоторейны…
– Слышь, Тоня, – говорит Пашка, – а может, и ты с нами выпьешь?
Поиздеватца маленько решил.
– Да пейте уж, если взяли, – говорит она.
– А чо, Тоня, может, правда тяпнешь? – говорю я.
– Да я ж сказала – пейте сами эту заразу…
– А может, всё же спробуешь?
И чо она делат! Берёт со шкафа большу амалировану кружку, хлобысь в неё весь мой стакан,
берёт Пашкин стакан – и туда же! Мы сидим и ничо понято-то не можем. Даже не шевельнулись от
растерянности. А она раз! И всю кружку до дна! Была чекушка, а токо один раз булькнула! Мы даже
слюну сглотить не успели.
У меня от этого голова заболела, а Пашка, так тот вообще чуть не завыл.
Подымал
Сидим мы это как-то, разговаривам. Кто-то и вспомнил, мол, надо бы камень-то, который в
Узком Месте со скалы упал, тросом зацепить, да на тракторе в сторону отташшить. А один говорит:
– Да чо его трактором-то… Я его и так подымал.
– Ну, ты, однако, и врать! Да как же ты его подымал-то?
– Да как? Так и подымал. Вот этими руками.
– Да ладно трепать-то… Ну, вот скажи, как такой камень ты мог подымать?
– Вот прицепились-то: как да как? Да просто подымал, подымал, да поднять не мог.
За дровами
Зимой-то за дровами ещё затемно выезжали. А часов не было. Ну, а Кешка Коренев опять же по
девкам пробегал, а когда домой в два часа шёл, постучал в окошко Никиты Дементьева, да
крикнул:
– Эй, дед, хватит дрыхнуть-то! За дровами ехать пора!
А тот как раз за дровами и собирался. Ну, встал. Вышел на улицу, ничо не поймёт. Небо
затянуто – скока время, кто знат? В избу зашёл, глядит: старуха тоже встаёт, печку топить
собиратца. Но, а чо делать? Коня запряг, да поехал. Едет, едет в лес-то и ничо понять не может. Чо
это никак светать-то не начинат? И других мужиков чо-то не видно. Уехали уже или чо? Правда и
следов-то свежих нету. Ну, ладно, в лес приехал, а оно всё темно. Но раз приехал – рубить надо.
Нарубил в темноте, нагрузил, домой поехал. Из леса выезжат – светать начало. Навстречу мужики
едут – ничо не поймут – откуда это дед-то едет? Он чо совсем того?
– Ну, я счас приеду и этого Кешку, паразита, точно зашибу! – матерится Никита.
Домой приезжат, а старуха уже хлеб испекла, хотя обычно токо к обеду успевала. А Кешке чо?
Спит дома, да и всё.
Отдохнул
А с Порфирием Золотухиным ещё така история была. Он уже старый был, а работал-то на
лесозаготовках вместе с нами, молодыми. Пришли мы как-то на обед в зимовьё. Начали суп
варить. А Порфирий говорит:
– Варите, а я вздремну маленько.
Лёг на палати и уснул. Суп сварился. Надо деда будить. А тут один говорит:
– Ну-ка, погодите…
Взял куфайку, пошёл и окошечко с той стороны завесил. Мы сели за стол, разлили суп по
тарелкам, керосиновую лампу зажгли, сделали огонь поярче. Будим Порфирия:
– Ты ужинать-то будешь или как?
Он сел, глаза трёт:
– Как это ужинать? Да я ишо вроде не обедал.
– Ничо себе, он про обед вспомнил… Ужинать уже надо.
– Да как это ужинать-то? Я ж токо прилёг.
– Ничо себе прилёг… Ты прилёг-то в обед. А теперь мы уж с работы пришли. Просто в обед
тебя будить не стали. Смотрим: спишь, да ладно, думам, умаялся дед, пусть уж отдохнёт. Поели,
да ушли. А теперь вот пришли…
– Да вы чо же это творите-то! – говорит Порфирий. – Чо же не разбудили-то? Прямо под стыд
подводите…
– Да ладно, чо уж там. Конечно, без тебя-то мы сёдни намаялись, но ты хоть отдохнул. Ешь, да
досыпай, ложись.
– Это уж точно, отдохнул-то я хорошо, – говорит Порфирий, – ладно уж тада. Тока сперва на
двор сходить надо.
Дверь открыват, а там белый день. Ох, и разозлился он! Чуть лампу керосинову не расхлестал.
Тут до отдыха-то ишо работать, да работать…
Подразнила
Мишка Пельмень был с похмелья. Попросил у своей Лидки опохмелиться, та не даёт. Чо тут
делать? Башка гудит. Мишка ходит по избе, за голову держитца, боитца, как бы она вообще не
развалилась. А Лидка вышла из избы, налила в пусту бутылку воды, да показала ему в окошко. Так
чо ты думашь? Мишка разбежался и выпрыгнул на улицу вместе с рамой.
Врачебная тайна
Был тут у нас один: болесь каку-то венерическу подхватил. Ну, неудобно, конешно. Он с
фельдшером Домнином (тот стариком уже был) договорился, ты мол, походи, уколы мне потыкай.
Токо уж не говори никому.
Ну, а Домнин-то недалеко жил. Он дома лекарство в шприц наберёт и идёт по проулку. Люди его
стороной обходят, дивятца, чо это он по улице-то со шприцом ходит.
– Куда это ты направился-то? – спрашивают его.
А Домнин говорит:
– Да вон к любовнику этому иду.
Худо дело
А ишо с Домнином-то было так. Он уж совсем озундуглел, а работал ишо. Пришла к нему на
приём старуха одна. Он слушат её, слушат, и так вертит и этак. А потом говорит:
– Да, тётка, худо дело.
Та испугалась совсем.
– А чо хоть худо-то, скажи?
– Да сердце-то у тебя совсем не работат. Я чо-то слушал, слушал – ничо не слышу.
А старуха говорит:
– Так, а тебе слушалки-то надо в уши вставлять или ты так слышишь?
За водкой
Уж не помню, праздник какой был или нам просто так выпить загорелось. А водки в магазине
нет. Мишка Кочень, да его зять Вовка Медведев, – Сосором которого зовут, решили съездить за
водкой в шестой военхоз. Взяли рюкзак и поехали. Миха за рулём, Сосор сзади. Ну, доехали,
значит, купили, всё нормально. А когда назад ехали, то там в одном месте есть низинка небольша,
с речкой. Миха газ сбавил, мотоцикл: пук-пук и не вытянул, заглох. Мишка говорит Сосору:
– Ну-ка, толкни.
Ну, Вовка, ни слова не говоря, слазит, толкать начинат. Мотоцикл: пук, пук, пук – и завёлся с
толкача. На Сосоре рюкзак, он Миху-то догонять сразу не стал, думал, счас он мотоцикл прогазует,
да остановится. А Миха переключился на втору скорость и по газам! Вовка сначала стоял, ничо
понять-то не мог, потом побежал, потом заорал. Не-е, тот так и уехал.
А я дома сижу, в окошко поглядываю, думаю, когда же они приедут – тоже выпить хочу. Гляжу,
Миха проскочил. Я к нему.
– Ну, чо? – говорю. – Съездили?
– Съездили, – говорит Мишка, – всё нормально, купили.
– Ну, так, а водка-то где?
– Так у Вовки.
– А Вовка где?
– Да здесь где-то. Счас придёт.
Я сел. Сижу, жду. Сижу, а сам думаю: а кого я жду-то? Я же своими глазами видел, что Миха
один проехал. Посидел, посидел, говорю:
– Мишка, так ты же один приехал-то…
– Да я чо, дурак или чо? Здесь он где-то. В уборну, наверно, пошёл.
– С рюкзаком што ли?
– А кто его знат чо у него на уме…
Я не вытерпел, пошёл в уборну заглянул, заодно под стайку. Опять думаю: да как Вовка может
быть здесь, если Миха один приехал?
А Сосор-то, конечно, на дороге озлился. Отошёл в сторонку, открыл бутылку, засосал скоко мог
без закуски и уснул. Мы сидим, предположенья строим, а он спит около дороги. Потом под вечер
проспался маленько, по дороге как раз машина наша ехала, подобрала его. Мы с Михой сидим, всё
гадам, куда же Вовка-то делся? А Вовка влетат со своим рюкзаком, пьяный, завытый весь, весь в
соплях от обиды.
– Чтоб, я с тобой, дураком, ещё раз за водкой поехал, – орёт он, – да ни в жись…
Но главно-то чо? Месяца через полтора опять поехал.и Но тут вышло чуть по-другому. Когда
они с водкой-то мимо Молочки ехали, глядят, там по склону гуси ходят. Миха остановился:
– Гляди-ка, Вовка, закуска-то кака.
Сосор, ни слова ни говоря, начинат гуся ловить. Их бабы заметили и с коромыслами к ним.
Вовка успел одного гуся схватить, голову свернул и под мышку. Рюкзак с водкой на плечо и дёру на
мотоцикле. Убежали, в общем. Едут, значит, дальше. А там, где густой тальник-то растёт, Миха
останавливатца и говорит:
– Жарко сёдни, гусь-то протухнет, надо бы выпотрошить.
Сосорка достаёт перочинник, идёт с гусём к кустам и начинат потрошить. Потрошит и слышит:
Мишка на дороге чо-то мотоцил заводит. Ну, заводит, да заводит, может свечи проверить хочет.
Потом видит: Миха сел на мотоцил и поехал. Вот ничо себе! Сосор на дорогу выскочил, в одной
руке вещмешок с водкой, в другой гусь. Хотел догнать – не получатца, попробовал орать – тот не
слышит. Ну, он и в этот раз психанул, токо уже, конешно, не так сильно. Тут-то он уж знал чо
делать. Открыл бутылку водки и под кусты. И точно так же, со слезами и соплями, вечером на
попутке приехал.
Вот так они два раза и ездили. А вот про третий раз не слыхал… Всё же не поехали, наверно…
Школьные дрова
Васька да Миха поехали утром за дровами на конях. Морозище! Бусый туман стоит. А они как
раз оба с похмелья – головы трещат. В лес приехали, надо рубить, а неохота. Топором стукнут – в
голове отдаётца. Глядят, какие-то уже готовы дрова лежат.
– А, чо, давай их нагрузим, да и всё, – говорит Миха.
– Да ты чо?! Это же школьны дрова-то.
– Да кто узнает-то…
В общем, сговорились. Загрузили, везут. А как к селу подъезжать начали, в голове вроде
облегчило.
– Вот мы дураки, так дураки, – говорит Васька. – Чо сами не могли по возу дров нарубить?
– Да так-то оно, конечно, – соглашатца Миха, – токо кто узнат, что они школьны-то? На них чо
написано?
– Не-е, – говорит Васька, – это не по-человечьи. Лишь бы председатель по дороге не попал. Тот
сразу догадатца.
– Да как же это он догадатца-то?
– Как, как? Догадатца, да и всё.
А председатель как раз на краю села жил. Заехал пообедать, глядит в окошко: дрова везут.
Выходит на дорогу.
– Ну, всё, приехали, – говорит Васька, – вот стоит уже, ждёт. Я же говорил догадатца. Вот мы
дураки, так дураки. Чо бы нам самим-то не нарубить…
Председатель остановил их, поздоровался и спрашиват:
– Вы куда дрова-то везёте?
Они стоят, шапки сняли, головы повесили, боятся сказать, что по разнарядке эти дрова надо в
правление колхоза привезти.
– Ну, вот чо, – говорит председатель, – отвезите эти дрова в школу.
– Во, во! – говорят они. – Как раз в школу-то мы их и везём!
Проехали дальше и отойти не могут – слава тебе, господи, пронесло. Но чтобы ишо раз такой
страх да позор пережить – зареклись, не приведи, господь…