Но эти прятки не могли продолжаться вечно: когда-нибудь мы с Горой должны были столкнуться в коридоре или встретиться в столовой. И это действительно случилось, в третью ночь мы оказались в зале вместе.
– Я все знаю, – сказал он, только войдя. – Почему ты не сказала мне?
– О чем? – спросила я, не прекращая бить качающуюся мишень.
– О том, что он тебе говорил!
– Зачем?
– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!
Он схватил меня за плечо и развернул к себе лицом.
– За тем, что он подонок! У него нет никаких доказательств, он не имел права так с тобой разговаривать!
– Он разведчик и сын Командующей, – ответила я, с удивлением рассматривая его ожесточившееся лицо. – Он имеет право арестовать меня за то, что я вообще знала Дельфина.
– Он не имеет никаких прав! – сказал Гора, не сводя с меня пристального взгляда. – Он с позором провалил свое задание, и, если бы не ты, у нас не было бы ни единого шанса предотвратить смерть тех, кто погиб в волнах! У него под носом подорвали шахты, и он готов обвинить в этом кого угодно, чтобы не признавать своей вины!
Я не могла поверить в то, что слышала! Неужели, Серый просто играл со мной, а не знал наверняка!? Этот мерзавец издевался надо мной, надеясь, что я разозлюсь и подтвержу все его догадки, и он сможет хоть как-то оправдать свой провал, обвинив во всем меня! Стоило мне себя выдать, он бы мог смело сказать, что мое заявление о храме было всего лишь отвлекающим маневром для прикрытия шахт, что я шпионка, пробравшаяся во вражеский лагерь и на меня вся вина за случившееся!
Гора дал мне время осознать услышанное. Когда я снова взглянула на него, он закрыл глаза и выдохнул, успокаиваясь. Его огромная грудь опустилась, как меха в кузне, у меня по коже пробежал ветер его дыхания.
– Если кто-то еще хоть слово тебе скажет, не махай кулаками и не запирайся в комнате, как дура, а иди ко мне, ты поняла меня? – сказал он, смягчив свой суровый тон. – Ты здесь не одна.
Он полез во внутренний карман своей куртки и достал оттуда что-то блестящее.
– Держи, – он взял мою руку и сунул в нее маленький предмет. – Я купил его, пока ты сидела у меня дома с этим ублюдком, потому и опоздал. Этот камень называется яшма. Носи, если понравится. Где меня найти, ты знаешь.
После этих слов он развернулся и вышел из зала, оставив меня одну.
Я посмотрела на предмет в своей руке, это оказалось кольцо из желтого металла. В этот тонкий обруч был вделан ровный круглый камень, цвет которого был очень похож на мою кожу.
Следующие несколько дней я патрулировала улицы, отрабатывая свой самовольный прогул дежурства. Шли дни, недели… жизнь выровнялась. С Горой мы часто виделись, но только в кругу общих знакомых.
На Остове люди немного успокоились, начался активный набор молодых стражников. Мне даже поручили обучать рукопашному бою несколько групп новобранцев.
Стараясь не думать ни о чем, кроме настоящего, я проживала день за днем, будто зависнув где-то. Куда мне дальше идти? Что мне делать? Каково мое будущее тут?… неопределенность сводила с ума. Прошлое я забыть не могла, но Дельфин стал мне снится все реже. Бывали дни, когда я о нем даже не вспоминала, – и эти дни были самыми счастливыми, потому что мне не было больно.
Но одним утром мне показалось, что я могу принять решение. Я долго думала об этом, и теперь мысли обрели какую-то форму… Когда, наконец, мне выпал первый выходной, я решила отправиться в дом к Горе и поговорить с ним.
Я надела одно из своих любимых платьев, а к нему то кольцо, которое он подарил. Волосы мне показалось разумным убрать, как это делали все местные женщины.
В этот раз, смотрясь в зеркало у выхода, я себя совсем не узнала. Спрятанные в косу волосы, бежевое платье… если бы не кожа, я могла бы сойти за одну из тех счастливых женщин, которые расхаживают на верхних ярусах!
Ощущая внутри приятное волнение, я поднималась вверх по ярусам, думая, что буду говорить и делать, когда встречусь с Горой. На самом деле я понятия не имела, о чем вообще люди разговаривают в таких случаях, но все равно представляла себе эту встречу снова и снова.
Я шла, не замечая ничего вокруг, но тут кое-что отвлекло меня от неуемных мечтаний: рядом закричал ребенок. Это был не просто крик, это был вопль ужаса!
Осмотревшись, я поняла, что крик идет из пещеры, и тут же поспешила туда. Но не сделала я и двух шагов, оттуда выбежал человек и понесся прочь. Он что-то сжимал в руке, а на его одежде я заметила кровь.
Я погналась за ним, но засранец прыгнул вниз с веревочного моста. Он был достаточно легкий, чтобы веревки выдержали его вес, но я не могла за ним последовать: я бы просто оборвала всю сеть, если бы прыгнула с такой высоты.
К счастью, к тому моменту уже подоспели стражники, и я указала им на скрывающегося среди мостов беглеца. Они взяли его на себя.
Я решила отправиться к пещере, откуда он выбежал, и узнать, что там произошло.
Когда я вошла внутрь, я увидела крошечную девочку. Она сидела возле трупа матери, из шеи которой торчал нож.
– А ну-ка иди сюда!
Я подхватила рыдающего от ужаса ребенка на руки, чтобы он не вздумал смотреть на труп.
– Где твой отец?… Ты знаешь, где живут твои родственники?… Бабушка есть?
Девочка молчала, ее всю трясло. Говорить осмысленно она была не в состоянии, лишь повторяла, «Мама! Мама!».
Я вынесла ее из пещеры и постучалась в ближайшую дверь. Наверняка соседи смогут приютить бедняжку, пока все не выяснится.
Мне открыла женщина лет сорока, она выглядела совершенно измученной.
– Что такое? – спросила она. – Я слышала крики.
– К ним забрался вор и… – подумав, я решила не напоминать девочке о случившемся своими словами. – Вы не могли бы забрать ребенка к себе, пока не отыщутся ее родные? Ей нельзя там находиться.
– Конечно, проходите!
Она открыла дверь, пропуская меня внутрь.
– Я расстелю ей кровать, а ты положи ее туда. Семга часто у меня ночует, когда мать на работе задерживается… у меня от сына комната осталась.
Я прошла через темную прихожую и зашла в комнату, где женщина зажгла грибной светильник.
– Вот, сюда!
Она сняла покрывала с лежанки, и я положила туда девочку.
– Посидишь с ней, пока я сделаю успокаивающий отвар?
– Посижу.
Женщина ушла, оставив меня одну с ребенком. Бедная девочка смотрела вокруг глазами, совершенно бешеными от ужаса.
– Где мама? – спросила она, глядя на меня так, словно от моего ответа зависела ее жизнь.
– Она умерла.
– Нет!…
– Да.
Семга залилась слезами, а потом начала кричать, словно умалишенная. Она попыталась вылезти из кровати и убежать домой, но я удержала ее и прижала к себе.
– Тише, – я гладила ее волосы, прижимая к своему плечу. – Тише, не кричи… тише… все пройдет, слышишь?… все пройдет!…
Я вспомнила, что творилось со мной, когда погибли мои родители. Они умерли у меня на глазах, на арене, когда у каждого за спиной было по два поражения. Они вонзили друг в друга копья: слишком любили друг друга, чтобы жить поодиночке. Меня они, видимо, любили меньше, потому что не подумали о том, каково мне, двенадцатилетней, будет смотреть на них. На следующий день должен был быть мою дебют на арене.
Вне себя от боли и ярости, я бросилась тогда на судью, хотела свернуть шею ему, а потом все стражникам, которые следили за поединком и не остановили это. Конечно же, мня поймали еще до того, как я добралась до судьи, и посадили в клетку, где держали несколько дней. Сколько клятв я тогда дала! Обещала себе когда-нибудь перебить столько надзирателей, чтобы их трупами можно было заполнить мусорную яму арены!… Что ж, и где сейчас все эти клятвы?
Все проходит.
– Все проходит, – шепнула я девочке, чувствуя, что она слишком ослабела и больше не сопротивляется. Я уложила ее обратно в кровать и укрыла одеялом.
Когда женщина пришла со своим отваром, Семга уже спала.
– Думаю, тебе это тоже не помешает, – она протянула мне чашку.
Я поднялась с лежанки и приняла напиток. Не то чтобы его свойства могли подействовать на меня, но в горле было слишком сухо после всего.
Я осмотрела комнату, в которой находилась.
Первое, что привлекло мое внимание, был огромный письменный стол. Сколько на нем было листов и свитков!
– Ваш сын ученый? – спросила я тихо. Столько бумаги я не видела даже в кабинете Командующей.
– Он был летописцем, – ответила женщина, улыбаясь странной улыбкой, грустной, но в то же время гордой. – Он обожал писать, пока его не забрали на Огузок из-за какой-то дурацкой песни.
Внутри меня зародилось нехорошее предчувствие. Чтобы немедленно покончить с ним, я подошла к столу и взяла первый попавшийся лист. Пробежав глазами какой-то нелепый стишок, который все равно не прочла бы, я остановила взгляд на подписи.
Я медленно опустила лист на место, а чашку поставила на стол, чтобы не расплескать все на бумаги.
– Я знала вашего сына на Огузке, – прошептала я, чувствуя, что готова сойти с ума.
– Что!?… – изумленно прошептала женщина. Ее лицо исказилось, чашка выпала из ее рук.
Я отвела ее на кухню и усадила напротив себя.
– Если хотите, я все вам расскажу, – сказала я. – Если нет, то я уйду, и вы сможете дальше думать, что захотите.
– Расскажи мне все!… – попросила она едва слышно. Ее душили слезы.
Вспоминая рассказы Дельфина, я пересказала ей все, что знала, до самой последней мелочи. Слова давались мне с трудом, я запиналась и временами думала, что просто не смогу говорить дальше. Но я заставляла себя продолжать: эта женщина имела право знать, каким невероятным упрямцем был ее сын! Она имела право гордиться им, а не тем жалким поэтишкой, которого она помнила.
За все время женщина ни разу не перебила меня, не задала ни одного вопроса. Она слушала молча и внимательно, а когда я закончила, вдруг улыбнулась.
– Все это время я чувствовала, что он жив, – едва слышно произнесла она. – Я боялась надеяться, называла себя дурой… но я оказалась права. Мой мальчик все-таки выжил!
Я покачала головой, слезы застилали мне глаза.
– Он погиб во время землетрясения.
– Я бы знала, если бы он погиб! – решительно возразила женщина. – Он жив, я чувствую это!
Я закрыла лицо руками и выдохнула, пытаясь успокоиться. Разумеется, для нее он жив! И всегда будет где-то там, под небом, которого она никогда не видела…
– Ты можешь считать, что я глупая старуха, но я говорю правду, – снова сказала она. – Можешь поверить мне, а можешь дальше думать, что захочешь!
Я попрощалась с женщиной, чьего имени так и не узнала, и вышла. Находиться возле нее дальше я просто не могла: она была слишком на него похожа, такая же уверенная в себе и упрямая.
После этой встречи я не могла и шага сделать в сторону дома Горы. Только не сейчас. Вместо этого я отправилась обратно в казармы.
Сперва хотела пойти в комнату, но потом решила, что лучше зайти к лекаришке. Он еще ни разу не отказался поделиться со мной своей огненной водой, а сейчас она была как нельзя кстати.
Но не успела я дойти до лекаря, как из трубы, приделанной к стене казарм, вдруг прозвучал сигнал. Это был сигнал тревоги, все стражники немедленно должны были собраться в самом большом зале для тренировок.
Когда я попала в зал, там уже было полно народу, все толкались и изумленно переговаривались, пытаясь выяснить, зачем нас собрали. Наконец, сигнал умолк, на площадке вверху появилась командующая, одетая в легкие доспехи.
– До многих из вас уже дошли слухи: новобранцы успешно прошли все испытания, и теперь пришло время людям вернуть себе Огузок! Вы отправитесь туда завтра, надев все свое снаряжение, и подчините себе остров. Ваши капитаны поведут вас в согласии с моим планом, и каждый из вас покажет, чего стоит его клятва верности!
4. Бой на Кулаке
*Белый Дельфин*
Я схватил Нору за руку, мы со всех ног побежали к стаям.
Оглушительный грохот, – сигнал дозорных, – был слышен в каждом уголке острова. Когда мы добрались до голубых, там уже шли приготовления.
– Вот все и началось! – крикнул мне пробегающий мимо вор. – Идешь к желтым за оружием?
– Да, я сейчас, – я кивнул ему и повернулся к Норе.
Она смотрела на меня огромными, как у испуганного ребенка, зелеными глазами и чуть не плакала.
– Их там так много! – тихо сказала она. – Что если?…
– Мы готовились к этому с самого первого дня, – сказал я, успокаивая ее. – Иди к своим, готовьте лазарет для раненых.
– Я буду молиться за тебя! – прошептала Нора, сделав шаг ко мне и неуверенно поцеловав в губы.
Я положил руку ей на плечо, обнимая и вместе с тем мягко отталкивая.
– Лучше помолись за стражников: сегодня многие из них увидят твоего бога! – сказал я.
Будоражащее кровь предвкушение уже разливалось по моему телу, превращая в кого-то другого. Оно выравнивало дыхание, разгоняло кровь, делало мышцы сильнее, а дух крепче. Наконец-то это ожидание кончилось… как же я ждал этого.
Отправив Нору в лазарет, я зашел к себе в хижину, чтобы переодеться. Я перекрасил свою форму стражника в синий, теперь это были мои доспехи.
На острове желтых люди растянулись в длинную ровную очередь. Здесь я знал почти всех, больше половины из них я впервые встретил на Кулаке.
Каждый человек в очереди уже знал, что будет делать дальше. Все были разделены на группы со своими главными, у каждой группы была своя инструкция, свое место и свое оружие.
Я был в группе Буревестника, всего нас было двенадцать. Четверо крепких синих, пять голубых и знаменитая троица желтых. Мы должны были держать оборону на пляже, куда собирались высадиться стражники. Прячась на холмах, мы должны были помогать желтым работать с пушками и водными заслонами, а затем, когда стражники все-таки прорвутся сквозь линию обстрела, я и остальные воины будем отбиваться от них в ближнем бою.
За полгода мы отлично подготовили Остров для обороны. На всех пляжах мы прорыли каналы с водой, построили стены, где это было возможно, расставили дозорных. Все было подстроено так, чтобы даже разведчики на одной лодке не могли пройти на остров незамеченными, а большая армия могла высадиться только на Кулаке, единственном пляже, который мы не стали перерывать.
С таким количеством людей стражникам было выгодно драться на открытой местности, лицом к лицу, а не блуждать в песчаных лабиринтах по колено в воде, пытаясь найти вход на остров. Для наступления им было не найти места лучше, чем Кулак, но этот пляж окружали холмы, когда-то бывшие островом красных. В этих холмах мы вырыли канал с водой, сделали укрепления, где можно было спрятать пушки и арбалеты. Пока враги будут до нас добираться, большую их часть мы расстреляем, а те, кто пройдет, намочат свои новые доспехи и получат убойную дозу пыли из морских камней, так что в ближнем бою ничего не будут стоить.
Мы должны были биться с ними на своей территории, которую хорошо знали и отлично подготовили. Но помимо этого у нас было еще одно преимущество – оружие!
Разведчики, в которых мы посылали стрелы из костей и сухих кустовых веток, наверняка рассчитывали на костяные ножи и кривые луки из чьих-нибудь ребер и сухожилий. Но на деле мы встречали их пушками, огромными костяными арбалетами, саблями и гарпунами из древнего металла. Помимо огромных запасов с тайного склада у нас было оружие из мариния, которое желтые успели сделать за четыре месяца. Да, оно пока было несовершенно, ковать небесный металл никто не умел, но даже то, что получалось, было острее и крепче, а значит и лучше, чем кость.
Сами же стражники на своих хлипких лодках могли привезти разве что самих себя с гарпунами и мечами. Их наскоро склеенные после шторма посудины не могли выдержать веса пушек или других больших орудий.
Итак, каждый из наших воинов, спрятавшийся за арбалетом на холмах, имел при себе отличное оружие и понимание того, что от него требуется. Мы действительно были готовы к обороне.
– Ох, сейчас они попляшут! – хихикал Борода, потирая ладони.
Мы засели на одном из холмов и внимательно следили за тем, что происходило на пляже. Первые лодки уже побросали якоря, стражники в своих новых доспехах спустились в воду и шли к земле.
– Думаешь, вода подействует так быстро? – спросил я, улыбаясь. Кузнец выглядел счастливым, как ребенок.
– Ну, пока у них в воде только ноги, ничего не будет, конечно, – объяснил он, приняв серьезный вид. – Но когда вода польется на них сверху, вот тогда подействует наверняка! Минут пятнадцать-двадцать они буду нормальные, а потом будут с ума сходить от чесотки!
– Ты сам не боишься намокнуть? – спросил Буревестник, скептически осматривая мой доспех, пропитанный краской из морских камней.
– Мое тело само как морской камень, – я указал на глаза.
– Разве доспехи с этой пылью не сделают их сильнее со временем? – задумчиво спросил Буревестник, глядя на подбирающихся к берегу черных. Они пока были слишком далеко, потому мы не стреляли. Над пляжем было так тихо, словно вовсе не здесь через несколько минут начнется кровавая бойня.
– Кого-то, может, и сделают, – кивнул Вадик. – Но двое из пяти ослепнут, покроются нарывами или умрут в бою.
– А как же вы остались здоровыми, пока работали над доспехами? – удивился Буревестник.
– Настойка, – Шляпа поднял свою флягу и сделал большой глоток. – На нас ничего не действует.
– Разве стражники не смогут ее сделать для своих?
– Тогда они не смогут сражаться, – объяснил Вадик. – Настойка действует, как крепкий самогон, и далеко не каждый может после нее делать хоть что-то.
– Требуются десятки лет беспробудного пьянства, чтобы оставаться в такой трезвости, – я подмигнул Буревестнику и кивнул на Вадика. Уж кто-кто, а этот химик выглядел трезвее самого Солнца, который с рождения капли в рот не взял.
– А что у вас, синих? – спросил Борода, поднимая первый болт и вкладывая его в арбалет. С помощью одного из синих он закрутил рычаг и поставил блок.
Сейчас, пока все еще не началось, пустые разговоры были единственным средством успокоиться.
– Никогда не слышал о том, что с вами не так.
– Никогда об этом не задумывался, – сказал Буревестник. Впрочем, кто ему поверил?
– Они привыкают к маринию настолько, что он становится для них все равно, что частью тела, – сказал я. Для синих их маниакальная привязанность к безделушкам из этого металла была чем-то постыдным, потому они сами никогда об этом не говорили. Я этого не понимал, мне казалось, что это достойно восхищения: все равно, что отрастить себе третью руку или третий глаз. – Он для них как усы у сомов, например. Они могут улавливать часть информации об окружающем мире через этот камень.
– Ты говорил, что так и не вспомнил про свою жизнь у нас, – недовольно сказал Буревестник.
– Так и есть, – я кивнул. – Но Погодник помог мне вспомнить, как работать с маринием, так что я могу вас понять. Мне самому он необходим, чтобы справляться с собой.
Я убрал волосы и показал Буревестнику серьгу из мариния в ухе. Я сделал ее себе спустя несколько дней после того, как вышел из шатра Норы. Тогда ночью меня снова стала бить дрожь. Со временем она прекращалась, но по-настоящему отступала только после того, как я пил Норины настойки. В итоге Погодник предложил мне научиться контролировать свое тело силой духа, а не «сомнительным пойлом», за которым постоянно приходилось ходить к оранжевым.
– Так ты?…
– Ямы не прошли для меня бесследно, – я кивнул. – Но это маленькое кольцо, как ни странно, помогает мне останавливать припадки.
– Глядите-ка, кажется, начинается! – воскликнул один из голубых.
Черные, их было уже около трех сотен, высадились на берег. Они не шли дальше, пока их не набралось достаточно много. Теперь они закрылись щитами и стали двигаться к холмам.
– Рано пока в них из пушки стрелять: остальные могут испугаться и уплыть, – заметил Шляпа. – Думаю, сейчас будет сигнал для арбалетчиков.
– Он будет, когда они подберутся поближе, до камня, – предположил я.
– Ставлю свою флягу на то, что не раньше, чем они дойдут до той коряги! – крикнул Шляпа, обернувшись к воинам. – Ну, кто со мной!?
– Ставлю на корягу!
– А я на камень!
– Коряга!
Голубые, охочие до настойки, явно приободрились. Они и синие сильно волновались, так что до сих пор даже не говорили с нами.
В отличие от них я не чувствовал себя взволнованным: мы ведь готовились к этому, нас несколько сотен, мы каждый день ждали, что стражники высадятся на берег… Страшно было, когда земля уходила из-под ног, а гигантские волны разрушали острова. А несколько черных фигур на песке – это не страшно. Особенно если у тебя есть арбалет.
Я всмотрелся в отряд стражников. Они двигались медленно и осторожно, их не обманывала кажущаяся безмятежность пляжа. Они не могли знать наверняка, но они догадывались, что мы сидим за холмами, готовые прибить их, как только они подойдут поближе.
Однако, они не могли знать, что нам есть, чем стрелять.
Вдруг над пляжем пролетела жирная белая чайка с черными полосами на крыльях: это был сигнал. Она летела, и с холмов, мимо которых она проносилась, с громким щелчком вылетали тяжелые болты. Это было похоже на стрекот гигантских ночных насекомых.
Первые три болта пробили щиты, каждый насадил на себя сразу нескольких стражников, будто рыбу для костра. Черные ряды смешались, раздались крики, но уже через миг щиты снова закрыли их со всех сторон.
Прозвучала команда, черные пошли быстрее, крича что-то. Теперь они наверняка знали, что мы за холмами, и пытались добраться туда побыстрее, чтобы потерять меньше людей.
Затрубил рог, это был сигнал для пушек.
Пушек у нас было всего шесть, ядра для них были сделаны из мариния, но, по словам желтых, один снаряд, попав в гущу отряда, мог разнести на куски больше двадцати человек.
Громоподобные выстрелы раздались с разных холмов, через миг они взорвались в толпе, черные фигуры смешались в дыму и красных брызгах.
Смятение, крики, оставшиеся в живых воины не знали, что делать дальше: их было слишком мало, чтобы идти к холмам. Несколько наших снарядов убедили их вернуться в гущу высадившихся на берегу товарищей.
Следующие сотни, уже высадившиеся на берег, замерли. Среди них началась суета, волнение ходило по рядам.
О чем думали их командиры? Гадали, сколько еще у нас сюрпризов? Готовы ли они были послать людей на смерть, надеясь прорваться сквозь обстрел?
У них не было выбора. За их спиной была вода, отступать просто некуда.
Следующий отряд, значительно крупнее предыдущего, направился к нам по пляжу. С лодок сходили все новые люди, их количество росло с каждой минутой. Пора было начинать настоящую стрельбу.
Взрывы теперь не умолкали, я едва успевал подавать новые болты к арбалету. Мы поливали черных снарядами, словно дождем, их плотные ряды быстро таяли. Белый песок пляжа становился красным.
Зазвучала труба, ее звук охватил три последовательных ноты.
Борода и Вадик, хитро переглядываясь, направились к котловине перед нашим холмом. Благодаря туннелям, которые стражники сами вырыли много лет назад, на Огузке осталось много каналов, по которым свободно гуляла морская вода. Один такой канал, оказавшийся на разорванном берегу – того, что осталось от красного острова, – мы перекрыли и сделали дамбы, которые удерживали воду. Со стороны стражников дамбы выглядели, как обычные песчаные насыпи, но стоило нам подорвать взрывчатку, спрятанную в водонепроницаемую пленку, верхний край насыпи разрушится, и получится бесконечный водопад, пополняемый океаном. Морская вода умоет любого, кто рискнет забраться на насыпь, и обратит его доспехи против него самого.
По второму переливу трубы пляж потонул в ряде взрывов. Холмы скрылись под облаками песка и пыли, сквозь которые по очередь вырывались водопады морской воды.
Первые, самые сильные волны высвободившейся стихии накрыли ближайшие ряды стражников, сбив их с ног, затем хлынула к остальным. Но до всех наша волна достать не смогла. С помощью простых катапульт мы стали закидывать стражников бурдюками с водой.
Можно себе представить, как они удивились! Зачем только эти дикари поливают их водой, когда можно использовать огонь? Что за идиотизм?
Черные были уже слишком близко, и вода, хотя должна была сделать их неуклюжими, пока не останавливала их. Я взял свой арбалет и встал на колено, чтобы удобнее было целиться. Возле меня сели синие и двое голубых. Не глядя друг на друга, мы одновременно спустили стрелы. Три из шести попали в цели.
Обстрел продолжался пару часов, стражники все наступали, но пока до холмов добирались только ничего не стоящие единицы, которые тут же гибли от мечей. Морская вода водопадом лилась с насыпей, если кто-то из черных и доходил до нашего укрытия, он был насквозь мокрым.
Пятерых добравшихся, которых я и лучники не успели застрелить, уложил Буревестник. Ребята из голубых, трясущиеся от ужаса, смогли только скинуть одного из стражников в канал, где его нашел мой болт.
Я не видел лиц тех, в кого стреляю, но лицо этого я все-таки увидел. Он испугался воды: наверняка не умел плавать. Что ж, я подарил ему легкую смерть.
Задумываться о том, что происходит, о том, что я делаю, было просто нельзя.
– Ты раньше так делал? – спросил у меня один из голубых. Парень с круглыми от ужаса глазами и побелевшим лицом пытался целиться, но страх мешал ему.
Я покачал головой.
– Они убьют тебя, если ты не перестанешь мазать! – крикнул ему Буревестник.
Я знал, что он был одним из участников небольшой войны, которая случилась еще до моего рождения. Буревестник был среди нескольких сотен людей, которые решили занять участок поверхности Остова и жить там, свободными от правительства. Разумеется, им этого не позволили, но прошло несколько месяцев, прежде чем стражникам удалось пробиться на их территорию и отправить всех до единого на Огузок. Они позаботились, чтобы из всех восставших выжили только самые сильные, способные хорошо работать.
Из всех нас только Буревестник и еще несколько выживших после тех событий синих имели хоть какое-то представление о том, как следует проводить оборону. Именно они придумали, как устроить этот пляж.
Я выстрелил еще в одного черного, затем вдруг прозвучал сигнал. Это был не наш рог.
Черные стали отступать, они бежали к самой воде, спотыкаясь о трупы. В их спины летели стрелы, я успел сбить еще четырех, прежде чем они ушли достаточно далеко.
Похоже, это был перерыв.
– Воды их забери, сколько их там вообще!? – возмутился Борода. – Они все еще прибывают!
– Они не смогут вечно сидеть на берегу, – сказал Вадик.
– Нам не хватит снарядов и стрел! – воскликнул парень из голубых. – У меня осталось только пятьдесят три, а было две сотни!
– Сабли и гарпуны у нас не кончатся, – заметил я.
Парень в ужасе отвернулся от меня.
Перерыв был недолгим, а новое наступление было сильнее, мощнее предыдущего. Стражников было больше, и мы не успевали перебить всех. До холмов добирались десятки, я присоединился к Буревестнику, выхватив свою саблю.
Мы оставили у арбалета желтых с одним синим и голубым, а сами отправились к краю насыпи, где собрались десятки таких же воинов.
Долгое время нам оставалось только скидывать добравшихся стражников в воду канала, но нескольким удалось перебросить через него лодки, которые тут же застряли. Теперь стражники не прыгали, а переходили на нашу сторону.
Я знал, что не должен никого пускать к арбалетам и пушкам. Я скидывал стражников воду канала, где они тонули, если не успевали выбраться из течения. Один оказался проворнее, он сумел пробраться сквозь защиту и бросился с мечом к арбалету.
Я нагнал его, когда он уже занес меч над машиной и стрелком, и вонзил саблю ему в бок. Вытащив оружие, я вернулся к обороне насыпи. Голову заволокло туманом: я не видел и не думал, что делаю. Я просто делал.
Темнело, стражники не прекращали наступать. Болты в арбалетах стали заканчиваться, у стрелков давно не было стрел. Пушки стреляли реже.
Десятки черных уже были на насыпях, наши с трудом защищали от них машины: в бою обученный стражник, который мог терпеть зуд от доспехов около получаса, стоил троих наших. Но как только действовал яд, боец становился слабее морского котенка, и его мог прикончить даже мальчишка.
Я, Буревестник и оставшиеся в живых парни откидывали черных, сколько могли, но все чаще случалось так, что на каждого из нас приходилось по двое-трое противников, и соседнему холму приходилось нам помогать. В итоге мы объединились с соседями и по очереди отбивали каждый из холмов, пока левый окончательно не захватили. После этого все резко изменилось.
Стражники прибывали, мы не успевали их отбрасывать. Желтые в спешке увозили машины вниз с холмов. Мы понимали, что начинаем сдавать позиции: врагов было больше с самого начала, и сейчас, когда у нас кончились снаряды, черных все еще было больше, чем нас. Похоже, Остов бросил сюда все свои силы, наверняка среди наступавших были даже простые патрульные.
Когда солнце должно было вот-вот зайти, стало ясно, что мы проиграем, если бой пойдет прежними темпами. Нас было мало, наши бойцы были обучены гораздо хуже, большинство из них беспомощно тряслось от страха.
Пришло ужасное понимание: нас могло спасти только чудо.
Людей становилось все меньше, они кричали, выли от боли, а черные в бешеной ярости терзали их тела гарпунами, мстя за погибших товарищей. С каждой минутой черных становилось все больше, некоторые уже завладели арбалетами…
Ставки на голубую болезнь были проиграны. Большинство стражников озверели от ненависти и не чувствовали зуда, ими двигало только одно желание: перебить побольше врагов.
Островитяне в страхе отступали, а те, кто сражался, быстро проигрывали.
На моих глазах пляж чернел от доспехов стражи.
Когда каждый из наших, окруженный черными, уже решил для себя, о чем будет думать перед смертью, чудо все же случилось.
Закатное солнце окрасило небо с севера оранжевые и розовые цвета, но с юга оно было темно-синим, как морская глубь. Сверкающая молниями туча, огромная, словно предвестник конца света, надвигалась на остров. Это был шторм.
– Продержимся еще час, и все закончится! – кричали командиры групп. – Они не смогут вернуться на Остов, если шторм унесет их лодки! Они отступят!
Наши люди ободрились, теперь появилась надежда на то, что мы не только выживем, что победа еще возможна. Вернемся мы сегодня к домам, или нас приведут туда связанными, – это еще не было решено!
Мы с Буревестником остались вдвоем из всего отряда. Прикрывая друг другу спины, мы отбивались от окружающих нас черных и помогали отбиться встречающимся в толпе своим.
У меня было несколько незначительных ран: доспех хорошо меня защищал. Буревестник дрался увереннее, он был сильнее и выносливее меня, но из брони у него был только плетеный из водорослей жилет. Предводитель синих истекал кровью и становился все слабее.
В суматохе битвы, размахивая саблей во все стороны, несколько раз я чуть не упустил его из вида, но каждый раз я все-таки находил его и снова становился за его спиной.