– Поплыву, – твердо сказал я, зачерпывая миской похлебку. – Принес новую веревку?
После обеда я почувствовал себя куда лучше. Выждав полчаса, чтобы на глубине рыбная похлебка не решила вспомнить былые времена, я обмотался веревкой и без тени сомнения скользнул в воду, обратно к жиле мариния.
На этот раз я не стал уплывать к залежам мариния, лишь попытался понять, нет ли других поблизости. Крошечные точки замерцали по всей поверхности бывшей шахты, и я стал спускаться, все ниже и ниже, пока вдруг не почувствовал кожей, что течение переменилось. Теперь вода не просто поднималась, она как бы отталкивала меня к одной из стен.
Последовав за этим новым течением, я уткнулся в каменную стену. В ней было небольшое отверстие, в такое я мог бы пролезть только с очень большим трудом и ободрал бы всю кожу. Эта дыра была тем самым потайным ходом, на который я надеялся! Через нее-то я и исчез тогда!
Краб дернул веревку.
Десять минут я искал эту дыру.
Может, подняться, глотнуть воздуха? Сказать, что нашел? Или, может, я смогу приплыть к самому туннелю? Тогда я точно буду знать, что невероятным образом наша теория оказалась верна… А если нет? Если я не успею вернуться, пробраться через дыру и выплыть на воздух? Я задохнусь здесь.
Времени на сомнения не было, и я скользнул к дыре. Сначала я заглянул внутрь. Света моего начавшего вянуть гриба было недостаточно, чтобы вот так запросто увидеть, что там. Но про себя я надеялся, что после дыры я попаду в колодец и надо будет плыть вверх, на ту же высоту, на какой находится купель в гроте.
Было страшно. В тоннеле было очень темно, ни лучика света не проникало, а синее свечение моего прибора не помогало увидеть, что вокруг на самом деле, а скорее обращало внимание на то, как мало я вижу.
Ни ребристых стен, ни водорослей… сплошная матовая темень, снизу и сверху.
Но выбора у меня не было.
Я просунул руку в каменный лаз и стал толкать себя. Края нещадно скреблись о ребра, сдирая кожу, но я лез, стараясь не обращать внимания на боль. Наконец, я проскользнул внутрь тоннеля.
Не осматриваясь, я поплыл вверх, быстро, что было сил, только руки выставил перед собой, чтобы не удариться о потолок, если он тут есть.
Веревка натянулась, рванув меня вниз… но я, недолго думая, обрезал ее ножом. Было не до честного слова: мне во что бы то ни стало нужно было вдохнуть до того, как я не смогу плыть. Вполне может быть, что в этом тоннеле не будет воздуха, и мне придется плыть обратно, задыхаясь.
Освободившись от веревки, я устремился наверх, и, к моему удивлению, почти сразу вынырнул из воды!
Я сделал глубокий вдох ртом, только потом осмотрелся. Колодец оказался совсем небольшим, а над водой выступал сколотый каменный обрыв. Нужно было карабкаться.
Высотой он был примерно полтора метра, несколько раз я пытался влезть на него, но позорно соскальзывал, сдирая в кровь пальцы. Но, наконец, мне удалось хорошенько зацепиться, и, опираясь одной ногой об обрыв, а другой о каменный свод, я вскарабкался наверх.
Я оказался выступе перед входом в тоннель диаметра не меньше трех метров. Он был огромный… и жуткое, свистящее эхо доносилось из его пустого хода.
Мариния рядом не было, и темнота обступала меня со всех сторон. Я был тут совсем один, случись что, до меня никому здесь не добраться… Мурашки ужаса пробежали вдоль позвоночника, как будто из этой пещеры на меня мог кто-то броситься.
Я вспомнил того голодного человека, бросившегося на жилку металла, через которую с наблюдал за ним… Вот оно! Голод! Вот, что он чувствовал!
Одолеваемый паническим страхом, я сорвался с обрыва обратно в воду и ринулся к дыре, как будто за мной действительно кто-то гнался. Протискиваясь сквозь узкий проход, и заработал рваную рану через весь бок… Ох, как бы это подзадорило хищника, если бы он действительно был!
В знакомой части грота мне стало легче, одна темнота по-прежнему давила, и появилось мучительно желание сделать вдох. Я загреб вверх, усиленно работая ногами.
Когда я вынырнул в теплом и светлом гроте, вокруг уже стоял по меньшей мере десяток стражников во главе с самой Командующей и Погодником.
– Я же говорил, что он не сбежал! – воскликнул Погодник.
Я вылез, морщась от боли на поцарапанном теле.
– Тоннель есть, – сказал я, взглянув на Командующую. – Похоже, мы действительно можем добраться до них под землей.
Вытершись и наскоро перевязав кровоточащие раны, я выбрался из грота и показал, где по моим ощущениям находится ход в пещеру. Странно, но раньше мне и в голову не приходило, что холм возле гротов может что-то скрывать.
– Твои люди должны пробить его, – сказала Хризолит на совете. – Время не ждет, это надо сделать быстро.
– Была бы взрывчатка… – протянул Буревестник, скрывая под бородой хитрую улыбку.
– Будет тебе взрывчатка, – хмыкнула Командующая, по очереди стукнув пальцами о столешницу. – Сколько понадобится.
– К завтрашнему вечеру сделаем, – ухмыльнулся предводитель синих.
– Сколько человек смогут пройти по тоннелям?
– Диаметр около трех метров, – ответил я, припоминая размеры пещеры. – Мне удалось разглядеть не так много, но я помню, что стены пещеры были совсем ровные. Как будто… их сделали. Думаю, сужений может и не быть, разве что обвалы.
– Что ж, хорошо, – Хризолит откинулась на спинку стула. – Пойдешь ты, с тобой отправятся Краб и Мидия, руководить делом будет мой серый Ищущий.
– Думаю, тебе стоит взять еще и Угря, – заметил Погодник. – Он уже научился говорить через мариний с Любовью. У нас будет связь, как далеко бы вы ни ушли.
Хризолит одобрительно поджала губы. Похоже, ее уже было не удивить способностями цветных стай.
– Пусть так, – кивнула она.
После совета Командующая приказала мне отправиться к врачу. Она беспокоилась, что раны помешают мне привести ей сына, и даже дала насчет меня особое распоряжение не скупиться на лекарства.
Тоненькая игла из настоящего металла, невидимая нить, чистые бинты, мгновенно впитывающие кровь, облегчающие боль мази, даже капли для глаз… Из лазарета я вышел будто заново родившимся! Не было ни одного места на моем теле, которое продолжало бы болеть.
Правда, чтобы добраться до ран на черепе, врач меня коротко остриг, лишив мое лицо и плечи защиты от солнца. Хорошо хоть мне дали новенькую куртку черных, которая отлично защищала от лучей.
– Ого! – Погодик ехидно осклабился, когда я вошел в его берлогу. Ведьмы заахали.
– Да ты настоящий черный офицер! – воскликнула Зависть. – Погляди на себя! Еще и волосы назад зачесал…
– У вас не осталось ничего с обеда? Я страшно голоден!
Пока мне несли еду, я уселся на подушки возле колдуна и взглянул на него с укором.
– Куда запропастился утром? Я хотел поговорить с тобой прежде, чем плыть.
– Дела, понимаешь ли… – оскалился он, смотря в сторону.
– Ты специально пропал?
– Да хоть бы и специально… – он передернул плечами, насупившись. – Нечего мне тебе сказать! Нечего.
– Зачем же ты тогда туда лез, раз там ничего не было?
– Не знаю, – цепкие пальцы Погодника стащили лист водоросли из моей тарелки. – Я не помню. То, что внизу… оно мне не дается. Я создан для воды и ветра, не для земли. Я не вижу ничего, что ниже гротов. В тех шахтах я просто потерялся. Может быть, умер бы, если бы Барри меня не нашла.
Колдун внимательно посмотрел на меня.
– Понимаешь? Я там чуть не умер! Не понимал, куда идти, метался, как лабиринте, ходил кругами по одной пещере, а думал, что прошел километры. Там внизу какая-то дрянь, которая сводит меня с ума… Я туда ни за что больше не сунусь.
– Через жилу мариния я кое-что почувствовал, – сказал я, откладывая миску. – Я чувствовал целую пещеру из мариния где-то под голубыми, и там стояли люди. Их было несколько. Один коснулся жилы на стене и… как бы услышал меня. Он кинулся на стену, кричал…
– Надеюсь, это был не Гора, – хмыкнул Погодник. – Если он там начнет чувствовать мариний, добром это не кончится. Когда с людьми происходят такие вещи, они должны знать, что с ними творится. Иначе место им в моей стае.
– Даже если он начнет бросаться в волны, Хризолит не оставит его здесь.
– Эх, скорей бы… скорей бы ты вернул мне мою Барри. Невыносимо не слышать ее, не знать, как она! Держится, конечно, она сильная… но лучше бы она тут была.
Меня, Угря и трех стражников собирали едва ли не всеми стаями. Еда, веревки, лекарства, инструменты, одних светящихся грибов две грядки… Чтобы мы могли унести все это, нам построили небольшую многоярусную телегу. На вершину телеги нужно было ставить грядки с грибами, чтобы они освещали нам путь.
Мне выдали оружие. Новенький острый, как нож мясника, серп и небольшой кинжал. Конечно, у стражников оружия было куда больше, но, случись что, все мы могли постоять за себя.
Я вставил себе серьгу из мариния и во второе ухо, повесил круглый кусок металла на шею, другой вставил в пояс. Только мариний мог помочь справиться с тем, что сводило с ума Погодника. По его словам, Барри в тех пещерах не заметила ничего необычного, и это не могло быть совпадением.
Перед тем, как я и моя команда должны были спуститься под землю, Хризолит собрала совет. Говорить должны были только предводители, но Погоднику удалось убедить Командующую, что и мне следует там быть.
Хризолит сообщила, что ее новые лодки были уже готовы. Подмога могла прийти к черным по первому сигналу, и тогда вопрос независимости другой части Огузка решится не больше, чем через сутки. Среди синих было много хороших и опытных бойцов, а без них наше ополчение было вовсе не таким сильным. Хризолит понимала это.
План Командующей был такой: если под землей нам удастся найти Гору и остальных пленников, мы лишим Солнца возможности диктовать условия. Он не сможет требовать и не сможет бросаться жизнями других стай, если ему предложат переговоры. Солнце вынужден будет согласиться говорить, мир между Огузком и черными будет заключен, хотя и на условиях черных, но за столом переговоров, а не на поле сражения.
Если же мы не успеем найти Гору за четыре дня, Командующая вызовет подмогу с Остова и использует тоннели для атаки. Если мы не вернемся через семь дней, она атакует с суши.
– После того, как кончится противостояние, все вернутся к работе, и то, на каких условиях, будет зависеть от вас, – командующая внимательно посмотрела на Буревестника и Погодника. – Вы проявили себя, как мудрые предводители, и, если вы и впредь будете сотрудничать, ваши стаи останутся на том же положении, что и сейчас. Остов вполне устроит тот объем работы, который поддерживается в шахтах и мастерских. Отдавать будете ту же часть, что сейчас, и получать столько же. На обе стаи я оставлю лишь сотню стражников, они будут помогать. Хочу, чтобы вы знали, чего ждать. Возражения?
– А на остальные стаи ты нацепишь поводки и намордники? – Буревестник покачал головой, усмехаясь. – Мы не можем ни на что согласиться, пока не будем знать, что ждет наших товарищей. Ты сама знаешь это.
– Ваши товарищи, увы, оказались не так умны, они предпочли закону, который заботится о людях, веру оранжевых, которая, как выяснилось, их губит. Мои стражники уже доносят мне о белых людях с обгоревшей кожей, – вы и сами об этом должны были слышать, – зеленые глаза Хризолит загорелись злыми огоньками. – Моя задача дать этим людям возможность жить и работать, помогая выжить другим. Если придется надеть на них ошейники, чтобы они не гробили себя, я так и сделаю!
Буревестник сжал кулаки, но промолчал. Весь вечер он не сводил с Командующей холодных синих глаз.
Стараясь смягчить обстановку, Погодник заговорил своим самым сладким голосом.
– Время все покажет, – он улыбнулся обоим. – Уверен, нам удастся договориться так, чтобы все стороны остались довольны, насколько это возможно!
– Четырех дней может оказаться недостаточно, – предупредил я. – В лабиринте могут быть тупики и петли. Неизвестно, когда нам удастся выбраться наверх, найти и освободить Гору.
– Каждый день вы будете докладываться мне через Угря, – ответила Командующая. – Если я буду уверена, что вы вернете Гору и эту девчонку, я дам вам еще несколько дней.
– Девчонку зовут Барракуда, – поправил Погодник. – Она…
– …очень ценный работник и ее способности стоят моего внимания, я слышала это уже тысячу раз, Жемчуг! – Хризолит недовольно передернула плечами. – Я все сказала. Если вам нечего добавить, с вашего позволения, мне нужно вернуться к делам Остова.
– А мы вернемся к своим стаям, – расплылся колдун.
Мы вышли из ее шатра и разбрелись каждый по своим делам. Позже мы по очереди пришли в лачугу Барракуды, которая пока пустовала. Здесь бы нас никто не услышал.
– Чего и следовало ожидать, теперь черные снова будут диктовать свои условия, – сказал я, когда все собрались.
– Никак не могу понять, что не так, – вдруг сказал Погодник. Он растерянно перекатывал посох в руках. – Когда я заглянул в ее голову, там не было ни одной понятной мысли! Сплошной шум! Очень похоже на то, как Барри прячется от меня под маринием… но не могла же Хризолит научиться такому за несколько дней! Это годы работы и врожденные таланты…
– Может, она давно знает о маринии и использует его даже на Остове? – предположил я. – Я видел ее карты… уж наверняка, если бы не связи, рано или поздно она оказалась бы у желтых. Слишком много знает.
– При первой нашей встрече этих помех не было, – заметил Погодник.
– А чего ты ждал? – фыркнул Буревестник. – Чем ближе день, когда черные снова захватят Остов, тем меньше она будет с нами считаться! У нее уже есть планы насчет нас, которые она не позволит тебе увидеть. То, что она додумалась, как от тебя спрятаться… похоже, Хризолит знает о мутациях больше, чем мы думали. Может, больше, чем мы сами. Тем хуже для нас!
– Если она стала прятать свои мысли, значит, знает, что нам они не понравятся, – сказал я. – Значит ли это, что она собирается вернуть прежний режим? Противостоять черным невозможно, стаи снова должны собраться. Но, пока не пройдут переговоры, пытаться объединиться с красными, зелеными, желтыми и оранжевыми бесполезно. Даже если мы нарушим договор с Хризолит и нападем на черных со своей стороны, черные раздавят нас быстрее, чем к нам успеет подмога.
– А если ты приведешь сюда наших через тоннели? – предложил Погодник.
– Если бы Солнце знал, что через его храм может пройти вооруженный отряд и «вызволить» синих и фиолетовых товарищей из плена черных, он бы никогда и никому не позволил им воспользоваться, – заявил Буревестник. – Готов сделать ставку, оранжевые заткнут все дыры своими задницами, если кто-то захочет пройтись по их тоннелям!
– Это во-первых, – сказал я. – А во-вторых, за мной никто не пойдет. Когда я выбрался из гротов, я пытался добраться до той части Огузка, и мне это почти удалось… Голубые, зеленые, оранжевые: они все видели меня, им стоило сделать несколько шагов, и они бы отбились от преследовавших меня черных. Но они стояли и смотрели, как меня связывают. Нет, меня там никто слушать не станет. Сейчас нужно действовать по плану Хризолит. Пока стаи снова не объединяться, мы не должны лезть на гарпуны стражи.
– Значит, будем ждать, пока ты опять не вылезешь из-под земли, – хмыкнул Погодник.
На следующее утро весь отряд собрался у входа, который проделали синие. Когда я пришел туда, там уже были Угорь, Краб, Мидия и Ищущий, Пена.
Этот серый был высокий и худощавый, с начисто выбритым подбородком и короткими пепельными волосами. Пена не производил впечатление хорошего бойца, но взгляд у него был быстрый и цепкий. Этот, скорее всего, работал головой.
Когда уже под землей Пена снял капюшон, я увидел, что кожа у него болезненно белая, почти как у альбиноса.
Телега, которую сделал для нас немой мастер из фиолетовых, ставилась на тормоз и умела складываться, так что ее всю можно было накрыть водонепроницаемым куполом. Однако, она была тяжелой, и везти ее было делом не из приятных.
– Краб, ты ответственный за телегу. Мы остановимся на отдых через шесть часов, тогда ты передашь ее Угрю, – отдал приказ Пена. – Мидия, ты ответственная за готовку.
– На что еще годится патрульная с кучей наград? – тихо проворчала она. – Только следить за сушеной рыбой!
– Есть возражения? – Пена смерил ее ледяным взглядом.
– Никак нет, Ищущий, – Мидия выпрямилась.
– Дельфин?
Пена обернулся, ища меня. Пока он отдавал приказы, я ушел вглубь тоннеля, где потемнее, и осматривал свободы.
Стены и потолок были идеально ровные, нигде ни камешка, ни обломка. Только с потолка свисали уродливы лоскуты подземных мхов. За время, что существует эта нора, здесь образовались целые заросли этой дряни. Стоит коснуться, и воздух тут же мутнеет от ядовитых спор…
– Я здесь, – громко сказал я, возвращаясь к свету.
– Ты не должен скрываться из вида, – заявил Пена. – Это последнее предупреждение!
– Ясно, – ответил я на его выжидающий взгляд.
– Как далеко ты продвинулся, когда обнаружил этот тоннель?
– Не дальше места, где мы сейчас стоим.
Пена кивнул.
– Если все готовы, идем.
И мы, наконец, двинулись в путь. Грибы на тележке засветились прозрачным голубым светом, и чем темнее становилось вокруг, тем ярче становился их свет, пока не стал пронзительно синим.
Густая темнота послушно расступалась перед нами, однако, лианы черных мхов съедали весь свет, и мы не могли видеть, насколько высоко находится свод тоннеля. Стены и пол оставались видны лишь в радиусе двух метров от телеги, а дальше начиналась непроницаемая тьма.
Через полчаса темнота пробралась к нам за спины. До этого, обернувшись назад, мы могли видеть свет, который пробивался в тоннель через огромный ход, проделанный синими в холме. Теперь же, если бы нам вдруг вздумалось покружиться, мы не смогли бы определить, в какой стороне выход на поверхность, а в какой лабиринт.
Тоннель все время изгибался, а потом вдруг резко пошел вниз, заставив нас ускорить шаг. Затем стали редеть лианы из мхов, пока совсем не исчезли. Тогда же мы услышали необычный звук откуда-то сверху, и чем дальше мы шли, тем громче он становился.
– Это вода! – в ужасе воскликнула Мидия. – Послушайте, над нами же целая река!
Мы остановились.
Тяжелые потоки воды струились прямо по нашему своду, так что журчание чудовищного подземного ручья усиливалось эхом от каменных стен! Паника возникла мгновенно, все мы, как один, пригнулись и стали озираться по сторонам, ища, нет ли здесь нигде щели, через которую вода могла бы проникнуть в тоннель и утопить нас.
Но, как это ни странно, на стенах не было никаких следов влаги. Камень был сухим и даже немного теплым.
Успокоившись, мы двинулись дальше, но теперь уже не так быстро. Через несчастные два метра от телеги, которые мы видели, теперь могло быть что угодно.
Вскоре сводившее с ума журчание прекратилось, снова появились мхи, исчезло эхо, кончился спуск. Мы вздохнули с облегчением.
Однако, покой длился недолго: не прошло и часа, как наши шаги начали отдаваться гулкими ударами где-то внизу. Мы будто шли по тончайшему барабану! Решив, что под нами пустота и земля вот-вот обвалится, мы ринулись назад и решили идти дальше по одному, чтобы тонкая поверхность не рухнула под общим весом. Телегу было решено оставить Мидии, как самой легкой.
Первым пошел Пена. Он прицепил на лоб повязку с грибом, чтобы мы могли его видеть, и двинулся в темноту. Когда свет превратился в маленькую точку, а фигуру стражника уже нельзя было разглядеть, до нас донесся его крик. Пена достиг конца опасного участка.
Дальше двинулся Угорь, самый тяжелый из всех нас. Он шел быстро, широкими шагами, едва не бежал. Однако, тонкая поверхность под ним не проломилась и даже не треснула. Дальше пошел Краб, а за ним Мидия. Я, как самый легкий ходок, должен был идти последним.
Поверхность, по которой мы шли, оказалась гораздо крепче, чем мы подумали.
Примерно через полчаса после этого Пена объявил привал. Песочные часы, которые нам выдали, отмерили свои шесть часов.
Расстелив теплые лежаки, мы уселись и стали ждать, пока Мидия раздаст еду.
Я чувствовал себя уставшим, словно добрался до вершины Остова. Закрытый узкий тоннель, вечно мигающий синий свет от грибов телеги, неприятный спертый воздух… перед глазами рябило, даже когда я их закрывал, а сердце не переставало бешено колотиться о грудь.
Мне было жутко в этом месте. Все, чего мне хотелось, это поскорее выбраться наружу, к свету и привычному соленому ветру. Здесь я был как в могиле.
– Мерзкое место, – сказал Угорь, глядя на меня. Ему тоже было тут не по себе, хотя он и проводил большую часть времени в шахтах. – Я привык, что кругом есть мариний, а тогда любое место кажется знакомым. А тут сплошная пустота и темень, будто сожрать тебя хочет…
Краб, Пена и Мидия, наоборот, чувствовали себя прекрасно. Они не успели привыкнуть к открытому небу, и солнце пугало их куда больше, чем слепой камень.
Во время привала Пена сел поодаль от всех и занялся бумагами. Всю дорогу он тщательно зарисовывал наш путь, составляя карту тоннелей, отмечая необычные участки и скорость, с которой мы шли. Теперь он правил свою работу, дописывая необходимые детали.
Дав нам отдохнуть полчаса, Пена погнал нас дальше.
Мы прошли не так много времени, и шаги снова стали отдавать гулким эхом под нами. В этот раз мы попробовали идти вместе, держась поближе к стенам. Все обошлось, никто никуда не провалился.
Затем начался спуск, мы уходили все глубже под землю. Мох стал слезать со сводов тоннеля, и когда камень над нами оголился, появилось нарастающее эхо подземной реки.
– Это ненормально! – крикнул Угорь, догоняя меня и Пену. – Все повторяется! Мы будто снова по тому же пути идем!
– Этого не может быть, – уверенно заявил Пена. Он показал Угрю свою карту. – Мы отклонились не больше, чем на тридцать пять градусов к северу.
– Мы спускались, прошли под рекой, потом спуск кончился, мы прошли над пещерой, шли около часа, и опять пещера, спуск и река… Этого не может быть! К тому же, мы давно ушли от Огузка. Над нами сейчас должен быть океан!
– Тоннель виляет, поэтому мы сначала удалимся от Огузка, а потом вернемся к нему, – Пена указал на свою карту. – Все в порядке.
– Не в порядке! Сейчас мы идем по тому же месту, где шли два часа назад! – воскликнул Угорь. – Я точно это говорю!
– Этого не может быть, – отрезал Пена. – Я составлял карты нижнего яруса Остова и отлично ориентируюсь. Я не могу ошибаться. Поэтому меня и назначали на эту операцию.
Угорь ругнулся и вернулся к Крабу и Мидии.
Когда вода, наконец, прекратила шуметь, и на потолке снова появился мох, Угорь опять подошел к нам.
– Я срежу эти лианы, и, когда мы снова тут пройдем, вы поймете, что я был прав!
– Ты не можешь быть прав, мы не можем ходить кругами по спуску, ни разу не наткнувшись на подъем! – возразил Пена. – Не смей прикасаться ко мху, там могут быть ядовитые споры!
– Все повторяется, это ненормально! – уперто продолжил Угорь.
Взмахнув гарпуном, он отрезал огромный пучок сплетенных мхов, и тот упал вниз, распустив в воздухе споры.
Теперь мы не могли идти дальше, пока споры не улягутся. Мхи, конечно, давали необходимый для дыхания кислород, но их споры могли быть очень ядовиты.
– Ты отнял у нас драгоценное время! – воскликнул Пена, кипя от злости. – Чтобы связываться с фиолетовыми, руки тебе не нужны, дальше пойдешь связанным! Краб, Мидия, свяжите его!
Ни на миг не задумавшись, черные повязали Угря. Он не сопротивлялся, и я не стал вмешиваться. Пока нам ничего не угрожало, можно было дать Пене покомандовать.
Мы пошли дальше, и когда песочные часы показали, что мы на ногах все двенадцать часов, Пена снова устроил привал. Мы прошли очередной спуск и вышли на ровное место.
– Свяжись с поверхностью, доложи, что пока мы примерно в семи километрах к северо-западу от территории фиолетовых, – велел Пена Угрю, закончив расчеты на своих картах.
Усталость уже не меньше пяти часов мешала мне держать глаза открытыми, и теперь я готов был провалиться в сон, просто моргнув. Пока Мидия готовила ужин, а Краб обсуждал с Пеной дежурство, я засыпал не меньше пяти раз, но заставлял себя просыпаться, чтобы услышать, что скажет Угорь.
Наконец, он заговорил.
– Я все передал, – сказал он. – На поверхности все спокойно.
Проглотив ужин, я, наконец, смог уснуть, и вырваться из этих кошмарных тоннелей.
Я старался увидеть Погодника, побродить с ним по берегу и расспросить поподробнее про дела наверху, но колдун лишь мелькнул в темноте и исчез.
Я проспал часов шесть, потом меня разбудил Краб и оставил дежурить.
Дело оказалось не из легких. Никогда до сих пор мне не приходилось сидеть одному и пялиться в неизменное пространство так, будто в любой момент могло произойти что-то новое.
Я сосредотачивал внимание на стенах, но под синим светом грибов они расплывались у меня перед глазами, голова начинала кружиться. Тогда я начинал смотреть в темноту, то по правую, то по левую сторону от нашего лагеря. И тут началось: мне то и дело чудились звуки, скрежетания, шаги, даже шепот. Все время казалось, что кто-то ходит метрах в пятидесяти от нас. Однако, даже когда мне казалось, что я ясно слышу шаги, я прислушивался и сразу же различал в них эхо водопада, который мы не так давно прошли.
Все это были игры света и эха, но я не мог перестать думать о человеке, которого почувствовал через мариний. Он должен быть где-то здесь, и рано или поздно мы наткнемся на его следы.
Песочные часы отмерили час моего дежурства, и к этому времени сидеть на месте уже было невыносимо. Я встал и ушел в темноту, подавляя страхи. Там хотя бы не было этого давящего синего света! От него я чувствовал себя так, будто у меня начинается приступ.
Потребовалось не так много времени, чтобы я привык к темноте, и, чем дальше я уходил от телеги, тем больше успокаивался. Из сплошной темени по очереди выступали линии сводов, и вскоре я уже мог свободно идти, чувствуя любой поворот. От обычного зрения это отличалось только тем, что я совершенно не различал цветов и деталей. Просто знал, где стена, а где можно пройти.
Оказавшись в полной темноте, когда, обернувшись назад, я уже не видел света грибов, я полностью успокоился. Выровнялось сердцебиение, мысли перестали мигать и собрались в стройный ряд, даже дышать стало легче.
Однако, я ушел слишком далеко от лагеря, и лучше бы мне вернуться, пока это еще возможно.
Я развернулся и пошел обратно, закрыв глаза, чтобы не раздражать их ярким светом грибов.
Когда все проснулись и поели, мы двинулись дальше. Я соврал Пене о том, что свет от телеги доводит меня до припадков, и попросился идти впереди. Конечно же, я получил отказ.
– Стойте! Мы идем не в ту сторону, – сказал я, когда по указанию Пены мы, наконец, выдвинулись. – Мы оттуда пришли.
– Этого не может быть, – возразил серый. – Я точно помню, что ложился в направлении нашего пути.
– Я тоже это помню, – сказала Мидия. – Дельфин, может, тебе опять плохо?
– Скоро мы наткнемся на мох, который срезал Угорь, вот увидите.
Так и случилось. Примерно через полчаса эхо водопада усилилось, мох стал редеть, и мы увидели огромный лоскут на полу пещеры.
– В пучину!… – воскликнул Пена. – Это невозможно!
– Что за дерьмо!? – вскрикнула Мидия. – Мы что, правда ходим кругами!?
– Не ходим мы кругами! – гневно выкрикнул серый. – Дельфин во время дежурства куда-то уходил, и надолго! Признавайся, это ты его срезал, пока мы спали, чтобы запутать нас!
– Я ходил в другую сторону, – сказал я. – Да и зачем мне вас путать? Мы все хотим вызволить пленников, среди них дорогие мне люди.
– Я не знаю, зачем это тебе, но другого объяснения тут нет! Вы с Угрем сговорились, чтобы провалить операцию!
– Здесь небезопасно, не просто так люди теряются тут. Здесь что-то не так… не так, как на поверхности.
Я взглянул на идеально ровные каменные стены. Камень ли это вообще? Может ли камень быть таким теплым на такой глубине?
– Что ты задумал, мутант? Говори сейчас же!
– Я ничего не задумал, – ответил я, взглянув на Пену.
Он был сильно напуган, его грудь вздымалась под курткой, как меха. Собственное бессилие его злило.
– Ты ведь был здесь, прятался, пока мы занимали Огузок, а потом вдруг появился ни с того, ни с сего! Попади я в пучину, если это не какой-то план, чтобы заманить нас в ловушку!…
– О, да, это был наш коварный план, заманить трех ничего не значащих черных под землю! – я хмыкнул, покачав головой. – Ты меня раскусил.
– Выкладывай, что у тебя на уме!
– Я думаю, все дело в свете, – сказал я, подумав. – Может, я и ошибаюсь, но мне кажется, мы не должны полагаться на глаза и уши. Это эхо и мхи… кто знает, как это на нас действует? Нужно понять, где обман. Что-то заставляет нас путаться… я думаю, это свет.
– Предлагаешь двигаться в полной темноте? – нахмурился Пена.
– Да. Ночью, когда я ушел от лагеря, мне стало легче находиться здесь. Свет – коварная штука. На самом деле грибы на нашей тележке дают возможность разглядеть очертания тоннелей намного дальше, чем нам кажется. Надо только привыкнуть, и тогда мы сможем видеть больше, чем жалкие два метра. Может, в этом и кроется обман?
– Какой-то бред!
– Пойдем впереди вместе со мной, – предложил я. – Убедишься сам.
Спорить можно было бесконечно, но все-таки Пена уступил. Мы с ним отошли довольно далеко, привязав к телеге веревку.
Если с одного из концов веревки дергали один раз, значит, все хорошо. Два раза – мы с Пеной возвращаемся к телеге. Три раза – опасность.
– Что это за штучки? Не хочешь ли ты сказать, что видишь в темноте!? – ворчал серый, когда мы отошли от других. – Я словно в могиле!
Однако, спустя время и Пена стал видеть очертания тоннелей. Мы были в пятидесяти метрах от телеги, и по ее свету было совершенно очевидно, что мы идем кругом, иначе ее свет все еще был бы яркой точкой позади нас, а не слабым отсветом слева.
– Теперь понимаешь? – спросил я, когда мы обернулись. – Здесь что-то не так! Вполне может быть, что оба привала у нас были на одном и том же месте.
– Идем дальше.
Мы снова достигли места, где шаги начинали отдавать гулкими ударами, как по барабану.
Я остановился и решил изучить это место. Мхов наверху не было, а камень под нами ничем не отличался от того, что был на стенах. Я постучал по стене. Тот же гулкий звук.
– Ну-ка, подсади меня! – попросил я серого. – Не можем же мы быть в трубке! Это просто невозможно!
Пена без лишних слов подставил мне плечи. С трудом, но все же я дотянулся до потолка.
Снова гулкий звук.
Мы пошли дальше, и теперь я простукивал стены постоянно. Звук никуда не исчезал, но, когда снова появились мхи, он стал гораздо тише.
– Все это время мы ходим как внутри огромной трубы… звуки наших шагов глушил то мох, то водопад, – сказал я.
Затем снова началась вода, шум от падающих струй глушил почти все остальные звуки. Однако, я все же попросил Пену снова подсадить меня, и постучал по стене.